***
Когда Мито утром открыла глаза, то первое, что она увидела, — была его одежда, лежащая на кресле. А ведь она думала, что ночью он покинет ее! Сердце женщины подпрыгнуло и быстро-быстро забилось от радости. Мито обернулась и увидела спящего Мадару. Женщина сидела, не могла отвести глаз и не понимала, то ли смеяться от радости, то ли взять карандаш и зарисовать увиденное: муж был очень красив в искристом свете раннего летнего утра — умиротворённый, спокойный. Рассыпавшиеся по подушке черные волосы, закрытые глаза, обрамленные темными ресницами, грудь, спокойно поднимающаяся и опускающаяся от тихого дыхания… Мито хотела обнять мужа, полежать с ним рядом, убедиться, что это не сон. А потом просто сидеть и любоваться на спящего Мадару. В конце концов художница победила — когда ещё у неё будет такая возможность? — и она, осторожно встав с кровати, завернувшись в покрывало, села на стул возле окна, закинув ногу на ногу, и начала делать набросок. Нет, картину из этого наброска она делать не будет, но иногда бередить душу, смотря на рисунок, пока Мадары не будет рядом, казалось сейчас неплохой идеей. Муж спал, а Мито, заканчивая набросок, подумала, что его сон всегда был достаточно чуток. Значит ли это, что здесь он чувствует себя как дома? Улыбнувшись этой мысли, женщина отложила альбом и карандаш, осторожно подошла к мужу, легонько дотронулась губами до его лба и отправилась принимать душ, чтобы после одеться и готовить завтрак. *** Мадару разбудили шорохи и тихий стук посуды, раздающиеся с кухни. Мужчина удивленно посмотрел в окно и понял, что проспал: его внутренний будильник, уже много лет натренированный будить его на рассвете, сегодня не сработал. Во всём теле чувствовалась непривычная расслабленность, даже нега, и Мадара подумал, что это так влияет на него мир смертных, а точнее, одна смертная — Мито. Близость с женой — забытая и долгожданная — стала еще одним открытием: оказывается, он уже забыл, насколько трудно держать себя в руках, когда она рядом. Но он ничего не мог с собой сделать: были мгновения, когда она напоминала ему тот самый дождь — секунда, и она разобьется об землю и исчезнет, словно и не было. Но вот сейчас, в их квартире, в уютной возне и аппетитных запахах с кухни, в том, что никуда не нужно спешить, а Мито здесь, стоит ему встать и подойти к ней или просто окликнуть, — было что-то невероятное. Вставать Мадаре не хотелось. Хотелось потянуться всем телом, прижать к себе Мито и пролежать так целый день. Какие забытые, но весьма приятные ощущения… Прежде чем отправиться в душ, он завернулся в покрывало, явно оставленную Мито, а потом увидел на подоконнике рисунок. Взял в руки и замер, даже дышать перестал, рассматривая. Вот таким она его видит? И он, что, действительно улыбается во сне? Желание обнять жену стало очень сильным, он аккуратно вернул рисунок на место и пошел на кухню. Мадара очутился за её спиной неслышно, Мито ощутила его за секунду до того, как к шее прикоснулись его губы. Волна радости охватила её с головы до ног: он разрешал себе касаться ее гораздо больше и чаще, чем раньше, и, наверное, не было лучшего способа осчастливить ее. Она отложила деревянную лопаточку, которой помешивала цукэмоно, развернулась и обняла мужа за талию, прижалась щекой к его груди: — Здравствуй… Ты останешься сегодня? Она сама обняла его в ответ на поцелуй, а вот когда задала вопрос, то Учиха почувствовал укол совести — он до сих пор не сообщил ей, что останется на все праздники. Нет, он не забыл. И… забыл. Сначала решил не говорить, а после… после стало не до этого. А она, видимо, измучилась от неопределённости. И снова, он задал себе вопрос: прекратит ли когда-нибудь причинять ей боль? Мадара вздохнул — ему очень хотелось отложить всё это на потом — и ответил сдержанно, понимая, что неприятному разговору рано или поздно быть: — На все оставшиеся три дня праздника. Он и сам не понимал, чего ожидал в ответ, но когда она подняла на него глаза, в них было столько искреннего счастья и чистой радости, что он смог только прижать жену как можно крепче и спрятать улыбку в её волосах, удивляясь тому, как один её взгляд умеет разрушать его страхи. Внутри мужчины боролись несколько чувств: изумление, благодарность и неожиданно веселье, поэтому он как бы невзначай спросил, предвкушая её реакцию, не хочет ли она принять ванну вместе? И, увидев растерянный взгляд и наблюдая, как у неё краснеют от смущения щеки, поцеловал в лоб и быстро ушел — в такие моменты Мито была слишком мила, чтобы выпустить её из объятий просто так. — А откуда ты узнал про праздники? Этот вопрос заставил его замереть в дверях ванной и снова поймать себя на том, что он страшится этого разговора. Он. Боится. Но бояться все-таки было чего. — Я скоро, — Мадара взглянул на жену и почувствовал, как по их счастью бегут пока ещё незаметные трещины: их реальность такова, что боль и горечь идут в ней рядом. — Нужно купить тебе халат, — улыбнулась Мито, кивнув на покрывало. — Поторопись, а то завтрак почти готов. *** Когда Мадара ушёл, Мито сперва прижала ладони к горящим щекам — муж шутил — и это был самый большой подарок для неё. А уж то, что он останется так надолго!.. Это было просто невероятно! И всё же… всё же Мито не могла не почувствовать, что им предстоит непростой и долгий разговор — слишком уж неоднозначный, тревожный и какой-то болезненный взгляд бросил на неё муж, заходя в ванную, когда думал, что она уже не видит. Накрывая на стол, она принялась напевать сврю любимую песню о Хикобоси и Орихиме и сейчас ей казалось, что даже эта песня с детства намекала о её прошлом. Мито внезапно подумала о своем ребенке. Воспоминания возвращались волнами — яркими картинками и целыми цепочками из событий, а чаще обрывками. По прошествии времени сложно восстановить в памяти даже то, что происходило год назад, а что уж говорить о её прошлой жизни? Но воспоминания о дочери постоянно ускользали. Мито умоляла Изуну найти ее дочку. Это все, что помнила женщина. Ни ее личика, ни причин, почему она просила своего деверя отыскать малышку. Память упрямо отказывалась восстановить хоть что-то связанное и законченное, всегда вызывая тревогу. Но у Мито и так хватало над чем думать. И всё-таки… всё-таки… Взгляд Мадары не хотел выходить из головы. Она уже видела взгляды. Не раз. Видела… У кого?.. Когда Изуна возвращался, когда он уходил вместо неё для того… Для того чтобы… Чтобы найти ее дочь, которую украли у нее. Блюдце выскользнуло у нее из рук и разбилось на мелкие кусочки, но Мито даже не услышала этого. Она зажала рот ладонью, чтобы не закричать.Она родила дочь от Мадары, а затем ее украли у нее.
Вот теперь Мито вспомнила все. Когда Мадара, кое-как обмотавшись полотенцем, выскочил из ванной на звук разбившейся посуды, то увидел Мито, стоящую на коленях среди осколков и смотрящую на него с такой болью, что у него внутри всё оборвалось и он впервые за долгое время по-настоящему испугался: — Мито! — У нас забрали ребенка, украли! А я не смогла помешать этому! — жена не кричала, но голос срывался и сильно дрожал. Уж лучше бы она кричала, чем это страшное отчаянье в глазах. Он отшвырнул босой ногой осколки, шагнул и рывком прижал Мито к себе. — Что же я наделала, Мадара? — услышал он надрывный шёпот. — Как я могла?!