Время цветения

Темнота за окном всё ещё была беспросветной, а Мито по-прежнему спала, когда уже одетый Мадара задержался у окна. Он перевёл долгий взгляд с супруги на стоящий рядом мольберт, мягко улыбнулся чему-то и взял кисть. Этой ночью мужчина не спал. Просто лежал и смотрел на вымотанную ночными волнениями спящую жену, которая не отпускала его даже сейчас, уткнувшись ему в грудь и крепко держась за его черную водолазку, и думал о том, как необратимо и удивительно всё меняется. Даже в нём самом. Раньше он этого не замечал. Нет, не то чтобы он не узнавал себя, но там, где обычно находилась пустота, сейчас волновалось что-то, похожее на морской прибой, неумолимо и размеренно набегающий на прибрежные скалы. Человек рождается и умирает один. Это непреложная истина, не требующая доказательств, — Мадара всегда так считал. До того момента, пока не встретил Мито. После своей смерти и перерождения в качестве бессмертного Жнеца он часто размышлял о том, что человек — странное существо, проводящее всю свою жизнь в поисках кого-то важного, даже если это практически невозможно достичь. По отношению к нему это было так же постоянно, как и то, что солнце и луна сменяют друг друга каждые сутки, а после зимы приходит весна. Он встретился с Мито и прирос к ней душой. А после становления Жнецом и возвращения себе всех воспоминаний понял, что даже ощущение пустоты, что Мито оставила после себя, принадлежит лишь ей. Как и слова, взгляды, любовь, — никто и ничто не могло занять её место, даже если бы он захотел, но он никогда не допускал мыслей об этом. Это было просто невозможно. А он и не старался что-то изменить. Не то, чтобы он надеялся на новую встречу… Хотя, нет, надеялся. Внутри, очень глубоко от себя скрыл то, что называется надеждой. Но он и сам уже почти забыл об этом. Но Мито появилась. Внезапно. Неожиданно. И она изменилась. Сколько он помнил, супруга часто спорила с ним и всегда первой высказывала свое мнение. Затем говорил Мадара, и Мито внимательно выслушивала мужа. Конечно, нередко они не сходились во мнениях, но все-таки после дискуссии Мито частенько оставляла окончательный выбор решения проблемы за Мадарой, понимая, что его вариант был лучше. Он никогда не задумывался над этим, для него — для них двоих — тогда это было естественно. Потом он винил себя, ругал множество раз, что потребовал от неё слишком большую цену — возложил на неё тяжелое бремя жены главы клана, что он не должен был… Пока, спустя года не пришёл к выводу: произойди всё заново — повторил бы, от начала и до конца. Разве что старался бы чаще находить для неё время и дольше быть рядом с ней. И вот теперь перед ним была другая Мито: она осталась сильной духом и разумом, но в ней прибавилось мягкости и спокойствия. Он уже и забыл, что такое — быть вместе; почти не помнил, каково это — быть для любимой женщины нужным и важным — это чувство заставляло парить, было почти не знакомо. Даже страшило немного. А может и не немного. Но своим страхам он смотрел в лицо и умел с ними бороться. И пусть у него нет времени всё обдумать — зато теперь есть она. Мадара ласково притронулся губами к ее плечу, укутал жену плотнее и поднялся. Необходимость расставания давила настолько, что терпеть не было сил. В душе возрождалось что-то забытое, просящее выхода, например, в прикосновениях… Хорошо, что Мито спала в этот момент — мольберт попался ему на глаза очень вовремя, — ему нужно уйти до того, как она проснётся. Мадара вышел в коридор, не разрешая себе обернуться: он сделает всё возможное, чтобы желание Мито быть с ним здесь, в мире людей, стало реальностью, но для того, чтобы иметь возможность каждый раз возвращаться сюда, ему предстояло множество дел.

***

Когда Мито утром проснулась, квартира была пуста. Она даже не прислушивалась, просто поняла, что мужа здесь нет. Мито села на кровати, опустив голову, прикусила губу, чтобы не заплакать. Глубоко вдохнула и выдохнула несколько раз, пытаясь успокоиться. Сколько раз она обещала себе, что примет всё, как есть, но все равно сердце тосковало и возражало против расставания. Но разве ей привыкать? Она помнила, что ей часто приходилось ждать его. Дождётся и сейчас.  — Я знаю, что тебе надо было уйти, — вздохнула она и протянула руку к подушке, на которой остался след от его головы. — Возвращайся поскорее. — Она осторожно провела ладонью, потом схватила его подушку и вдохнула запах. — И как же все-таки хорошо, что ты у меня есть… Мито вздохнула и мягко улыбнулась, вспоминая события прошедшей ночи. Потом зажмурилась и, словно маленькая девочка, в смущении уткнулась в подушку лицом: память воскресила выражение его глаз, прикосновения, тихий шёпот. Мито чувствовала, как горели щеки, и решила, что ей нужно срочно отвлечься. Ощутив неожиданный прилив сил, молодая женщина отбросила одеяло, вскочила с кровати и упругим шагом направилась в ванную. Умывшись и приняв душ, Мито надела широкие бежевые кюлоты, белую футболку и, весело встряхнув волосами, подошла к окну. И ахнула. После дождя на небо вышло теплое солнце и согрело землю, тем самым вызвав бурный рост растительности. Хотя сакуры и умэ опали, но на замену им пришли высокие стройные клены, ясени, раскидистые старые тополи. Деревья ярко зеленели, листья весело шумели на ветру, птицы приветствовали долгожданное лето радостным щебетом. И Мито подумала, что ее жизнь приобретет другой оттенок и смысл, и ей ещё нужно привыкнуть к этому. Как и ко многому другому. Например, к тому, что она больше не одна, и к тому, что теперь она — замужняя женщина. Эта мысль вызывала трепет и волнение. Ей придётся многое вспомнить, еще больше научиться заново, а чему-то — впервые. Но она не одна, вместе они справятся, у них это уже все было. Мито вздохнула и прогнала смутное беспокойство от нахлынувших воспоминаний: сейчас нужно думать о будущем, а не о прошлом. Вдоволь налюбовавшись летней яркостью, она отвернулась от окна. И её взгляд упал на мольберт. На белой бумаге аккуратным почерком Мадары было написано: Флейты бамбуковой голос Слышу из дальнего леса, Ветер влюбился, должно быть… — Мади… — шёпот вырвался непроизвольно. Давняя привычка называть мужа именно так вернулась с лёгкостью. Глаза защипало, но как бы Мито ни старалась сдержаться, по щекам медленно покатились слезы. — Спасибо, теперь мне легче будет дождаться, — закончила она с улыбкой, вытирая ладонью щеки. — И когда я успела стать такой плаксой? Мито аккуратно сняла с мольберта белый лист и, мягко улыбаясь, прошлась по квартире, думая, где лучше его разместить. Вытащила со шкафа коробку со старыми работами и достала из неё давно лежащую рамку, под которую ничего не подбиралось. Аккуратно подрезав лист под нужные размеры, она повесила хокку над изголовьем кровати. Пусть ей придётся ждать, пусть ей будет больно, когда она будет перечитывать эти строки, зато она будет ощущать присутствие Мадары и его тепло, а это будет напоминать ей, что всё произошедшее было по-настоящему — женщина до сих пор не могла привыкнуть к этой мысли. Но стихи — вот они, она держит их в руках. Мито полюбовалась, оценивая аккуратность и изящность исполнения — хоть сейчас на выставку — но это были слова, которые теперь всегда будут напоминать об их встрече после долгого расставания… Только бы Тока не соблазнилась, а то придётся драться, чтобы та не забрала на очередную выставку или проект. Кстати, Тока. Нужно бы позвонить и узнать, как там подруга. Наверно, уже вовсю к Гион Мацури готовится? Точно, скоро ведь праздники. Праздники, которые Мито никогда не любила. Теперь, когда прошлое и настоящее сошлись воедино, она знала почему — долгие праздничные церемонии в клане Учиха, много обязанностей и невозможность побыть наедине с супругом заставляли ее не любить праздники, даже когда Мито не помнила, кто она. Сев на кровати, Мито задумалась, чему посвятить день и что сделать в первую очередь: попытаться связать воспоминания о прошлом, позвонить всё-таки Токе, а может, отвлечься на рисование? А вообще, неплохо бы осмыслить произошедшее этой ночью, но сейчас Мито была слишком взволнованна, чтобы мыслить разумно, связно и быть способной анализировать. «Возвращайся скорее!» — эта единственная мысль завладела ею полностью. На счастье раздался телефонный звонок с её давней подработки — несколько раз Мито бралась преподавать рисование в детском кружке, три раза в неделю на два часа — и поинтересовались, не сможет ли Мито-сан прийти к ним? Но молодая женщина так обрадовалась, что согласилась выйти уже сегодня и, завершив разговор, с радостью начала собираться. Она любила детей, а дети любили ее. Пожалуй, это была одна из тех подработок, уходя с которой Мито жалела, что не может остаться. Но по-другому тогда было никак, а сейчас ей уже казалось, что причины были не столь существенными. И звонок, и подработка были очень кстати, не столько потому, что ей нужны были деньги, сколько из-за возможности занять себя и скрасить дни ожидания. Вернулась Мито из художественной студии уже поздно вечером. Пришлось подписать контракт и обсудить с директором кружка график и провести пробное занятие с детьми. Первое, что она увидела, когда включила свет в комнате, был маленький букетик фиалок. От кого он — сомнений не возникало. Радость наполнила ее сердце и, казалось, наполнила светом всю её небольшую квартирку. Мито, счастливо улыбаясь, опустилась в уютное плетеное кресло-качалку, рассматривая букет. Нежные, но одновременно роскошные. Символ жизни, нового её поворота. В этом подарке было много смысла, и Мито решила, что не будет сейчас пытаться разгадать послание Мадары — пусть расскажет ей сам, если захочет.

***

Время словно ускорило свой бег. Мито работала, в свободные дни рисовала и даже фотографировала иногда. Приближались Гион Мацури и Танабата, и она втайне надеялась, что Мадара придет к ней в эти праздники. Она прекрасно помнила, что у мужа всегда большое количество дел, а в поместье Учиха тщательно придерживаются старинных традиций и вряд ли знают о современных. Но именно это и давало надежду — а может, каким-то чудом муж освободится именно в эти дни? Но Гион Мацури прошел, а Мадара так и не появился. Приехала даже Тока, позвонившая как ни в чём ни бывало, как обычно переполненная энергией, — и попыталась вытащить её в кино. Мито притворилась больной, ведь она боялась, что Мадара не сможет застать её, когда придёт. Тока не настаивала, видимо, помня о последней встрече с Сэтоши-саном, однако взяла с неё слово, что уж в день Танабата они обязательно увидятся. Мито не отказала, но и не согласилась, но Токе и этого было достаточно — подруга была уверена, что вытащит подругу куда и когда захочет. А Узумаки не стала её разубеждать. Пока. Мито взяла букетик фиалок и засушила его в старой толстой, подаренной на выпускной, энциклопедии по рисованию, а потом прикрепила к рамке с хокку. День Танабата неумолимо приближался, а вестей от Мадары всё не было. Иногда ей казалось, что всё случившееся было сном, но Мито прогоняла эти мысли — перечитывая хокку и любуясь на фиалки — и ждала. Ведь он ждал намного дольше.