Грани равновесия

— Вейни-Вейни-Вейни-Вейни, — отец укоризненно покачал головой, но из объятий не выпустил. — Когда же ты начнешь понимать свое положение в воде, а, крошка моя? До акулы тебе далеко, а самостоятельность под стать самым хищным рыбам! Вейни еще раз всхлипнула и прижалась к отцу, вовсе пряча лицо у него на груди. Сквозь дверь в родительских покоях было слышно, как мама отчитывает братьев и призывает в свидетели чуть не самого Балора, что выросли у нее лоботрясы. И что это за стража, что пусть и во время страшной бури, но позволила вынести из дворца одну целую Вейни?! Братья отнекивались вяло. Подобного от княжича никто не ожидал, и досмотру строгому он не подвергался. Почти вся стража была занята надзором за шалящими смерчами. Хорошо, что ни оседлать селки чужого княжества, ни завладеть колесницей было невозможно. Да и цель Барракау была иной. Для Вейни стало сюрпризом, что за нее так волновались не только отец и няня. И когда княжну не обнаружили в ее покоях, в преддверии надвигающейся бури все равно бросились ее искать… — Я больше не буду, папа, я не хотела, папа, мне очень стыдно, — она постаралась сдержаться, но родитель вздохнул глубоко и опять погладил по голове, отчего новые слезы накатили волной. — Конечно, будешь, Вейни, не пытайся меня ввести в заблуждение, — пожурил не сердито, но печально. — Ты будешь. Ты еще помотаешь нервы нам с мамой, своим братьям, всем шестерым, особенно Лаунессу. Ты еще потеряешься в наших или чужих водах миллион раз, тут я в тебе уверен, крошка моя, зрение в том виновно или нет, а у тебя талант. Ну и, конечно, ты еще подкинешь окружающим целый риф из неожиданностей, надеюсь только, что эти самые окружающие будут любить тебя достаточно, чудо ты маленькое, крошка-потеряшка. Вместо ответа она заплакала совсем без слов, сразу припомнив Барраккау, все его речи, а главное — дела. Отец, определенно, был очень мудрым фомором, а потому знал, чего пожелать своей непутевой дочери. — А это, это, как д-д-думаешь, — когда она смогла остановить слезы, спросила. — Это возм-м-можно? Чтобы любили и чтобы умнее? Вышло не слишком разумно, но отец понял. — Разумеется, возможно, рыбка моя, — отстранил ее, вытер слезы своим платком, погладил по голове, — и только к этому нужно стремиться. Не верь всяким случайным ухажерам, ты красавица и умница еще, разве что рассеянная и слишком уж благовоспитанная… Ну да это и за недостатки не считается! Ни для кого, кроме нас с мамой и твоих братьев. И няни. И советника, и нескольких селки, знаешь, как они хвостами били, когда тебя не нашли? И еще там бен-варра заплывали, беспокоились. Заплыл скат, пискнул о госте, и Виннеган спросил, отстраняя дочь: — Бен-варр Маунхайр жаждет попрощаться, но если ты, крошка моя… — Папа! — негодующе ответила Вейни. — Конечно, я готова! — добавила шепотом, посинев: — Прошу, не называй меня крошкой при посторонних. Князь Сердитого океана кивнул, скат пошевелил краями плавников, мгновенно развернулся исчез в дверях. Оттуда неспешно выплыл второй министр морского царя, улыбчивый даже для тюленьего племени Маунхайр. Вейни видела его много раз на празднике освящения воды. Неизменная белоснежная жилетка, украшенная блестящей золотой цепью, обтягивала бархатное туловище. — Да будут вечно ласковы к вам волны и обойдёт стороной великий шторм, князь Виннеган! Услада моих глаз, прекрасная княжна Вейни! Рад видеть вас в добром здравии! Как удавалось так изящно кланяться тюленю, оставалось загадкой. Вейни кивнула вслед за отцом. — Я рад, что мы смогли решить все вопросы, — улыбнулся в ответ отец. Вейни видела некоторую игру в их улыбках и пожалела, что будучи увлечена учебой, пропустила несомненно интересное то, что было у нее под носом. Правда, к государственным делам ее пока не допускали… Отец всегда сам решал все вопросы, потому что мама действовала жестко и прямолинейно, как в бою, так и в политике. — А я рад, что слухи о пропаже вашей дочери оказались лишь слухами, — продолжил Маунхайр, бросив на Вейни цепкий взгляд. — Надо признать, что княжич Арриана потерял границы в ухаживании, — дернув плечиком, бросила Вейни. — О, все потому что ослеп от вашей красоты! Метко сказано. Прекрасная княжна скоро станет таким же опасным противником, как и ее отец, — склонил голову Маунхайр. — Вы ведь сейчас являетесь представителем морского царя! — осенило Вейни. — Да, прекрасная княжна, услада слуха и радость глаз! Если вы захотите передать что-то князю Арриана, пресветлому Артмаэлю, я готов это сделать. К сожалению, я не могу привить всем князьям хорошие манеры, иначе бы несомненно это сделал, — прижал к груди Маунхайр плавники и пошевелил редкими усами, что обозначало улыбку. Отец не одергивал Вейни, и она решила продолжить. — Я просто не хотела бы, чтобы это повторилось. Нет, я не хотела бы ничего передавать князю Арриана, — неуверенно ответила Вейни. Отец молчал, бен-варра молчал. Мужчины предоставили ей решать самой, а она судорожно пролистывала в голове всевозможные законы и запреты. — Как княжна Хейлиса, я запрещаю княжичу Барраккау появляться в Сердитом океане в ближайшие пятьдесят лет! А если… — вспомнила Вейни чужую мстительность. — Если княжич заявит морскому царю, что его избили мои братья, и будет требовать виру, то я… я обращусь с Айджиану лично и расскажу, как все было, и тогда княжичу мало не покажется! Насколько я знаю, наш царь не терпит насилия к женщинам! Ласты Маунхайра захлопали одна об другую. — Князь, мои поздравления. Княжна Вейни прекрасна как ликом, так и разумом. Я покидаю пределы вашего океана в предвкушении новой встречи. — Папа, я все сказала правильно? — спросила Вейни после ухода Маунхайра. — Немного сумбурно, но вполне достойно, — погладил Вейни по голове князь. — И правда, пора привлекать тебя к делам княжеским. Да и с магией у тебя дела идут на лад, раз ты смогла сделать так, что жемчужины светились, давали блики да еще и кричали! — Я?! — поразилась Вейни. — Ну, а кто же? — вновь обнял ее отец, словно все еще волновался и не желал расставаться. — Такое под силу немногим магам. Может, опасность пробудила в тебе новый уровень? Только подобный крик души отдельно от тела может грозить смертью, помни это и не трать силу попусту. Жемчужин за пределами пещеры выпало мало, но они умудрились вывести братьев на верный след. Вейни не ощущала в себе особой силы. Но одного великого мага она определенно знала! Бушевал весь морской мир. Как ураган пережил Зельдхилл? *** Что день будет неудачным, самый серый маг всех океанов осознал очень быстро: наутро, в хмуром и неприветливом свете дня, его мучили остатки сна о деревне Белого рифа, сгинувшей слишком давно для обычной памяти. Глаудика, Гемми, Залавири, Зельрау, Зельванни, Зельки, Зельни, Зельри… Маг повторил их все, хотя обычно произносил эти имена лишь перед сном, в темное время суток. Надо понимать, почившие родственники, не попавшие в круг перерождений из-за странного нездоровья мира-под-водой и стопора мельницы душ, предупреждали своего родича о грядущей опасности. Оставалось только угадать, откуда она явится. Светлых магов Зельдхилл отмел сразу. Банзеллина все еще жаждала получить его силу, сделав своим личным рабом. То есть мужем, разумеется. Это было привычно и не страшно. Ничего нового в ее планах не было. Темных магов Зельдхилл по некотором размышлении тоже выбросил из головы. Одни были слишком увлечены интригами внутри, другие — интригами вокруг, чтобы обращать внимание на личную жизнь единственного мага равновесия. Старые недруги, действительно старые, оставшиеся еще со времен Балора Первого, не давали о себе знать слишком давно, чтобы оставаться в курсе новых течений и судьбы Зельдхилла в частности. Недруги новые, избитый им по приказу князя фомор из Арриана, поклявшийся добраться до него, был выслан за пределы Теплого моря, а проклятия на Зельдхилла не действовали. Недруги привычные — князь Дарриен, Дроун и знатнейшие семейства Теплого моря радовали постоянством, то есть предела ежемесячных больших неприятностей уже достигли. В среднем пакости случались раза три в месяц, за столько тысяч лет Зельдхилл уже привык и мог представлять расписание. Если бы что-то угрожало царской семье, Скат не поленился бы вызвать своего вечного товарища по спорам ко двору Балора. Если бы нечто угрожало Флайборну, Зельдхилл бы чувствовал опасность яснее и более тонко. Вывод напрашивался неутешительный, особенно оттого, что Теплое море было страсть как далеко от столицы Сердитого океана, фоморского города Хейлиса, где нынче обитала самая непредсказуемая и очаровательная, на взгляд Зельдхилла, ши-саа. Весь день прошел в тревоге, это заметил даже Флайборн, хотя казалось бы — бессознательный планктон, действующий на рефлексах умного организма. — Вы что-то сегодня, ну вот, то есть, сам не свой, да, — почесал свой курносый нос и сразу за этим — торчащее в сторону ухо. — У вас не случилось ничего? — У меня случилось все порядком или не случилось ничего, по вашему необычайно точному выражению. Благодарю за сопереживание, — Зельдхилл скривился, давая понять, что совершенно ничем не отличается от себя обычного. — Князь выдал пару невыполнимых поручений и одно просто отвратительное, наш двор не рад меня видеть, стража шарахается при одном виде, что уж говорить о словах. Временами мне кажется, акулы вовсе не слушают, что я говорю: повторять приходится медленно, разборчиво и кто-то всегда записывает! Флайборн неуместно хохотнул. — И перечитывают потом, а то вы их напрямую ну так пугаете! Такой жуткий! — и опять засмеялся. — И я подвергаюсь осмеянию в собственном доме, — Зельдхилл заломил брови от горечи осознания. — Поэтому, юноша, прекращайте веселиться и извольте изучить на сегодня одну небезынтересную книгу о проклятьях, если на вас вдруг нашлют наши темные коллеги, или, того хуже, светлые, возиться с таким крупным магом, как вы, я не собираюсь… Немудрящий планктон приосанился, отчего-то воспринимая сказанное как комплимент, а у Зельдхилла вдруг помутилось перед глазами и спиралька на груди, зеленая, красивая, завораживающая и гладкая, потянула к полу невыносимой тяжестью. Сначала голова качнулась к полу, будто сама, Зельдхилл кое-как выпрямился в кресле, пытаясь вернуть дыхание и сердцебиение в спокойный ритм. Очень похоже на действие яда особого сорта рыбы, что парализует при вдыхании, но ничего подобного перед Зельдхиллом не распылялось. Флайборн что-то громко, тревожно спрашивал, но странный удар отозвался и по ушам, резанул, скрадывая прочие звуки и оставляя только долгий протяжный звон. — Все в порядке, — выговорил насилу и не был уверен, что его услышали. Обеспокоенный Флайборн двоился, сознание ускользало и рвалось прочь. Пальцы немели, Зельдхилл еле нащупал спираль и закрыл глаза. Вокруг встала сине-серая вода. Это точно было не Теплое море, и ураган бушевал далеко вверху просто знатный. Продравшись магическим зрением через чернильную темень воды, Зельдхилл разглядел ярко-синюю физиономию и огромные рога недобитого Барраккау, с довольным видом тащившего на плече мешок. И то, что было дорого Зельдхиллу, находилось именно в этом мешке. По следу самодовольного фомора переливалась слабо различимая в ненастной воде серо-стальная жемчужина. Осознание грохнуло ударом почище того, что выбил его из тела: Вейни украли, ее украл недобитый поганец Барраккау, и он наверняка тащит княжну в дикие места не видами любоваться. Одинокую, отчаявшуюся и сердитую Вейни! Вейни, которой пришлось разорвать ожерелье-подарок! Вейни, которая задыхается и уже не ждет помощи! Зельдхилл метнулся вперед, скользнул бликом, видный среди толщи воды только светом собственной искры. Тоже ужасающе тусклой, серой и на редкость бесполезной в нынешних условиях: навредить он Барраккау не мог, воздействовать на мир магически сил бы не хватило, просто потому что далеко в Теплом море сейчас останавливалось его сердце, отзываясь тянущей болью посреди несуществующей в Сердитом океане груди. Похититель с добычей удалялся от жемчужины, когда из прорехи упала вторая, за ней третья — Вейни боролась! Она пыталась оставить след. Зельдхилл помог ей найтись однажды, может, это его судьба, помогать Вейни найтись еще раз? Он пролетел от одной жемчужины до другой, разыскивая способ, каким его ничтожная душа, оголенная до предела и не располагающая магией, могла бы тут помочь. Проскальзывать по пути из жемчужин получалось легко, но сделать самостоятельно ничего не выходило. Он вообще до этого мига не знал о подобного рода перемещениях. Бездействие сводило с ума: Барраккау удалялся, Вейни отчаивалась все больше, теряя веру в лучшее, в груди тянуло все более неприятно, и времени оставалось все меньше. Маг догнал Барраккау и сделал несколько кругов, пытаясь спутать ноги похитителя — тот даже не почесался. Прикоснуться к чему-то настоящему Зельдхилл не мог, но и отступиться не смел. В этот момент его даже не интересовало, зачем мужу Вейни красть свою жену и тащить куда-то в мешке. Вейни это не нравилось, она просила о помощи, пусть и делала это молча! Может, ее заставили выйти, или она пыталась забыть Зельдхилла, ему сейчас не было до этого дела. Мысли вспыхнули и погасли, ненужные и несвоевременные. Искра его души замерцала посреди вод ближе к очередной жемчужине, покоящейся на дне. Зельдхилл еще раз оглянулся, выискивая, что пропустил, кому могла подавать сигнал Вейни — и увидел очень далеко очертания колесниц. Теперь он замерцал намеренно, а когда понял, что его не видят в мутных водах, закричал. Кричал Зельдхилл вообще очень редко и подзабыл, как это вообще делается. Завибрировала вся душа, завыла яростью, обидой и жаждой справедливости. Колесницы повернули к следу из жемчужин, Зельдхилл перелетел, как по ниточке, к следующей, опять замерцал, убедился, что спасатели ускорились. Потащился к другой, потом еще к одной, ощутил удар по Вейни, болезненный, но не смертельный, содрогнулся всем существом сам, а потом окончательно растворился в холодной, промозглой темноте… Из темноты, как ни странно, его уверенно позвали, пусть и дрожащим от слез голосом. Зельдхилл заинтересовался и в очередной раз сделал ошибку, предпочтя зов любопытства голосу разума, который твердил, что пора искать мир-под-водой и перестать уже мучиться. Род Белого рифа наконец пресекся бы, все бы вздохнули с облегчением, а Скат потерял бы шанс на реванш в фидхелл. — Эй, эй, нет-нет, ну не умирайте, вот, вы же сами сказали, что будете в порядке! — голос опять слезно умолял. — Маги не врут, маги никогда не врут! Ну что же вы, куда вы? А хотите я скажу, что вас все боятся? Зельдхилл тяжко вздохнул неизвестно чем, не душой же, и вернулся обратно. Промозглая вода превратилась в омерзительно холодную, тела он все еще не чувствовал, кроме болящей груди и ладони с врезавшейся в нее спиралькой. Первый вздох дался с усилием, Флайборн заголосил и запричитал с удвоенным старанием, приподнял Зельдхилла с пола, где тот оказался непонятно как, и обнял. Последнее действие было спровоцировано, скорее всего, желанием согреть — изо рта у Зельдхилла вырывалось морозное дыхание, заметное в теплой воде легкими очертаниями маленьких льдинок. — Раз с-сказал, з-з-значит, б-б-буду, — пробормотал он, обдирая словами слипшееся горло.