Грани равновесия

— Сейчас мы с вами, княжна, погуляем по крышам, не стоит упускать потрясающе выразительную в лунном свете воду, подобное случается редко, компания для наблюдения видов собирается еще реже, поэтому предлагаю вам столь немудрящее развлечение. — С вами бывает что-то немудрящее? — Вейни была крайне удивлена. — Я думала, вы весь сложный и завораживающий. — Теперь, наконец, вопрос снялся, я просто счастлив, — противореча собственным словам, маг обиженно поджал губы. — Я вовсе не совершенен, поэтому нет нужды наигранно восторгаться и упоминать об этом в каждой фразе. Светящаяся Океания приближалась, и насколько могла разобрать княжна, опускались они с магом в район дворцовой крыши. Сине-зеленый неяркий свет разросшихся водорослей окутывал знакомые очертания загадочностью и манящим присутствием тайны. Казалось, вот-вот приоткроется какая-то ранее закрытая завеса. Вейни чуть не пропустила высказывание мага мимо ушей! — Что? Нет-нет, постойте-постойте, я не это хотела сказать, — замахала бы руками, но все еще не была свободна. — Я хотела сказать, что теперь вы для меня окончательно обаятельный: сочетать в себе столь разные качества и не испытывать разлада! — Кто вам сказал, что я не испытываю? — Зельдхилл нахмурился, под их каблуками застучали чешуйки крыши, но запястий Вейни маг так и не выпустил. — А вы испытываете? — княжна удивилась. — Этого я тоже не говорил! — маг был возмущен. — Уймитесь, невозможная вы женщина и осмотрите очередное чудо Океании: порушенный силами малолетнего царевича старый дворец! Не иначе потому, что Зельдхилл разозлился, говорил на повышенных тонах, сердито тыкал в мелко заросшую часть парка, поддерживал Вейни сразу за оба локтя и не отпускал от себя ни на шаг. — Перил тут нет, поэтому аккуратно и осторожно, милая княжна, в вашей возможности найти любое место скользким, а позу неустойчивой, я уже убедился на собственном слишком живом и довольно болезненном примере, — поморщился, не решаясь отнять от нее хоть одну руку, невзирая на то, что синяк наверняка чесался. — Присмотритесь внимательнее, раз отныне подобное умение вам доступно, на уровне дна лежат осколки и руины, все, что осталось от старого крыла, где обитал лично Балор собственной древнебожественной персоной. — А что здесь чудесного? — Вейни без опаски оперлась на грудь фомора, когда они остановились, стало в разы удобнее. — Вот обнимаете вы здорово, а чем хороши развалины, я не могу рассмотреть даже с вернувшейся ясностью зрения. — Это довольно просто разглядеть, если смотреть на них и ни на что больше не отвлекаться, особенно на престарелых магов со склонностью пугать все живое, — глубоко вздохнул, — очевидно, кроме самого очаровательного живого в округе. В который раз за эту прогулку Вейни почувствовала себя перед непреодолимой стеной, особенно неприступной ввиду ее отсутствия: Зельдхилл не отгораживался, но умудрялся оставаться на расстоянии, полностью недостижимым, что бы Вейни ни сказала или ни сделала. — Я не могу не отвлекаться, — попытки подобраться к магу оставлять не хотелось. — Вам придется с этим смириться, извините. — Как и с многим другим, — прошипел сквозь зубы. — Итак, ближе к делу. Чудеса здесь затаились в самих руинах. Как раз в ночь полнолуния на этом месте иногда можно видеть эхо прошлой жизни Океании, балы и дворец в полном великолепии Первой эпохи. Какие-то тени действительно блеснули и пропали, стоило Вейни к ним присмотреться. Княжна затаила дыхание, а Зельдхилл склонился к ней еще ближе и прошептал в самое ухо. — Ч-ш-ш-ш, начинается. Напоминание стало излишним, но Вейни не воспротивилась ни капли: Зельдхилл так и не отодвинулся, остался близко-близко, настолько рядом, что его щека прижималась к ее голове, а поддержка под локти преобразовалась сама по себе в настоящее объятие. В таких условиях появление волшебных призраков прошлого виделось Вейни не самым восхитительным событием вечера. Вслед за первыми неразборчивыми тенями в толще воды, прозвучало нечто глубинное, уха коснулось эхо мелодии, чего-то невероятно древнего и будто бы уже звучавшего в душе Вейни когда-то давно. Музыка напоминала колыбельную или песенный напев из тех, что не имеют автора, что известны каждому и каждому близки. Тянуло подпевать, но Зельдхилл запретил, и Вейни сдержалась. Музыка облегчила дорогу из прошлого танцующим теням, а может так только казалось, но древние фоморы закружились выразительнее, стали проступать детали одежды, пальцы, лица… Темно-синие тени не были бы заметны, если бы не серебрящийся свет полной луны и собственное едва зеленоватое сияние. — А вот тот похож на вас, — Вейни притянула мага к себе за воротник и зашипела тоже прямо в ухо. — Который слева, в третьем ряду. От Зельдхилла одуряюще пахло чистотой и чем-то земным, отпускать его не хотелось, поэтому Вейни не отпустила. Вдохнула глубоко еще несколько раз, продолжила говорить из потребности еще подержать фомора около себя. — Рога такие же и осанка похожа, — вскинула глаза, оценивая пепельный цвет волос собеседника, слишком, на ее вкус, похожий на седой. — Но этого не может быть! — Я кому сказал — «потише»? — Зельдхилл не спешил отодвигаться. — Это и есть я. И прекратите спрашивать! Вейни обиженно поджала губы: упомянуть о чем-то настолько интересном преступно мельком! Вскользь! Как так и надо! Безобразие, а не манеры у этого очаровательного мага. — Не будь вы таким душкой, я бы обиделась, — благой дернул ее ляпнуть вслух. Княжна сказала и пожалела — маг вздрогнул. Правда, это могло произойти и потому, что она слишком тесно прижалась к нему, чтобы точно быть услышанной и не разрушить иллюзию из прошлого. — Значит, вы обиделись, потому что я-то точно не «душка». И хватит об этом! Не последовавший собственной рекомендации, Зельдхилл сказал громко, на что тени отреагировали незамедлительно. Музыка стала таять, а танцоры — рассеиваться. — Ну вот, все пропало… — на Зельдхилла из того времени Вейни бы поглазела еще. — Все уже давно пропало, нашли, чему удивляться, — маг выглядел сердитым снова. — Я уже сказал, ваше наигранное восхищение мне не улыбается. — Я уже тоже сказала! Оно не наигранное, но, если вам не нравится, — оценила заинтересованно приподнятые брови, — тогда давайте вам улыбнусь я? — Нет, давайте обойдемся, о, да во имя всего светлого, еще обретающегося в границах Океании! — Зельдхилл без шуток возмутился ее улыбкой. — Я вам что, игрушка?! — Ни в коем разе, — Вейни старалась сохранять теперь серьезность. — Вы самый самостоятельный знакомый фомор из тех, кто опутан цепями долга. — Все ясно, — голос мага предупреждающе зашелестел, опускаясь до опасного шепота. — Итак, княжна Сердитого океана, приготовьтесь узреть новые чудеса Океании… — Это какие? — любопытство Вейни почти никогда не могла контролировать. — Это такие, о которых я вам сам скажу! — полыхнул глазами злобно, перехватил под локти крепче и спрыгнул с конька крыши, утягивая за собой. — Ай-яй-яй! Так быстро! — подробный мир промелькнул слишком резво, чтобы его рассмотреть. — И куда мы идем? — Туда, где бывает занятно как раз по полнолуниям, — Зельдхилл не отвечал особо, зато продолжал поддерживать, по такому случаю Вейни готова была терпеть любые выверты его настроения. — Что вы слышали об аллее основателей в нашем парке? Так и знал, что ничего. Вот будь вы капельку любопытнее, образованнее, умнее, наверняка бы заинтересовались легендой, которой больше десяти тысяч лет. Вместо всего перечисленного вы попросту очаровательны, и подобные крупицы знаний обтекают вашей совершенной формы рожки, не нанося никакого урона ничему под ними. — Десять тысяч лет?! — Вейни жарко посинела от интереса и комплиментов. — И вы действительно считаете меня настолько красивой? — Десять тысяч лет, княжна, и это еще не предел погружения в темные воды истории, — нахмурился специально для нее. — А второй ваш вопрос я не слишком хорошо расслышал, чтобы ответить так же ясно. Если вам сгодится неясный ответ: вероятность подобного не исключается. — Значит, надежда жива? — Вейни и не старалась особо, но, кажется, опять вывела мага из себя. — Это может значить любую вещь из тех, что угодны вашей синей-синей душе, ши-саа Воображение, — и зубами скрипнул, — включая любую чушь про степень безупречности вашей красоты. — Безупречности? — синь так и не покинула ее щеки, заставляя стесняться уже неприбранного вида, навязчивого внимания и себя самой. — Безупречности красоты, — пояснил так, будто угрожал. — В остальном, я уверен, найдется уйма вещей, где одно очарование, пусть огромное, не позволяет вам сохранять совершенство. — О, безусловно, — уткнулась взглядом в песок и ракушки дорожки. — Вы и представить себе не можете, насколько я далека от совершенства. Вот матушка… — Вот мы и пришли, — Зельдхилл оборвал ее раньше, чем требовалось: большие скульптуры еще виднелись вдалеке. — Главное идти, чем дольше это делать, тем больше вероятность, что можно что-то изменить или прийти, представляете? Фомор наверняка издевался, а может, думал, что издевался, но для Вейни слова стали утешением. Если разобраться, маг советовал ей не прекращать расти над собой и не оставлять попытки в совершенствовании, тогда она обнаружит свой путь или достигнет обозначенного матушкой идеала. Как ни крути, а слышать подобное княжне было приятно. — Действительно! Спасибо! — чуть не рухнула на него в объятиях опять. — Как я сама не подумала?! Ши-саа застыл, ошарашенный, растерянный и недоверчивый. — Вы это серьезно? — нахмурился опять, тени вокруг тяжелых век обозначились резче. — Вы серьезно сейчас обрадовались? И не подумали? И благодарите? С каждым вопросом собеседник делался все более подозрительным. Вейни решила, что врать магу — дело пропащее, поэтому сказала чистую правду. — Да, извините, я серьезно, и спасибо! Зельдхилл моргнул медленно два раза, вздохнул глубоко, еще раз смерил ее недоверчивым взглядом, но лжи не почуял. — Тяжелый случай, — почему-то и не обрадовался. — Так или иначе, мы пришли к статуям основателей. Оцените размах. Для наглядности он повел рукой, очерчивая обводы ближайшей фигуры, оказавшейся не просто большой, а почти гигантской: то, что Вейни привыкла принимать за обломки скал, видные из любого окна дворца, вблизи смотрелось грубыми и все равно поразительными скульптурными подобиями нескольких бен-варра, селки и ши-саа. — Называть отцов-основателей по именам не принято, хотя бы потому, что никто, за редким исключением, не помнит этих имен, — медленно повел ее вокруг первой статуи. — К тому же существует вероятность призвать остатки их сущностей сюда, если растворившиеся в мире души пожелают вспомнить себя. Как вы понимаете, это было бы нежелательно. Маг опять кивнул на размеры ближайшей статуи. Дорожка сама стелилась под ноги, Зельдхилл продолжал вещать о прошлом, то ли хвастаясь, что помнит о нем, то ли удручаясь по тому же поводу. Мысли Вейни отходили все дальше от предмета статуй: чудес вокруг, не считая Зельдхилла, ей видно не было. — Итак, ши-саа Недоверчивость, прошу вас, встаньте сюда, с этой точки открывается прекрасный вид на весь ряд древних статуй, — подвинул ее, снова ухватив за руки, и не отпустил. — Считается, что если понаблюдать за ними в первое полнолуние нового года и загадать желание, можно увидеть часть древней истории ши-саа или исполнение своего желания, сколь дерзким оно бы ни было. Насчет желаний, загадывать не советую, доказательств нет, однако отцы-основатели слышат и исполняют невероятно избирательно. Придумать же разумному существу наказание хуже, чем буквально исполненное желание, трудно. — Вы так говорите, как будто у вас есть опыт, — слова вырвались сами. — То есть, извините, разумеется, словно вы переживали что-то подобное! — Право слово, ши-саа Настойчивость, мне уже интересно, как долго вы можете извиняться в принципе, — маг поморщился. — Так вот, что касается древней истории. Звать по именам наших отцов-основателей также не рекомендуется. Существует поверье, будто души древних могут услышать зов, обращенный к ним, и откликнуться, частично возвращаясь в покинутый мир. Как они это делают, сказать не могу, ибо мельница душ давно замерла в мире-под-водой, однако проверять правдоподобие сказок и примет не стоит, слишком велика вероятность дозваться кого-нибудь не того. — Вы так и не ответили на мой вопрос, наверное, исполнение желаний и впрямь настолько ужасно, что вы не желаете даже вспоминать о нем или говорить вскользь, — Вейни стало грустно от осознания тяжести груза, неподъемной плитой покоящегося на плечах Зельдхилла. — Вы сами сказали, что нынешние фоморы не могут помнить имен основателей, где же тут опасность? Слабые течения колыхали водоросли вокруг, перекатывали пустые ракушки и белый песок по дорожкам, а Зельдхилл будто задался целью слиться с местностью — тоже замер истуканом, глухим и неподвижным, правда, сохранившим недовольную гримасу на своем лице. Вейни уже подозревала, что недовольство стало самым естественным выражением для мага. — Эй-эй, простите, вы меня пугаете, — набралась храбрости и дернула за рукав. — Эй, уважаемый маг! От оклика Зельдхилл дернулся, вздрогнул, возвращаясь к настоящему, нахмурился, стараясь припомнить, где он, с кем и что тут вообще делает. По крайней мере, растерянный взгляд Вейни истолковала именно так. — Это всего лишь я, не переживайте, мы тут гуляем, а вы мне чудеса еще кроме себя показываете! — Неудивительно, что на меня обрушилась внезапная задумчивость, — взгляд из рассеянного стал теплым. — Вы кого угодно в тупик можете поставить, ши-саа Непоседливость. Итак, по именам отцов-основателей не помнят нынешние поколения подводных жителей, зато помню я и другие осколки старого царства. А мы, как вы понимаете, предпочитаем молчать: без мельницы душ, вероятность, что призванный древний быстро найдет дорогу обратно или переродится рискованно низка. — Зачем мы тогда сюда пришли, если здешние чудеса опасны? — любопытство не давало покоя. — Чтобы вы хорошо себе представляли: под водой таятся чудеса, в сравнении с которыми наши обычные опасности равны угрозой детскому лепету, — наставительно покачал пальцем. — От подобных чудес следует держаться подальше. Даже если они кажутся вам привлекательными. Даже если вы сами от них в восторге. Даже если эти чудеса смотрятся живыми и доступными. Иногда прошлое лучше не тревожить, а спящее зло оставить спать дальше. Мягкое сияние бело-желтых глаз стало печальным, а Вейни осенило, что говорит маг больше не про отцов-основателей. И уж в чем, а в этом княжна уступать не собиралась. — А если не бояться? Тогда чудеса не смогут оказаться страшными! — схватила его за локоть. — Если не бояться, ничего не изменится, а природные позывы спасти себя не помогут, вот и все, — ответно пожал ее предплечье и сразу отпустил. — Я вам советую, княжна, я вас отдельно прошу и почти умоляю: не ищите встречи с подобными чудесами, не ищите встречи со мной и не ждите нужного вам ответа. Вся сегодняшняя встреча была сплошной случайностью. Выходите за своего ярко-синего Барраккау, помните о настоящих чудесах Океании и рожайте прелестных детей. — Я вас предупреждала, меня, отца и наш океан иногда считают странными больше, чем Сердитыми… — договорить она не успела. Их обоих обхватила волна, уши заложило, тяжесть толщ выбила воздух из легких, а судорожно вдохнула Вейни уже возле своих собственных покоев. Дворец выглядел обычно, разве что неподалеку раздавался обеспокоенный голос отца и начальника их стражи — наверняка ее потеряли и безуспешно искали, пока она гуляла с магом. — Вы не зря предупреждали, я услышал, — Зельдхилл едва улыбнулся. — Услышьте и мое предупреждение: любой маг в Океании не свободен, а я больше прочих. Для собственного блага забудьте обо мне. — Но я не смогу вас забыть! — за спиной раздались отцовские шаги, Вейни заторопилась. — Я буду… Я буду заниматься магией тоже! Вот увидите! Я просто хочу быть рядом с вами! — Уважаемая ши-саа Решительность, вы сможете заниматься чем угодно и как вам будет угодно, однако любое взвешенное решение фоморы способны принимать лишь начиная с возраста совершеннолетия, — усмехнулся по-доброму. — Поэтому любые ваши слова еще оцениваются взрослыми, старшими и древними как детский лепет. — Вы вдохнули в меня жизнь, теперь расстаться с вами — смерти подобно! — Вы слишком мало знаете, чтобы судить о жизни и о смерти. Не обижайтесь, княжна, и живите счастливо. — Возьмите на память! — Вейни сунула руку исчезающего мага нефритовую подвеску, подарок отца. Зельдхилл пропал, а Вейни прижала ладони к горящим щекам. Она, рассудительная и спокойная ши-саа, послушная дочь и скромная княжна, призналась в симпатии фомору, которого увидела лишь этой ночью. Ну и пусть! Чудес этой ночью было много, но самое огромное — это Зельдхилл, маг равновесия. И Вейни не откажется от него!