Одною кровью, одною тайной

      – Чарльз.       Ксавьер не ответил. Он смотрел на открытое окно, вид из которого не мог увидеть при всем желании: кровать стояла у стены, а вставать ему не разрешали. Да не слишком уж и хотелось, честно говоря. Поэтому профессор просто изучал взглядом занавески. Они были кипельно белыми, и от этого цвета уже тошнило. Он был везде: ткань, отделка, мебель, даже фальшивые улыбки – все было абсолютно белым.       – Чарльз, ты меня не слушаешь, – голос Рейвен дрожал. – Хотя, это уже не новость.       – Слушаю, – даже такая простая ложь потребовала почти нечеловеческого усилия со стороны Ксавьера.       – Тебе страшно? – она, похоже, просто не могла придумать, о чем поговорить, и выбрала не самую удачную тему.       – Нет, – Чарльз и правда не думал о предстоящей операции. Он вообще в последнее время ни о чем не думал и либо спал, либо пытался дотянуться до Эрика. Первое получалось плохо, второе – никак.       – Доктор Донаган скоро придет. Не напрягайся, иначе анестезия не подействует.       – Я знаю, – легче было согласиться с бредом Рейвен, чем опровергать.       Мистик встала, и Чарльз отметил, что она, как могла незаметно, вытерла слезы с щек. Раньше это стало бы причиной для извинений: Ксавьер ненавидел заставлять других волноваться за него. Но сейчас было плевать. Наверно потому, что его собственное волнение за другого человека уже давно выжгло в душе все, оставив лишь необходимый минимум.       Не зная, что делать и куда деть руки, а так же как отвлечь его от проклятых занавесок, Рейвен включила телевизор. Наугад, но за прошедшие с Кубы три дня практически ничего не изменилось: в половине передач сообщали о том, как доблестные американские военные предотвратили ядерную войну, в другой – как напуганные жители вылезали из бункеров. Поначалу были еще и те, в которых пытались разобраться в весьма странных событиях на одном безымянном острове, но их вскоре прикрыли.       Чарльз слегка улыбнулся. Вчера к нему наведался последний из их сумасшедшей компании и единственный не запертый в этой больнице человек – Мойра Мактаггерт. Выкроив время среди десятков официальных отчетов и неофициальных объяснительных, она забежала на десять минут с тем, чтобы проведать Ксавьера и рассказать некоторые по-настоящему важные новости. Оказалось, помимо того, что вся информация об участии Людей Икс в этом деле была вырезана, отдел, занимавшийся мутантами, ликвидировали быстро и без сантиментов, а все записи ушли в самый глубокий архив ЦРУ под гриф «совершенно секретно». Шоу и приспешников искали, задействовав чуть ли не все доступные ресурсы, но пока безрезультатно. Так же искали Эрика.       Мойра пообещала, что, как только в этом будут хоть какие-то подвижки, она сообщит, но по карим глазам девушки Ксавьер понимал, что здесь особой надежды нет. Он ничего ей тогда не сказал, но разговор увял сам собой.       – Как ты думаешь, что теперь будет? – Рейвен прощелкала пару каналов, убедилась, что везде все одно, и вновь вернулась к его кровати. Чарльз несильно пожал плечами.       – Решила заставить меня говорить?       – Хочу попробовать, – она снова сжимала его руку. – Но это правда важно, Чарльз. Что теперь с нами будет?       – Будем жить и радоваться, – фальши в голосе было так много, что он сам себе стал противен.       – Если ЦРУ не посадит нас под замок.       – Если.       К счастью, испытание на прочность нервов было прервано. Дверь, такая же, как и все вокруг, белая, распахнулась, пропуская в палату доктора Донагана и медсестру, чьего имени Чарльз так и не сподобился узнать.       – Добрый день, мистер Ксавьер, добрый день, – врач остановился у него в ногах, позволяя помощнице проверить показания на мониторе. – Как самочувствие?       – Отлично, – он солгал бы еще и еще, лишь бы вырваться поскорее отсюда, но это практически не было ложью.       – Прелестно. Готовы?       – Да.       Донаган кивнул, отметил что-то в медицинской карте и размашисто расписался в конце страницы.       – Трейси, позовите, пожалуйста, доктора Норманна.       Оставив на столике полотенце и несколько ампул, медсестра вышла. Рейвен кинула вопросительный взгляд на врача и, поймав с его стороны едва заметный кивок на дверь, быстро чмокнула брата сначала в лоб, а затем в щеку:       – Все будет хорошо, Чарльз. Ты проснешься, и все будет хорошо.       В последний раз подоткнула одеяло и удалилась, пропустив в дверях невысокого молодого человека, чем-то смутно похожего на Хэнка Маккоя в бытность его по-человечески выглядевшим. Новоприбывший неясным движением головы обозначил приветствие и сразу же взял быка за рога, подойдя вплотную и даже не обращая внимание на пациента.       – Привет, Донаган. Что тут у нас?       – У нас наше, а у тебя твое, – врач не был сторонником фамильярности и пресек подобное обращение, просто обернувшись к профессору. – Это доктор Норманн, мистер Ксавьер. Он лучший анестезиолог нашей больницы. Он подготовит вас к операции.       Закончив этот донельзя короткий инструктаж, доктор Донаган вышел, несильным тычком в грудь оставляя в руках коллеги историю болезни. Норманн хмыкнул, посмотрел на хмурого Чарльза и внезапно ответил шальной улыбкой во все тридцать два.       – Профессор Ксавьер, приятно с вами познакомиться, – он уткнулся в монитор, не выпуская карту из рук. – Знаете, ваши лекции бесподобны. К сожалению, я не смог дослушать ни одну до конца.       – Работа? – не отвечать было как-то совестно, хотя Чарльз никогда не был сторонником подобных отвлечений пред серьезными делами. Если уж предстоит операция, то зачем насильно выкидывать ее из головы?       – Если бы! Скука, как ни банально, – врач не умолкал, при этом ни на секунду не отвлекаясь от дела. – Но не принимайте на свой счет. Я вообще не в состоянии слушать ничего более часа подряд. Поверьте, даже речь священника на своей свадьбе я собственноручно сократил вдвое.       Чарльз сжато хмыкнул, чем вызвал еще одну улыбку доктора и лукаво приподнятые брови. Норманн быстро пролистал записи, что-то подчеркнул для себя и щелкнул парой кнопок на аппарате. Задняя спинка кровати поползла вниз, приходя в полностью горизонтальное положение.       – Что ж, замена диска... общий наркоз на пару часов... Делов-то.       Он оставил карту на столике, прицельно отправил в кресло у противоположной стены подушку и одеяло и жестом уложил Ксавьера на койку. Чарльз выполнил требование и, глядя на приближающуюся к лицу маску с должной отправить его в сон смесью, прикрыл глаза. Доктор поправил простыню и коснулся плеча пациента:       – У вас никаких вопросов? – и, видя в синих глазах недоумение, объяснил: – Просто мы с вами больше не увидимся, моя работа здесь закончена. Так что если есть, то задавайте сейчас.       – Почему вы такой веселый? – Ксавьер сам удивился глупости своего вопроса, но почему-то это показалось даже более важным, чем банальные «когда я проснусь?» или «а я не умру?».       – Потому что тут и так хватает суровых парней вроде Донагана, которые своими кислыми рожами отравляют пациентам жизнь хуже, чем их болячки. Вы живы, в конце концов, а все остальное можно поправить. А знаете, что для этого нужно?       – Что?       Доктор заговорщически огляделся, нагнулся к самому уху Ксавьера и тихим киношным шепотом выдал: «Улыбаться». Отстранился и внимательно оглядел дело рук своих, а именно – широкую и почти легкую улыбку на губах Чарльза.       – Вот и все, профессор. Засыпайте. Сладких снов.       Маска надвинулась на лицо, Чарльз вдохнул сладковатую смесь и закрыл глаза. Он слышал, как Норманн убирался на столике, как зашел в палату доктор Донаган, как открывали пазы, крепившие кровать к стене. И когда перед глазами поплыли круги надоевшего до оскомины белого цвета, с облегчением провалился в никуда.                     День выписки оказался масштабным и запоминающимся, хотя бы учитывая их внешний вид. И если Алекс или Шон бодро бегали на своих двоих, то уже Рейвен старалась поменьше беспокоить сломанную кисть. А уж о сидевшем в инвалидном кресле Ксавьере или шатающемся от стены до стены Хэнке и говорить не приходилось.       Забирала их агент Мактаггерт. Точнее, она приехала в виде сопровождения водителя мини-автобуса, любезно выделенного ЦРУ для их доставки домой. Пока ребята забирались в машину, а врачи помогали пристроить туда Зверя, профессор перекинулся с Мойрой парой слов.       – Есть новости?       – Немного, – девушка явно не хотела рассказывать.       Чарльз поднес пальцы к виску, весьма красноречиво показывая, что сейчас информация для него важнее некоторых принципов. Поиграв в гляделки с потемневшими за несколько дней глазами, Мойра сдалась.       – Наши агенты засекли Шоу в Европе, на юге Франции. С ним Эмма Фрост, скорее всего и Азазель где-то рядом. Нет, – качнула она головой, видя, что Чарльз разве что не встает с кресла от напряжения, – Эрика там нет. И вряд ли его прячут или еще что-то подобное. Скорее всего, он не смог убить Шоу и сбежал.       – Его надо найти, – сколько эмоций, оказывается, можно передать голосом. Облегчение, благодарность, тревогу, сомнения...       – Его ищут, поверь. ЦРУ не успокоится, пока не найдет Леншерра.       – С чего бы? – их уже звали, и профессор тронул рычаг управления. Как все это было необычно.       – Ну... – Мойра запнулась. – Скажем так – некоторые наверху поняли, что не военные остановили этот кошмар.       – ЦРУ отдает долг?       – Не совсем, – она помогла залезть в автобус Рейвен и посмотрела в серьезные глаза Ксавьера. – Хотя, ты еще все узнаешь.       Наконец они расселись, водитель выжал педаль газа, и мимо поплыли дома и деревья. Из магнитолы лилась незнакомая музыка, сзади негромко переговаривались Саммерс и Кэссиди, периодически включая в болтовню Хэнка. Зверя порой откровенно сносило, он преставал соображать, но ребята упорно создавали видимость непринужденной дружеской беседы. Чарльз не вникал в тему. Ему хватало трех пар глаз, которые он ловил в зеркале заднего вида. Будь Маккой в сидячем положении, добавились бы еще и его. Хорошо хоть Мойра сидела впереди, рядом с водителем, и не выносила душу сочувствием.       Ксавьер понимал, почему все так напряженно молчат, когда его нет рядом, и заводят разговоры «о-чем-нибудь-чем-угодно», стоит только ему подойти. Эрик. Несмотря на бунтарскую душу, неприглядные цели и иногда несовместимые с их поступки, он успел стать членом команды, полюбиться всем без исключения и, как это ни удивляло самого Леншерра, получить доверие. Без его сарказма, граничащего с унижением, без его вежливо-уничижительной улыбки, скрывающей согласие, становилось как-то пусто. И эту пустоту ощущали все.       Автобус мелко затрясло – они вышли на гравий, усыпающий подъездную дорожку к особняку, и Чарльз удивился, как быстро они доехали. Машина затормозила напротив дверей, и, ожидая, пока выведут Хэнка, Ксавьер приметил еще одну, на этот раз легковушку. Мойра положила ладонь на его плечо.       – Прости, я говорила боссу, что надо бы подождать, но он не согласился.       – О чем будет разговор? – Чарльз отметил, что ступени теперь становились не мини-зарядкой, а весьма сложным препятствием.       – Не знаю, – агент Мактаггерт одернула пиджак. – Мне не доложили.       Наскоро поблагодарив водителя, Рейвен и ребята увели Зверя, а профессор в сопровождении девушки поднялся в свой кабинет. За столом, на его счастье на месте посетителя, уже восседал Джон Маккоун. Идеальный черные костюм и галстук, идеально белая рубашка, идеально зачесанные волосы – Чарльз внезапно понял причины каждодневных подколов Эрика в его сторону. В горле встал комок, и Ксавьер не сразу смог ответить на приветствие.       – Спасибо, агент Мактаггерт, вы можете идти, – директор ЦРУ дождался, пока дверь закроется с другой стороны и хозяин кабинета займет свое место. – Как вы себя чувствуете, профессор?       – Хорошо, – нейтрально откликнулся Чарльз, – хотите поговорить? Начинайте.       – Что ж... Хорошо, – Маккоун сложил пальцы домиком и пристальным взором окинул обстановку комнаты, вернувшись, наконец, вновь к ее обладателю. – Давайте прямо, профессор: мы хоть и ЦРУ, но даже мы не можем объяснить всего тем, перед кем должны отчитываться.       – А вы должны?       – Представьте себе. Вопросов по Кубе у президента и его штата скопилось немало, и, поверьте, вам не хотелось бы на них отвечать.       – Мне?       – Да, – весьма жестко кивнул глава ЦРУ, – вам, так как президента в первую очередь интересуют происшествия с этой чертовой подлодкой и необъяснимый пуск ракеты в собственный корабль со стороны русских.       – Вы рассказали? – в душе Чарльза завязался неприятный узел. Ему очень не хотелось услышать подтверждение.       – Нет, официальная версия достаточно подчищена, отдел, как вы знаете, ликвидирован.       – Спасибо.       – Я не скажу «не за что», – Маккоун раздраженно метал молнии из-под бровей. – Потому что вам есть, за что говорить спасибо. И есть за что платить.       – Ну, вот мы и подошли к самому главному, – профессор усилием воли оставил руки на столе, хотя очень хотелось вмазать этому наглому хлыщу по лицу. Он еще ставит условия, это же надо!       – Да. Есть несколько пунктов, согласовав которые, мы все будем довольны.       – Я слушаю, – тварь, скотина!       – Во-первых, вы на время будете под домашним арестом. Все, пока не успокоятся волнения.       – Они уже почти успокоились.       – Среди обывателей, но не среди спецслужб. Вы же не хотите видеть на своих лекциях людей в черном и при оружии? – дождавшись утвердительного кивка, директор усмехнулся. – Я тоже так думаю. К тому же, сейчас разговоры о мутациях могут стать причиной ненужного внимания... Во-вторых, вы предоставите полные досье на каждого в этом особняке: кто, откуда, что умеет.       – Исключено, – Чарльз покачал головой. – Я не собираюсь никого сдавать.       Маккоун поднялся, подошел к окну за спиной профессора и с нотками сочувствия в голосе негромко произнес:       – Боюсь, вы не так меня поняли, профессор Ксавьер. Я не показываю вам варианты. Я констатирую факт. Эти условия не обсуждаются.       – А если я откажусь?       – Тогда мы ничем не сможем вам помочь.       – Помочь? – в одно это слово Чарльз вложил все свое отвращение к стоящему рядом человеку.       – Да, потому что если вы откажитесь, мы передадим полный, – Маккоун сделал упор на этом слове, – отчет правительству. И тогда вас закроют в какой-нибудь лаборатории и будут изучать, как хомяков. Подумайте, вы готовы пойти на это?       Ксавьер не сдержался и сжал кулаки. Так вот как ЦРУ хочет. Что ж...       – Уверен, не готовы. Поэтому выслушайте меня. Нам тоже есть что предложить.       – Слушаю.       – Итак, полная информация. Она никуда не уйдет, обещаю. И последнее: Люди Икс.       – Не понял? – Чарльз отвлекся от мысли о расчленении главы ЦРУ.       – Люди Икс, – повторил Джон Маккоун. – Вы продолжите создание отряда мутантов.       – Оружия?       – Нет, – по взгляду Ксавьера директор явно понял, что скажи он сейчас «да», последствия будут фатальными, – не оружия. Скорее группы быстрого реагирования в нестандартных ситуациях.       Профессор поджал губы, побарабанил пальцами по столу и, наконец, снова поднял глаза.       – А что можете предложить вы?       – Помощь, как я уже сказал. Во-первых, о вас никто не узнает, и, когда домашний арест будет снят, вы окажетесь предоставлены самим себе в полной мере. Во-вторых, если ЦРУ найдет какого-либо мутанта раньше вас, вы об этом узнаете и сможете его забрать. И в-третьих, Эрик Леншерр останется жив.       – Что?! – Маккоун сейчас как никогда был близок к мучительной смерти.       – Поймите, профессор, Себастьяна Шоу и его банду ищут отнюдь не для того, чтобы поговорить, – глава ЦРУ поправил и без этого безупречный узел на галстуке. – Янош Куэстед* у нас, остальных найдут и предадут суду. Но если вы не будете метаться, с вашим другом, если его, конечно, отыщут, обращаться будут более... бережно.       Чарльз отвернулся к окну. Он понимал, что ему, по сути, не оставили выбора, и придется согласиться. Это было противно, но дети? Эрик? Профессор не мог их подставить и отдать на растерзание кучке докторов.       – Хорошо, но с одним условием, – он рисковал, но не просить об этом было выше сил. – Если вы засечете Эрика, вы просто скажете, где он. И не будете пытаться притащить его сюда силком.       – Договорились.       Маккоун поднялся и вышел, бросив напоследок нечто вроде «всего хорошего». Чарльз сжал виски. Голова раскалывалась, как и мир вокруг. Надо было что-то делать. Но он не знал – что.