Грани равновесия

— А вы знаете, многоуважаемый Зельдхилл, княжна Сердитого океана определилась с выбором своего супруга, — ласковый голос княжича изрядно раздражал и без того неспокойного сегодня стременного мага. Заодно и помог выяснить причину неспокойствия — если девушка, каким-то образом просочившаяся к Зельдхиллу в сердце, оказалась неверна своим же словам и обещаниям, его нервозная печаль вполне обоснована. Хотя с другой стороны, это значило, что она послушно выполнила то, что он ей приказал. А его речам противиться трудно, почти невозможно. Однако сегодня, спустя три месяца после приезда из Океании, это понимание совершенно не радовало. Поэтому обладатель крайне ласкового голоса сильно рисковал в данный момент. При общении с темно-серым сейчас магом — сильнее некуда. — А вы знаете, княжич, я изрядно занят, — маг обернулся, пристально оглядывая небезызвестного и крайне довольного Барраккау. — Поэтому, если не желаете принять участие в эксперименте по оживлению мертвых, прошу меня не отвлекать досужими разговорами, интересными разве что планктону, то есть, простите, исключительно столичному планктону, конечно же. — То есть как, оживление мертвых? А если я хочу поучаствовать? Продолжить общение? — княжич Теплого моря, вернее, теперь наверняка Сердитого океана, желал изъесть магу все нервы. — Конечно, это не самая изученная часть магического знания, то есть, вовсе не изученная, — Зельдхилл смерил княжича своим обычным недружелюбным взглядом. Вот станет князем, тогда можно и пободаться по-настоящему. — Но вам я могу приоткрыть завесу тайны, разве что ненадолго, знаете, мне очень нужен труп, а тут до отвращения безопасно, кругом одни бессмертные. Вот если вы согласны, что я вас погублю ради чистоты эксперимента… Договорить ему не дали. Барраккау предсказуемо шарахнулся в сторону, бормоча проклятия. — Ну нет, так нет, вы, главное, не волнуйтесь. За все время продолжительного визита к князьям Теплого моря, Барраккау продолжал ошиваться поблизости от Зельдхилла, как будто первого разговора на отвлеченные темы ему не хватило. Маг его не игнорировал и не избегал, но общение не приветствовал настолько, что иногда игольчатые зубы сами вытягивались из десен, привычно пугая придворных Теплого моря. Зельдхилл и без того не называл это место домом, а тут вовсе перехотелось. Душа тянулась туда, в сердце царства, в Океанию, там у него была своя лаборатория, привычное и стойкое окружение, ежедневные переругивания со Скатом, молчаливое присутствие сирены, периодические извержения славословия от голожаберного. Главное — там было хорошее собрание книг, работа в заботе единственно о равновесии и никаких приставучих княжичей. Там даже его излюбленный маршрут для прогулок обходили все подряд, разве что кроме Ската. Всякий раз, когда судьба уготовляла им с Барраккау оказаться за одним обеденным столом — а происходило это каждый день, так как стременной маг обязан был присутствовать на трапезах князя и проверять его пищу! — милейший княжич начинал свои пространные разглагольствования о семейном счастье и покорных женах. Зельдхилл старался не вслушиваться и переводил разговор на другую тему, но зловредное создание ярко-синего цвета не желало понимать намеков. В такие моменты маг припоминал Маунхайра, отчетливо пугающегося каждого его слова, взгляда, даже вздоха, и на разнице впечатлений терпел. Когда наставало время таких же важных послеобеденных бесед, где обсуждались чрезвычайно занимательные предметы вроде сравнительной длины ногтей, самой удобной для сражений и плавания, Зельдхилл старался улизнуть поскорее. Все рассуждения Дарриена были похожи одно на другое, действительно серьезных вопросов что в присутствии, что в отсутствии гостей никогда не бывало даже близко, и маг буквально кожей ощущал, как капает время его жизни в клепсидре Оси времени. — А вы знаете, что позавчера огласили новый указ? — Да вы что? И о чем? Кап. — А вы слыхали, что водоросли едят и на поверхности? — Да кто бы на это решился?! Самые вкусные только тут, у нас, внизу, у верхних просто нет вкуса! Кап. — Поговаривают, Вейни счастлива с тем, кого выбрала себе в мужья, вот счастливец! — Но мы-то знаем это из первых рук, не правда ли? Кап! К концу месяца, когда визитер должен был уехать, Зельдхилл, всегда славившийся хладнокровием, поймал себя на том, что отсчитывает дни, как до праздника. Кажется, новой необходимости визита в Океанию он ждал не так страстно, как отбытия невоспитанного наглеца Барраккау. Угрюмые мысли в трапезной то и дело перемежались слабо обнадеживающими — вот, скоро мерзкий слизняк уедет, будет радовать жену непосредственным своим присутствием (от этого делалось много хуже, но Зельдхилл привык смотреть в лицо правде), а самому магу останется разве что терпеть переливание из пустого в порожнее, с таким мастерством практикуемое Дарриеном долгие годы. Наглец, как чуял, продолжал испытывать терпение мага исподволь, будто крадучись, не подставляясь впрямую, но не упуская ни единого случая, когда Зельдхилл оказывался рядом. Сказать, что маг к концу месяца желал остаться с Барраккау наедине и хорошенечко поучить манерам — ничего не сказать. Впрочем, даже ощущение нависшей над ним нешуточной опасности не портило княжичу аппетит или настроение, наоборот, подзаряжало новыми силами. И Зельдхилл был почти не удивлен, когда услышал за очередным обедом, что пакостник останется погостить еще. — Вам, вероятно, это принесет особое удовольствие, — Барраккау косился хитрым глазом. — Уважаемый маг. Поговаривают, будто у вас с Вейни были какие-то связи до ее замужества… Дарриен тут же заинтересовался темой: — О! Зельдхилл, старый плут! Отлучался-то всего на пару дней, а туда же, кто бы мог подумать, ай-яй-яй, — взглядом чуть дырку в нем не высверлил. — Ну уж нет, прости, женихаться я тебя не отпущу, ты слишком нужен на своей любимой родине, дома, где родился, там и судьба пригодиться. Зельдхилл ничего не ответил, попросту опустив тонкий нюанс, что искру свою он не продавал, а потому жениться может безо всякого одобрения мерзких недалеких интриганов. Зачем же этих интриганов разубеждать? К тому же, клятва приковывала его к месту мало не цепями, и женившись ему пришлось бы привести объявленную супругой фоморку именно сюда. От подобных перспектив тянуло содрогаться неровно забившимся посередине груди сердцем. Одним словом — теперь, когда Вейни при муже, такой ши-саа, которую хотелось бы назвать своей женой несмотря ни на какие обстоятельства, в Океании не было. Свой собственный холодный голос Зельдхилл услышал как со стороны: — Не понимаю вашего интереса, княжич, кажется, ваша личная жизнь сложилась более чем успешно, откуда повышенный интерес к чужой? — перевел взгляд на Дарриена, посмотрел так, как князь не любил больше всего, будто на недалекого малька. — Я вас уверяю, господин Дарриен, это какое-то неверно истолкованное обстоятельство. Все, что нас связывает с княжной Сердитого океана, это столкновение в коридоре да прогулка после, княжна, видите ли, соизволила заблудиться в трех скалах, что, разумеется, очень прискорбно. Кому-то досталась слабо ориентирующаяся жена. Барраккау передернуло отчетливо, а маг уткнулся в свою тарелку, пряча взгляд — с Дарриена станется что-нибудь высказать воспитательное при посторонних, если долго смотреть ему в глаза. Не ново, однако неприятно. — Странно, что вы решили подработать гидом при Айджиане, — сбросил раздражение Барраккау. — Не думаю, что вашему хозяину, — и ведь выделил это слово, плесень, — это понравится. Зельдхилл подумал, как легко можно было бы отравить вино этого молодого рогатика. Посмотрел на бокал, который сразу же пододвинул к себе княжич Аррианской впадины, что уже которую неделю ошивается в Теплом море. Вообразил себе ждущую эту мурену Вейни и решил не расстраивать ее вестями о смерти супруга. — И ты это так оставишь? Ай-яй-яй, теряешь хватку, Зельдхилл, — Дарриен недовольно и недобро глянул на мага. — Ответь ему так, как умеешь отвечать наглецам, я приказываю, а то, боюсь, мое здоровье сильно пошатнется без полной уверенности в тебе!  — Что ж, — Зельдхилл сцепил руки перед своей тарелкой в замок, чтобы пальцы не тряслись и не пытались пальнуть заклинаниями. — Что ж, раз наш гость более не увеселяет хозяйского взора, придется стать сейчас прямым проводником княжеской воли. Зельдхилл специально ввернул упоминание хозяина — пусть думает теперь, что именно хозяин со слугой единодушно развлекались за счет юного, смешного и дерзкого Барраккау, почти настоящего мужчины и почти настоящего собеседника. Ярко-синий фомор быстро побледнел — от ярости. Зельдхилл мимоходом прилепил собеседника к стулу, сам свободно встал и продолжил, медленно подходя. — Видите ли, господин Барраккау, ваши выходки перестали быть веселыми, а старая шутка вдруг перестала радовать, посему мой великодушный князь желает вам намекнуть на необходимость расставания, — дошел, положил свою вечно мерзнущую ладонь на плечо, близко к шее дернувшегося гостя. — Хотя бы временного, расставания, однако, при большом желании с вашей стороны можем организовать вечное. — Да что ты несешь! Трупорез! Трупоед! — Барраккау дернулся отчетливо, видимо, убедив себя, что прошлые попытки не в счет, но остался на месте. — Немедленно отпусти меня и сразись как мужчина, жалкий насмешник, силящийся быть устрашающим магом! — Зельдхилл, гость явно забывается, так у нас не принято, я расстроен и мне определенно плохо, — Дарриен продолжал выкручивать руки. Зельдхиллу очень захотелось прекратить балаган совсем сразу: свернуть шеи обоим князьям, да и фомор бы с ними. Фомор даже с самим Зельдхиллом — не исполнит он слова, умрет без выполненного долга жизни, зато глупых претензий больше не услышит. Протестующе перекатилась по груди подаренная Вейни нефритовая и совсем не волшебная спиралька; зачесался спасенный когда-то Скатом левый рог; потянуло вниз руки, как очень давно под весом двух малявок-шалопаев: Ниса и Ваа. Зельдхилл прикрыл глаза — ладно, не в этот раз. Маги плохие воины, но Зельдхилл и не собирался воевать. — Вы слышали пожелание князя? — захватил мерзнущими пальцами чужую теплую шею. — Боюсь, требовать в такой ситуации вы ничего не можете, кроме как приближения развязки. Сейчас я ненадолго остановлю вам сердце, — вытянул клыки и щелкнул ими возле уха, — а когда вы вспомните о манерах, мы с вами продол… — Нет! — Дарриен хмурился, как от скучной книги. — Нет, я хочу, чтобы ты с ним сразился и победил! Давай, Зельдхилл! Маг неслышно вздохнул, втянул зубы и убрал руки от вздрогнувшего Барраккау. — Князь желает зрелища, постарайтесь его обеспечить, — отлепил юношу от стула и выждал пару секунд. — Со мной трудно иметь дело, если серьезно, соберитесь. Барраккау оправдал возложенные на него надежды: едва осознав вернувшуюся свободу, не бросился бежать, неторопливо размялся, старательно сдерживая себя, чтобы не броситься безо всяких правил, принял боевую стойку. — Нападай, маг! — торопил синий красавец, вычерчивая круги протазаном. Блестящая сталь переливалась на свету, красиво вспыхивая под разными углами. Восьмерки превращались в круги, круги оборачивались косыми чертами диагональных взмахов, а Зельдхилл любовался и отступал. «Может, у себя в Аррианской впадине Барраккау и был неплох», — устало думал Зельдхилл, наблюдая все новые вспыхивающие восьмерки и легко ускользая от прямых ударов. Протазан сверкнул серебром совсем рядом с боком Зельдхилла. — Да не тяни ты, ну! — Дарриен усугубил команду. Тело ответило легким звоном отпущенного напряжения, в ушах зашумело от облегчения, а раздражающий княжич размылся в бесформенное пятно: атаки мага в своей физической части сильно зависели от скорости. Привычно скользнула под руку сила, с трудом перехваченная до того, как стать смертельной. В правой руке Зельдхилла формировалось магическое копье, которым очень удобно было насмерть протыкать противников, равное по мощи протазану Барраккау. Пришлось войти в противоборство с самим собой, чтобы оружие вышло недостаточно крепким, а Барраккау не умер в первый же миг неясно отчего. Следовало вернуть его Вейни, да и преждевременная смерть пусть раздражающего, но фомора, не поспособствовала бы равновесию. Дарриен разочарованно вздохнул, когда опрокинутый и пришпиленный к полу без повреждений жизненно важных органов Барраккау слабо зашипел от боли и обманутых ожиданий. Известно, что с княжеского двора часто уносили трупы, вот только трупом ему определенно быть не хотелось. — Зельдхилл, не понимаю я тебя! Неужели юноша тебя не допек? В тебе проснулась жалость? Сострадание? Так спой им колыбельную и дерись порядком! Маг с трудом, передернув плечами, ослабил наваждение нового приказа. — Уважаемый князь Дарриен, с моей стороны ваше приказание было воспринято совершенно серьезно, однако, проблема не во мне, — пошевелил копьем в ране, Барраккау зашипел, радуя Дарриена. — Противник не подкован в магии, самонадеян, — опять пошевелил, надеясь, что Дарриен насытится стонами, — и замедлен. Я не смогу сделать сражение интересным для вас в одиночку, князь. Глубоко поклонился, снова шевеля копье и заставляя мелкого гада шипеть основательно. — Ску-ка! — Дарриен недовольно выпятил нижнюю губу. — Скука, Зельдхилл! Почему еще я должен пощадить недалекого? Маг предпочел ответить на риторический вопрос серьезно: — Это грозит некоторой неловкостью в обращении с князьями Северного океана и Аррианской впадины, к тому же, дома этого юнца ожидает молодая жена, негоже лишать его мальков родителя так сразу. Вот лет через тридцать будет в самый раз. Дарриен улыбнулся — ему всегда нравились определенные сроки. — Ладно-ладно, хорошо! Я тебя понял! Не занудствуй, можешь его больше не убивать, — опять завздыхал. — Скука же смертная!.. Зельдхилл чуть рассудка не лишился от облегчения: так долго пренебрегать прямым приказом, да еще замешанным на здоровье князя, было непросто даже для него. — Как скажете, господин Дарриен. Я охотно тут приберу, господин Дарриен, — и пока тот не успел возразить, потащил Барраккау к выходу. Потащил, естественно, за копье, которое было воткнуто, отчего Барраккау застонал уже в голос и потерял сознание. Это было со всех сторон к лучшему. Разочарованный Дарриен препятствовать не стал и проводил словами: — Пока не позову, на глаза не суйся! Выходило, что Зельдхилл должен Барраккау еще и благодарить. Несерьезно раненый княжич уже порывался прийти в себя, хотя Зельдхилл миновал половину пути к своим покоям, да еще не вынимая копья. По счастью, попытки так и остались попытками, пока маг не взвалил тело княжича на стол для всяких операций: мало относящихся к магии, зато много ко здоровью. Пристегнутый к столу, Барраккау задергался после того, как Зельдхилл его немного подлечил, поэтому задергался уже нервно и с полнотой молодых сил. — Что ты делаешь? Что ты собрался делать со мной?! — Помнится, некоторое время назад род моих занятий не вызывал у вас никаких вопросов и даже тени сомнений, — отказать себе в возможности позлорадствовать Зельдхилл не мог. Поостережется впредь обзываться «трупоедом». — И что ты будешь делать?! — Барраккау дернулся, заставляя ремни затрещать. — Что ты хочешь сделать со мной? — Какой живой интерес к собственной судьбе, — Зельдхилл присел в поле зрения пациента, но так, чтобы фомору приходилось напрягаться, чтобы увидеть его. Закинул ногу на ногу, отряхнул полы кафтана, насладился чужим паническим пыхтением. — Порядок моих действий неизменен: обезвредить, обездвижить, а потом обесценить, вырвав сердце. Возможно, использовать как анатомическое пособие… Барраккау задохнулся от ужаса. — Подкрепиться тем, что годно в пищу, а прочее выбросить на задворки, меня боятся, никто там лишний раз не копается, — отряхнул манжеты. — А, разумеется, чуть не забыл: вырвать язык, пока вы еще живы, чтобы искра ваша запомнила необходимость вежливости. Жаль, души нынче не перерождаются, так бы был опыт на следующую жизнь. Ярко-синий фомор замер, мелко подрагивая. — К тому же, всегда есть вариант посмотреть на препарированный живой организм, — Зельдхилл усмехнулся и потянул паузу, пока Барраккау задрожал сильнее. Если бы он на самом деле решил препарировать Барраккау, это было бы просто невозможно сделать, не оглушив его хорошенечко. — Ну и желательно лишить возможности к размножению. Надеюсь, детишек вы уже завели. Сначала заморозим, — охладил Зельдхилл пах дернувшегося красавца. — Потом отрежем. Маг зажевал белый овальный гребешок под вой Барракау. Подобная закуска всегда была наготове — сил у серого мага уходило изрядно даже на обычную жизнь ши-саа. Зельдхилл ткнул скальпелем в ладонь ярко-синего фомора.  — Успокойтесь уже, любезнейший. Это был гребешок, а не то, что вы подумали. Я взял только каплю вашей крови. Барраккау перестал орать. — Я предприму все это лет через тридцать, — убрал Зельдхилл лезвие, — если князь Дарриен не передумает и если вы не вовремя попадетесь мне на глаза. Взор Барраккау был полон смертного ужаса. Только на самом дне еще теплилась небольшая надежда. — Да, вам не послышалось, весь комплекс мероприятий мы с вами пройдем не сегодня, если станем проходить, однако впредь призываю вас быть более аккуратным и осторожным в выборе слов или объекта для насмешек: бывает, что отдельные фоморские особи вовсе не обладают совершенно никаким из видов чувства юмора. — Это, например, вы? — молодчик прохрипел с трудом, запинаясь и теряя голос на каждом слове, но уже вполне уважительно. — Скоропалительный вывод, пусть и не лишенный подоплеки, — Зельдхилл не собирался соглашаться. — Итак, многоуважаемый гость Теплого моря, князь Дарриен передает вам свои наилучшие пожелания и напутствия, а я лично советую вам некоторое время не соваться даже близко к границам владений князя Дарриена. Когда ему бывает скучно, он склонен забывать о милости, даже объявленной во всеуслышание. А кельпи очень любят жевать ши-саа, до рода и звания которых им совершенно нет дела. — А скучно ему бывает часто, да-а-а? — Барраккау почти расслабился и хотя бы не запинался. — Пожалуй, я должен перед вами повиниться… — Пожалуй, должны, — Зельдхиллу не было дела до запоздалого раскаяния княжича, да и собственное поведение уже казалось сущей глупостью. — Правда слушать мне вас отчего-то более не хочется, вероятно, дело в пресыщении. Так что любые излияния тоже могут подождать лет тридцать.  — А Вейни, она же… Княжич дернулся, собираясь опротестовать, но маг сомкнул чужие уста заклинанием: настроения слушать гаденыша вовсе не было. Особенно о Вейни. — Не бойтесь, я точно доживу до ваших извинений, так что потом, все потом. Пока вам следует отсюда очень быстро улизнуть. Оглушил Барраккау и приказал стражам отволочь бесчувственное тело за конюшни. Стражи опасались спрашивать что бы то ни было, и это отдельно грело. А Вейни… Сердцу не прикажешь. Пусть наслаждается своим синим семейным счастьем. Если сиятельный князь Теплого моря припомнит стременному магу невыполнение приказа, то это не слишком высокая цена за покой отдельно взятой ши-саа.