Кх. Кх. Снова всем приветик. Наверно, можно сказать что автор-сан вернулся из чёрной дыры апатии и серости реального мира. Надеюсь, за это время не разучилась писать. Так же спешу сообщить, что в последующие дни я буду очень стараться реабелетироваться(снова). Просьба поддержать!) Возможно есть много ошибок: пб открыта, просьба тыкать туда.) Ну и по традиции: Приятного чтения, котики. С Уважением, Тсукери;)
***
Жизнь Тсуны стремительно менялась с каждой новой неделей и, даже, днём. Срок беременности рос, а вместе с ним росли странные желания Савады… Её мысли всё реже занимал любимый брюнет и всё больше ребёнок, который родится. Нет, мысли о нём не оставляли её. Она думала, вспоминала ночью и слёзы собирались в уголках глаз. В такие моменты Тсу начинала гладить свой уже небольшой животик. Сердце начинало щемить от нежности. Воздух вновь поступал в лёгкие. Савада чувствовала, что это её малыш помогает справится со всем. Тсуна улыбалась немного счастливой улыбкой. Немного. Все потому, что стоило ей начать поглаживать округлившийся живот, она начинала думать о ребёнке, который там живёт, а затем мысли когда плавно, а когда слишком резко и внезапно, переносились к отцу этого ребёнка. О нём ей хотелось меньше всего думать. Сердце болело, кололо. Девушка ночами, проклиная все на свете, тихо плакала. Потом вдруг вспоминала незнакомку в тот самый день и тихо улыбалась. Как там та девушка? Все с ней хорошо? Как её ребеночек? Ушла ли от мужа? Такие мысли терзали не долго, она лишь просила у неба ей счастья и закрывала глаза, чтобы сразу же уснуть. Сны были серыми. Или чёрными. Савада не знала. Она не помнила сны. Лишь мельком. Лишь какие-то не разборчивые моменты, которые, как ни старалась, не могла увидеть чётче. Ей казалось, что там, во снах, что-то важное и, в то же время, немного грустно-счастливое. Имя малышу придумывали всем особняком, но так и не смогли остановится на каком-то одном. Тем временем все так же стали замечать, что Саваду младшую начинает тошнить стоит только увидеть-учуять-вкусить мясо. Ей становилось плохо, если не попробует хоть кусочек сытного, ароматного мяса… От одного только запаха или малюсенького, самого не значительного упоминания Савада почти теряла сознание. Поэтому все стали молчать, стараясь даже в мыслях не упоминать одно слово: «мясо». Тсуне очень нравилось мясо в любом виде. Иногда казалось, что она готова есть и так сырое мясо, лишь бы утолить голод. Повара устовали от приготовления мясного уже к вечеру: аппетит беременной — это вам не хухры мухры! Стали все думать, что будет мальчик. Через какое-то время она стала замечать, что хочет кислого. Очень кислого. Апельсины, мандарины, ананасы и яблоки не подходили. И тогда взялась сейчас лимоны: особняк понял, что будет тонуть в запахе лимонов. Тсунаеши ела их не морщась, словно яблоки. И тогда все, кто хоть боковым зрением, хоть мельком, видели её, щурились, кривились, стараясь скорее уйти подальше из комнаты с Тсуной. Из комнаты, которая пропахла лимонами. Из комнаты в которой Тсуна ела кислый лимон. У неё не щипало в глазах, да во рту и на губах все не щипало. Но вкус лимонов для неё был не заменим ни на что. Стали думать, что девочка родится. Так и метались все от мальчика к девочке. Первое УЗИ. Тсунаеши волновалась. Ей хотелось узнать кто живёт под её сердечком, по возможности, посмотреть. Врач водил холодной электроникой по животу. Он что-то сосредоточенно высматривал в мониторе, а потом не брежно и сухо удостоверился: — Вы впервые на УЗИ? — Да, — кивает шатенка. Закусывает губу. Лёгкие спёрло в преддверии. Но взгляд врача ей не очень нравится, — эм… Там что-то не так? Что-то с моим дитем? Сердце бешено колотилось о ребра. Дышать становилось труднее. Воздух словно проникал в рот, тут же исчезая, не долетая до лёгких, которые уже горели. Что с её ребёнком? Что не так? Он серьёзно болен? Умрёт? Или уже.? «Нет, нет-нет! О чем ты думаешь, Тсунаеши Савада! Возьми себя в руки!» Но сказать мысленно легко, а сделать трудно. Молчание доктора лишь усугубляло, давило на неё тяжёлым бременем. — Что ж, — наконец вздохнул врач, устало потирая виски. День явно тяжёлый. — поздравляю, — Тсуна резко выдыхает сквозь зубы, — у вас двойня. Глаза Савады засияли пуще прежнего. Улыбка расцвела на уставших, потрескавшихся от лимона губах. Ей не верилось в это счастье. В это ДВОЙНОЕ счастье. — А к-кто? — не уверено спросила она. — Пока это трудно сказать, — врач отошёл от неё, давая свободное место подняться, подошёл к столу и, взяв листок с ручкой, стал писать. — я напишу вам когда приходить в следующем месяце. Однако, я, может, уйду в отпуск, поэтому, если что, берите снова направление от врача и записывайтесь на приём. — Хорошо. Спасибо. Савада выбежала из кабинета. Ноги, хоть и были ватными, легко несли её скорее домой…***
Тсунаеши замечала какую-то искру между её дедушкой и Алауди. И она догадывалась значению искры. Но был случай, когда её живот ещё не сильно выделялся, который ни Савада ни Хибари не вспоминали. Не обсуждали произошедшее ни разу. Ей это казалось по началу странным, но потом смирилась. Если он не хотел признаваться, что оказал поддержку — она не будет его расспрашивать. В тот день Тсунаеши особенно было грустно: дедушка с родителями уехали на какую-то вечернюю конференцию, оставив юную будущую маму в поместье. А вечером тоска особенно сильно давила на неё. Савада-не-будущая-Хибари стояла на балконе своей комнаты. Руки сложила на мраморные перила. Вглядывалась в кусты роз. Вдруг послышались тихие шаги. Обернулась. Не до конца выходя на балкон, оставив своё лицо в тени, перед ней стоял мужчина в чёрном костюме. — Алауди? — неуверенно спросила девушка, — что-то случилось? Он ничего не сказал. Лишь протянул руку, слегка скланяясь. Приглашение на танец. — Ты хочешь чтобы я с тобой станцевала? — удивление, — хорошо. Подходит к нему. Нежно кладёт свою ладонь в его. Её тут же притягивают к сильному телу, ведя в своеобразном танце внутрь комнатной тьмы. Они аккуратно вальсируют по комнате. И Тсуне становится от чего-то легче. Эта тишина, этот танец, эта тьма — все это так волшебно! Так успокаивает! Но и нагоняет тоски. — Почему ты решил пригласить меня на танец? — неожиданно её голос прерывает эту волшебную тишину. Удивлена: её голос такой тихий, хриплый и она совсем не ожидала, что осмелится сказать в слух свои мысли, — ты заметил, что мне сегодня ещё грустнее, чем обычно? Ты поддерживаешь меня? — он молчал. Девушка тоже замолчала. — спасибо. Танец закончился. Не успела обернуться, его уже нет. Он скрылся в этой тьме. Но Саваде теперь не так грустно и ей кажется, что сегодня её не будут мучить кошмары.Она благодарна…
***
Схватки начались не ожиданно поздно вечером. Скорая приехала быстро и будущую маму повезли в частную клинику. Ей врачи говорили звать их, когда схватки станут чаще, а перерывы между ними реже. Часа в два ночи, шатенка почувствовала, что всё. Время пришло. Роды проходили долго. Тсу еле сдерживала крики, ведь Нана её предупреждала, что кричать во время родов нельзя. Девушка почти металась по всей кушетке. Крепко цеплялась руками за поручни. Пот тек с неё ручьем, слёзы застывали в глазах. 4:07 — родился первый из двойняшек. 4:09 — второй появился на свет. Когда её, уставшую и измученую, привезли в палату, она ещё долго не хотела отпускать своих детей. Она не могла на них на смотреться, улыбка расплавалась на всё лицо, а по щекам текли слёзы. 5:56 — детей, наконец, забрали из её рук. Все трое уже спали крепким сном. 6:10 — родители и весь дом Савад, наконец, успокоился и перестал вламываться в палату Тсуны. Тсунаеши лежала в больнице 2 недели. Ей привозили кормить детей, приносили продукты от родственников. Ей было хорошо, уютно, не одиноко. Она брала в руки своих детей с трепетом в душе. Остальные мамы смотрели на неё с какой-то завистью: не с мужем, но явно не одна. Спустя 2 недели шатенка вышла из роддома с двумя кульками в руках.