Грани равновесия

Зельдхилл категорически запретил Флайборну посещать трапезную и вообще появляться на глаза князю Теплого моря. Какие мысли придут в голову Дарриену касательно ученика своего стременного мага и степени его обучения, Зельдхилл думать не хотел. Он был бы рад вовсе не думать и не вникать в беседу, но, выслушав примчавшегося ската, дергающего острым хвостом и пускающего искры, князь раздраженно выкрикнул с должной мерой пафоса: — Сбежали? Как посмели?! Свита зашумела, как во время паводка, всплыли имена Лиусты и Тейбёрна. Тейбёрн, ши-саа уважаемого рода из Аррианской впадины, попросил руки Лиусты, приходящейся подданной Дарриена, к счастью или, скорее, к несчастью, из знатного рода местных тепломорских селки. Формальность, за которую зацепился Дарриен — и отказал, даже тогда, когда юноша пообещал оставить свой род и стать подданным князя. Потому что нечего портить кровь ши-саа, с мягкой улыбкой пояснил Дарриен неразумному. Не приведи Ллир, детки пойдут в род Лиусты, а то и вовсе сиренами обернутся. Широким жестом предложил взять в жены любую чистокровную ши-саа Теплого моря. Видимо, крепко любил Тейбёрн, раз на словах поблагодарил за щедрость, а сам решил украсть любимую. — Не отдам! Все здесь принадлежит именно мне! — показательно стукнул сейчас об пол фамильным трезубцем Дарриен. — И всегда принадлежало нашему роду! Зельдхилл хотел напомнить, что когда-то вся вода принадлежала одним лишь только селки и бен варра, а роду Дуана — ее крошечная часть, но привычно смолчал. С доброго князя сталось бы вывести всех русалок, майнтлин, тюленей, акул и прочую разумную живность моря, лишь бы ничто не угрожало полноте его власти. Балор Первый, завоевав океанские просторы, принизил три старейшие морские расы, а Айджиан, Балор Второй, заключил ши-айс в ледяную тюрьму, приравнял селки и бен варра к ши-саа, но пламя старых распрей не потухло, лишь притаилось до времени. Князь Дарриен, разумеется, принадлежал к тем, кто считал всех, кроме чистокровных ши-саа, неразумными, а следовательно, особых прав не имеющими. Маг привстал, порадовавшись свободному дню, но тут Дарриен улыбнулся, приморозив Зельдхилла к сидению, вернее, чем любое заклинание. — Зельдхилл-Зельдхилл, ты куда-то собрался? Правильно, одобряю, ты поедешь со мной. Я просто не могу обойтись без своего стременного мага, да и пора тебе хоть раз поучаствовать в придворных развлечениях. Может, это позволит тебе развеяться, тину стряхнуть, ты же такой вечно серьезный, кислый и озабоченный! Улыбка князя не предвещала ничего хорошего несчастным влюбленным, и Зельдхилл от души пожелал, чтобы они успели покинуть пределы Теплого моря. — Ши-саа Тейбёрн принадлежит к знатному глубоководному роду, может быть, нам стоит положиться на его понятие о чести? — Нет, не может быть, — жестко закончил Дарриен. — Никакого понятия о чести нет у этих впадинных! Быстро, готовьте колесницы! Как ни любил выбираться князь при полном параде, сегодня он спешил. И огненно-красные кельпи, которых запрягли в темно-бордовые колесницы цвета флага Теплого моря, были еле прирученные, любившие при возможности полакомиться фоморами. Хотя раньше Дарриен излишней кровожадностью не страдал, и его шутки далеко не всегда стоили жизни или здоровья его же подданным. Правда, по прикидкам Зельдхилла, не развлекался князь достаточно давно. После того развлечения магу притащили два изувеченных тела тех, кто чем-то не угодил Дарриену. Маг ехал следом за князем на колеснице стражи. Впереди темнели силуэты акул, что вынюхивали след не на одну лигу, под бокам — скатов-хвостоколов, отбрасывая на бледно-голубой волнистый песок тревожные тени. Даргун, второй по знатности после Дарриена, что-то негромко говорил князю, но тот улыбался еще шире и отмахивался от фомора. Даргун мог бы нравиться Зельдхиллу, если бы в его лексиконе завалялось это слово. Не столь красивый, более простой, Даргун сторонился увеселений шумного двора князя Дарриена, прибыв лишь отметиться на дне рождения Дроуна, единственного сына князя, достойного продолжателя рода Дуана… Дроун сидел по левую сторону от отца и делал то, что у него получалось лучше всего. Глубокомысленно молчал, держа улыбку на красивом лице с тонкими, изящными чертами и широко расставленными глазами. Что сын, что отец напоминали Зельдхиллу о природе Теплого моря, где все самое красивое было и самым ядовитым. У княжича неплохо выходило очаровывать девушек достаточным количеством комплиментов и собственным ухоженным видом. Кажется, еще и толикой магии, невольно вздохнул Зельдхилл и вздрогнул. Теплое море не зря называлось теплым, оно было неглубоким, и морская вода прогревалась под лучами солнца, хотя порывистые и временные ледяные течения доставляли привыкшим к комфорту обитателям массу неудобств. Но сейчас, на скорости, поднятый воротник не прятал от волн, и даже магическая защита не давала тепла. Или мерзкий червячок ожидания княжеских развлечений холодил душу? Ближайший стражник протянул плащ из жестких водорослей с теплой многослойной подбивкой, но Зельдхилл отказался, не желая потворствовать своим слабостям. Другим поводом размышлять о природном несовершенстве любого фомора были думы о собственных неуемных мыслях. Маг не первый раз воображал, что если бы… если бы Дарриен достаточно сильно раскачал равновесие Океании, у него, Зельдхилла, был бы шанс для упреждающего удара. Под угрозой равновесию, он мог бы изменить клятве верности и устранить главный непорядок, находящийся под самым носом. Дешево бы ему подобный отход от традиций не дался, однако, шанс распрощаться с родом Дуана и заодно вернуть порядок в Теплое море того бы стоил. «Не проси у старых богов чего не знаешь, — говорил ему отец, — получишь, мало не покажется». И, как обычно, был прав. Зельдхилл допросился. Судя по тому, куда завели княжескую охоту акулы-следопыты, Тейбёрн решил попробовать уйти на глубину через левый из двух разломов, окаймляющих Теплое море и соседствующих с Аррианской впадиной. Все ее трещины не знал сам князь Артмаэль, и прятаться там можно было бы почти бесконечно. Только добраться туда беглецы не успели. Волосы у русалки были светлые, и этот факт, вкупе с тем, что волосы видно в непосредственной близи, Зельдхилла расстроил. Князь, сидящий рядом, конечно, довольно прищелкнул языком, а вот его стременному магу стало ощутимо плохо: вокруг Дарриена завивался своеобразный водоворот темных намерений, не заметный обычному фомору, да и магу ощутимый лишь кожей. Дарриен собирался карать всех и не миловать никого. В мыслях обреченно забился светлый облик Вейни: а вот согласись он, Зельдхилл, на заманчивые посулы, пожелай личного маленького счастья? Где бы оказалась чудесная, очаровательная и милейшая ши-саа Вейни по воле попавшего в затмение князя? Равновесие, да и чувство справедливости требовали вмешаться, не допустить, когда Зельдхиллу стало совсем плохо от пары простых слов Дарриена. — Сегодня точно кто-нибудь умрет, маг, я знаю это, а ты уже осознал? — и рассмеялся, как хорошей шутке. — Мое здоровье требует жертв, Зельдхилл, притащи-ка ко мне эту дивную особу, застрявшую в наших пограничных ловушках. Парня не ищи, нечего время тратить — покажется сам! Зельдхилл встал с места, не чувствуя ног, запнулся о бортик колесницы и неловко упал на колено: тело обязано было повиноваться князю, но в воле мага было себя остановить. В голове на разные лады билась только одна мысль «Бегите!», однако привычные движения выполнялись отлаженно, и Зельдхилл пошел к отчаянно закричавшей русалке. Насколько он мог видеть, завязла она в пограничной привязке: являясь жительницей Теплого моря, она должна была получить благословение князя или хоть какой-нибудь предмет от него, чтобы покинуть родные пределы. Маг стал лихорадочно вспоминать, нет ли у него какой дарриенской безделушки, но как назло ничего не оказалось при себе. Расстояние неумолимо сокращалось. Хвостатая красавица забилась, как рыба, мощный хвост хлестал во все стороны, и будь ее путы настоящими, они были бы порваны. Зельдхилл поймал себя на том, что ожидает прибытия Тейбёрна едва ли не с большим напряжением, чем Лиуста. — Не-ет! Не-ет! — умоляла русалка на неслышимых обычному уху ши-саа волнах, но маг прекрасно читал по губам. — Не возвращайся! Тей, уходи-уходи-уходи-и-и! В этот момент Зельдхилл потерял всякую надежду: их желания приходили в равновесие, и ничего теперь было не исправить. Из-за ближайшего обломка вынырнул, будто соткался сине-фиолетовый фомор, очень на свой лад красивый и тоже напоминающий о Вейни, на сей раз тоном кожи. Зельдхилл запнулся на ровном месте и попытался приземлиться головой обо что-нибудь твердое. Острый обломок скалы мелькнул совсем рядом. Мага спасли рефлексы и комок ила, до того прекрасно маскировавшийся под камень. Зельдхилл медленно встал и двинулся навстречу фомору. Зельдхилл очень не хотел вставать, но ему пришлось. И хотя в жизни стременному магу князя Дуана, а после Дарриена приходилось делать много неприятных вещей, до настолько ужасных он надеялся не дожить. Пойманная магией селки продолжала биться, теперь от рыданий, кажется, одной своей природой осознавая неотвратимость беды. — Не бойся, не бойся, Лиуста, я умру за тебя, если понадобится, — Тейбёрн сказал возлюбленной и довольно тихо, Зельдхилл надеялся, князь не услышит. — Не-е-ет! — селки зашлась беззвучными рыданиями, настолько надрывно, что всколыхнулись окружающие растения и отозвались камни. — О, как мило, смотри, какие сознательные подданные, Зельдхилл, хотя и чужие, уже поняли, куда вода течет! — Вода течет обыкновенно, князь, не чувствую никакой перемены, — Зельдхилл попытался потянуть время. — Вот вечно ты так, любишь испортить удовольствие! — Прошу простить, уважаемый князь, это никогда не было моей целью, — Зельдхилл говорил размереннее обычного и видел, что Даргун, в отличие от Дарриена, начал что-то понимать. — Вот именно, оставь обозначение целей для тебя за мной, вот сейчас, например, проучи-ка этого наглеца, посмевшего красть моих русалок! — закинул ногу на ногу, махнул рукой, командуя. — Да поживее! Чтобы неповадно было! Маг приблизился к молодому фомору, так похожему на Вейни тоном кожи. Ударил под колено носком сапога, быстро и без замаха. Не ожидавший подобной подвижности от Зельдхилла, тот припал на ногу и шарахнулся в сторону. Проигнорировавший новый крик русалки и ударивший на сей раз в челюсть, Зельдхилл пытался разобраться в вариантах, срочно найти лучший. Убивать влюбленную парочку ему не хотелось, тем более, что любовь, которой они были отмечены, являлась истинной. Ударил едва оправившегося от звона в голове Тейбёрна туда, где сходятся ребра, по центру груди. Фомор задохнулся, беспомощно пытаясь набрать воздуха в легкие. Князь, однако, не оставлял выбора, и на сей раз избранный Дарриеном путь слишком далеко отклонялся от равновесия. Нужно было кого-то убить, кого-то из двух. Разогнувшийся фомор схлопотал раскрытыми ладонями по обоим ушам сразу, а уши самого Зельдхилла вновь резанул беззвучный крик селки. С третьей стороны, князь был довольно доверчивым созданием или не подозревал Зельдхилла в обмане, а потому можно было попытаться его обмануть. И уже это значило, что у парочки имелись шансы. Правда, стоило определиться с выбором — кого в данной ситуации было нужнее спасать. — А давайте я за него выкуп стребую? — Даргун внезапно очнулся, одновременно снимая с Зельдхилла бремя выбора. — Он же чужой подданный, а с Аррианской впадиной у нашего моря отношения неплохие, теплые камни у них, опять же, отличные, не стоит примешивать к политике это, э-э-э, недоразумение! Зельдхилл ударил молодого фомора еще раз, дождался ленивого кивка своего князя и отступил на шаг. — Выкуп, Даргун, дело хорошее, только, я надеюсь, ты понимаешь, что задеты были не чьи-то конкретные чувства или права, а потому вся добытая откупная должна пойти в казну моря, — Дарриен заулыбался и нехорошо оценил взглядом извивы хвоста красавицы-селки. — Своих подданных мы, конечно, сами воспитаем, а чужими пусть чужие и занимаются! Решено, Даргун, с тебя выкуп! — Как прикажете, князь, — и поторопился сойти с колесницы, чтобы поднять ошеломленного, не соображающего фомора на ноги. Это был прекрасный момент, чтобы привести в действие вторую часть задуманного: а не то оставшаяся рыбка получит участь хуже, чем смерть. Зельдхилл скрылся за спинами подошедшей охраны, пеленающей чужого подданного, обошел Даргуна, отряхивающего молодого фомора и что-то тихонько ему говорящего, миновал взгляд Дарриена, подобрался к Лиусте и занес кинжал. — А что касается нашей рыбки, то я уже придумал, что мы с ней сделаем, — Дарриен довольно потер руки. Зельдхилл заморозил бьющуюся русалку заклинанием и ударил хирургически точно. — Вы ничего ей не сделаете! Она не виновата! Это я виноват! Я хотел увести ее, украсть из вашего моря, которое лишь зовется Теплым, а теплого тут нет ничего, кроме воды! — молодой фомор делал все, чтобы не уйти живым, несмотря на одергивания Даргуна. — Вот! Ты слышал, Зельдхилл? Какая невоспитанная молодежь пошла! И хотя он не в нашей власти, придется воспитывать его недокраденную русалку, можно, прямо тут, стража всегда готова повеселиться! — по-настоящему веселый голос князя плохо сочетался с ужасными словами. — Нет, слишком хороша, думаю, можно ее оставить при нашем дворце, пусть будет ночной служанкой, иногда такие странные желания приходят именно по ночам! Как Зельдхилл и думал — полагаться на благородство Дарриена, все равно что самому прыгать в пропасть, да с разбегу и подальше от края. — Нет! Нет! Казни меня, отпусти ее! — до молодчика, наконец, дошло, во что он ввязался. Кровь селки быстро размывалась водой, но захватила пока только щиколотки стоящих, а потому осталась незаметна. Маг подправил течение, чтобы завершить неприятную сцену поскорее. — Ах, как просит, как умоляет, сложно не пойти ему навстречу, — Дарриен заухмылялся. — Зельдхилл, да где ты, пропажа, мне нужен твой… Ах ты дрянь! Кто тебя просил?! — заметил князь кровь, сочившуюся из раны под грудью окончательно обмякшей на сей момент русалки. — Нет! Вы же сказали, что не убьете ее! — Тейбёрн рванулся из рук охраны. Даргун сделал отвращающий дурную, темную магию жест, а Дарриен аж посинел от злости. — Я всего лишь выполнил вашу волю. Для меня не остается вопросов там, где вы уверенно отдаете приказание, мой князь, — Зельдхилл согнулся в поясном поклоне. — С одной стороны, я рад подобному служению, — разочарованно поджал губы тот. — Хоть ты и лишил меня забавы… Но ты заслуживаешь одновременно награды и наказания. Сжал руку в кулак, одновременно повторяя слова старой клятвы, что пробуждало силу браслета, как материального подтверждения этой же самой, треклятой многократно, клятвы. Зельдхилла скрутило болью так, что даже моргать стало неприятно, грудь не желала вдыхать воздух, руки отказывались повиноваться, и равновесие он не удержал — все же упал на колено. Боль, впрочем, была не главным мучением для него, привыкшего ко всякому, а особенно — к ощущению выжженной злым огнем засушливой пустыни в районе сердца. Стерпеть можно было и это, однако приплетенная сюда клятва мага отнимала магические силы Зельдхилла, заворачивала их вокруг браслета Дарриена, решившего наказать нерадивого слугу. И главная неудача состояла в том, что силы эти как раз и нужны были Зельдхиллу сейчас просто позарез, нужны были на иное. — Она мертва? — раздался спокойный голос Дарриена. — Отвечай же! — Я найду тебя, маг, ты слышишь?! — извивался в руках стражи Тейбёрн. — Жизнь положу, но ты заплатишь, запла… Князь махнул рукой с должной степенью недовольства, и пара ударов лишила аррианского фомора дыхания. — В настоящий момент показатели жизни русалки стремительно приближаются к… — начал, с трудом переводя дух, Зельдхилл, но князь его оборвал: — Хватит, утомил! И так понятно, еще не сдохла, но подыхает! Эта твоя неумеренная тяга к хорошо сделанной работе, и главное, всегда там, где не надо, — поцокал языком, повернулся к Даргуну. — Право слово, князь, думаю, вы меня поймете, эти слуги! Едва отвернешься, глаза отведешь, уже все твои слова извратили и сделали ну прямо все не так! Даргун закивал немного торопливо, покосился на Зельдхилла странно. Маг отчаянно считал мгновения. Можно было бы и не успеть. Стоило поторопить события. — Оставьте мне ее тело и колесницу. Знаете ли, у меня специфические вкусы, требуется восстановить силы, и пока она еще жива, это будет вкуснее всего, — показал он второй ряд игольчатых зубов, что Дарриен не выносил совершенно. — Доберешься сам, — уронил князь, поморщился и отвернулся. — Вот, видите, с кем приходится работать? А потакать твоим капризам, Зельдхилл, не собираюсь, раз у тебя разыгрался аппетит, отвечай за себя самостоятельно! — Как будет угодно, уважаемый князь, — поклон на коленях выглядел странно, но Дарриену пришелся по душе. — Надеюсь, русалка — или то, что от нее осталось! — не отвлечет тебя от твоих прямых обязанностей? — он все не уезжал, а кровь растворялась в воде очень быстро. Акулы, даже самые выдержанные, начали биться и разворачиваться к телу. — Извините меня, уважаемый князь, но в ближайшие несколько недель я не смогу проверять ваши кушания. Моя челюсть не сможет распознать даже самого просто яда. Так что вам придется учитывать в ваших дальнейших развлечениях, кто вам больше нужен, стременной маг, проверяющий блюда, или палач. Князь махнул рукой, подавая сигнал к отходу. Зельдхилла обошли подальше стражи, акулы и скаты. Замучить полурыбу до смерти — это нормально, это почетно, а вот так убить… Даргун окинул подозрительным взглядом мага, но ничего не сказал. Как только княжеский кортеж скрылся из глаз, маг бросился к бледно-голубой русалке, плававшей в густом кровяном облаке у самого дна. Сердце рядом с порезом стукнуло в последний раз и замерло. Маг прервал кровотечение, и только. Сил после княжеского удара оставалось слишком мало, и Зельдхилл, взмолясь непосредственно Балору, чтобы их хватило, подхватив Лиусту, шагнул уже в собственную лабораторию. Стол, конечно, был слишком заставлен вчерашними опытами, зато на кушетке возвышались только несколько кип свитков. Смел все, что там лежало и устроил бездыханную селки поудобнее, не обманываясь и не отчаиваясь неживым телом. Мажонок, каким-то образом оказавшийся поблизости, смотрел ошалелыми глазами. — Какая красавица! — голос, впрочем, дрогнул. — А вы откуда ее притащили? — Встань рядом, — выговорилось с присвистом. Второй ряд зубов убираться не собирался. Крови было слишком много, темное стремление подпитаться дармовой и практически никому уже не нужной силой удалось погасить с трудом. Временами, подобными этому, Зельдхилл чувствовал себя хуже голодной акулы, почуявшей добычу: ему, в отличие от акулы, нельзя было полагаться на одни инстинкты. Зельдхилл осознавал, что усугублять нынешнее состояние неразумно по меньшей мере, однако иного способа помочь несчастной Лиусте не ведал. Пришлось потянуть остатки силы из себя, а когда запас подошел к концу, голова закружилась и кончики пальцев занемели, из мажонка. Пробуждение от смерти души, которая почти нашла путь в мир-под-водой, требовало изрядных запасов, а потому, едва почуяв, что и Флайборн отдал много, маг стал вытягивать из собственного дома, который всегда ему помогал и в который маг скидывал остатки магии, когда получал больше, чем мог удержать. Лиуста стала чуть темнее, не такой бескровно-голубой, однако не пошевелилась хоть и самую малость, глаз не открыла, ресницами не дрогнула. — Проверь, бьется? — отвернувшись от русалки, выговорил Зельдхилл заплетающимся языком, отчаянно надеясь, что планктон одомашненный расслышит верно. Все плыло перед глазами, боль от удара князя переплеталась с собственным магическим опустошением. — Бьется! — уверенно произнес Флайборн почему-то над самым ухом. — Ой, а что это с вами, господин маг? — Держи, — Зельдхилл сунул не глядя забранный с полки овальный флакон. — Дай ей пить каждые полчаса всю ночь. Помощь не вызывай, меня не трогай, к утру я приду в себя. С трудом дошел до коридора, кое-как выбрал направление к собственной спальне, завалился туда и припер дверь изнутри: с малька станется заглянуть и жестоко поплатиться за любопытство. Бессознательный Зельдхилл может так же бессознательно вырвать его сердце и запить его же кровью. Свернулся калачиком на жестком коралловом полу и соскользнул в забытье. Утро порадовало Зельдхилла хотя бы тем, что вчерашняя баррикада осталась на месте, значит, хотя бы Флайборн не пострадал. Что он сам почти разваливался на части, не удивило и не обескуражило, хотя без второго ряда вытянутых игольчатых зубов Зельдхилл легко бы сейчас обошелся. Маг помаялся перед зеркалом, выпил одно занятное зелье, возвращающее силы вернее пищи, но весьма обескураживающее светлых магов составом, подождал, пока зубы втянутся обратно и, смиряясь заранее со всем, что увидит, вышел из комнаты. — О, вы проснулись, проснулись! Уже два дня прошло! — радостный малёк выглянул из противоположной части коридора. — Юнош-ча отойд-чите от-ч мен-ня, — Зельдхилл едва вышел в гостиную, как сразу учуял две непреложных вещи, вернее, три. Первая: Флайборн был дома, вторая — этот «рожденный летать» пытался что-то приготовить, и третье — у него получалось отвратительно. Едва упрятавшиеся в десны игольчатые клыки снова вытягивались и добавляли речи отвратительное прищелкивание, в то время как Зельдхилл любил только чистые звуки. — Я быстро! Я скоро! Не извольте беспокоиться! — глупый планктон наоборот выкатился еще ближе, чуть не под ноги бросился. — Вот, попробуйте пирожок! Обостренное после вчерашней погони чутье подсказывало, что ничего ужасного в начинке нет, а кажется все отвратительным лишь по разнице с чужой кровью, бывшей основным ингредиентом зелья: переваривать столь разные составляющие одновременно даже его выносливый организм отказывался. — Не люблю повторяться, но вы меня вынуждаете, — скрежетнул сразу всеми зубами, отчего во рту появилось неприятное ощущение песка. — Отойдите от меня сей же час. Сию же минуту. В эту секунду, пока я еще говорю. — О, у вас был плохой день, да? — тем не менее отошел. — Нет, я догадался, конечно, судя по вчерашней гостье, но я думал, вы ее спасли. А тут такое! Опять что-то не так с князем? — Меня восхищает ваше сочувствие тяжкой княжеской доле, — Зельдхилл щедро плеснул в голос издевки. — Но нет, Дарриен, наш уважаемый князь, как всегда, даже хуже, то есть — лучше. Нет причин для беспокойства. Зельдхиллу не удалось отговорить Дарриена от кровавых развлечений, предотвратить, повлиять… Позавчерашний ужас снова встал перед глазами, и Зельдхилл замотал головой в наивной попытке отогнать от себя непрошенные воспоминания. На душе, если согласиться с ее существованием у серого мага, и без того было отвратительно. Влюбленная парочка слишком очевидно напоминала о Вейни, чтобы Зельдхилл не прочитал в этом очередное указание мира, равновесия Океании: не стоило пытаться изменить свою судьбу, чтобы связаться узами брака с юной княжной. Исход был бы столь же непригляден, сколь и очевиден. Прогрессирующая жестокость на редкость живучего Дарриена его удручала. — Что там с нашей гостьей? Ты сделал все, как я просил? Поручение было, конечно, простое, но с Флайборна бы сталось напутать что-то и тут. Да и Зельдхиллу надоело мысленно проклинать, во-первых, свой юношеский идиотизм и клятву подчинения, слишком полную; во-вторых, кровожадного наследника Дуана, обожающего кровавые развлечения и становящегося все более жестоким от неограниченного безрассудства и сплошной безнаказанности. — О, она прекрасно, то есть, вот, ну, кровью не истекает, лежит, никого не трогает, разве что хвост окраску поменял, да вот и в себя еще ни разу не приходила, — мажонок помялся. — Я уже скучать начал, никого дома как будто живого, кроме меня, и нет. Так что пирожками развлекался, их готовить хорошо, долго. — Потрясающее объяснение, напомните, юноша, чтобы я вас привлекал, когда мне понадобятся бесполезные оправдания в любом количестве, — Зельдхилл поморщился, хотя своя логика в действиях малька наблюдалась. — Вероятно наша гостья не приходит в себя, потому что вчера очень красиво умерла при большом скоплении народа. Нужно дать ей новое имя, раз уж старое ее настолько тяготит, что не дает прийти в себя. — Ого, а так бывает?! — мажонок тут же позабыл все предостережения и опять сунулся ближе, пришлось его отпихнуть. — Ой, я понял-понял, не лезу под руку, не лезу. А как вы, оказывается, умеете больно толкаться! — и потер еще бок. Зельдхилл поборолся с желанием закатить глаза, но позорно проиграл. — А что это вы там разглядываете? — заинтересовался сразу, бестолковое создание. — Потолок и свои блестящие перспективы, — маг предпочитал завершать бесполезные беседы сразу же. — Пойдемте, юноша, потом вы любому желающему можете сказать, что за русалка живет в моем доме. — О, вы ее прямо называть будете? — как всякий ребенок, Флайборн легко терял сосредоточение. — А имя уже придумали? — Все решит цвет ее хвоста, — Зельдхилл аккуратно заглянул в лабораторию, чтобы успеть убраться оттуда, если инстинкты возьмут верх, но, к счастью, инстинкты молчали. — Хм-м, фиолетовый… Насколько он помнил предыдущие события, русалка была прелестно голубой, со светлыми волосами, однако теперь она была под стать своему жениху по цвету: черные плавники хвоста плавно светлели и выцветали до темно-фиолетового на маленьких чешуйках, плавно становясь светло-фиолетовыми ближе к большим. Фоморская половина русалки тоже превратилась в фиолетовую, только волосы выдавали в переродившемся создании моря прежнюю Лиусту. — Как вы видите, юноша, Лиуста умерла, от нее не осталось и следа, разве что сытый я, видите ведь? — Зельдхилл покосился на мажонка, но тот понятливо закивал и сам. — А у нас по счастливой случайности оказалась пострадавшая от подводной несправедливости селки, чьим именем станет имя сказочной героини селки, Синдрелл. Возможно, оно поможет нашей гостье в будущем. — Какой вы хороший! — Флайборн, конечно, постарался испортить момент. — Вот не зря я вам устриц принес! Свеженьких, с того течения, которое им по душе, их там много селится, хотя добраться и трудно, но вы такой позавчера пришли! — И где же они, эти самые устрицы? — Зельдхилла неприятно кольнуло осознание, что его предпочтения очевидны недалекому Флайборну. — Да вот на кухне, а зачем вам? — мигом стал подозрительным мажонок. — Я из них теперь супчик для хворой Синдрелл сделаю! Родившаяся было мысль изничтожить этих устриц, пропала — для больной нужна здоровая еда, иначе она так и останется больной. — На будущее запомните, юноша, малейшая привязанность и слабость — это повод манипулировать, а потому постарайтесь не идти у них на поводу и не показывать перед кем бы то ни было. Зельдхилл приопустил воротник и улыбнулся клыками. — Поняли? Всегда есть шанс, что вам из-за чужого вмешательства придется превратиться в кого-то, во что вы сами превращаться не хотите, — поправил воротник. — Для магов эта опасность реальнее прочих, юноша, стоит запомнить. Зубы до сих пор никак не хотели убираться, и зрачки, вторя им, принялись схлопываться и расширяться, меняя форму поминутно. Смотреть стало неприятно. — Я понял, вот, ну, простите. Я не думал… — Успокойтесь уже, юноша. Вас никто не винит, ввиду того, что на вас нет никакой вины, разве в том, что решили у меня поучиться, но это вопрос временный и решаемый, — Зельдхилл кивнул спящей теперь спокойно Синдрелл, развернулся и вышел. — Князь у нас совсем теряет голову в развлечениях, поэтому вам лучше бы у меня не доучиваться, юноша, есть опасность, что вас тоже привлекут, непонятно с какой стороны причем. — О, все настолько плохо, да? — сочувственный планктон уселся в угол гостиной, куда они вернулись, продолжая надкусывать явно еще горячий пирожок. И тут же обжегся. — Ай! Уф! А сто вы позабчела дедали? — Я позавчера обозревал окрестности нашего города, не ближние, но дальние, на пару с одним князем, другим князем, целым звеном охраны и пятеркой колесниц. Прогулялись до границы с Аррианской впадиной, нашли глупую молодежь в силках, выпутали оттуда, — Зельдхилл отряхнул кафтан от песка, повесил на крючок при входе, специально для тяжелой верхней одежды. — Так что я устал, я сыт и у меня вызывает отторжение всякая лишняя еда. А сейчас любая будет лишней, это ясно? Флайборн закивал, не рискуя говорить непрожеванными словами. — Кроме прочего, я сейчас в настроении после поглощения свежатины, — улыбнулся пошире, — поэтому извольте соблюдать простейшее правило собственной безопасности и не подходите ко мне близко, пока не увидите по заметным внешним признакам, что жажда свежих сил во мне иссякла. — А одкуба она у бас бознигла? — Флайборн все еще не мог говорить внятно. — Оттуда же, откуда всегда, юноша, откуда вообще возникают такие вещи, от заботы о здоровье князя, непосредственной заботы, — Зельдхилл присел в кресло, закрыл глаза, жить сразу стало легче. — На него иногда находит, знаете, приступами, приходится соответствовать и быть на страже. Бывает, душу нашего князя ранит сущая мелочь, кто-то недостаточно расшаркался или просто надоел, все сразу сказывается на здоровье князя Дарриена. — Я дубад, од де дагой радимый! — до мажонка все никак не доходило, что можно чуть полечиться магией. — К сожалению, душевное строение у князя воистину специфическое, таких фоморов мало на свете, что к счастью, — Зельдхилл немного задохнулся от возмущения. — Однако его общительность, похоже, впредь будет давать достойные плоды, и скоро при дворе Теплого моря гостей будет в два раза меньше. Если не в три, юноша, а я надеюсь, что в четыре. — Ой, вы никак задыхаетесь? — полечился наконец. — Может, вот, ну, айстромчика вам, водички живой и мертвой? Что убрать, вот, что принести? Чем, ну, облегчить? — Ты не сможешь это унести, — открыл глаза и посверлил мажонка взглядом. — Что? Да будет вам шутить! Я могу унести вот почти что все, да вы вот скажите, я хоть попробую? Тапки, коврик, еду? Что вам тут дышать мешает? — Чужое пренебрежение собственным умом, — вздохнул тяжело, ибо и не ожидал быть понятым. — А теперь оставьте меня, юноша, мне нужно поразмыслить, как лучше объяснить неожиданное прибытие Синдрелл, если вчера было много свидетелей моему отбытию с трупом селки в придачу. — О, конечно, я ухожу, вот, погуляю пойду, вот, на рынок лучше! — и испарился, только его и видели. До вечера Флайборну терпения хватило, но этот сын тупости и планктона, а не добропорядочных фоморов, объявился на пороге покоев Зельдхилла ровно в тот момент, когда зубы наконец втянулись, а зрачки снова стали круглыми — и мир перестал восприниматься как совершенно враждебное пространство, наполненное лишь сосудами живой силы, то есть крови. — А я тут подумал, вы давно все равно ели, да и когда на столе стоят, я по одному их ем, а это не дело — вы даже не попробовали, — и выставил тарелку с пирожками. Зельдхилл постарался смерить Флайборна таким взглядом, чтобы тому сразу же захотелось выйти. Как ни странно, на данного представителя молодого поколения ши-саа трюк не действовал. Зельдхиллу стало нехорошо: это означало новый раунд общения с болтливой стенкой. Стенкой, не имеющей уязвимых мест и выстроенной из высокосортных кирпичей тупости и простодушия, неизвестно, что из них было в данном случае крепче. — А вы что-нибудь про селки решили? А то вдруг я на рынке неправильно что-то сказал, вот ну? Зельдхиллу стало нехорошо безо всякого вмешательства Дарриена или клятвы. Как же он не предусмотрел! Как из виду упустил! Это же Флайборн! И ведь бесполезно его сравнивать с планктоном — он даже не обижается! Головой кивнет и согласится! Кое-как уняв внутреннюю бурю, Зельдхилл постарался произнести спокойно. — И чем вы осчастливили бурное море наших слухов? Какую рыбу запустили на съедение говорливым кумушкам? — Я помню, вот, что вы, ну, сказали, Лиуста у нас умерла, так я и сказал, что вы, оказывается, русалку какую-то извели, так что мяса нам пока не надо и потрошков тоже, и ливера, наверное, и вообще, что вы сытый, а на холодных камнях в кладовке много синего мяса появилось, поэтому я только за водорослями пришел, вот, ну! Возможно, вздох облегчения вышел слишком громким, но Зельдхилл действительно ощущал себя так, будто у него со спины сбросили тяжкий груз. Этот… сын уважаемых родителей, которому покровительствует сам Дарриен, умел преподносить новости, ничего не скажешь. И несмотря на связь его семейства с князем, Флайборн зарекомендовывал себя все лучше и лучше, правда, и покровительством Дарриена продолжал простодушно гордиться. Зельдхилла передергивало каждый раз, но он молчал, пусть и знал, что пока никому покровительство князя ничего хорошего не принесло. — Так что мяса нам пока не продадут, перепугались все, а еще больше, когда я сказал, что мы еще служанку ищем, а то полы часто грязные, я один оттирать все, вот, не успеваю, так въедается, что и магия не всегда поможет, вот, — выпалил и посинел. — Так что вы от пирожков лучше не отказывайтесь, мясо у нас в кладовке есть, конечно, синее, конечно, только я из него готовить опасаюсь, древнее оно какое-то! Зельдхилл одновременно почувствовал себя невостребованным и очень гордым. — Все вы за меня уже решили, получается… — Ну вы такой усталый проснулись! Я, вот, и подумал, плохо, если кто вас разбудит, ну, и помочь захотел! — теперь краска стыда заливала все лицо Флайборна. — С чем хоть эти пирожки? — спорить сил не было, да и распрощаться с темой алкалось как можно быстрее. — Да вот с ливером, ну, там, то, что можно есть. Так мама готовила, у нее очень вкусно получалось, — пожал плечами застенчиво и замер, явно намекая, что без оценки своего кулинарного таланта с места не сдвинется. Зельдхилл очень глубоко вздохнул. Приготовился к плохо пропеченной требухе — что мог есть Флаборн в детстве, чтобы на подобных харчах вытянуться таким? — Хорошо, ваш дар красноречия настолько не развит, что вы совершенно не умеете оставлять альтернатив для своих несчастных собеседников, так что я попробую, — протянул руку, не глядя взял какой-то пирожок и укусил, тоже стараясь не присматриваться. На зубах что-то хрупнуло. — Ничего, жить можно, то есть, имеется шанс подкрепиться и не умереть, но в следующий раз или следите за матушкой во время приготовления пирожков внимательней, или извольте посоветоваться со мной заранее. Иначе говоря, согласен ли я вообще на данное блюдо среди своих обеденных яств. Скорее всего, я буду не согласен, но спросить не помешает, юноша. На следующее утро решение прикоснуться к готовке Флайборна показалось Зельдхиллу самым ошибочным в его жизни — примерно на уровне полной клятвы подчинения отцу Дарриена. Живот крутило и кололо. Встретившийся виновник происшествия подлил воды в водопад, фигурально выражаясь. — Ой, на вас лица нет! С вами все в порядке?! На всякий случай Зельдхилл ощупал кожу лица — нет, не сползала. — Прекратите молоть ерунду, совершенно неразумный потомок планктона с обеих сторон своей родословной, лицо на мне есть, оно даже мое, чего же вам больше нужно от одного престарелого мага? — как по заказу хрустнула спина. — Вот, видите, вернее, слышите, насколько престарелого? Вот ровно настолько, насколько вам сейчас кажется, юноша, а теперь убирайтесь с дороги, мне нужно во дворец. — В таком состоянии?! Да и Синдрелл еще не проснулась, я думал, вы ее магией, ну, того… — Мое состояние станет еще хуже, если я расстрою нашего уважаемого князя, он, знаете ли, обо мне страшно переживает, у него портится аппетит, теряется здоровье и вкус к жизни, а следом за этим остаются только апатия и смерть, но это, вы понимаете, ждет некоторую часть подданных заскучавшего князя Дарриена. — Но я не про… — И объяснять дважды я не собираюсь. А чтобы ваш почти удачный опыт отравления не был повторен, будьте так добры, к моему возвращению приготовить все ингредиенты, надобные для приготовления этого ужасного блюда. И мы разберемся, чего следует избегать, чтобы не производить такой устрашающий эффект. — Но я хотел как лучше… — юнец ощутимо расстроился. — Вы очень талантливы, юноша. Каждое составляющее отдельно не опасно, это я ощутил, но как вы их сложили в столь вредоностный продукт, магическому уму не постижимо. Будь моя воля, — Зельдхилл очень глубоко вздохнул, — я бы рекомендовал вас на место главного повара князя. Однако существует слишком много препятствий между вашими оригинальными рецептами и его здоровым желудком, поэтому, еще раз повторю — просто приготовьте и сложите отдельно все то, из чего вы это сделали. Возможно, нам удастся повторить именно задуманное вами, причем достаточно безвредное как для ши-саа, так для селки. И для старого мага. А пока извольте обойдись отваром, а то русалка благодаря вашей стряпне отправится в мир-под-водой, не успев укрепиться в этом. Фиолетовая русалка согласно дернула хвостом.