Fate/Re

Мне снился сон. Это точно был сон — на это я был готов поставить свою жизнь. Красивый сон. Прекрасная мечта, что не могла сбыться в реальности. Именно поэтому я и понял, что сплю. Ведь не могло в реальности всё быть столь прекрасно. Я не мог лежать на невысоком диванчике, положив голову на что-то мягкое и с полуулыбкой наблюдать, как моя повзрослевшая — на вид ей было лет шестнадцать, сестра, готовит вместе с каким-то мальчиком с рыжими волосами. Я сразу понял, кто это. Память охотно подсказывала — передо мной один из Пятерых. Бронза весело строгал что-то на доске — отсюда были слышны быстрые удары ножа о деревянную поверхность. Вокруг было незнакомое место — гостинная, выдержанная в японском стиле. Только этот диванчик разрушал атмосферу, и словно был поставлен тут в качестве компромисса с кем-то… мной? В центре комнаты футоны и невысокий столик — очевидно, там принимают пищу жители дома, от коридора нас отделяют бумажные перекрытия — ничего похожего на каменный особняк Мато. Дверь открывается — внутрь входит Рубин, раздражённо косясь на своего спутника. Высокий, седой как лунь, с ехидной улыбкой на лице. Они смотрятся вместе на удивление гармонично — кажется, что они счастливы вместе. Где-то скрипит кожа — к Сакуре сзади подходит Аметист — высокая женщина с ниспадающим водопадом лиловых волос. Она аккуратно обнимает мою сестру и Широ — от них буквально чувствуется умиротворение. Которое ощущаю и я, поднимая взгляд. Мне, словно в душу, смотрят два изумрудных глаза. Искрящиеся весельем, счастьем и радостью — незамутнённой, детской. Пшеничные волосы ниспадают по лицу светящейся аурой. И… Всё. Остального лица я не вижу. Почему-то чувствую, что из глаз текут слёзы. Она столь… Прекрасна. Совершенна. Сердце болезненно пропускает удар. — Не плачь, мой рыцарь… — Тихо шепчет она, смахивая мои слёзы и аккуратно наклоняясь ко мне. После чего целомудренно, аккуратно и чуть стесняясь, коротко целует мне лоб. — Всё в порядке, Синдзи. — Изумруд. — Тихо шепчу я, понимая, что не прав. Мои глаза распахиваются, дыхание на мгновение перехватывает. — Лилия?.. — Ты всё же опять вспомнил меня. — Тихо качает она головой. В её глазах — грусть и тоска. — Зачем, Синдзи? Разве ты не обещал мне, что отпустишь меня хотя бы в этот раз? — Я… Не мог. — Слабо шепчу я. Слёзы вновь льются из глаз, и я даже не могу их остановить. Злюсь на себя, что не могу задать ей столько вопросов. Кто она? Как найти её? Грозит ли ей что-то и, главное — почему она столь печальна? — Пятеро, Синдзи. — Тихо шепчет она. — Спаси Пятерых. Спаси Изумруд. Я… Я не должна была появиться в этом мире. И, надеюсь, не появлюсь. — Нет… — Шепчу я. — Да. — Мягко, но грустно качает та головой. — Мы оба знаем это, мой верный рыцарь. Что для тебя важнее, я… Или Пятеро? Мне не хочется отвечать. Хочется вскочить, обнять её до боли, так, чтобы она вскрикнула, вцепиться в неё руками и держать — не отпуская, не позволяя ей сделать ни единого шага. Но не могу. Ведь это сон. Ведь мне лишь предстоит найти Лилию. И единственное, на что я способен — такие разговоры во сне, которые забуду при пробуждении, как утренний туман, уступающий место лёгкому ветерку. — Вы все важны. — Бессильно отвечаю я, слыша, сколь жалко это звучит. — И я счастлива. — Тихо качает она головой. — Ты же знаешь это, Синдзи. Ты знаешь, что я уже получила больше, чем могу надеяться. — Нет. — Качаю головой. — Ты… Ты не знаешь ничего. Ты не знаешь жизни. Счастья. Признания. Дружбы. Ты… Жертва чужих амбиций, которой суждено стать кем-то, кем ты не являешься. — Мне суждено стать ею. — Тихо качает она головой. — Я стану тем, кого ты будешь боготворить. — Но перестанешь быть той, кого я люблю. — Тихо шепчу слова. Она вздрагивает — и впервые за время разговора её лицо, невидимое мне, искажается болью. — Значит, так тому и суждено. — Качает головой девушка и в этот момент я понимаю, что по моему лицу текут слёзы. Не мои. Она склоняет голову надо мной — и плачет. Влага падает вниз, разбиваясь о мои щёки. Это так… Странно. Так неестественно — видеть её такой разбитой. Но она продолжает улыбаться. Ободряюще. Как надобно улыбаться символу — манифестации моей надежды на счастье. — Иди, Синдзи. Спаси Пятерых. Спаси Изумруд. — А как же ты? — Всё же не могу удержаться от вопроса я, приподнимаясь на локтях. Мир вокруг меркнет, оставляя мне лишь образ сияющей в темноте улыбки. Ободряющей. Уверенной. И до боли грустной. — Меня не существует, Синдзи. — Тихо шепчет она… И сон заканчивается.

***

Вскакиваю с кровати, тяжело дыша. Руки трясутся, лицо мокрое — из глаз ручьем текут слёзы. Чёрт возьми, опять сон. Мерзкий, противный — и я никак не могу его вспомнить! Там было что-то о Пятерых и… Лилии? Кажется да. Она что-то просила — но что, понять не могу. Было бы у меня больше времени, то смог бы просто поспать ещё, попытаться восстановить воспоминания… Но я в отвратительной ситуации для такого. Ведь — я все ещё старший брат. Которому надо заботиться о своей сестре. Медленно поднимаюсь с кровати и смотрю на часы. Полтретьего. Через полчаса Сакура должна вернуться к себе в комнату. За прошедшие несколько дней я выучил её распорядок дня… Точнее — распорядок ночи, и примерно научился понимать, что мне стоит сделать для максимального облегчения её участи. Поднимаюсь с кровати и бреду в ванную, по пути утирая непрошенные слёзы. Нельзя, чтобы Сакура увидела, насколько мне плохо. Ей и так ужасно, так что единственное, что мне остаётся — заботиться о ней в меру своих сил и возможностей. Захожу в ванную комнату, нашаривая выключатель. Свет заставляет на мгновение прищуриться, но быстро перестаёт резать глаза. Подхожу к раковине, включаю воду. Тихий звук льющейся воды напоминает мне звонкий голос… Но только чей? С того самого момента, как Зокен принял решение вступить в войну, прошло уже несколько дней. Мои ушибы успели зажить, а сам я — немного успокоился. Несмотря на громкие речи и весьма впечатляющее начало поисков, результатов от это было… Немного. Зокен показал мне, насколько опасен может быть, и с тех пор полностью исчез. Одна моя робкая попытка связаться с ним через библиотеку не принесла никаких плодов, а больше я и не пытался, справедливо рассудив, что мне оно не столь необходимо. Пусть лучше Зокен сам свяжется со мной, если я буду ему необходим. Мне ни к чему привлекать излишнее внимание. Мне и так было, чем заняться. Умываюсь, чищу зубы и гляжу на себя в зеркало. В ответ хмуро глядит уставший мальчик с синяками под глазами и всклокоченными синими волосами. Бросаю короткий взгляд на часы. Сорок две минуты третьего. Не думаю, что успею помыть голову до возвращения Сакуры. Выхожу из комнаты и оглядываясь. Особняк, как и всегда в это время суток, тёмен и мрачен. Слышатся скрипы и стоны старых перекрытий, ветер гонит запахи застаревшей давней пыли, вызывая естественное желание спрятаться обратно к себе. Но — нельзя. Кто, если не я? Медленно выхожу из комнаты и спускаюсь вниз. Еду я успел приготовить с вечера — да и назвать это полноценной едой было сложно. По понятным причинам никакого аппетита у Сакуры не было. Поэтому хватаю небольшой, но увесистый поднос и начинаю сгружать на него всё, что успел нарезать с вечера. Фрукты — бананы и яблоки, небольшая мисочка хлопьев с каким-то йогуртом, разломанная плитка шоколада, сок. Всё — сладкое. Не помню, где-то читал, что сладкая пища способствует выработке эндорфинов. Уже сам не знаю, правда ли это, но Сакура если и ест что-то после… возвращения, то в основном сладости. Никакой серьёзной пищи. Её я оставляю на утро и приношу уже с восходом солнца. Балансируя на ступеньках, поднимаюсь на второй этаж и прохожу мимо своей комнаты, входя в комнату сестры. Её ещё нет. Часы, мерно тикающие на стене, показывают, что до трёх ночи остаётся всего пара минут. Остатки мыслей обо сне вылетают из головы, их полностью съедает моя ночная рутина. Ставлю поднос на стол, тихо хлопаю себя по голове. Забыл салфетки внизу. Сакура иногда… Не очень опрятна. Качаю головой. В первый раз, когда я так попытался её накормить, от вида небольшого кальмара её вырвало, а сама она с воем забилась в угол, что было бы, может, почти комично — но её ужас и слёзы, хлынувшие из глаз, нельзя было перепутать ни с чем. Грёбаный Зокен. Ненавижу. Стискиваю кулаки, когда в голове вновь встаёт лицо сестры. Старик может быть временным союзником против Кастера. Старик может быть гением магии. Да кем, чёрт возьми, угодно. Но я ненавижу его. От всей души. Качаю головой и захожу в ванную комнату, осматриваясь вокруг. Комната Сакуры с каждым днём становится всё более похожа на палату для душевнобольных — все острые предметы я изъял, острые углы постарался убрать, либо — скруглить, завесив их чем-нибудь. Подхожу к ванне, включая воду и давая ей пробежаться. Она наберётся примерно за десять минут. Прикрываю за собой дверь в ванную и сажусь на кровать. Главное — никаких резких движений. Не испугать сестру. Мерно течёт вода за стеной. На столе — поднос с едой и графином воды. Сам я — очень аккуратно, чуть съёжившись, сижу на кровати. Сакура боится любых резких движений. Громких звуков. Больших объектов — я стараюсь выглядеть поменьше, чтобы ей не было страшно. Дверь в комнату тихо скрипит. Шаги. Тихие, осторожные и испуганные — но вместе с тем чуть шаркающие. Сакура появляется на пороге. Грязная. Подрагивающая. С мёртвыми, пустыми глазами. Она обводит комнату безразличным взглядом, даже не фокусируя на мне внимания. Я аккуратно поднимаюсь, не делая резких движений. — Привет, Сакура. — Мягко, успокаивающе шепчу, поднимая руку. Та вздрагивает, но не отшатывается — переводя на меня взгляд чуть более осмысленных глаз. — Я приходил вчера, помнишь? Она не отвечает. От взгляда на неё сердце ноет. Как? Ради чего? Какая цель оправдывает превращение сияющего чистотой и невинностью ребёнка в это?! Победа в Ритуале? Исток? К дьяволу. Магия — омерзительная вещь. Она приносит боль, страдания и смерть и окружающим, и владельцам. Но ничего из этого не отображается на моём лице. Приветливо улыбаюсь и аккуратно махаю рукой. Сакура реагирует, чуть склоняя голову. Есть контакт. Аккуратно подхожу к ней и мягко беру за руку, увлекая за собой, в ванную комнату. Та плетётся следом. С каждым днём её состояние словно бы ухудшается. Если в день моего приезда она реагировала на меня, то сейчас — нет. Качаю головой и аккуратно начинаю раздевать ребёнка перед собой. Убираю свою старую ночнушку — у неё не оставалось чистой одежды, пришлось отдать своё, и подвожу ту к горячей ванне. Проверяю температуру… Идеально. Помогаю той перелезть через бортик, стараясь не смотреть на израненное тело. Укусы мелких тварей и царапины, несколько свежих шрамов и одна длинная рана на всю руку — появилась вчера, словно бы кто-то рассёк запястье почти до локтя одним ударом. Сакура не ответила, откуда у неё рана, а я не стал допытываться. Не уверен, что мне стало бы легче. Девочка медленно садится в ванную. Выбрасываю всю покрытую мерзкой слизью жидкость в корзину для белья — когда буду уходить, заброшу в стиральную машину, а сам делаю шаг из ванны. В шкафу — купленная для неё одежда. Достаю длинную юбку и блузку. Понятия не имею, что ей нравится, так что просто спросил у продавщицы, что купить сестре. Та водила меня по магазинам битый час, но, в итоге, всё же передала мне всё, что было нужно. Выбрасываю из головы эти мысли и возвращаюсь в ванну. Сакуру нельзя оставлять одну до шести утра. После шести — она спокойно спит. Но до — стоит ей остаться одной, как она начинает причинять себе вред. Пытается расцарапать себе руки, живот, горло, зубами рвёт кожу до крови, прокусывая себя почти до кости… Прикрываю глаза. Спокойнее, Синдзи. Спокойнее. Не показывай ничего, кроме мягкой доброжелательности. Сажусь рядом с замершей в тёплой воде Сакуре. Она не двигается. Беру со стены мочалку и нежно, ласково провожу ею по спине девочки. Та вздрагивает, резко поворачивается ко мне — я спокоен. Спокоен, Синдзи. Спокоен. Ты не выражаешь эмоций. Ты — доброжелательный старший брат, который не напоминает ей ни о чём из того, что происходит в её жизни. Провожу мочалкой ещё раз. Её мертвые, пустые глаза продолжают смотреть мне в самую душу. Несмотря ни на что, чувствую страх. Что… Что таится там, внутри? Качаю головой, продолжая мыть её. Спина, грудь, ноги, голова — мягко мою её прекрасные, тёмно-фиолетовые волосы, тоже натуральные, как и у меня, смывая с них всю грязь и слизь. Она расслабляется — это видно по тому, что сжатые в кулаки руки разжимаются и бессильно опускаются. Заканчиваю мыть сестру, поднимаю её из ванной, вытирая полотенцем и помогая надеть одежду. Сначала трусы, потом юбка, потом лёгкая маечка, потом блузка — и вот, всё так же сверля меня невидящим взглядом, моя сестра стоит на пороге ванной комнаты. Беру за руку, подвожу к кровати и ставлю поднос рядом. Впервые за весь вечер она проявляет хоть какой-то интерес, поворачивая голову к серебру. — Что хочешь, сестрёнка? — Тихо спрашиваю у неё. Как с совсем маленьким ребёнком поочередно протягиваю ей фрукты, шоколад, хлопья… Она вяло реагирует на шоколад — хорошо, очень хорошо. Аккуратно протягиваю ей плитку — она, трясущейся рукой, подносит его ко рту и начинает рассасывать шоколад. — Молодец. — Успокаивающе и одобряюще шепчу я, другой рукой доставая перекись водорода и начиная обрабатывать новые и старые укусы. Не хватало ей только заразиться чем-то. Она молчит, даже не реагируя на шипящую на коже перекись. Это больно — по себе знаю, но она, кажется, не осознаёт мир вокруг, безразлично грызя свою шоколадку. Я продолжаю тихо шептать что-то успокаивающее. Шоколад заканчивается — и она безразлично начинает складывать в рот дольки яблока. Хорошо. Она ест — причём лучше, чем вчера и позавчера. Напоминание для себя — купить ей шоколада. И как можно больше. Пока моя сестра ест хоть что-то… Фрукты заканчиваются. Аккуратно заливаю йогурт в хлопья, перемешивая их. Беру ложку, зачёрпываю небольшую часть смеси — подношу ко рту Сакуры. Она медленно поворачивает голову ко мне. Я указываю на еду. Она вновь поворачивается. Неуверенно приоткрывает рот. — Умница. — Шепчу я, продолжая кормить её с ложечки. Иначе она не ест. Ложка — нет. Руками — иногда. Вчера я попытался дать ей риск и палочки… Это была не лучшая моя идея. С тех просто кормлю её с ложечки сам. Как она жила тут без меня? Чем питалась? Ела ли вообще? Понятия не имею. Спокойнее, Синдзи. Ты спокоен. Ты не проявляешь злости — она не поймёт, что твой негатив направлен не на неё. Заканчиваем есть. Несколько капель йогурта падают вниз, вытираю их своей футболкой — плевать, всё равно её переодевать. Выдыхаю, помогая Сакуре лечь на подушку. Она смотрит на меня всё теми-же пустыми глазами. Никакой реакции. Ни слова она не сказала мне со своего срыва несколько дней назад. Зокен, мразь… Но я улыбаюсь. Внешне я расслаблен и улыбчив. — Почитать тебе, Сакура? — Мягко улыбаюсь я, садясь у изголовья кровати. Надо дать ей на чём-то сосредоточиться. Это всё мои наблюдения — но в тишине она быстро начинает волноваться, что проявляется через нанесение вреда самой себе. Так что — читать. Говорить. Издавать любые звуки, но не дать ей оказаться одной. Моя сестра молчит. Конечно… — Приму за да. — Улыбаюсь, беря книгу в руки. Даже не вижу, что это — настолько я далёк мыслями. Кажется, сборник сказок. Автоматически начинаю читать, сам размышляя про себя. Повествование льётся — мои слова текут журчащим ручейком, убаюкивающим сестру. Она тихо лежит в кровати, безразлично смотря в потолок. Не знаю, слышит ли она меня. Или это я схожу с ума? Может мне просто привиделась Сакура? И всё, что есть вокруг меня — нереально, а я все ещё лежу в больнице Лондона, собирая по крупицам расколотую на куски память? Уже не знаю. Я постоянно куда-то бегу. Спасаю то себя, то остальных — сражаюсь, бегу, вновь сражаюсь, интригую и пользуюсь любым преимуществом, забочусь о Сакуре… А единственное, что хочется на самом деле — бросить всё. Взять нож и рюкзак, схватить оставшиеся деньги и серебряный сервиз на продажу — и выйти из особняка. Спуститься по холму, наслаждаясь видом ночного Фуюки и считая сверкающие россыпью драгоценных камней звёзды над головой и идти. Куда глаза глядят. В ночную тьму. Приветствуя проезжающие мимо машины взмахом руки, улыбаясь темноте… Хочется быть где-угодно, но только не здесь. Не заботиться о своей сестре. Не вставать каждый день ночью для того, чтобы ухаживать за сломанным человеком, что не скажет мне даже простого спасибо, а жить для себя. Вдали от Фуюки. Вдали от всех Мастеров, Войн, Ритуалов и Магов. Просто жить для себя Страницы шелестят, переворачиваясь одна за одной. Мой голос не выдаёт и десятой доли истинных чувств — рассказ про принцессу и принца льётся из моих уст подобно отравленной патоке — сколь сладкой, столь и лживой. Нет в мире принцесс и принцев, Сакура. Нет прекрасного рыцаря, что придёт на помощь. Есть расчётливые маги, жестокие мастера и непобедимые слуги. А мы — разменные монеты, сестрёнка. Просто разменные монеты, которых используют в игре под названием жизнь для того, чтобы наш сумасшедший предок смог заполучить бессмертие. И это не поменяется. Страница переворачивается. Глаза сухие. Я уже выплакал все слёзы. Но всё, сделанное мною, кажется в эту минуту столь незначительным, что хочется завыть и закричать. Но — нельзя. Я должен быть сильным для своей сестры. Книга закончена. Сакура спит на своей кровати. А я, абсолютно разбитый сижу рядом с ней и смотрю на огромный диск луны, видный из окна. — Где же ты, Лилия? — Одними губами произношу я, обращаясь безразличному миру за окном. — Где ты, моя принцесса надежды?..