Леди Блэк

…если это правда — то уясните себе, что я никогда не стану подчиняться вашей воле! Так заканчивалось письмо юной Кассиопеи, которое сегодня постигло стены Малфой-мэнора и услужливо попало в руки Нарциссы. Второй раз перечитав строки, женщина нахмурилась. Вот чего и следовало ожидать, а ведь она говорила Люциусу о подобной проблеме, но он лишь только отмахивался каждый раз. Слишком самоуверенно. Именно это она и предъявила мужу сразу после завтрака войдя в его кабинет. По-началу аристократ надменно посмотрел на неё, пытаясь понять, чего она желает, а после, увидев письмо и, узнав его содержание, побагровел. Чуть позже скомканный пергамент оказался в мусорном ведре. — Я заставлю её подчиниться, — прошипел мужчина. Он словно говорил это не ей, а самому себе, пытаясь убедить в правильности своих действий. Нарциссе вспомнилась Роксана. Кассиопея пошла внешностью в неё, а характером — в Сириуса, но всё же она, как и родители в своё время, не желала подчиняться законам аристократов. Нарцисса понимала её, так же, как и когда-то сумела понять выбор Роксаны — ведь она любила Сириуса, однако, в этом случае стоило признать, что и Люциус от своего не отступит. Почему же она не упомянула его сестру вслух? Ответ был очень прост: несмотря ни на что, Нарцисса всегда знала, что это его слабое место. И бить по нему не собиралась, понимая, насколько это будет подло выглядеть со стороны. Женщине сразу же вспомнились слова белокурой девушки, произнесённые много лет назад в день их свадьбы: — Мы с то­бой ни­ког­да не бы­ли близ­ки­ми под­ру­гами… или под­ру­гами во­об­ще. Ес­ли чес­тно, ты мне во­об­ще не нра­вишь­ся. Не ду­май, что мне жал­ко те­бя сей­час или что-то в этом ро­де… мне аб­со­лют­но все рав­но, что там про­ис­хо­дит в тво­ей ду­ше, — она нем­но­го по­мол­ча­ла. — Но… я по­доз­ре­ваю, о чем тут бол­та­ла твоя чок­ну­тая сес­тра, — не­воз­му­тимо про­дол­жа­ла де­вуш­ка. — Она его сов­сем не зна­ет. Лю­ци­ус бу­дет за­меча­тель­ным му­жем. Он очень-очень-очень ум­ный, и с ним всег­да есть о чем по­гово­рить. Знала ли тогда Роксана, что спустя практически пятнадцать лет Нарцисса вспомнит эти слова, мучаясь виной перед ней? Именно виной за то, что не уберегла Кассиопею. За то, что позволила Люциусу торговаться её жизнью. В том, что Роксана не одобрила бы это, не было сомнений. — А еще он очень силь­ный вол­шебник и ни­ког­да, ни за что не даст те­бя в оби­ду. Что бы там ни го­вори­ла Бел­ла, но семья для не­го всег­да на пер­вом мес­те. Конечно, как жена, она не имела права думать об этом. Но сейчас она сомневалась. Впервые в жизни, видя, как легко Люциус заключил сделку с Торсоном. — Ты и правда намерен сделать это? — Нарцисса и сама не заметила, как нарушила наступившую тишину в кабинете. Люциус, до этого смотревший в окно, словно находя там что-то непомерно забавное, обернулся к ней и его глаза сияли нешуточной решительностью. — У неё нет иного выхода, — отрезал мистер Малфой и в его тоне сквозил холод, — Ступай, Нарцисса, и не смей больше заговаривать со мной на эту тему, — холод уступил место предупреждающим ноткам. Уже будучи в дверях, Нарциссу Малфой настигли слова: — И не вздумай отвечать на её письмо. — Люциус, — Нарцисса обернулась, не выдержав, — Ты хочешь, чтобы она совсем отдалилась от нас? Ты же не сможешь с ней нормально общаться! Вы же никогда не находили общий язык, а уж тем более теперь, после того, как она сбежала! Ты вдумайся только, что она не пойдёт у тебя на поводу, — слова сбились, пока она говорила свой монолог. Впервые в жизни Нарцисса разговаривала таким тоном с собственным мужем. Таким не светско-аристократическим, а эмоциональным, — Ты вспомни, чем закончилась однажды похожая история четырнадцать лет назад, — Люциус резко ударил кулаком по столу, но даже это не остановило Нарциссу. Она не понимала, почему, просто продолжала говорить всё, что накопилось за эти годы, — Она не будет следовать твоим прихотям из-за ваших дурацких конфликтов! В последний раз ты сам дал ей повод сомневаться в себе ещё больше, когда нарушил договор! — Ты прекрасно знаешь, почему я это сделал! — Люциус тоже не сдержался, повышая голос, — Это ради её же блага! Я забочусь о ней! — Нет, Люциус, — Нарцисса покачала головой, — Ты сейчас в точности похож на Эдвин, когда она пыталась перевоспитать Роксану! Малфой-старший замер. Несколько секунд была тишина, и Нарцисса подумала, что зря она это сделала. Ведь не собиралась же! Всё-таки упомянула… — Не смей, слышишь?! — прошипел, — Как ты можешь упоминать о ней в таком тоне после всего, что случилось?! — Как раз именно после того, что случилось, я и хочу, чтобы ты взглянул на ситуацию с другой стороны, — Нарцисса уже не говорила на повышенных тонах, внимательно глядя на мужа, — Ты можешь делать всё, что угодно, можешь наказывать её по сто раз в день, можешь ругаться с ней, пререкаться, пытаться перевоспитать, но ты никогда не смотрел правде в глаза. Ты — уже давно для неё не авторитет, к которому бы она обращалась за советом, а, следовательно, она не станет тебя слушаться. — Мне всё равно, каким способом, но я заставлю её. Угрозами, пытками, унижением — чем угодно! Нарцисса усмехнулась. Это был совершенно чужой разговор. Такого ещё никогда не было за все годы брака — она не позволяла себе разговаривать с мужем на равных слишком открыто, всегда подчинялась его воле, но поняла, что в этот раз ей не удастся так просто утихомирить себя. — Думаешь, это поможет в сложившейся ситуации? Её не заставили, — чётко и раздельно, — Но что из этого вышло? Ты хочешь, чтобы Кассиопея закончила тем же? Ненавистью к своей семье? — Она не ненавидела свою семью, — практически отчаянный шёпот. То, в чём Люциус Малфой так пытался убедить себя все эти годы, теперь скоропостижно срывалось с уст его жены, — Я был её семьёй, она не ненавидела меня… — Ты прав, — Нарцисса кивнула, — Из всей семьи она любила тебя больше всех, если не сказать, что просто любила. Эдвин и Абраксас никогда не заслужили бы от неё тех эмоций, которые она испытывала, когда говорила со мной о тебе. В день нашей свадьбы она успокоила меня и поддержала. Знаешь, что она сказала? — Замолчи… — Она сказала, что ты будешь прекрасным мужем, и семья для тебя — не пустой звук. — Нарцисса… — Люциус, — слишком жестоко перебила его, чтобы потом вернуться на прежний уровень их отношений. Если это и случится, то не сейчас, — Она — наша семья. Она дочь твоей родной сестры и моего, пусть и не идеального, но кузена, — он впервые слышал эти слова из её уст. Да. Словно бы впервые, — Ты можешь сломать её жизнь и тогда всё закончится. Раз и навсегда. Подумай об этом, пока я пойду и напишу ей ответ. — Не смей, слышишь? — Она имеет право на свои решения, Люциус, и именно по твоей вине она сбежала из дома. Ты не дал ей возможности самостоятельно принимать решения. Да, она ещё совсем девчонка, но ты вспомни Роксану в её возрасте. Вспомни, что ты испытывал, когда мать на твоих глазах её наказывала только за то, что её исключили из Дурмстранга. Хотя она была в этом не виновата. И ты это прекрасно знаешь. Больше не произнеся ни слова, Нарцисса Малфой удалилась, оставив мужа наедине со своими мыслями. Всепоглощающими, бездонными и беспощадными. Люциус Малфой в этот момент падал в пропасть, понимая, что она права. Кассиопея Блэк не подчинится его воле точно так же, как в своё время не подчинилась воле Эдвин Малфой Роксана. И будто бы в наказание, картинка прошлого замельтешила перед глазами. Он стоит, обнимая маленькую девочку лет шести, которая боязливо смотрит на него своими серыми глазами. Малфоевскими глазами, передавшимися по наследству. Её бледная кожа освещается при виде луны, а плечики подрагивают в немом разочаровании. Ему ужасно не хочется, чтобы она плакала сейчас, но слёзы всё же бегут по очаровательным щёчкам. — Он-н-на меня н-не л-люб-бит, — всхлипывая. Легонько разворачивает к себе и, присев на корточки, улыбается. — Ну что ты. Конечно же она тебя любит. Просто у неё сегодня был очень тяжёлый день. — Не обманы-нывай меня, — на выдохе. Она понемногу успокаивается, и когда слёз уже нет, спрашивает, — Это навсегда, да? — Всё будет хорошо, — он обнимает её, гладит по спине, чувствуя, как тонкие ручонки тут же обвили его за шею, а холодный носик уткнулся в плечо, — Я с тобой. Очнувшись от воспоминания, мужчина посмотрел в окно. Чистое, голубое небо, на котором нету ни единого припорошённого облачка. И что-то неведомое раннее, то, что, казалось, утратило силу много лет назад, вдруг шевельнулось внутри, глубоко-глубоко, едва ощутимо, но он почувствовал. Блики памяти. Такое небо Роксана Эдвин Малфой любила в детстве, будучи маленькой девчушкой. Открыв ящик стола, Люциус приподнял деловые бумаги для министерства и достал колдографию, что лежала на самом дне. С неё ему улыбалась одиннадцатилетняя девочка, мечтательно смотревшая на небо. Такое же голубое, как и сейчас за окном. И сделанное на том же месте, куда выходили окна — в саду Малфоев. Вокруг благоухают цветы, на улице лето, а она сидит на большом камне, глядя в небо. Спустя мгновение колдография зашевелилась — девчушка перевела мечтательный взгляд на него, и улыбнулась. И от этой улыбки на душе становилось неимоверно тоскливо. Не выдержав, Люциус отправил колдографию вновь в ящик, стараясь не смотреть в ясные серые глаза и не думать о том, что это было последнее счастье Роксаны Эдвин Малфой на его глазах. Чуть позже, осенью, она поступила в Дурмстранг на первый курс и после они стали незримо отдаляться друг от друга. Люциус это чувствовал и старался держать связь. Ему это получалось до тех пор, пока Роксане не исполнилось шестнадцать. В тот день, день, когда она увидела его в Календонском лесу, всё рухнуло. И больше всего на свете Люциус Малфой боялся дать повод Кассиопее разрушить это. Поэтому он и вёл себя с ней отстранёно, считая, что сам погубил сестру в детстве своей заботой. Нужно было готовить её к настоящим реалям жизни, а он всё пытался сохранить тот отчаянный детский мирок и ту свободу, которой она хотела обладать, но которая была запрещена ей по зову крови. В итоге, свободу Роксана получила, а Люциус остался с навеки истерзанным сердцем, которое в скором времени заледенело, и истоптанным чувством вины, которую он пытался искупить с того самого дня, как впервые увидел трёхгодовалую Кассиопею. Тогда он подумал о том, что вырастит её настоящей аристократкой. — Она сказала, что ты будешь прекрасным мужем, и семья для тебя — не пустой звук.

***

Кассиопея ворвалась в гостиную, походя больше на разъяренную гарпию, нежели на тринадцатилетнюю девчонку. Она практически не смотрела по сторонам, мысленно возвращаясь к разговору со слизеринцами и произошедшему пиру, состоявшемуся летом в поместье дяди и тёти. Блэк сама не заметила, как врезалась в кого-то на полном ходу возле лестницы. Потеряв на мгновение равновесие, она почувствовала на своей талии сильные руки. — Эй, ты в порядке? Она на мгновение прикрыла глаза, уже ожидая момента падения и знакомства своего затылка с полом в гостиной, но этому не суждено было сбыться. Вместо этого, Кассиопея увидела перед собой молодого юношу с каштановыми волосами и серыми глазами. На шее у него болтался галстук Пуффендуя, за который своевременно ухватилась Кассиопея. — Эмм… Да, — на пару мгновений она даже позабыла причину своего разъяренного доселе настроения, просто глядя в эти серые глаза. Глаза, цвета осеннего тумана легко улыбались в ответ, — А ты… — Я — пуффендуец, но меня провели сюда в гостиную к вам знакомые ребята, — ответил он, а потом, заговорщицки понизив голос, добавил, — Надеюсь, ты не сдашь меня? — Нет, — Кассиопея улыбнулась, — Спасибо, что помог избежать падения. — Всегда буду рад помочь таким обворожительным гриффиндоркам, — он подмигнул ей и Кассиопея отчаянно взмолилась о том, чтобы не покраснеть. — Кассиопея Блэк, — представилась она, высвободившись из его рук и твёрдо стоя на лестнице. — Седрик Диггори, — ответил он и, улыбнувшись напоследок, прошёл мимо. Кассиопея уже хотела было подняться наверх, как услышала голос, — Будь осторожней, Кассиопея Блэк. — Буду предельно аккуратна, — ответила она и, усмехнувшись, поднялась наверх. Только открыв двери спальни, Кассиопея поняла, что попала совершенно не туда и поднялась в комнату к Оливеру Вуду. Парень, только что вышедший из ванной с полотенцем на бёдрах и вытиравший мокрые волосы, вопросительно на неё посмотрел, как-то смустившись. Впрочем, смущение не закралось на сей раз в гриффиндорку: она не единожды видела Оливера в таком обличии, если считать, сколько раз она побывала в раздевалке Гриффиндора перед и после матчей. — Кассиопея? — прохрипел его голос. И Блэк поняла, что он просто стесняется. Она отвернулась, взглянув на дверь и спросила: — Ты не видел Фреда с Джорджем? — Нет, — Вуд поспешно впрыгнул в джинсы и надел майку, а затем подошёл к ней и Кассиопея обернулась, поняв, что вновь может на него смотреть. Теперь два полотенца лежали на кровати. Гриффиндорец посмотрел на неё, словно решаясь, сказать что-то или не сказать. Кассиопея внимательно смотрела ему в глаза, ожидая, — У нас скоро будет отбор… — Я знаю, — ответила она, усмехнувшись, — Фред с Джорджем меня уже пригласили туда. — Ты не хотела бы попробовать себя в квиддиче? — предложил Вуд. В спальне было не слишком светло, и теперь его карие глаза отливались каким-то блеском. Если бы Кассиопея не знала нрав Оливера Вуда, она бы предположила, что он плачет, но нет. Гриффиндорец смотрел на неё, и выражение его лица было слишком серьёзным, чтобы посчитать данный вопрос за шутку. — Боюсь, я не тот игрок, который сможет принести команде успех, — с лёгкой полуулыбкой. А затем, добавила, — Ну, раз уж ты не видел Фреда с Джорджем… Я, пожалуй, пойду. — Я с тобой, — спохватился он, накинув мантию и заклинанием высушив волосы, — Мне тоже их нужно найти, скоро отборочные, а если близнецы что-то вздумают сотворить, то это будет целое шоу. Кассиопея усмехнулась. — Приходи на отборочные, ладно? — спросил парень. И Касс кивнула. Они мгновенно покинули гостиную и двинулись по коридору. Блэк то и дело ощущала на себе взгляды Вуда, который шёл рядом. В один момент она едва не упала, споткнувшись и почувствовала себя полной дурой, когда рука Оливера удержала её за пальцы. — Уже второй раз за день, — подметила Кассиопея, — Хорошо, что со мной постоянно оказываются сильные представители мужского пола, способные удержать меня и не дать упасть. Спасибо. — И кто же спас тебя сегодня до меня? — с усмешкой поинтересовался Оливер. — Один пуффендуец. Хороший парень. Дальше они продолжили путь в молчании. Кассиопее не хотелось ни о чём говорить, было уютно просто помолчать, обдумывая всё, а Оливер, шагая рядом с ней, терялся в своих эмоциях. Он знает Кассиопею Блэк уже третий год и, конечно же, не мог не замечать, насколько она красива, умна, свободолюбива, порой горда, дружелюбна, искренна с поистине близкими людьми (наблюдать за её общением с Фредом и Джорджем было несложно) и, конечно же, он не мог не видеть, что постепенно эта светловолосая девчушка привлекает к себе внимание своими привлекательными голубыми глазками и манерой лёгкого общения. Оливеру нравилась Кассиопея, даже очень, чтобы он подумал о том, чтобы намекнуть ей на отношения, к тому же, голос разума твердил: ну кому нужны слепые поцелуи и объятья в тринадцать-то лет? Сейчас ей необходимо совсем другое, то, чего Оливер, к сожалению, дать ей не мог, даже если бы постарался — искренняя дружба. А сейчас, услышав от гриффиндорки подобное заявление «Хороший парень», он невольно подумал о том, что она уже может влюбиться в кого-то. От этого предположения внутри всё сжималось и что-то обрывалось. Оливер Вуд всеми силами старался поверить в то, что это не ревность, но с каждой секундой таких размышлений его попытки настигали всё меньше успеха. Едва они вышли в школьный двор, гриффиндорец поймал несколько обворожительных взглядов женского пола. Девчонки улыбались, ожидая, что он вот-вот подойдёт к ним и завистливо оглядывали Кассиопею, признавая в ней равную соперницу. А Кассиопея, тем временем, действительно искала взглядом Фреда и Джорджа. — Я вижу их, — обратилась она к Оливеру, который как раз посмотрел на одну когтевранку. Блэк усмехнулась и Вуд поймал эту усмешку, — Вудди, на тебя уже начинают засматриваться девушки. Она впервые назвала его так. Раньше он этого никому не позволил бы, но услышав из её уст такое обращение, он понял, что ей не станет запретить. Не сможет отказаться от того ласкового ощущения, что поселилось в душе, когда он услышал это. — Почему ты не ответишь какой-нибудь красавице взаимностью? — она приподняла брови. Оливер замялся. Что стоит ей ответить? А затем, вздохнув, он кивнул. Будь что будет. — Рядом со мной уже идёт одна красавица. Кассиопея рассмеялась. Звонко и легко. И её глаза засияли озорными огоньками. Оливеру захотелось её обнять и продержать рядом с собой как можно дольше. — Отличная шутка, — закусив губу, похвалила Кассиопея. И всё рывком рухнуло вниз. Оливер попытался улыбнуться. Да, для неё это шутка. Всего лишь проявление чертовски убийственного юмора. Когда они подошли к квиддичному полю и застали там Фреда с Джорджем, они вопросительно посмотрели на Кассиопею. Она отделилась от Оливера и подошла к близнецам. — Что случилось? — спросил Фред, понимая, что не всё так просто. Если бы Кассиопея ни о чём не заботилась, они бы уже пали от Авады в её взгляде. Ну, или были парализованы Петрификусом, как минимум. Кассиопея вздохнула и внезапно нырнула в их объятия. — Ты простила нас? — с удивлением заметил Джордж. — Да, — она едва кивнула, обняв их сильнее. Они обняли её в ответ, — Ближе вас у меня никого нету, слышите? Сегодня вы помогли мне. Очень сильно. Без вас я бы не справилась с этим страхом. И простите меня, что я накричала на вас. — Пустяки, — Фред усмехнулся. Когда Оливер подозвал Джорджа, парень приподнял одну бровь и вновь задал вопрос, — Что случилось? — Ничего, Фредди. — Касси, ты можешь обманывать кого угодно, но не меня. Что случилось? Блэк вздохнула и отстранилась, посмотрев в голубые глаза. — С чего ты взял, что что-то случилось? — Кассиопея, — когда Фред называл её полное имя, это было весьма недобрым знаком, — Мы друзья или кто, чёрт возьми? Ответь мне на интересующий меня вопрос. Она посмотрела в сторону, но парень в следующее мгновение развернул её к себе, взяв за подбородок. — Я же вижу, — кивок, — Ты явно маешься о чём-то. Кассиопея усмехнулась. На глаза навернулись слёзы. — Знаешь, я сегодня узнала, что стала подарком для одного заносчивого аристократишки, — грубо и в то же время обиженно. Фред в изумлении посмотрел на подругу, не до конца понимая, о чём она, — Люциус… На том мероприятии, я увидела одного мужчину… Услышала их разговор… Он говорил о том, что не смог взять сына и мы с ним познакомимся здесь, в Хогвартсе. От моего вопроса он ушёл благодаря подаче Люциуса, а вот сегодня я узнала, что он подарил меня. Заключил сделку с одним павлином. И теперь я, вроде как, засватана. Молчание. — Ч-что? — Кассиопея никогда не слышала таких ноток в голосе Фреда и испугалась, — Он… — перед глазами гриффиндорца предстали блики памяти. — Эй, Блэк, ну как ты? — тихо спросил гриффиндорец. — Нормально, Фред, — ответила Касс. — Дай-ка мне пергамент и перо. Я хочу написать ей пару строчек. — Любовных? — подколол Фред. — Ну, а кого мне ещё любить? — съязвила Касс. — Нас, — заявил рыжеволосый. — Нас не так много кто любит… — Думаю, не всем не понравится, когда к ним в купе вламываются два оболтуса. Становится как-то страшно за дальнейшее. — Не бойся, малышка, … — начал Фред. — …мы защитим тебя. — закончил Джордж. В голубых глазах впервые отражалось такое презрение и необъятная злость. Они защитят её. — Мы справимся, слышишь? Ты не обязана быть с ними, — внезапно начал он, — Летом ты приедешь к нам жить, — решимость быстро заменила недоумение, — Наши родители не будут против, будь уверена. И на зимних каникулах ты погостишь у нас. — Фред, я не могу переехать к вам насовсем, неужели ты не понимаешь? — Ладно, не насовсем, до окончания школы, пока ты не сможешь позаботиться о своём жилье. — Фред… — Кассиопея, — он резко дёрнул её на себя за руки, — Ты не обязана. — Что здесь кто не обязан? — спросила Анджелина, подойдя к ним. Двое, как по команде, оглянулись. Ребята подоспели на поле и ученики, надеявшиеся занять свободные вакансии, выстроились в сторонке. А они и не заметили. — Я тебе потом расскажу, — пообещала Кассиопея и, подтолкнув друзей к капитану, который уже готов был объяснять тактику отборочных, отправилась на трибуны.