Одною кровью, одною тайной

      Десять. Одиннадцать. Двенадцать. Когда минутная стрелка совершила очередной, уже четвертый по счету, оборот на глазах Рейвен, терпение девушки иссякло окончательно. От сидения болела поясница, от хождения – ноги, от ожидания – нервы. На данный момент Мистик бесило уже все: и ежеминутные вздохи Алана, и периодические вопросительные взгляды Алекса и Шона, и отсутствие Хэнка. Маккой, кажется, смекнул, что витавшее в воздухе напряжение может пагубно отразиться на его здоровье, и предпочел вновь скрыться в лаборатории. Ребят Рейвен, в конце концов, тоже выпроводила, и в гостиной они остались вдвоем с Аланом.       – Может, он в университете задержался? – он задавал этот вопрос уже сотый раз.       – Я при тебе звонила, – девушка снова начала мерить шагами комнату. – Ты же слышал: Чарльз там вообще не был сегодня.       – Может, в ЦРУ? – вариантов для местоположения профессора было, по-хорошему, не так уж много.       – Мойре я тоже звонила, – окно-дверь-окно, быстро и без остановки. В глазах рябило от рисунка ковра. – Она сказала, они сегодня встречались, но куда Чарльз делся потом, она не знает.       – А по какому поводу они вообще говорили?       – В ЦРУ вроде как нашли Эрика.       – Оу, – Алан движением бровей обозначил удивление пополам с недоумением. – Ну, тогда я вообще не понимаю, где Чарльз. По идее, он должен был бы со всех ног нестись домой.       – По чьей идее? – пометавшись еще немного, Рейвен вновь села на диван, устремляя взгляд на свои руки. – Проблема в том, что наши не всегда совпадают с его.       Алан промолчал, отворачивая лицо к окну, за которым темно-синим покрывалом ночь занавесила небо и окружающий мир. Умом он, конечно, понимал, что девушка, в отличие от профессора, способностями телепатии не обладала, но она и без того порой умудрялась так точно замечать чужие эмоции, что подозрения в ее родстве с Кавьерами становились вполне обоснованы. А чувства Алана, стоило только посмотреть ему в глаза, читались сейчас, как раскрытая книга. Он был откровенно рад, что брат не влетел в особняк с воплем и не поднял всех на поиск-спасение-возвращение Леншерра. Наверно, нет, даже определенно это стоило Чарльзу огромных усилий, и возможно, сейчас он сидел в каком-нибудь баре со стаканом коньяка или чего покрепче, но это было все же лучше. Правда, делиться своими соображениями с кем-то в этом особняке Алан не стал. Слишком остро воспринимали здесь потерю одного из команды, пусть даже этот один и был единственным, кому эта команда была до голубой луны.       – Слушай, – он привел в порядок выражение лица и обернулся к Рейвен, – пора спать. Чарльз вернется максимум к утру.       – Ночь на улице, – Мистик еще раз удостоила взглядом часы – полпервого. – А если вдруг с ним что-нибудь случится?       – Ничего, – в этом старший Ксавьер был убежден на сто процентов. – С его способностями все хулиганы станут милыми и добрыми, проводят Чарльза до дверей и пожелают всего хорошего.       – Ты думаешь?       – Уверен. Давай ложиться.       Кивнув, Рейвен, поднялась с места и чуть помедлила, задержав взгляд на шахматах, которые Чарльз, по только ему понятной прихоти, никогда не убирал. Доска стояла на журнальном столике, между двух кресел, и фигуры черного и белого цвета лаковыми гранями ловили блики ламп. Сегодня, вопреки обыкновению, камин разжигать не стали, и в комнате сразу стало более холодно и как-то более пусто. Словно вынули душу.       Мистик поднялась наверх, еще раз пожелала спокойной ночи следовавшему по пятам Алану и скрылась в спальне. Раздеваться было лень, да и заснуть она не надеялась, поэтому, выключив свет, Рейвен села на кровать, поджав колени к подбородку, и закусила губу. Воображение рисовало картины одну страшнее другой, и вид Чарльза, лежащего где-нибудь в переулке с проломленной головой, становился все навязчивее. Мысли о том, что брат просто задержался в университете, в который даже не явился, или в ЦРУ, откуда точно уехал, она не допускала. Чарльз был слишком педантичным и, требуя ото всех окружающих его людей практически поминутных предупреждений о задержках, сам в той же мере всегда сообщал об изменениях в своих планах. Предположение, выдвинутое Аланом и частично (и молчаливо) поддержанное Алексом, о «загуле» профессора в кабаке так же не выдерживало критики: выпить бокал с другом он еще мог, но напиться в незнакомой компании – точно нет. Оставался последний вариант, и от него у Рейвен бежали по коже мурашки...       Ей казалось, что прошло всего ничего времени, но когда будильник, настроенный на семь утра, разразился дребезжащим звоном, Мистик, с трудом поднимая голову с подушки, поняла, что все-таки заснула. Откинув в сторону одеяло, она вскочила с кровати и вылетела в коридор. Добравшись до спальни профессора, рывком распахнула дверь и со стоном прислонилась спиной к косяку: постель была убрана. В последней надежде, что брат, вернувшись поздно, просто не стал ложиться, Рейвен сбежала вниз и на последней ступени столкнулась с мрачным Саммерсом, круги под глазами и хмурый лоб которого яснее всего говорили о бессонной ночи и отсутствии в доме профессора.       – Ре-ейвен, – Алекс неуверенно посторонился, с трудом скрывая зевоту.       – Чарльз не вернулся? – собственно, спрашивала она, прекрасно зная ответ.       – Не, – еще один зевок. – Напился, наверно.       – Господи, ты ложился?       – Иду.       – А Алан? – Рейвен насилу удержала едва не падающего вдоль лестницы Хавока. – Где он?       Алекс уже не среагировал, и только по неопределенному взмаху руки можно было предположить направление. Отпустив парня спать, девушка прошла на кухню. Алан сидел за столом, уперев подбородок в кулак, и мрачно пережевывал вчерашний бутерброд. На шаги он поднял глаза, и Рейвен, при всех странностях, которые она замечала за ним, и некоторой неконтролируемой ревности стало его жаль. Все-таки, что бы Алан ни говорил, роль старшего Ксавьера ему нравилась, тем более относительно младшего Чарльза, и пусть по-своему, но за брата он переживал.       – Никаких новостей? – Мистик села. Застывший напротив мужчина молча покачал головой. Рейвен вздохнула. Вот надо же. Вроде они не дети, сами могут о себе позаботиться и пригреть других, но стоит Чарльзу выпасть из жизни хоть на несколько часов, и все – катастрофа. Так было сразу после Кубы, так и теперь происходит. Как будто они не в состоянии ничего без него решить или сделать.       – Просто всегда все делал он.       – Ты что, тоже научился читать мысли? – она не была так уж против этого, просто с Чарльзом, с его очень аккуратным отношением к своим способностям и весьма разумному их применению, быстро забывалось, что здесь есть кто-то, для кого твои мысли не только твои.       – Нет, – откликнулся Алан, наверно неосознанно, но копируя тот легкий, немного отвлеченный тон профессора, которым тот отвечал на веселящие его вопросы. – У тебя на лице написано.       – Но к тебе это не относится, да?       – Я привык полагаться только на себя. Это несвойственно для вас, правда? – вряд ли он действительно хотел задеть, но задел. Рейвен мгновенно вспомнила и другого человека, который тоже с детства научился рассчитывать только на свои силы, и что из этого вышло.       Забавно, подумала вдруг девушка. При всем том антагонизме, который окружал Ксавьера и Леншерра, было все-таки в них и нечто общее. В частности, понимание того, что в некоторые моменты в этом мире для них есть только они сами. Чарльзу это было присуще в меньшей степени, Эрику в большей, но все же одиночество перед проблемами, требующими решения, было привычно для обоих.       В дверь позвонили, и Рейвен поднялась, отчаянно надеясь на чудо. Но, с другой стороны, у Чарльза ведь были ключи... Как и ожидала разумная ее сторона, на звонок жал отнюдь не профессор. За порогом стояла Мойра Мактаггерт.       – Рейвен, здравствуй, – выпалила она, как только открылась дверь.       – Утро, – Мистик была несколько удивлена визитом. – Какими судьбами?       – Я по поводу Чарльза.       – Что? – она вцепилась пальцами в ручку, слыша, как сзади подошел Алан.       – Я, кажется, догадываюсь, где он, – Мойра протянула девушке листок. – И ответ тебе очень не понравится.                     Самолет падал. В самом прямом смысле этого слова падал вниз. К жесткой земле, после столкновения с которой от железной птицы могла остаться только груда обломков. Но, несмотря на вопли сидящих рядом людей и отборную брань пилота и радиста, Чарльз оставался спокоен. Просто какая-то часть его мозга равнодушно и в медицинских терминах отметила, что с ним будет после падения, и поставила на этом чем-то диагноз «труп». В остальном чудовищно быстрое приближение буро-зелено-желтой массы внизу его волновало мало. В какой-то момент он поймал себя даже на том, что губы непроизвольно растягиваются в улыбке, а замерший напротив с разинутым в крике ртом мужчина, его ровесник, наверно, смотрит на него, как на идиота. Но Чарльзу уже было плевать на чужую реакцию, его разбирал нервный смех. Нет, ну насколько сумасшедшим надо быть, чтобы в третий раз за несколько дней пересекать половину земного шара и во второй за неполный месяц – грозить расплющить себя об него? Воистину, некоторые люди в окружении профессора влияли на него дурно. Но, что самое невероятное, самого дурновлияющего он сейчас собирался искать где-то на марше условно английской пехоты в богом забытой африканской стране в центре военного конфликта. Кому скажи, не поверят. Да он и сам не верил.       И все же кто-то наверху решил, что умирать им пока рано, и пилот выровняли-таки самолет. К слову, от самолета здесь было одно название, и плохое предчувствие заползло в душу Чарльза уже в тот момент, когда он, пройдя на отдельную взлетную полосу в аэропорте Каира, только увидел эту машину не менее чем двадцатилетней давности с заплатками по бокам. Как потом объяснил радист, заплатки стояли на месте дырок от пуль, так как во время Второй мировой «на этой крошке перевозили боеприпасы». Кому и сколько раз их доставить не смогли, Чарльз решил не уточнять.       Конечно, никаких кресел здесь не было и в помине: просто лавки по стенкам и некое подобие двери, отделяющей салон от кабины. Сейчас на этих лавках жались и судорожно цеплялись друг за друга пятеро явно жалеющих о сделанном выборе парней из пополнения, два неприятных уже по лоску на лицах и ботинках чина и он. Профессор генетики, человек, далекий ото всей военной кутерьмы настолько, насколько только может быть далек прилежный сын богатых родителей. Человек, который больше других здесь находящихся хотел быть подальше отсюда и, в то же время, как можно ближе.       Самолет медленно пошел на посадку, и в окошко уже был виден небольшой лагерь. Там суетились, бегали люди в форме, и к горлу Чарльза подступил комок. Это все было ему абсолютно чуждо, и в голове зудела предательская мысль о том, что и люди, отдавая себя войне, тоже становились ему чужими. Но думать об этом всерьез как-то не получалось, хотя доводы, которые профессор мог привести в пользу этой идеи, были железными. Просто железо слишком легко гнулось под волей одного из бывших внизу...       Шасси коснулись вытоптанной земли, машина пробежала еще немного и застыла. Пилот выпрыгнул из кабины и распахнул дверь салона. Новобранцы вывалились первыми, потом вылез профессор. Чины сошли последними, уж очень боясь показать подтянувшимся к трапу офицерам и солдатам трясущиеся коленки. Солнце зависло в зените, жара стояла невыносимая, и Чарльз порадовался, что оставил пиджак и галстук в машине на стоянке. Здесь и без них было душно.       На него косились с насмешкой и презрением, как и положено коситься воякам на ученого, клеймо которого, казалось, стояло на лбу Ксавьера. Ладно, смейтесь, мысленно разрешил он. В конце концов, он тут ненадолго.       – Мы улетаем завтра утром, – пилот подошел к нему, стаскивая промокшую куртку. Падение собственного аппарата его не впечатлило нисколько. – Не успеете сделать все ваши дела – улетим без вас.       – Я понимаю, – Чарльз крутил головой, – спасибо.       Командира, звания которого он так и не смог разобрать в силу своего незнания знаков отличия, профессор, тем не менее, отыскал практически сразу. Опустив неуместный по отношению к военному «добрый день» и не выговариваемое от собственного лица «здравия желаю, сэр», Чарльз сразу перешел к делу.       – Мне нужен Эрик Леншерр.       – Представься, солдат! – командир явно не был счастлив от потенциального пополнения, а уж от потенциального пополнения в костюме – тем более.       – Я не солдат и быть им не собираюсь, – поморщился профессор. – Мне нужен Эрик Леншерр, он служит во втором взводе под вашим командованием.       На лице офицера отразилась вся глубина работы мозга, и Чарльз уже стал искренне подозревать, что будет легче залезть в его голову, чем добиться внятного ответа, когда тот все-таки пришел к некоторому решению.       – Второй взвод производит разведку на местности, – похоже, командир принял его за придаток к двум прилетевшим инспекционным чинам. Разубеждать его Ксавьер не стал.       – Тогда я его подожду.       Улизнув из поля зрения вояки раньше, чем он придумает возражения, Чарльз прошвырнулся по лагерю и вскоре уже знал, в какой палатке жил Эрик. А также кое-что еще о том образе, который сложился вокруг Леншерра. Собственно, ничего такого уж нового, на самом деле. Неразговорчивый, жестокий, быстрый убийца с кривой ухмылкой и неуловимым взглядом. Как обычно...       Нет, оборвал себя Чарльз, опускаясь на спальный мешок, покрывающий невысокую импровизированную кровать-насыпь из земли и веток. Не обычно, не для него. Он знал и иного Эрика... Смешно. Кто-то знал такого, он – другого... А знал ли хоть кто-нибудь всего Леншерра?..       – Господи, ну зачем?       Тихо, почти неслышно прошелестели рядом слова. Чарльз открыл глаза и едва сдержал желание повернуть голову, да и то только потому, что чувствовал, как что-то упирается в его плечо. Стараясь не дернуться, скосил глаза и непроизвольно улыбнулся. В разрыв палатки был виден занимающийся снаружи вечер, бегающие люди, а рядом – застывший на коленях Эрик, положивший голову на скрещенные на спальнике руки. Макушкой он касался плеча Ксавьера, и наверно только поэтому профессор услышал риторический вопрос.       – Я заснул? – он все же пошевелился, и Эрик резко встал в полный рост.       – Чарльз!       – Ну, я, – телепат сел и теперь смотрел на него снизу вверх.       – Какого черта ты тут делаешь? – благо соседа по палатке не было, и они могли говорить. Или кричать, что и проделывал сейчас Леншерр.       – Тот же вопрос тебе, мой друг. Какого черта ты тут, а не в моем особняке?       – Ты совсем с ума сошел?       – Мое психическое состояние к делу не относится, – Чарльз с трудом сдерживался, чтобы не схватить Эрика за отвороты куртки. – Лучше ответь на мой вопрос.       Магнито открыл и закрыл рот. Затем опустился прямо на сухую землю, игнорируя пустую половину спальника, и выдал абсолютно неожиданный, но такой же абсолютно честный ответ.       – Я не смог убить Шмидта. Но, знаешь, моя ненависть никуда не делась.       – И ты решил убить кого-нибудь другого? – Чарльз все же пропустил в голос горечь.       – Вроде того, – надо же, Эрик отвел глаза.       – Зачем?       – Тебе никогда не хотелось просто убивать? Хотя о чем это я, конечно, нет. Ты же даже в меня выстрелить не смог.       – Вот это как раз не показатель, – возмутился профессор. – Ты мой друг.       – Я единственный, кому не страшны пули, Чарльз, – Эрик смотрел теперь куда-то в сторону. – Что уж говорить о ком-то другом...       Помолчали. На «улице» нарастал какой-то шум, но все это было далеко и приглушенно.       – Эрик, послушай, мы еще можем найти Шоу.       – Ты говоришь «найти». Ты не говоришь «убить».       – Я не собираюсь его убивать, – они как будто и не заканчивали разговор.       – А я собираюсь, – Леншерр поднялся и отдернул край брезента. – Я...       Ровный гул живущего в сумерках лагеря разорвала канонада. Потом еще одна и еще. Кто-то упал, кто-то закричал. Из общего вопля подскочивший к выходу Чарльз разобрал предупреждение о прорыве. Эрик уже хватал с земли автомат.       – Скройся!       – Эрик, что происходит?       – Аборигены решили пошалить. Через три палатки направо. Скройся!       Он выбежал прочь, на ходу окрикивая и собирая кого-то из своих, а Чарльз замер. Происходящее не укладывалось в голове. Нет, он, конечно, заранее понимал, что летит в центр затяжной войны, но чтобы эта война разразилась прямо перед ним, прямо вокруг него?!       Фонтанчик пыли взбился в паре метров, и профессор вспомнил о совете Эрика. Три палатки направо... Добежать бы до них в суматохе, в которой застигнутые врасплох люди пытались разобраться в своих и чужих среди метающихся в полутьме фигур. Одна, вторая, третья... Не совсем палатка, скорее, соединение нескольких под одной крышей. Чарльз влетел внутрь – лазарет. Почти пустой, только несколько санитаров и человек пять легкораненых на койках. И все напряженно вслушиваются в стрельбу за тонкими стенками...       Магнито на ходу, не тратя патронов, сбил ударом приклада по шее какого-то чересчур резвого местного жителя, решившего, что свобода собственной страны стоит его жизни, и перешагнул через тело. Это каким придурком надо быть, чтобы идти против пусть и весьма разношерстной и не всегда английской, но все ж таки армии почти с голыми руками? Хотя, а ты бы пошел без ничего против нацистов, Леншерр, будь тебе тогда, в проклятом сорок четвертом, не тринадцать, а хотя бы восемнадцать-двадцать лет? Пошел бы, даже и не задумываясь о том, что можешь останавливать пули и сминать танки. Так чего ты хочешь от этих людей?..       Эрик мотнул головой, прогоняя мысли, навязанные появлением Чарльза, и взмахом руки обозначил узнавание какого-то парня из первого взвода. Своих вокруг было все больше, чужих все меньше, и все тише и реже звучали выстрелы. Похоже, атака захлебнулась.       – Леншерр! – в темноте Эрик не сразу признал командира. – Всё?       – Вроде.       – Раненые!!       Крик сзади прорезал уже успокаивающийся хаос, и на фоне чернеющего неба алым факелом вспыхнула длинная палатка, одна из трех, в которых располагался полевой госпиталь. «Чарльз!» С его места не было видно, какая именно занялась огнем, но это было и не столь важно. Важнее было то, что теперь Ксавьер, по его указке, оказался в прямой досягаемости для тех, для кого убить человека в этом лагере считается за подвиг.       Несколько сот метров до места Эрик преодолел в рекордно короткие для человека сроки. Из-под горящего брезента уже вытаскивали раненных, в стороне озверевшие от такой наглости врага солдаты быстро и без разборок расстреливали уложенных на землю диверсантов. Несколько успокаивающих навсегда ударов, смешанные с всхлипами вопли... И одна очередь и один отдельный гулкий выстрел в соседней палатке. Третьей, как теперь видел Леншерр, от его.       Больше шума не было, и Эрик на подгибающихся ногах подошел ко входу. Собственно, а что он мог там увидеть? Убитого Чарльза среди других? Истекающего кровью друга, который за каким-то демоном прилетел сюда? И Эрик, к своему ужасу, даже понимал, за каким...       Прямо у порога лежали двое солдат. Один тихо стонал, второй, похоже, был мертв. Наверно, они получили свои пули при попытке выбраться наружу... Магнито обошел их, оставляя следующим за ним врачам, и остановился у первой же койки, на которой, сгорбившись, сидел спиной к выходу Чарльз. На его рубашке между лопаток пролегла темная полоса, но в остальном профессор, похоже, был в порядке. Эрик, сбросив автомат, схватил Ксавьера за плечи и встряхнул, чувствуя, как отлегло от сердца.       – Чарльз, господи, ты цел? Чарльз?       Профессор медленно повернул голову, развел в сторону сложенные на коленях руки, и Эрик увидел зажатый в ладони пистолет, который вместо более крупного оружия обычно получали полевые врачи. Взгляд непроизвольно скользнул чуть дальше, и в проеме двух соединенных палаток Леншерр увидел еще один труп. В его принадлежности сомневаться не приходилось: повязка с флагом местной страны говорила сама за себя.       – Чарльз?       – Знаешь, Эрик, – телепат поставил пистолет на предохранитель и аккуратно положил рядом с собой, – а это, оказывается, не так уж и сложно – убивать.