Легкие летят недели, Что случилось, не пойму. Как тебе, сынок, в тюрьму Ночи белые глядели, Как они опять глядят Ястребиным жарким оком, О твоем кресте высоком И о смерти говорят. 1939.
***
— Нет. Ойкава, не отрываясь от бумаг, произнёс это совершенно легкомысленным тоном, будто не Куроо тут мялся, не зная, как открыть рот и начать говорить. Тот тут же нахохлился, обиженный, и показал свои зубы: — Я даже ничего не сказал. Ойкава оторвал глаза от документов (вроде бы свод дебета и кредита по сельскому хозяйству, Иваизуми посмотрит позже, перепроверив за Королём) и произнёс громче: — Я не буду освобождать львёнка из темницы. Куроо скривился, Иваизуми тоже, расставив ноги пошире и приобретая более безучастную позу. Не-не, его не примажут к этому делу, даже не надейтесь. Жалобный кошачий взгляд со стороны Куроо он смог проигнорировать. — Я официально прошу за него. — А я официально отказываю. Можешь валить. Глаза Куроо расширились от удивления, и один из ожидающих свою очередь министров заинтересованно дёрнул остроконечными ушами (полукровка-эльф? стоило проверить на взятничество). Иваизуми тут же наклонился ниже, пытаясь вразумить Ойкаву, посылая успокоение по связи и говоря: — Хотя бы выслушай его полностью. Нельзя так делать прилюдно, Тоору. Ойкава моментально расслабился, вздохнул, наигранно прикрыл глаза и отодвинул от себя всю работу. — Хорошо, я слушаю тебя, Куроо-чи. Куроо криво ухмыльнулся от своего прозвища, нервно поправил рукава красного плаща и начал говорить: — Он просто совсем ещё мелкий, не знал, куда вляпывается. К тому же полукровка, поэтому так легко поддался. Видел же, даже рогов толком нет ещё. Наигранность, граничащая с настоящим издевательством и самовлюблённостью — вот что было в абсолютно каждом жесте Ойкавы: в задумчивости, в пальце, постукивающем по щеке. Слишком не в духе, чтобы выслушивать подобные просьбы. Куроо должен был это понять ещё после первой фразы и уйти, подойти позже, когда они не будут окружены всеми крысами, которые за ними наблюдали. Но он почему-то остался. — А он мне сказал совершенно другое. К примеру, что из-за своего происхождения ненавидит столицу, где судят по чистоте крови, и что я тот ещё ублюдок, и что «Сопротивление» наконец наведёт порядок в столице, где никого не будут судить по цвету волос. И давно надо было моих родителей прикончить. И много, много-много интересных вещей, — Ойкава медленным жестом положил перо на стол, сцепил руки в замок и поставил подбородок на пальцы. — Вот мне и интересно. Где же ты такого взял, Куроо-чи? Иваизуми прошептал щадящее заклинание правды, и в воздухе образовалась небольшая маленькая сфера, сигнализирующая о том, когда объект будет лгать. Тетсуро посмотрел на него с пониманием, но всё равно с лёгкой обидой. — Меня схватила однажды его сестра на улице. Она магичка, не слабая, но всё равно хотела, чтобы именно брат смог работать в замке. Собрала денег, целый кошель серебряных, сказала, что готова на всё, лишь бы брата пристроил. Я не смог отказать. Иваизуми очень хотелось спросить, что делал Куроо в подобном районе, откуда хотят выбраться всеми силами и любыми средствами, но промолчал. Ойкава усмехнулся, прощупывая мысль Хаджиме, но тоже не сказал ни слова. — Что ты с неё просил? — Она же мне деньги дала, — Куроо пожал плечами, будто это очевидно, и сфера начала немного подрагивать. Куроо высунул язык, будто всего лишь сделал какую-то шалость. — Ладно, я просто попросил её об одной услуге. Для себя лично. Что-то вдарило по голове Иваизуми так, что он чуть не пошатнулся. Девушка. Полукровка, с практически белыми волосами, в неблагополучном районе. Та девчонка из борделя, когда он заходил выведать информацию. Твою мать. — Сиблинговые отношения так прекрасны, — уже практически без издевательства вздохнул Ойкава. — Тебе ли не знать, — поддакнул Куроо. — Ива-чан, найдёшь сестру, посадим рядом с братом. Пусть им будет не так скучно. Ойкава не был доволен своим решением. Иваизуми это ощущал кожей, как грусть и странная решимость просачивались через мысли, что нужно предотвратить любые поползновения бунта. — Так точно, — ответил он. Куроо удивился настолько, что не смог скрыть эмоций, уставившись на Короля. Его руки стали подрагивать, и трансформация, которую он больше не мог сдерживать, начала проявляться на его лице: когти и зубы удлинились, как и сильнее вытянулись зрачки. На секунду Иваизуми подумал, что это лишь игра на публику, чтобы пристыдить друга, но потом дошло — нет, не игра, действительно настолько ошарашен. Скорее всего, если полукровки действительно связаны с повстанцами, то Куроо просил присмотреть за Кенмой в том самом отряде, когда они прибудут в столицу. Значит думал, что смогут добраться до сюда, до замка. Значит ждал, что Ойкава каким-то образом откажется от трона, но всё равно сидел спокойно до этого момента, ни о чём не говоря. На языке буквально кололась фраза «Я же говорил», но Иваизуми сдерживался. Негоже подрывать авторитет Короля. — Что ты творишь? — ошалело проговорил Куроо, делая шаг назад, ближе к выходу. — Это ты забываешься, Куроо-чи, — в голосе не было и капли слащавости, которая была минуту назад. — Ты просишь за того, кто убил моих родителей. Кто убил короля и королеву. Просишь понять и простить глупого, потому что ты кому-то задолжал и потому что это кошак, — последнее слово Ойкава чуть ли не выплюнул, и Иваизуми вновь попытался послать по узам успокоение. Не получилось. Ярость была такой сильной, что передавалась самому Иваизуми; до дрожи в руках и темноты в глазах. — Неприемлемо. Куроо развернулся так, что поднялись подолы плаща, и вышел в два шага вон. — А ты чего стоишь? Исполнять, — Ойкава махнул рукой, Иваизуми поклонился и вышел вслед за Куроо. Тот, ощутив взгляд в затылок, тут же сжёг какую-то бумагу в руке, остановившись. — Чего тебе? Будто не мог его успокоить. — Да ты вообще себя слышишь? — у Иваизуми от наглости глаза на лоб полезли, потому что что это вообще нахрен такое. — Просить за убийцу королевской четы? Чем больше ты темнишь, тем больше теряешь в глазах Ойкавы. И ты это прекрасно знаешь. Прекрати. — Ты бы за Матсукаву, о честный и благороднейший рыцарь, не просил? Или за родителей своих? — Куроо стрельнул в него пронзительным взглядом, пытаясь одним только им наслать порчу. Иваизуми на секунду запнулся от осознания, что не просил бы. Если бы его родителей поймали на том, что они делали, он бы не просил освобождения. Возможно, смягчения приговора, но не освобождения. О предательстве Маки или Маттсуна не шло и речи — те были настолько верны, что к ним можно прикасаться без опаски быть поджаренным в мозгах на секунду. И тем более никто из них не убивал королевскую чету. Куроо принял же молчание по своему — понимающе и криво ухмыльнулся, поймав неверные эмоции на лице Иваизуми. — Вот видишь, просил бы. А теперь извини, мне надо идти, — он развернулся и зашагал дальше, громко каждый раз опуская ступню, стараясь сделать побольше шума. Хаджиме устало вздохнул и надавил на переносицу — в последнее время жест помогал успокоить головную боль, — тут же отправил небольшое письмо Маки о том, что нужно усилить охрану темниц. Быстро добрался до своих комнат чеканным шагом и с каменным лицом, отпугивая редких прохожих придворных и вельмож, которые в последнее время и носу не высовывали из собственных покоев. Нашёл одежду, в которой ходил по городу, и тут же сжёг обычным огнём. Магический мог вступить в конфликт с теми заклинаниями, которые на него могла повесить та проститутка, и он не хотел целого взрыва в замке. Потом так же быстро вернулся в офис к Ойкаве, боясь оставлять его одного на растерзание крысам. Маки и Маттсун встретили его гримасами, показывая, как им надоела эта вечная опасность. Он похлопал их по плечам одновременно, пытаясь ободрить. Зашёл практически незаметно, встал на прежнее место чуть сзади стула Короля. Стул был красивый, резной, чуть ли не из красного дерева и обитый бархатом. Хотелось даже этот стул раздолбать на мелкие кусочки, лишь бы это принесло покой нервам. Ойкава дёрнулся и посмотрел на Иваизуми. Тот мирно стоял по правую руку, сжав рукоять меча и следя за всеми в комнате. Его лицо было спокойным и сосредоточенным — ни одной морщинки, складки между бровями или дурного взгляда, — ничего не выдавало огромного жгучего желания сказать что-то важное. Поэтому Ойкава сам предложил: — Говори. Хаджиме вскинул брови вверх, подмечая, как всё копошение в зале приостановилось. Он не мог проигнорировать приказ, потому что это убило бы авторитет Короля, и не мог соврать, потому что кто-то из присутствующих точно уже зачёл заклятье правды или лжи, а враньё ещё и сильно вдарит по узам. Он наклонился и произнёс: — Давай сбежим, а? К чести Ойкавы, ни один мускул на его лице не дрогнул. — Всё настолько плохо? Видят боги, Иваизуми был слишком плох во всех этих тонких намёках и разговорах. — Я нанимался охранять вас, а не целое королевство. Ойкава устало выдохнул, потёр виски костяшками и решительно открыл глаза, окидывая несколько демонов у стены ядовитым взглядом. По спине бежали мурашки. — Министр финансов, министр сельского хозяйства, — его интонация была спокойной, слегка вдумчивой, но Иваизуми она казалась немного наигранной. Не специально, а просто на публику, чтобы показать эмоции, которых нет, но без издёвки. — Вы обвиняетесь в измене королевству и подлежите немедленному аресту. Свой приговор можете позже послушать. Я пока не решил. А вот это уже точно было специально, но всё равно. Вау. Ойкава горделиво (или самовлюблённо) улыбнулся, ощутив чужое восхищение, бившее по узам с обратной стороны, и невольно двинулся ближе к своему мужу, противно скрипнув деревянными ножками стула по полу. Словно из воздуха выросли Маттсун с Маки, весело посмеиваясь над недоумением демонов. Министр финансов оказался тем самым полукровкой, которого Иваизуми хотел проверить в начале, а министром сельского хозяйства — какой-то старый, толстый демон, явно редко использующий магию или честные способы заработка. — Серьёзно, так красть и нагло брать взятки, это же просто смешно, — Ойкава уставился на оставшихся трёх демонов, которые старались сохранять беспристрастные лица. — Смотрите, и очередь стала меньше. У Иваизуми прямо зудело под кожей от ощущения, как Тоору хотел ещё сократить эту очередь. До нуля примерно. — Ирихата-сан, — Ойкава пододвинул к себе небольшую папку и открыл на первой попавшейся странице. Иваизуми скосил взгляд, практически не боясь быть уличённым в подсматривании, и мысленно присвистнул. График рождаемости за прошлый год взлетел на несколько строк, в то же время внизу угадывались данные о приостановлении магической чумы на границе с людскими землями. Дальше, судя по логике, шли данные о расходах на изобретение прививки от этой болезни (бездонная яма для бюджета) и результаты экспериментов. — Вот скажите мне, почему вы занимаете именно этот пост? Отвечай вы за оборону страны или внутренние дела, всем бы жилось проще. По человеческим меркам демону было лет пятьдесят-шестьдесят на вид, по демоническим — пожалуй, стоило дорисовать минимум один ноль. Серые волосы от старости, которые лет двести назад наверняка были жгуче-чёрными от магии, изогнутые небольшие рога и такие же брови. Своим видом он скорее внушал спокойствие, и сам не играл это чувство, а действительно испытывал. Нельзя быть спокойным в кабинете у нового Короля. Ты должен нервничать, потому что воруешь, или чувствовать раздражение, потому что тебя проверяют, отрывая от важных дел. Старик сухо улыбнулся и сказал: — Наверное, потому что в детстве я хотел стать лекарем. Нельзя сделать из доктора бойца, а из строителя учёного. Живи Иваизуми столько же лет, попытался бы выучиться и не на такие профессии. Ойкава дёрнул кончиком губ, ухватив мысль. — В любом случае, я хотел бы переговорить с вами чуть позже. Часа через два. — Как скажете, — Ирихата чуть склонился и вышел. Через два часа были обнаружены несколько миллионов украденных золотых, неправдоподобный налог на землю на границах между Фукуродани и Некомой, нелегальные провозки фруктов из Шираторидзавы через их границы и ещё пара интересных мелочей. — Я так и знал, что нельзя было дать Киёко поймать себя. — Ты не можешь отрицать, что это было интересно, — Иваизуми усмехнулся и присел на подлокотник, рассматривая на свитках разные цифры, которые уже сливались в одну кучу. — Ирихата-сан служил дворцу, кажется, ещё до твоих родителей. — Ты же сам говорил, что мне нужны верные союзники, — Ойкава устало вздохнул, пытаясь разгрести все бумаги обратно по нужным кучам. — Он именно из таких. Пусть не за корону, но за страну. — Но он тоже ворует. Ты сам прекрасно знаешь, что нет способа сделать прививку от магии. Магия не может так работать. Ойкава выдернул из одной стопки папку, открыл её в нужном месте, перелистнул и ткнул нужной строчкой прямо в нос Иваизуми. — Однако, смотри, работает же. И впрямь — из ста демонов, подвергшихся проклятью, половина не ощутила вообще никакого воздействия, а трое только чихали неделю. — Ты просто хочешь поговорить с ним об экспериментах, да? — Никто не идеален. К удивлению Иваизуми, они говорили не только об этом — конечно, при обсуждении экспериментов в глазах Ойкавы огонь разгорался опасно ярко, но они обсудили и открытие бесплатных госпиталей не только при храмах, и проблемы образования медицинских работников и лекарей. По факту магии могли обучиться, только если нанимали личного учителя, а свой дар без денег могли лишь слабо развить. Лекарский дар был одним из самых распространённых, но и одним из самых слаборазвитых в стране; а без специальных знаний некоторые демоны и с даром могли убить, не задумываясь. — Спасибо за беседу, Ирихата-сан, — они остановились посреди коридора, и затылок Иваизуми будто прострелило иглой. — Это было действительно неожиданно... познавательно. — Вы ведь не за этим меня позвали, — старик покачал головой, сохраняя сухую улыбку на устах. — Вы действительно достойный правитель, Ойкава-сан. Возможно, достойнее ваших родителей. Возможно, даже достойнее вашей многоуважаемой сестры. Вы рассудительны, хорошо читаете людей, но вам не хватает взрослого упорства. Несмотря на странную критику, которую Иваизуми не до конца понимал, в воздухе ощущалась благодарность. Будто Король слышал, что он лучший правитель, которого могла пожелать страна. — А на место министра внутренних дел рассмотрите Мизогучи-сана. У него немного горячая голова, но здравые мысли перевешивают этот недостаток. — Спасибо за совет, — Ойкава улыбнулся и протянул руку для пожатия. Ирихата протянул руку в ответ, и когда сухая морщинистая ладонь прикоснулась к ладони Ойкавы боль. Больно. БОЛЬНО. — У вас бледное лицо. Всё в порядке? Ойкава еле кивнул, только сейчас замечая, что не дышал. Иваизуми за плечом сделал неаккуратный шаг назад так, что доспехи зазвенели на весь коридор. Ирихата, явно приученный опытом не лезть не в своё время, но быть осторожным, отошёл на пару шагов. — Возможно, в кабинете было слишком душно для вас... обоих, — с учётом того, что они ходили по каменным холодным коридорам дворца уже часа два, это звучало просто глупо. — Я вызову вашего лекаря. Пожалуйста, никуда не уходите. Вроде такие молодые, а уже болезненные, будто век живут... Это прикосновение было к Тоору. С учётом того, что у самого Иваизуми были чёрные пятна перед глазами и кислотный ком в горле, он надеялся, что Ойкава сейчас хотя бы не запачкает пол рвотой. Но тот лишь скатился по стенке и сел. — Бред какой-то, — бормотал он еле слышно, но всё равно будто било по ушам, — не мог он быть шпионом или предать страну... мне ни от кого так даже в детстве не прилетало... И правда. Иваизуми вспомнил свои тренировочные поединки с разными незнакомыми парнями — от простых юношей до тех, кто хотел его убить ради титула, — и даже когда они умудрялись случайно поставить подножку или коснуться запястьем, не било так от уз. Ячи прибежала тогда, когда им обоим стало гораздо лучше. Голова не кружилась, тошнота прошла — только Тоору выглядел ещё немного бледным, но в целом готовым рвать и метать всех, кто хотел убить его. — Возможно, это был первый приступ анемии из-за слишком быстрого роста, а на вас это повлияло, ну, — она замялась, скрывая покрасневшие щёки немного отросшими светлыми прядями, и решила, что можно не договаривать. Прошептала заклинание, и небольшой световой луч, которым она делала осмотр глаз, исчез с лёгким свистом. — Я дам вам несколько трав... нет, я принесу в ваши покои настой из трав, выпьете его, пожалуйста. Давайте, поднимайтесь, а то можете ещё и простуду подхватить, — она протянула руку несмело, будто боясь, что её могут оттолкнуть. Ойкава обольстительно улыбнулся и принял помощь, быстро вставая на ноги. Иваизуми заметил, как по всей правой руке прошла судорога, и ощутил в своей собственной лёгкий укол. Ячи с ещё большим сомнением посмотрела на Ойкаву, тоже отметив что-то неладное. — А я ведь говорила Киёко-сан, что нельзя так сразу вас нагружать... Отдохните сегодня, отмените встречи. Ячи проводила их до самого главного коридора, где находились их покои, ощущая себя неловко и постоянно отдёргивая белую блузку. Из-за своего наряда она скорее походила на лесного эльфа — кожаные штаны, кожаные сапоги, — чем на настоящего демона. Иваизуми думал, что, одевайся она как Киёко... нет, это смотрелось бы нелепо. — И, пожалуйста, больше не сжигайте мои следилки! Я не хочу шпионить за вами, они всего лишь отслеживали вашу температуру тела, давление и место, чтобы я могла прийти тогда, когда понадоблюсь. Хорошо? — она сделала пас рукой, и поток магии ненадолго окутал голову Ойкавы. Он задумчиво потёр лоб, и Ячи, улучив момент, убежала к себе в покои, чтобы приготовить ненужное лекарство. — Я ведь не сжигал их, — пробормотал Ойкава. — Либо против нас сговорились абсолютно все, что невозможно... — Либо что-то не так с узами, да, я знаю, умник. С ними всегда было что-то не так. Возможно, это потому что мы поздно их подтвердили. — Ты серьёзно только что сказал, что нам надо было переспать в лет четырнадцать или двенадцать? За этим и застала их Киёко с кипой бумаг — спорящих о том, с какого возраста приемлем секс у подростков. Она тут же переложила груз в руки Ойкавы с беспристрастным лицом, будто в их теме не было действительно ничего особенного. Парни, чувствуя дополнительную работу, стремительно двинулись к собственным покоям, чуть ли не забегая внутрь. — Я назначила заседание министров на утро завтра, чтобы оппозиция смогла... — перед тем, как захлопнуть дверь, Ойкава уловил огромное удивление в чёрных глазах. Боги, он и не подозревал, что у них есть парламент. Ему всегда казалось, что у них была дуалистическая монархия. — И вы сможете объявить о своём намерении отменить рабство и обсудить постепенные шаги к его устранению! — Киёко все равно продолжила даже более спокойным голосом, чем у неё был до этого. — Она в курсе, что это нарушение традиций, которые у нас прописаны в законе? — Обсуждение вопроса само по себе не является принятием какого-либо закона, так что... нет последствий в виде закона — нет нарушения, — Иваизуми невольно глянул на дверь и прислушался. — Она всё ещё там стоит, да? — Наверное, она будет там стоять, пока мы не выйдем. Киёко слишком заботливая, тебе не кажется? — Ойкава нервно облизнул губы и неловко посмотрел на барьер возле двери, который установил несколько секунд назад. — Она просто хочет... держать всё в чистоте, я думаю. Ну, знаешь, — Иваизуми закатил глаза, подбирая слова, что выдавало его раздражение, — она тебя воспитывала и чувствует себя ответственной, потому что твоих родителей больше нет. — Но я не ребёнок. — Слова ребёнка. И позиция «спрячусь от проблемы» тоже далеко не взрослая. — Я в боли. Я в трауре. У меня погибли родители. — Если ты можешь разыгрывать эту карту, то... Ойкава обречённо вздохнул и положил кипу бумаг, которую ему успела впихнуть демоница за пару секунд. Он уверен, не хлопни дверью перед её носом, она бы заставила сделать его что-то ещё. Что-то такое же омерзительное и ужасное, как сиденье в кабинете пыток и выслушивание всех тех лживых ублюдков, каждый из которых воровал из казны. — Придумай ей какое-нибудь важное задание, если тебя действительно тревожит её опека, — Иваизуми пожал плечами с таким выражением лица, будто в этом нет ничего особенного. — Пусть последит за предателями. Её вороны весьма способны и любят её, а ещё один шпион в основном лагере не помешает. — Это же нелогично, — Тоору хмыкнул, просматривая отчёт о налогах на землю за последний год. — У Акааши дар, лучше было бы его туда послать. — Они с Бокуто только недавно вернулись с дела, немного истощены и навряд ли про них нет никаких сведений у врагов. А кто такая Киёко? — Иваизуми махнул рукой, мол, она никто, и облокотился на дверной косяк. — Никто не наводит справки о трёхсотлетних нянях. О лекарях, о поварах, о капитанах стражи, но не о нянях. Ойкава закусил кончик пера, переламывая его.***
— Я видел Богиню. Нишиноя резко обернулся на вздох, всматриваясь в Танаку. Тот закатывал глаза, глупо улыбался и переминался с ноги на ногу, словно влюблённый деревенский мальчишка. Юу аккуратно положил практически заточенный меч в траву и медленно подошёл к другу — вокруг ничем особенным не пахло, но на всякий случай заставил открыть рот и понюхал, — проверил слишком расширенные зрачки, осмотрел кожу на наличие ран, заодно сверив температуру тела. — Ты уверен, что видел именно богиню? — с сомнением переспросил Нишиноя, прикидывая, мог ли Асахи ошибиться с выбором приправ (нет). — Мы в особняке, окружённом деревьями и сопками, а близлежащая деревня слишком далеко отсюда. Танака резко закивал головой. — Знаешь, она так испугалась и покраснела, едва увидев меня, и быстро исчезла прямо в воздухе. Я уверен, она одна из близнецов Богинь природы. И птицы! Вокруг неё были птицы! Ты понимаешь, что это значит? — Рю резко схватился за плечи собеседника, и тот сморщился, думая, как усмирить этого идиота, попавшего под чары. — Божья кара грядёт. — Скажи мне, что ты просто придуриваешься, пожалуйста, — Нишиноя простонал, отцепляя от себя Танаку, и устало потёр лоб. — Только не говори никому, хорошо? А то ты испугаешь остальных. — Когда я тебя подводил, друг? — Танака пихнул его в бок локтем и подмигнул. — Давай её лучше найдём, а? Она не могла далеко уйти. Ей не нравится, что мы хотим сжечь это место. Нишиноя не особо любил сидеть в тех местах, которые они брали боем. Там всегда запах крови, который мешал лучше ощущать металл, и воздух давил на грудную клетку. В этот раз ещё хуже, особенно учитывая эту атмосферу «правильно ли то, что мы делаем» и нежелание сильного мага остаться с ними. Лес же был совсем другим делом. В лесу никто не мешал полировать мечи до блеска, вправлять вмятины на нагрудниках и вслушиваться в пение неба. Перед грозой всегда особенно хорошо работалось. Юу знал, что это как-то связано с изменениями в воздухе, но ему нравилось думать, что это Боги придавали ему сил. А отловить настоящую Богиню рядом с ними? Почему бы и нет? — Но если она спряталась сразу, как ты узнал? Танака тыкнул пальцем на дерево, потом ещё на одно и на другое в другой стороне. Нишиноя прищурился, всматриваясь, и... вороны. — Наши счастливые птицы, да? — Рю рядом хмыкнул, и его друг весело усмехнулся. Если это вороны, то им действительно нечего опасаться. Вороны никогда не причинят зла живым людям. Они ходили по окружающему их лесу несколько дней. Танака устанавливал взрывчатку, делал отметину на дереве, и они шли дальше, пытаясь поймать тот самый божественный взгляд. Когда они возвращались, то ни взрывчатки, ни отметин на деревьях не было. На второй день все белки, птицы и другая мелкая живность покинули лес, оставив на ветвях только чёрных воронов с блестящими глазами. Асахи смотрел на него странно, с опаской и усталостью во взгляде, но всё равно улыбался и отпускал, лишь бы не вмешивать в перебранки на собраниях. Нишиноя и впрямь беспокоился, что Асахи слишком много додумывал и принимал всё близко к сердцу, но они потом об этом ещё поговорят. Просто сейчас, когда он видел, как кора дуба зарастала у него на глазах, он был согласен с Танакой. Под пальцами ощущался естественный поток жизни, и насколько бы парень не был слабым магом, он всё равно понимал, что это не вмешательство в естественные законы природы. Эта сила — естественная, не магическая. Кроны деревьев шелестели совсем тихо, будто переговариваясь, а мягкая, немного щекочущая трава под ногами тотчас выпрямлялась после шага. Они нашли её на четвёртые сутки по шёпоту листьев. Она сидела на ветке дерева, воркуя с совсем маленьким вороном, который только научился летать. И, о... Она точно была Богиней. От кончиков чёрных, блестящих, наверняка мягких волос до белоснежной, чуть розоватой кожи, от острого каблука, который отливал на солнце, когда она легко качала ногой по воздуху, до узорчатых вырезов на талии, обрамлённых кровавыми нитями. От тонких выразительных губ до немного курносого носа и слегка застенчивой позы, от кожаных крыльев за спиной до ломких запястьев, как орешник, обтянутых в кожу. Идеальная. Неземная. Он не смел и рта раскрыть, когда она посмотрела на него — ни чтобы выразить восхищение, ни чтобы согласиться, что да, она истинная Богиня. Только они могут смотреть с таким снисхождением, при этом с безграничной нежностью и любовью, как человек смотрит на животное. И открывать рот, когда она рядом, можно было только с её позволения. Она улыбнулась им — и его сердце замерло от ужаса-восхищения. — Вы нашли моих воронов, — голос, похожий на шёпот и нежное шуршание бархата одновременно, разнёсся на несколько миль. Не то чтобы Нишиноя когда-то держал в руках бархат, но всё же, наверное, именно так бы он и звучал. — Как? — Вороны являются нашими счастливыми птицами, Богиня, — видят Боги, видит ли она сама, что смутилась очевидной истины и невольно повела покатым плечом? — Поэтому мы решили, что они приведут нас к чему-то хорошему. — Это... неожиданно, — она склонила голову чуть набок, и кончики её волос шелохнулись, открывая ещё немного голого тела. — Но, — Танака посмел разбить мысли Богини своим голосом, и Нишиноя толкнул его изо всех сил, чтобы тот одумался и не говорил, когда к нему не обращались. Тогда она улыбнулась совершенно другой улыбкой — повеселевшей, как новорождённый младенец, увидевший первый луч солнца в жизни. Юу подумал, что его сердце могло остановиться. — Я хочу, чтобы вы поговорили со мной. Объяснили, почему вы пытаетесь подорвать основу веры этой земли, — её слова из уст лились, как вода из чистого ручья, но были настолько холодны, что Нишиноя дрожал в страхе поднять взгляд. — У всего ведь есть причина, да? И тогда они попытались объяснить этому великому существу, каково это, когда приходится подбирать помои и есть их уже без отвращения, потому что привык; каково купаться в сточной канаве, потому что это сбивало гончих работорговцев со следа; каково не видеть своего будущего, а лишь выживать. И насколько велико счастье, когда сражаешься за свободу, которую дашь таким же другим детям. Её лицо оставалось спокойным, осанка такой же прямой, а движения плавными, но разрезающими воздух. Только ворон, воркующий с ней, всё больше и больше пищал в панике, будто пытаясь улететь. — И из-за этого вы решили уничтожить всех. Убить короля, тем самым убив весь народ. Пришлые, не знающие традиций и проклятий земель, — она разочарованно покачала головой, будто они олицетворяли глупость всех людей, которые населяли планету. Наказание за убийство королевского рода казалось сказкой, которую рассказывали в ночные посиделки у костра, чтобы устрашить самых младших и напомнить об ответственности. Никто не верил, что действительно может быть наказание. Никто, в общем-то, и в Богов не верил, чтобы бояться кары. И считать вообще принято так — Богам плевать. — Богам никогда не плевать, глупые, — она снова улыбнулась им, наконец отпустив птицу со своей ладони. — Но почему вы, земные существа, не можете просто переговорить между собой, чтобы не свершать грех убийства? Это были не те вопросы, на которые они оба могли ответить. Так что, переглянувшись между собой, они опустили глаза в землю, ожидая какого-то наказания. — Ну точно глупые, — она проговорила это чуть смущённо, заправляя прядь волос за ухо и открывая точёную скулу. — Мы ещё обсудим это. Миг — и великолепный образ пропал, а перед глазами показался особняк, залитый лиловой кровью. Она прячет в груди, меж рёбер, укусы жгучих змей, а в голове, по мыслям, мудрость тысячи звёзд. — Мы влюбились в Богиню. Дерьмо. Нишиноя был как никогда согласен.***
— Хэй, девочки, как поживаем? — Иваизуми с самой обаятельной улыбкой, которую подцепил у Ойкавы, вошёл внутрь разваливающейся лачуги в полном облачении, а за ним ввалилась десятка с более или менее приемлемыми магическими способностями. Две шлюхи сжались в комок, а третья, с белыми волосами и совсем маленькими рогами, выступила вперёд. Разрез на её грязном платье был настолько велик, что кроме ноги в гематомах виднелась и ягодица. Хотя, это смотря с какой стороны смотреть. — Стражник, — сплюнула она на пол, готовая в любую секунду атаковать магией. Что собиралась делать с целым десятком — непонятно; видимо, решила погибнуть смертью глупых. — Сотри свою ухмылку с лица, всё равно ничего я не скажу. — Скажешь, — Иваизуми безразлично пожал плечами, — или твой брат попрощается с головой. Как думаешь, она ему для жизни очень нужна? А то он явно ей не пользуется по назначению... Маттсун сзади хмыкнул, и у Иваизуми дёрнулся глаз. Сам знал, что не получалось у него красиво и жестоко запугивать людей, но что поделать-то? Всё равно не повод ржать вслух, будто от этого не зависел результат. — Брат под протекцией, — пробормотала она, сделав шаг назад. — За него вступятся. — Даже Куроо не в силах защитить убийцу королевской четы, дура, — он в раздражении закатил глаза, и в этот момент она пустила в него с жутким свистом воздушный поток, который рассеялся на половине пути от всех контр-заклинаний, пущенных в него несколькими магами. — А вот у личного стража Короля и... ну, перечисли все военные титулы в голове, которые ты знаешь. Хаджиме готов был поставить золотой, что это всё равно будут не все его обязанности, которые он выполнял. — Он даже в сопротивлении не состоял! — она всплеснула руками в отчаянии, и Иваизуми заметил, как несколько демонов пялились на её груди, подскочившие чуть ли не до подбородка. — Он наверняка просто хотел доказать, что достоин этого! Его не за что судить! Я, я его сестра, я состою в сопротивлении, судите меня! Он посмотрел ей в глаза — разные, как сапфир и изумруд, — полные отчаяния и чуть ли не слёз за родного брата. Сиблинговые отношения — действительно чудо, это да. Она даже готова попытаться убить свой последний шанс на спасение их обоих от темницы, собирая воду из досок под босыми покалеченными ногами. А жаль. Такая высокая, красивая — редкость для этих земель. — Скажи мне, что просил у тебя Куроо, и избавь от ещё одной неудачной атаки, не смеши нас. Если твой дар — слежка, так и не трать сил попусту. Её плечи опустились, она вздохнула полной грудью, и тут Иваизуми ощутил, насколько в доме воняло сыростью и плесенью. — Мой брат... он часто лажает. Поэтому это длительная услуга. Он просит меня, я делаю, мой брат остаётся при дворце. Последний раз он просил меня разузнать, куда будет двигаться один из магов, встреченных моей организацией, и передать информацию очкастому эльфу. Перед этим он просил меня прикрыть одного из магов отряда с особой тщательностью, — она хихикнула, прикрыв рот ладонью, будто в этом было и правда что-то весёлое, — но эта просьба была отменена. А ещё он иногда приходит по прямому назначению ко мне. Вот это бывают весёлые деньки! — она хлопнула в ладоши, как будто от радости. Иваизуми пнул себя за то, что не додумался зачесть заклинание правды или лжи раньше, до такой очевидной издёвки. Не мог никто под узами изменять физически. Маттсун снова хихикнул, и Иваизуми еле сдержался, чтобы не рыкнуть в ответ. Матсукава вообще без Маки с ума сходил, особенно когда больше часа проходило, словно какой переключатель нажимался. Хаджиме зачёл с лёгким свистом щадящее заклинание, Маттсун опять хихикнул, а проститутка расслабилась, мысленно приготавливая себя секунду назад к смерти. Доски под ногами противно скрипели, что действовало на нервы. Хотелось поскорее отсюда уйти. — Как тебя зовут, род деятельности, как связана с мятежниками. Девушка фыркнула, мол, мятежники, скажете тоже. Во взгляде так и читалось — борцы за свободу, за правду! — Алиса, информатор, предоставляю иногда различные услуги. — Фамилия. — Какая у шлюхи может быть фамилия? — она показушно развела руки в стороны, слишком широко для непринуждённого жеста, чтобы счесть за издёвку, а не за попытку скрыть страх. Явно с земель Некомы, находящихся на севере, и человеческий родитель должен быть с самого севера не просто страны, а материка. Плюс поставленная речь, достаточно обширный словарный запас. А если их двое, этих полукровок, то рождены были быть должны от какой-то наложницы или рабыни. Дар был слабенький, но такая кровь любую синюю сделает изнутри красной; хотя отец должен был быть не совсем совершенным магом, конечно. Подходили несколько лордов. А раз дети-таки добрались до столицы, пусть и в одиночестве, но с именами, то отец желал им как минимум достойной жизни. Благими намерениями дорога в подземелья, как говорится. — Хайба? — предположил Иваизуми и по чуть дёрнувшемуся плечу понял, что угадал. — Когда прибудут повстанцы в столицу? — До окончания траура. — Что ты знаешь об основном отряде? — Они остановились в особняке какого-то лорда и там встретили мага с детьми. Детдомовцы. Маг, который должен был защищать детей, которые прибудут в дом к Ойкаве-сан. Демоны. Все ведь демоны были. — Что с магом? — Раскрыли, и бежал в неизвестном направлении. Не удался шпионский трюк. — Какой следующий шаг? — Без понятия, — она помолчала пару секунд и, когда Иваизуми не задал вопроса, двинулась чуть вперёд с преданностью в глазах. — Вы отпустите брата, да ведь? Иваизуми просипел заклинание. У него не было особого дара, и пришлось потянуть силы из Ойкавы по узам, но он всё равно постарался сделать это безболезненным. Заклинание вышло с ужасным свистом, и вместо одного сердца прекратили сокращаться вообще все мышцы — Алиса упала лицом вниз, а запах естественных отходов тут же разразился по лачуге. — Сожгите тут всё. Не хватало ещё эпидемии болезней каких, — одна из проституток ринулась тут же к выходу с ужасным воплем, но напоролась на меч одного из стражников. Прямо горлом. Бывают же неуклюжие. Иваизуми старался не слушать крики второй; он вообще был всегда против подобного, но остановить солдат, которые женское тело чаще всего во снах видели — задача откровенно бесполезная, потому что в следующий раз ты никого не остановишь и сделаешь хуже другой девушке. Или обозлятся на тебя, что хуже в разы. Ойкава встретил его понимающей улыбкой и с той же самой кипой бумаг, которые ему отдала Киёко перед уходом. — Они никогда не заканчиваются, что ли? — Хаджиме снял нагрудник, кинув его в угол комнаты, и свободной рукой погладил Тоору меж рогов, чуть ли не впиваясь ногтями в кожу головы. — Нормально себя чувствуешь? — Конечно. Кенма как вернётся, осмотрит нас. У него дар подходящий, сразу и вправит всё на место. Даже если дело в узах. Иваизуми промолчал, отнимая руку под разочарованный вздох. — Хочешь завершить более интересные дела? Ойкава посмотрел на него, будто он предложил отпуск на тропических островах, и благодарно кивнул. От мелких прописных строк уже кружилась голова, и какая-то странная фраза отпечаталась на внешней стороне ладони. — Ты выяснил что-то действительно интересное? — Парень немного приврал, — они двинулись по коридору практически тайком, чтобы охрана не решила пройтись с ними, осматриваясь на каждом повороте. — Его сестра была в сопротивлении, он нет, и думал, если убьёт твоих родителей, то это впечатлит всех, и его примут. Ойкава хмыкнул — ещё бы, в основном отряде мятежников были одни дети, — и взял один из факелов со стены, закрывая за ними дверь и спускаясь по лестнице в подземелья. Хаджиме недовольно вздохнул и тут же пожалел — практически привычные запахи опять врезались в нос и глотку, разъедая. — Факел для атмосферы. А что от неё Куроо-чи хотел? — Чтобы разузнала что-то по поводу парня, который ведёт детей твоей сестре, и передала информацию Тсукишиме. Нас это не особо касается, если честно; пусть бежит, куда захочет, — Иваизуми чуть приглушил голос, когда температура стала значительно ниже; уже подбирались к самим клеткам по коридору. — А до этого просил прикрыть Кенму, когда они в город придут власть свергать. Ойкава ничего не ответил, но Хаджиме даже без уз по напряжённым плечам понял — недоволен, расстроен и, больше всего, зол. Место Льва было самым последним в коридоре. Самым холодным и неровным, в него стекалась вся грязь из соседних клеток. Несмотря на огромный рост, его всё равно хотелось назвать мальчишкой из-за огромных глаз и практически отсутствующих рогов на белой голове. Несколько ссадин, на которые Лев нежно дул перед тем, как они пришли сюда, покажутся ему благословением. А сломанное ребро — обезболивающим. Король с деловитым видом закрепил факел на стене, и красно-жёлтые всполохи отлично оттенили животный страх в огромных глазах, делая атмосферу вокруг немного нереальной. Даже запах мочи с кровью и плесень под ногами можно было игнорировать. — Смотри, — Ойкава кивнул в сторону Иваизуми, который стоял рядом с абсолютно невозмутимым видом, будто допрашивал каждый день по сотне демонов, — вот он разрубил твою любимую сестричку пополам. Знаешь, что она орала? Что даже не знала, что брат подвёл её, выставил виноватой... Иваизуми наблюдал со спины. Не то чтобы было страшно увидеть лицо Тоору в этот момент (даже просто слышать это было противно, жутко, ужасно), но он просто не хотел принимать в этом участие. Он давал право делать ему всё, что вздумается, с парнем, потому что он убил королевскую чету. Самосуд и немедленная казнь были понятны. Хаджиме просто не знал, надо ли ему бояться того, что Тоору это нравится. Нравилось бы ему мучить возможных убийц родителей? Скорее всего, нет. Они провели там больше трёх часов под сначала яростные, потом осипшие, позже — совсем скрипучие, а в конце булькающие отчаянные крики. Иваизуми наблюдал, как убийца ломался. Сначала психически — паренёк совсем слабый был, маленький ментально, только сестру знал, — под тягучие рассказы Ойкавы, как Алису насиловали десять стражников, отрезая от её груди по кусочку. Потом ломался буквально — по каждой кости от разных заклинаний. Где-то в середине Ойкава попробовал воздействовать на атомы тела напрямую, и в итоге всё бедро Льва взорвалось кровью и ошмётками кости. Ойкава вообще любил это, испытывать новые придуманные заклинания. Какие-то у него получались, какие-то рассеивались, а какие-то давали откровенно жуткий эффект, смотря на который можно подавиться воздухом. — Ты какой-то отстранённый, — тихо проговорил Тоору, стирая чужую кровь с щеки Хаджиме, делая её ещё грязнее, оставляя развод на половине лица. — Всё нормально? — А ты какой-то кровавый, — рыцарь усмехнулся и элегантным движением достал белоснежный платок из-за пазухи, яростно начиная вытирать лицо Короля, будто тому пять лет отроду. Ткань опасно даже не покраснела — почернела, впитывая уже начинавшую гнить кровь. — Не могу поверить, что у тебя есть платок. — Я же рыцарь, у меня должен быть платок. Оставшиеся часы до полуночи они провели в покоях, разбираясь с документацией и небольшими заготовками к речи на завтрашнем заседании. Сборник эссе должен был выйти вчера, и они были слишком заняты, чтобы заметить реакцию — возможно, эту тему было поднимать слишком рано. Иваизуми забрал документы, отвечающие за военное дело, и они практически успели закончить до того, как Ойкава первый раз испачкал нос чернилами, повалившись на стол. — Хватит с нас, — Хаджиме зевнул, и Тоору тут же отзеркалил жест, даже не прикрывая рот рукой. — Слушай, — Ойкава на секунду остановился, всматриваясь в никуда и морщась, — ты ничего не чувствуешь? Иваизуми только хмыкнул, грохнулся на кровать и вдохнул запах свежего постельного белья. Оно было таким мягким и удобным, что веки сами собой закрывались; парень пробормотал в подушку: — Это твоё чувство вины, придурок. Ойкава покачал головой и всё же снял оставшуюся одежду, чтобы лечь рядом и заснуть. Они заслужили это, немного отдыха за сегодняшний суматошный день. Иваизуми проснулся от странного звука. Такого раздражающего, заставляющего тебя сморщить нос и перевернуться на другой бок, потому что отец немного перебрал в компании со своими друзьями. Или кто-то из соседей решил, что их грядки под окнами — отличное место, чтобы исторгнуть свой ужин в обратном направлении; а мама ведь так... Стоп. — Эй, что происходит? Иваизуми не чувствовал никакой боли. Абсолютно — по узам передавалось только беспокойство самого Тоору, который, очевидно, тоже не понимал, что происходит. Потому что, если ты блюёшь кровью, твой партнёр как минимум должен был ощутить какой-то отголосок. Но всё, что чувствовал Хаджиме, — это стальной запах, смешанный с желчью, и грёбанный страх. Что-то не так.