Цветы для Сефирота

На следующее утро Клауд отправился в особняк на поиски Сефирота. Ночь он провел у себя дома, о чем после сильно пожалел, потому что мать неустанно забрасывала его вопросами о том, где он был и что делал. Также она высказала опасения насчет душевного состояния Сефирота. Клауд, как мог, заверил ее, что все нормально, а поведение Сефирота оправдано тем, что он не привык общаться с обычными людьми. Вряд ли это полностью успокоило маму, но она хотя бы на время оставила Клауда в покое. Спал он плохо, все время просыпаясь от кошмаров, закрепившихся в памяти не визуальными образами, а скорее, ощущениями: Клауд словно наяву чувствовал жар огня и слышал чьи-то отдаленные крики. Постаравшись выбросить эту чушь из головы, он взял у матери корзинку с едой для Сефирота и поспешил в особняк. Тот встретил его мертвой тишиной и пыльным запахом затхлого, давно не проветриваемого помещения. Прямо в холле на Клауда напали несколько дорки*, которых он быстро уничтожил. Неудивительно, что монстры поселились здесь – особняк выглядел покинутым много лет назад. Когда Клауд был ребенком, про этот особняк рассказывали ужасные легенды и запрещали детям даже приближаться к нему. Обычно дети плюют на подобные запреты, но в этот раз все было иначе: в особняк лишь однажды влезли двое смельчаков, но один из них так и не вернулся. Поиски ни к чему не привели, и после этого случая больше никто даже из самых отважных мальчишек не решался приблизиться к особняку. Говорили, что помимо монстров здесь водятся привидения, а единственный побывавший и вернувшийся отсюда мальчишка рассказывал, что видел мертвеца, вставшего из гроба. В подобные сказки Клауд верил разве что в детстве, но за два года работы в «Шинра» каких-то только монстров не успел навидаться, поэтому понимал, что все возможно, и если такие чудовища существуют, то, скорее всего, являются плодом извращенной науки, а не сверхъестественных сил. Монстры, запертые в контейнерах в реакторе, до сих пор стояли у него перед глазами. Клауд исследовал первый этаж, но не нашел никаких признаков пребывания Сефирота, зато обнаружил просторный зал, вероятно ранее использовавшийся, как банкетный, где среди чудом уцелевших стола и нескольких стульев, располагался большой старинный рояль. Клауд лишь мельком взглянул на инструмент – Сефирот внутри него прятаться не мог, и продолжил осматривать комнату за комнатой, истребляя попадавшихся на пути монстров – в основном это были уже встречавшиеся ему дорки и джирофелго**. На втором этаже он обнаружил несколько вполне жилых комнат и даже целую оранжерею, наполненную уже давно засохшими растениями в горшках и кадках. Стена в одной из комнат с огромной двуспальной кроватью привлекла его внимание и, наугад толкнув ее, Клауд совсем не удивился, когда за ней обнаружился секретный проход. Спустившись по шаткой винтовой лестнице, Клауд очутился в каменном коридоре. Под ногами что-то скрипнуло и, взглянув вниз, он увидел присыпанные землей кости и череп – несомненно, человеческие. Клауд тут же вспомнил историю с пропавшим мальчиком – возможно, тот случайно отыскал тайный ход и свалился с крутой винтовой лестницы, а потом долго умирал в кромешной тьме, не в силах даже закричать, пока его испуганный друг повсюду искал его. Или его убили обитавшие здесь монстры. Клауда передернуло от этих мыслей, но он заставил себя идти дальше. В коридоре обнаружились несколько дверей, некоторые из них были заперты и, прислушавшись, Клауд понял, что Сефирота за ними нет. За открытыми же дверями обнаружились мрачные каменные склепы, заставленные гробами, иногда даже открытыми. Пнув крышку одного из закрытых гробов, Клауд потревожил колонию крупных жуков, с которыми пришлось долго и неприятно расправляться. Покончив с этим, он отправился исследовать коридор дальше и в конце его наткнулся на обитую кованым железом деревянную дверь. Толкнув ее, Клауд сразу понял, что оказался в нужном месте – за дверью скрывалась старая заброшенная лаборатория, откуда раздавался негромкий голос Сефирота. Клауд вошел в помещение и огляделся: в центре стоял устрашающего вида смотровой стол, напоминавший скорее прозекторский, у стен находились стеллажи с пробирками, колбами и прочим лабораторным оборудованием, а у стены, примыкающей к двери, стояли две огромные колбы, похожие на те, в которых проводилась мако-обработка Солджеров. Клауд бросил на них беглый взгляд и проследовал дальше, следуя за голосом Сефирота. Он нашел его в примыкавшей к лаборатории библиотеке – оба помещения соединял заставленный книжными стеллажами проход, и Клауду пришлось изрядно постараться, чтобы не наступить на толстенные фолианты, разбросанные по полу. Сефирот ходил по библиотеке, держа в руках толстую папку, и что-то бормотал себе под нос. Клауд сумел расслышать отдельные фразы: – Неизвестная форма жизни в состоянии прерванной жизнедеятельности была поднята из двухтысячелетнего пласта… Профессор Гаст назвал эту форму жизни Дженова… Дата засекречена… Дженова идентифицирована, как Древняя… Дата засекречена… Проект Дженова запущен… Первый мако-реактор санкционирован к использованию… – Сэр? – негромко позвал Клауд. Сефирот оторвался от папки и посмотрел на него. Его взгляд был расфокусированным, словно он пребывал где-то в другом месте. По спине Клауда поползли мурашки. – Сэр, с вами все в порядке? Сефирот моргнул, взгляд его стал более осмысленным, в нем промелькнуло узнавание. – Что вам нужно? – резко спросил он. Клауд отшатнулся, как от пощечины, но все же нашел в себе силы сказать: – Я принес вам поесть, сэр… – Я не голоден. – Сефирот снова уткнулся в папку и продолжил читать, шевеля губами. – Но вам нужно поесть, – настойчиво произнес Клауд, проходя в библиотеку и ставя корзинку с едой на заваленный бумагами и книгами стол. – Вы ничего не ели уже почти два дня. – Я же сказал, что не голоден! – Сефирот повысил голос и сверкнул в сторону Клауда глазами. Скорее всего, от такого голоса и взгляда монстры падали замертво, а вутайцы обращались в бегство, но Клауд лишь слегка вздрогнул. – Простите, сэр, – без малейшей доли сожаления произнес он, глядя прямо в глаза Сефироту, – но я хотел бы знать, что здесь происходит. – Это вас не касается, – отрезал Сефирот. – Меня касается все, что имеет отношение к вам. Сефирот прищурился, внимательно глядя на него, и этот взгляд не предвещал ничего хорошего. – С каких это пор вы так решили? Клауд почувствовал, как кровь приливает к щекам, но раз уж он начал этот разговор, то доведет его до конца. – Я не знаю, насколько для вас были важны наши встречи в тренировочной комнате, но для меня они значили очень многое. Более того, я бесконечно уважаю вас, как легендарного героя… – при этих словах Сефирот слегка поморщился, но Клауд продолжил: – моего наставника и… друга. Поэтому мне важно знать, что с вами происходит – с тех пор, как мы приехали в Нибельхайм, вы прямо сам не свой. Я тоже ощущаю некоторую… тревогу, хотя и не могу найти для нее веской причины. Но что-то здесь мне очень не нравится. Сефирот несколько мгновений пристально смотрел на него, не отвечая, и Клауд уже практически смирился, что тот либо разжалует его в ранге за неповиновение и неслыханную дерзость, либо просто призовет Масамунэ и проткнет его насквозь, чтобы не приставал с дурацкими вопросами, когда он наконец заговорил: – Я ценю ваше беспокойство и заботу, Клауд, – его голос теперь звучал гораздо мягче. – Наши встречи… тоже многое значили для меня, и я считаю вас своим другом. Но прежде чем что-то рассказать, мне самому нужно разобраться во всем этом. – Он обвел рукой лежащие повсюду книги и документы. – Может, я смогу помочь вам? – с надеждой спросил Клауд. Сефирот покачал головой. – Простите, но в этом я должен разобраться сам. Я уже близок к разгадке, но… наверное, мне просто сложно в нее поверить. – Я оставлю корзинку здесь, сэр, – сказал Клауд. – Поешьте немного, когда захотите. Сефирот рассеянно кивнул и вновь углубился в изучение документов. Клауду ничего не оставалось, как покинуть библиотеку.

****

Клауд не лгал матери, когда говорил, что практически не помнит, как играть на фортепиано – в последний раз он играл несколько лет назад, да и не нравилось ему никогда это занятие, которое он считал исключительно женским. Но услышав, как Сефирот наигрывает красивую печальную мелодию на их старом пианино, Клауд изменил свое мнение. И сейчас он задумчиво стоял перед покрытым пылью роялем, борясь с искушением прикоснуться к пожелтевшим от времени клавишам, пробудив их от долгого безмолвного сна. Искушение оказалось слишком велико и, подтянув один из стоящих рядом стульев, Клауд уселся перед роялем. Снял перчатки и небрежно бросил их на приоткрытую крышку инструмента. Размял пальцы, пошевелил запястьями, глубоко вздохнул и наконец прикоснулся к клавишам. Рассеянно пробежал по ним пальцами, слегка задевая – инструмент отозвался мелодичной трелью. Клауд сыграл для разминки одну из классических мелодий, которой в детстве научила его мама, несколько раз сбился и чуть не решил оставить эту затею, но что-то удержало его. Он начал снова, и на этот раз получилось гораздо лучше. Пальцы вспомнили, как перебирать черно-белые клавиши, где нажать сильнее, а где – слабее, а имеющийся от рождения слух безошибочно распознавал чистоту мелодии. Сыграв ее два раза уже без единой запинки, Клауд убрал руки от клавиш и задумался. Он вспоминал легкие, невесомые звуки мелодии, которую играл Сефирот у него дома. Прикрыв глаза и позволив природному чутью и рукам самим принимать решения, Клауд погрузился в какое-то подобие транса. Будто из ниоткуда послышались первые робкие звуки – Клауд не чувствовал, что создает их, скорее, это рояль создавал их для него. Звуки стали смелее, и Клауд открыл глаза – его пальцы словно бы жили собственной жизнью, подчиняясь незримому приказу – он и сам не знал, как это у него получается, и предпочитал не задумываться. Стоило только попытаться разобрать на составляющие эту магию – и она тут же исчезнет без следа, а уверенно нажимающие на клавиши пальцы собьются и замрут. Но ему пришлось остановиться по другой причине – Клауд не знал продолжения мелодии. Он слышал только начало и, кажется, смог довольно точно воспроизвести его, но чтобы играть дальше, ему нужно услышать мелодию до конца. Он снова воспроизвел фрагмент, сильнее нажимая на клавиши, чтобы музыка звучала громче. Казалось, он забыл, где находится, и что его могут услышать – сейчас он существовал один во всем мире, в этой комнате, наедине с рождавшейся из-под его пальцев музыкой. Но продолжение не приходило, и Клауд убрал руки от клавиш. Внезапно по его щеке плавно скользнуло что-то мягкое и нежное, чужие руки накрыли его ладони, слегка сжав их, а потом длинные тонкие белые пальцы – пальцы пианиста, а не воина – коснулись клавиш, продолжая умолкнувшую мелодию точно с того момента, на котором остановился Клауд***. Он вздрогнул и обернулся, чтобы увидеть прямо перед собой сосредоточенное лицо Сефирота – Клауд еще никогда не видел его так близко. Длинные ресницы отбрасывали легкую тень – глаза Сефирота были полуприкрыты. Он стоял, склонившись над Клаудом, непроизвольно обнимая его, длинные пряди серебристых волос то и дело мягко касались его лица, словно лаская. Кожа Клауда покрылась мурашками, и он прикрыл глаза, позволяя эмоциям захватить власть над сознанием. В груди росло и разрасталось необъятное и необъяснимое чувство беспричинной радости и свободы, накрывая его с головой, поглощая и утаскивая в водоворот, состоящий из опьяняющего коктейля звуков, запахов и прикосновений. Наверное, это было тем самым, что называли эйфорией. Наконец он открыл глаза, переводя взгляд на руки Сефирота, запоминая наигрываемые им ноты. Робко протянул руку, и Сефирот убрал свою, освобождая для него место – теперь они играли вдвоем. Они словно стали единым целым на эти несколько растянувшихся мгновений, их руки безошибочно угадывали движения друг друга, не сбиваясь и не фальшивя. Это казалось невероятным, но все же было правдой. Мелодия лилась по старинному банкетному залу, выходила за его пределы, разносилась по мрачным коридорам, будто бы освещая старый особняк, вдыхая в него давно забытую жизнь. Через цветное витражное стекло арочного окна на пол падали разноцветные блики. И сейчас казалось, что они способны прогнать любую тьму. Солнечный свет и бесконечная мелодия, противостоящие всему несовершенству этого мира. Магия исчезла так же быстро и неожиданно, как и появилась – Сефирот в последний раз легко коснулся пальцами клавиш, исполняя заключительные ноты, и убрал руки от рояля, выпрямляясь и отстраняясь от Клауда. Тот несколько раз быстро моргнул и обернулся, не до конца осознавая, что все происходящее ему не приснилось. К щекам тут же прилила краска – странно, но он не испытывал никакого смущения несколько мгновений назад, когда Сефирот находился к нему так близко, как находятся, наверное, только к любовнику или заклятому врагу. Они несколько секунд молча смотрели друг на друга – Клауду показалось, что во взгляде Сефирота появилось нечто новое, но не мог определить, что именно. Какая-то глубоко скрытая грусть, неподдающаяся описанию. Сефирот первым нарушил затянувшееся молчание: – Какое ваше любимое место здесь? Его вопрос, как часто бывало прежде, вновь застал Клауда врасплох, но ответ, как ни странно, нашелся тут же. Клауд встал со стула и шагнул к двери: – Если хотите, я могу показать. Он не ожидал, что Сефирот подчинится, но тот повиновался без малейших сомнений. Они вышли из особняка, и Сефирот глубоко вздохнул, с наслаждением вдыхая свежий горный воздух. Неудивительно – он ведь всю ночь и почти весь день просидел в темном затхлом подвале. Клауд подумал, что он наверняка так ничего и не съел, и вспомнил об оставленной в библиотеке корзине. – Давайте отправимся на пикник, – предложил он. – Я только сбегаю за едой. Сефирот кивнул, и Клауд вернулся в особняк, спустился в подвал и забрал так и не тронутую корзинку. Они вышли за ворота, и Клауд повел Сефирота по дорожке в противоположную от реактора сторону. Мощеная дорожка скоро сменилась утоптанной тропой, а потом и вовсе превратилась в еле заметную между скал тропинку, но Клауд шел уверенно, не сбиваясь с пути, и Сефирот следовал за ним, не задавая вопросов. Наконец они достигли плоского горного плато, с которого открывался великолепный вид на горную долину. Между отвесных скал стекал ручей, наполняя воздух свежестью и мелодичным журчанием. – Это здесь, – тихо сказал Клауд. Сефирот огляделся, а затем уселся прямо на покрытую уже начавшей желтеть травой каменистую поверхность утеса. Клауд последовал его примеру. После вчерашнего дождя целый день светило солнце, утес нагрелся и еще не успел остыть, хотя солнце постепенно клонилось к закату. Клауд поставил корзинку на землю и открыл ее. Они перекусили простой домашней едой, которую туда положила его мама: бутербродами с мясом и сыром и пирогом с черникой, запив сладким чаем из термоса. Какое-то время они продолжали молчать – Клауд не решался заговорить первым после того, что случилось в библиотеке утром, и, тем более, не знал, что сказать после их недавнего совместного концерта для рояля. – Я хочу вам кое-что рассказать, – наконец нарушил молчание Сефирот. – Да? – Клауд повернулся к нему. Заходящее солнце светило в глаза, и он слегка прикрыл их. В оранжевом свете волосы Сефирота казались золотыми. – Помните, как мы читали о том, что Чарли не разрешали заботиться о маленькой Норме? – спросил он. Клауд кивнул – он помнил, как тогда изменилось настроение Сефирота. – Этот эпизод напомнил мне об одном случае, произошедшем больше десяти лет назад, – Сефирот говорил, устремив взгляд вдаль. – Полным ходом шла подготовка к уже неминуемой войне и, казалось, сам воздух был пропитан напряжением. Мне было пятнадцать лет, и однажды меня, как обычно, вызвали в лабораторию, чтобы провести стандартные тесты – я ведь должен был стать главной ударной силой в грядущем противостоянии, – он горько усмехнулся. – После тестов мне приказали дожидаться результатов в коридоре, пока лаборанты убеждались, не нужна ли дополнительная проверка, но я заскучал и принялся бродить по этажу. Тогда я и увидел ее. – Кого? – выдохнул Клауд, потому что Сефирот вдруг замолчал, все так же глядя на расстилавшиеся перед ними горные вершины. – Девочку, – рассеянно ответил он. – Маленькую девочку в запертой палате. Я подошел и заглянул в стеклянное окошко – мне было интересно, кого еще здесь держат, и она посмотрела на меня в ответ. У нее были огромные зеленые глаза, кудрявые волосы и очень милая улыбка… Я подумал, что если она тоже живет в лаборатории, то мы сможем иногда видеться и, возможно, подружимся… Правда, ей на вид было всего лет шесть-семь, но больше в лаборатории не было детей, так что я был бы рад и такому общению. Я хотел спросить, как ее зовут, когда она подошла к стеклу, подышала на него, а потом нарисовала пальцем… цветок. Это был простой детский рисунок, ну, знаете, точка и лепестки вокруг, но мне вдруг стало так… тепло. Это был первый подарок, который мне сделали. Надо же, как символично, что вы тоже подарили мне цветы… Сефирот умолк, погрузившись в воспоминания. Клауду хотелось узнать, что произошло дальше, и подружился ли Сефирот с загадочной девочкой, хотя он уже догадывался, как завершится история. И когда Сефирот заговорил снова, Клауду показалось, что тот на самом деле говорит не с ним, а просто озвучивает образы, всплывающие в сознании, забыв о том, что Клауд не знает подробностей о его жизни в лаборатории. – Я уже открыл рот, чтобы заговорить, когда кто-то грубо схватил меня за плечо. Это был один из лаборантов, он крепко сжал мою руку и отвел меня прямиком к профессору Ходжо. Тогда уже он был моим куратором, профессор Гаст исчез несколько лет назад, и никто не объяснил мне, что с ним произошло. Ходжо, не церемонясь в выражениях, приказал мне больше никогда не ходить в тот коридор, а потом отвернулся и что-то пробормотал себе под нос. Я сумел расслышать только «безмозглый эксперимент». Тогда я не понимал, что значат эти слова, а теперь, кажется, понимаю, – Сефирот моргнул, словно просыпаясь после затяжного сна, и вновь посмотрел на Клауда: – Знаете, уже с детства я понимал, что отличаюсь от остальных людей. Моя внешность, мои способности… они выделяли меня, делали особенным. Но лишь недавно я понял, что все могло оказаться не так, как я представлял себе раньше. – Почему? – робко спросил Клауд, но Сефирот вместо ответа задал другой вопрос: – Скажите правду, вы считаете меня монстром? Я слышал, что ваша мать сказала обо мне, когда мы уходили из вашего дома. Вы тоже так думаете? – Она… не это имела в виду, – сбивчиво произнес Клауд. – Она очень уважает вас, сэр… – Я же просил вас называть меня по имени, когда мы вдвоем, – вздохнул Сефирот. – И вы так и не ответили на мой вопрос. – Почему я должен считать вас монстром? – нахмурился Клауд. – Потому что я не человек, – Сефирот горько усмехнулся. – С чего вы это взяли? – Я прочитал об этом в старых отчетах. Несколько десятилетий назад профессор, которого я очень уважал – профессор Гаст, нашел неизвестную форму жизни в двухтысячелетнем геологическом пласте. Он назвал эту форму жизни – Дженова. Мою мать звали так же. – Может, это просто совпадение? – Я так не думаю, – Сефирот покачал головой. – Точнее, я уже знаю, что это не так. Примерно тогда же был запущен «Проект Дженова» – эксперимент, целью которого было создать человека со способностями древней цивилизации – Цетра, ведь Дженова оказалась ее последней представительницей. Наверное, первые эксперименты были неудачными, потому что проект в скором времени закрыли, но через десять лет он был возобновлен. Примерно через год после этого на свет появился я. Вот почему мне сказали, что Дженова – моя мать. – Но это все равно не означает, что вы – монстр, – возразил Клауд. – Вы совсем не похожи на тех, кого нам приходится убивать и… на этих тварей в реакторе. – Внешность не меняет сути, – заметил Сефирот. – К тому же Дженова не была монстром. Она была одной из тех, кто когда-то спас эту планету от бедствия, пришедшего с небес. Но потом люди отвернулись от Цетра, они хотели жить и размножаться, ничего не отдавая взамен. Он украли планету у моей матери и ее потомков, – его голос вдруг стал звонче и в нем проступили истеричные нотки, что так не вязалось с его привычной размеренной речью. – Стоит ли верить всему, что написано в каких-то старых документах? – осторожно спросил Клауд. – Это не обязательно правда. – А во что мне тогда верить? – Сефирот горько рассмеялся. – Я уже не знаю, кто я на самом деле. – Вы – тот, кому я обязан жизнью, – твердо произнес Клауд. – Для меня этого достаточно. Сефирот одарил его задумчивым взглядом. – Возможно, вы правы, и это действительно не так уж и важно, – легко улыбнулся он, и Клауд вздохнул с облегчением – эта улыбка казалась прежней, она принадлежала тому Сефироту, которого он знал. – Спасибо вам, Клауд, – добавил Сефирот. – Каждый иногда должен учиться. Даже я.