Теперь у Мито появился повод подготовиться к общему празднику. Женщина разложила на столике нужные принадлежности для изготовления тандзаки* — семь широких полосок плотной цветной бумаги, чернила, тонкую кисточку и самое главное, семь бамбуковых веток, чтобы прикрепить эти полоски.
А затем Мито села за столик, взяла кисточку, аккуратно обмакнула ее в чернила и, взяв первую полоску, изящно написала на ней первое желание. По обычаю, оно должно быть самым искренним, самым заветным. И оно пришло в голову сразу, без промедления:
Чтобы Мадара никогда больше не покидал меня.
Мито тихо улыбнулась, и в ее сердце пришла уверенность, что так и будет.
Начертав желание, женщина взяла ветку и привязала веревочкой к ней полоску, а затем принялась за написание других желаний. Все они были так или иначе связаны с дорогими и близкими ей людьми: Мадарой и Токой. Каждый раз, когда Мито писала желание, ей становилось спокойнее и легче на душе и сердце, почему-то была стойкая уверенность, что все, что она загадает на этот Танабата, обязательно сбудется.
Закончив с желаниями, Мито решила последовать обычаю и украсить бамбуковые ветки оригами в виде лебедей. Женщине всегда нравились эти величественные, печально поющие птицы. Взяв белую бумагу, Мито начала складывать оригами. Этому искусству научил ее Изуна. Вспомнив этого весёлого озорного парня, Мито улыбнулась. Ведь она смогла узнать, что Изуна еще и преданный, умный и трудолюбивый человек.
Внезапно в памяти Мито всплыло воспоминание, связанное с Изуной. Женщина снова смотрела на себя, словно со стороны. В этом отрывке из прошлой жизни Мито гуляла по огромному поместью в одиночестве: Мадара на очередном собрании противных старейшин; верную служанку Юки госпожа Учиха отпустила: та слишком давно не навещала родственников и уже часто просила Мито отпустить ее погостить у них.
В задумчивости женщина не заметила, как вышла в сад. Из раздумий ее вывело ощущение знакомой чакры : мощной, как у Мадары, но более светлой и тёплой. В ней чувствовался жар огня, свет полуденного солнца и виднелись яркие краски, в то время, как у чакры Мадары преобладали холодные темные тона. Мито знала, что только из-за одного человека к ней на ум приходят такие ассоциации. Это был ее деверь, Изуна.
Порадовавшись, что не будет в одиночестве, Узумаки ускорила шаг и уже через пять минут очутилась на участке сада, куда она еще не заходила. Здесь было тихо и спокойно, лишь редкие порывы ветра нарушали эту дремотную атмосферу, что образовалась здесь. Осмотревшись, Мито увидела источник сильной чакры: Изуна сидел на дзабутоне и что-то мастерил из белой бумаги, которая лежала рядом с ним.
Мито, решив подобраться поближе, чтобы посмотреть, что же такого поделывает ее деверь, постаралась как можно лучше скрыть свою чакру и начала подкрадываться. Ей оставалось пройти еще примерно три метра, как Изуна почувствовал ее и, не поворачиваясь к ней, лукаво улыбнулся и сказал:
— Мито-сан, а зачем вы прячетесь?
Поняв, что ее раскрыли, женщина вздохнула и, улыбнувшись, ответила:
— Просто мне было скучно, а потом я увидела вас, Изуна-сан, и решила поразвлечься. Но видите, вы все равно обставили меня. Не зря вы прославились как хороший сенсор.
— Мне приятно слышать от вас похвалу, Мито-сан. Но вы пришли сюда не только за этим, не правда ли?
— Вы правы. Мне захотелось посмотреть, что вы там делаете с бумагой.
— Подходите, Мито-сан, и сами все увидите.
Подойдя к деверю, женщина присела на дзабутон и осмотрела место. На небольшом столике стояли уже готовые фигурки. Чего там только не было: журавли, лебеди, цветы, кораблики. Мито с любопытством и восхищением рассматривала оригами. Больше всего ей приглянулась фигурка лебедя. Сразу было видно мастерство и изящество исполнения.
Изуна, видя неподдельный интерес Мито к его занятию, понял, что молодая женщина сейчас попросит его научить ее делать оригами. Так и произошло.
— Изуна— сан, научите меня искусству оригами! Пожалуйста.
Парень весело улыбнулся и кивнул головой. Мито улыбнулась и поблагодарив деверя, приготовилась слушать и вникать. Изуна принялся увлеченно рассказывать, как выполнять сначала простые фигурки, затем все более сложные и показывать это наглядно. Мито внимательно следила за каждым движением деверя, стараясь ничего не упустить, и одновременно восхищаясь мастерством выполнения фигурок.
После того, как Изуна все показал и рассказал, он решил проверить, что смогла усвоить его невестка. Подав ей чистый лист бумаги, он сказал:
— А теперь, Мито-сан, попробуйте сделать фигурку лебедя. Я вас не буду отвлекать и торопить. Делайте спокойно.
Отойдя к ручью, Учиха принялся наблюдать за Мито. Он видел, как нахмурились ее брови, как упрямо поджались губы, и как ловко ее пальцы начали работать.
Через двадцать минут Мито подняла голову и махнула рукой деверю. Тот подошел и посмотрел на результат.
— Для первого раза неплохо.
— Ну что ж, Изуна — сан, услышать от вас похвалу — уже достижение. — улыбнулась Мито, а затем рассмеялась. Изуна вторил ей, его радостный безудержный смех разнёсся по округе, спугнув птиц, сидевших в кронах деревьев. В этом он отличался от старшего брата, который не очень любил смеяться, но умел по-особому улыбаться: мягко, нежно и открыто.
***
Порадовавшись такому светлому воспоминанию, Мито принялась за украшение бамбуковых веток. Прикрепив бумажных лебедей на ветки, женщина поставила их у двери. По традиции, влюбленные должны отнести эти ветки на реку и бросить их в воду. Считается, что все желания, написанные на тандзаки, исполнятся. «Так и будет! Обязательно!» — подумала Мито.
Интересно, Мадара знаком с современными обычаями? Им о многом предстоит поговорить! Как он жил все это время? Как здоровье Таджимы-сама и Амары-сама и живы ли они? Как сейчас обстановка в поместье? Остались ли ещё те, кто помнит её, Мито? Как там ее деверь, Изуна-сан? Вопросы, вопросы… Но даже они не имели большого значения. Важнее всего было то, чтобы с Мадарой всё было хорошо, чтобы он возвращался живым и невредимым. А дальше… Дальше будет жизнь, наполненная победами, поражениями, радостью, переживаниями, ожиданием. И встреч. Возможности побыть в «их» квартире, наедине, без надобности соответствовать статусу и вероятности быть подслушанными. Мито помнила, что именно этого им так не хватало тогда, много лет назад.
Она представила, как было бы прекрасно, если бы Мадара пришел накануне Танабата. Они бы поужинали, поговорили о прошлом, а затем пошли бы к реке и бросили ветки с тандзаки в воду, и загадали бы желание, глядя на ночное звездное небо, ведь именно в день Танабата исполняются все желания, особенно заветные и идущие от сердца.
— Когда-нибудь так и будет, — сказала себе Мито, обрывая мечты, и села составлять список продуктов для праздничного ужина. Будет очень обидно, если Мадара застанет её не готовой, это будет намного хуже, чем если она съест ужин одна.
Танабата приблизился незаметно. За беготней по магазинам и прочими заботами прошёл весь следующий день. В праздничное утро томительное ожидание поглотила домашняя суета, и она просто радовалась появившимуся впервые за много лет желанию готовиться и встречать такой любимый Танабата. И снова благодаря Мадаре.
Она принялась за уборку, а после за готовку: жареная лапша якисоба — традиционное блюдо на любой праздник; такояки — шарики из осьминога; гюдон — говядина с рисом в соевом соусе (одно из самых любимых блюд мужа), ну, а на десерт — бананы в шоколадной глазури и пирожные моти.
Если Мадара не изменился и по-прежнему любит простую пищу, то этот ужин понравится ему. «Если не изменился». Но он изменился. Просто она ещё не знает, сильно ли… Так, что там дальше делать по плану?
Готовить Мито умела, но не любила. Для себя одной она давно перестала это делать, но при желании могла придумать что-то вкусное. Особенно для
Мадары. Она стояла возле плиты, посматривая в окно и наблюдая за дождем, что разразился час назад и вдруг поймала себя на том, что немного опасается прихода мужа. Та встреча прошла с таким накалом эмоций, что они не смогли поговорить нормально. И теперь её терзала тревога.
Несколько лет вместе и почти вечность в разлуке. Как он жил все эти годы без неё? А если прошло так много времени после её смерти, что он всё — таки женился ради рождения наследника? А если он любит кого-то ещё? Мито даже головой помотала, отгоняя дурные мысли. Нет, её муж всегда был честен с ней, он сказал бы об этом. Она не может да и не хочет сомневаться в нём. Но прошло так много времени… Что он пережил за прошедшие годы? С какими проблемами столкнулся? Кто был рядом? Кто поддерживал? Кто препятствовал?
Мито сопоставляла свои воспоминания, кусочки из снов и тех двух встреч и понимала, что очень многого не знает о том мужчине, который пришел к ней две недели назад. О чем Мадара думает сейчас? Какой груз несёт на своих плечах? Всё ли осталось по-старому в клане Учиха?
У него стал настолько пронзительный взгляд, что страшно заговорить первой. Совсем другое выражение глаз было у него, когда они впервые встретились… целую жизнь назад. Неужели это она и её смерть так повлияли на него? А сможет ли Мито как-то это изменить?
Все эти вопросы утомили Мито, а уборка с готовкой завершили это дело. Женщина поставила посередине гостиной низкий столик и положила рядом мягкие подушечки. Затем она решила переодеться из уютного платья — рубашки в юкату, но, зайдя в комнату, Мито просто упала на кровать и заснула.
Звонок в дверь разбудил её. Мито подскочила и, быстро завязав волосы в тяжелый низкий пучок, побежала открывать. «Это не может быть Тока. Ведь нет?» Сердце билось в бешеном темпе, словно она подросток, бегущий на первое в жизни свидание.
За дверью стоял Мадара: весь промокший, с головы до ног. Мито замерла на секунду — женщине показалось, что перед ней стоит незнакомый человек. Но замешательство быстро прошло, и Мито освободила проход мужу.
— Заходи, — впустив его, женщина сняла с него мокрый тяжелый пиджак и быстро повесила его на балкон.
***
Поднимаясь по ступеням на нужный этаж, стоя перед закрытой дверью, Мадара чувствовал, как волнение рождается в груди. Он отвык. За минувшие семьдесят лет отвык, заставил себя забыть предвкушение встречи с ней. Сколько раз за долгое время он думал о том, как редки и коротки были их встречи — словно любовники. Он посвящал так много времени сражениям, наивно думая, что у них есть много времени. Идиот. Но теперь пустота и боль остались позади. За дверью, там, в уютной квартирке —
Она.</i
- Здравствуй, — его губы нежно коснулись темно-красных волос, когда он входил в коридор. И душа ликовала. Он протянул ей коробочку, что держал в руках.
Мадара не говорил Мито, что любит её. Просто любил. Она, естественно, знала. Но: <i>он никогда не говорил эти слова вслух. За что потом ругал себя все эти года. В этой жизни он будет внимательней, открытей — какой бы она ни была. Она — его жена навечно.
***
Такое простое «здравствуй» и мимолётный поцелуй пробудили в Мито волнение, которое холодком пробежало по телу: он, наконец, здесь, а она не знает, как себя вести. Тревожное ожидание последних дней превратилось для неё в странное оцепенение.
«Кто мы теперь друг для друга?»
— Здравствуй… — смогла лишь тихо сказать в ответ и приняла сверток из плотной коричневой бумаги. То, что это цветы, она поняла сразу, едва открыв дверь. Он пришёл с цветами! Это тоже было необычно.
Нет, она помнила, он делал ей подарки, всегда был внимателен, исполнял любое ее желание, но лично ничего не дарил. Она часто находила подарки в своей комнате и удивлялась тому, как он запоминал про всякие мелочи. Но цветы? Они были сами собой разумеющимися, в поместье Учиха было очень много разных цветов, а Мадара во время их редких прогулок обязательно преподносил ей что-то, подходящее сезону.
Приняв из его рук этот букет, Мито заглянула мужу в глаза. Увидев его серьёзный взгляд, поняла — это не послание, это нечто большее: он понял ее и делает шаг навстречу. Они начинают всё заново. Мито развернула бумагу. Щёки вспыхнули, по телу прошлась волна, заставившая почти задрожать.
Нежные голубые незабудки. Красные каллы. Белые камелии.
Ками — сама… Неужели это признание? Это то, что он чувствует сейчас к ней? Мито осторожно сделала шаг навстречу ему, взяла бережно за руку, прижала его ладонь к своей щеке и закрыла глаза. Его ладонь была теплая, а пальцы холодные: он нервничает, как и она сама.
Нужно было что-то сказать, но словами нельзя было выразить, какое единение с ним она чувствует. Мито шагнула ещё ближе и прижалась к его груди, чтобы услышать спокойный и уверенный стук его сердца. И Мито счастливо вздохнула.
К её волосам снова бережно притронулись его губы, а лица коснулись мокрые пряди. Ох, она совершенно забыла! Мито открыла глаза и, посерьезнев, сказала:
— Пойдём скорее! Надо высушить тебе волосы.
Мадара дал Мито увести себя в комнату и усадить на подушку.
— Подожди, я мигом! — Мито накинула мужу на плечи полотенце, перекинув на него мокрые пряди; принесла из спальни и поставила на подоконник вазу для букета; ушла в коридор, вытерла лужу от дождевой воды, сбегала в комнату, принесла фен.
Мадара всё это время не спускал с неё глаз, любуясь ее плавными, несуетливыми движениями.
— Потерпи немного, я отвыкла заниматься с твоими волосами. — и Мито, встав позади него, принялась сушить и перебирать его длинные волосы. Почему-то Мито очень хотелось, чтобы Мадара сейчас говорил. О чём угодно. Но он почему-то молчал.
Секунды переходили в минуты, влажные пряди понемногу высыхали и снова начинали топорщиться, не желая укладываться. Она вспомнила, как он любил те моменты близости, когда она возилась с его волосами — сушила ему голову после бани или просто перебирала, когда он отдыхал, положив голову ей на колени. Мадара чуть слышно вздохнул, и Мито только сейчас увидела, что он сидит с закрытыми глазами.
Эти минуты были наполнены каким-то безграничным счастьем, будто ничего никогда не менялось, и тут же резко — острой тоской. То, что было, — уже растворилось в прошлом. А что их ждёт впереди?
Мито никогда не перекладывала свои страхи на него, старалась спрятать грусть, защитить его от них, и так несущего на своих плечах тяжкое бремя власти. Но сейчас, в этой тишине, ожило то, что Мито утаивала даже от самой себя. Она положила фен на стол, прижалась к спине мужа, обнимая его, и спросила:
— Мадара, ты думаешь, мы сможем?
