Грани равновесия

Шум и шорох, связанный со свадебными делами царевича, прошел мимо Зельдхилла. Он, страж равновесия, обучавший Ниса на протяжении полутора тысяч лет — времени взросления рода Балоров и великих магов — был занят иным. Первейшей задачей его, как стременного мага князя Дарриена, было обеспечить всемерную поддержку назревающему заговору. Что входило в противоречие со всеми устремлениями души и разума мага равновесия. Кроме беспокойства по поводу новой активности ши-айс, Зельдхиллу приходилось волноваться о том, что срок родов у Синдрелл неминуемо подходит, а потому скоро в его доме появится пополнение. Как маг он изучил все, до чего смог дотянуться, как достойный фомор вспомнил, чему его учили родители, и обезопасил дом старыми дедовскими способами. Флайборн, поначалу неумеренно заинтересованный действиями Зельдхилла, больше мешал бесконечными вопросами, чем помогал, однако стоило найти пару неволшебных слов, описывающих суть, поумерил любопытство и стал беспрекословно слушаться. Для начала Зельдхилл сложил по углам фильтр-камни, занимающиеся сбором мусора в каждом фоморском доме, особым узором — многажды повторенный, он не дал бы чужой магии зайти в дом вместе с обитателями. Потом настал черед косяков и балясин, где великий маг расположил водорослевые букетики. Красные, зеленые и бурые ленты сплетались в косы, а верно разложенные по дому, образовывали обманчивую ясность для хищников любого вида, бродящих вокруг. Когда тут появится беспомощный младенец, никто из хищной братии этого не заметит. С остальными приготовлениями уже помогал Флайборн, поэтому обыкновенная перестановка мебели, чтобы подготовить комнату для матери с ребенком, заняла очень мало времени и совсем не отняла сил у Зельдхилла. Сама Синдрелл так до конца и не поверила магу, но без опаски относилась к Флайборну, поэтому дело со скрипом продвигалось, а приближающийся срок родов пугал, кажется, всех одинаково. Зельдхилл только льстил себя надеждой, что ему удается создавать видимость уверенной безмятежности. Так и получилось, что досуг свой маг проводил весьма затейливо, работу его как стременного мага никто не отменял, вдобавок нужно было подпитывать надежды Дарриена и представлять ему какие-то результаты о защитной магии для ши-айс. Разумеется, свадьба Ниса прошла для него незаметно, и единственное, что намекнуло ему на масштаб происходящего — герольды, разошедшиеся через месхаты. Лишь когда на каждом углу протрубили, что отныне у царевича Ниса, Балора Третьего, сына Балора Второго, есть супруга, волчья царевна Гвенн — лишь тут до Зельдхилла достучалось осознание. С любой стороны это было некрасиво: даже не явиться, не показаться, не поздравить своего воспитанника со знаменательным событием. Впрочем, у мага равновесия было прекрасное, хотя и избитое оправдание, у него действительно существовали неотложные дела. Зельдхилл как раз пытался сформулировать это удобоваримо, в письменном виде, чтобы не обидеть царевича пуще, когда эти самые «неотложные дела» заявили о себе без прикрас. Первым заверещал внимательный Флайборн: — Ой-ой-ой, господин дорогой маг! Кажется, начинается! — голос его вибрировал от волнения и разносился по всему дому. Терпеливая и опасливая селки позволила себе застонать уже после этих слов. — Больно, господин маг… — грудной голос Синдрелл был напитан мукой, значит, некоторое время терпела молча. — Ох, всему-то вас учить надо, — Зельдхилл отложил дрогнувшее в руке писало и решительно встал. — Однако я не мог предположить, будто возникнут разночтения касательно того, что и своевременно сообщать о возникших трудностях надо сразу. — Вот видишь, не волнуйся! — Флайборн суетился вокруг Синдрелл, когда маг вошел в переделанную вторую, запасную гостиную, где никогда не бывало гостей. — Наш великий и очень страшный маг всегда знает, что делать! Селки зашипела на них обоих, отчего Флайборн удивленно дернулся, а Зельдхилл невесело улыбнулся. Шипение оборвалось быстро: жизнью своего дитя селки дорожила, а другой помощи ждать не приходилось. — Я сейчас подойду, смиритесь с фактом, пока я подхожу, — и встал подальше, чтобы роженица пообвыклась с его близким присутствием. — Флайборн, вы помните свои обязанности? Принесите ванночку, малютки-селки любят воду погорячее. Еще было бы неплохо подкинуть пару теплых камней в нашу комнату. Планктон закивал, дернулся отойти, но Синдрелл держала его за руку и бросала отчаянные взгляды. По всему выходило, очень боится и не хочет оставаться наедине с магом. Зельдхилл представил, как скидывает все обязанности мага-врачевателя на юношу, а сам уходит экспериментировать, и все разрешается благополучно как-то без его участия. Оценил смертельную бледность Флайборна, искаженное болью лицо Синдрелл, еще две секунды потешил себя иллюзиями, а потом решительно приблизился. — Юноша, вы меня не слышали? — от привычного строгого тона на лицо Флайборна вернулась краска. — Девушка, вы бы легли поудобнее, помните, как вы по утрам делали, чтобы хвост ваш не тянулся меня убить, а расслабился и не мешал ни мне, ни вам? Рыбка отчетливо устыдилась, посинела и свернула хвост набок. Зельдхилл подсел ближе. Аккуратно положил руки ей на живот и едва сдержал собственные инстинкты хищника, поселившиеся в нем давным-давно, укоренившиеся вместе с темной сущностью его дара. Под ладонями активно билась новая жизнь, легкая, юная и беззащитная, непонятно пока, предпочитающая форму селки или обыкновенного ши-саа. Ребенок от неравного союза мог родиться любого вида, взять свой облик от любого из родителей. Сосредоточился на циркуляции крови, биении токов, сокращении органов и наличии сил у роженицы. — Хорошо, хорошо, не скальтесь так, барышня, все пока идет хорошо, подумайте о том светлом моменте, когда возьмете собственное чадо на руки, он непременно настанет, — взял Синдрелл за запястье, проверил частоту сердцебиения. — Я для вас не опасен, не забудьте, а прочее сейчас неважно. В комнату ворвался запыхавшийся Флайборн, теперь больше встрепанный, чем испуганный. Бухнул тазик рядом, разложил возле кровати Синдрелл теплые камни, притащенные из других комнат. Сразу ощутимо потеплело. От повысившейся температуры ускорилось и биение жизни внутри Синдрелл, селки не выдержала и застонала, перехватив на сей раз руку Зельдхилла и вцепившись в нее мертвой хваткой. — Это тоже хорошо, подышите, подышите, еще подышите, вдохните и выдохните, раз за разом, один за другим, раз и два, считать-то вы умеете? Вот и умница, и раз, и два, и потом еще три, потом что? — Ч-щетыр-ре, — селки шипела, но успокаивалась, дышала, пережидая боль и сосредотачиваясь на другом. — Я же говорю, вы умница, когда не изображаете из себя совершенно безнадежное в умственном плане создание, существующее чистыми позывами собственной природы, — Зельдхилл еще раз аккуратно погладил ее живот, она должна была привыкнуть к его рукам в этой ситуации. — И опять подышите, раз и два, потом три и четыре. Отлично, довольно просто, правда? Рядом, на пододвинутый пуф, присел Флайборн, ожидающий новых приказаний или момента, когда потребуется его помощь. Под размеренные команды Зельдхилла они оба задышали ритмично, глубоко, небыстро, наконец успокаиваясь, отходя от первого приступа паники. Маг мысленно себя похвалил — спокойствие в данной ситуации рисовалось ему залогом успеха. Насколько он помнил книги, роды у селки проходили быстро, не так, как у фоморов или ши-саа. Организм хвостатых дам не был приспособлен надолго расставаться с чешуей, для них роды были подобны нанесению раны, но и продолжались милосердно быстро. Риск, конечно, из-за этого возрастал, а если возникали осложнения и не было под рукой толкового целителя, умирали селки тоже стремительно, чаще всего и мать, и ребенок. Иными словами, у Синдрелл были основания опасаться. С другой стороны, Зельдхиллу не хотелось даже допускать мысль, что в его доме пострадает кто-то, кому маг обещал помощь. Около получаса они все хором спокойно дышали, Флайборн тоже взял Синдрелл за руку, что дополнительно внушило ей каплю безмятежности. Зельдхилл почти унял собственную тревогу, когда роды начались по-настоящему: Синдрелл закричала, чешуя ее пришла в движение сама по себе, обнажая русалку полностью и раскрывая дорогу для младенца. Маг действовал бессознательно-разумно — проверил ток крови, состояние организма матери, ребенка, естественность происходящего, произошло ли все толком или где-то возникли осложнения. Молодая селки, однако, была здорова, готова к родам, а потому пока все шло, как предусматривалось природой, не очень быстро, болезненно и нормально. Схватки прекратились на момент, Синдрелл задышала загнанно, пришлось снова ее успокаивать, а запаниковавшего опять Флайборна погнать за вторым тазиком, на этот раз с лечебным айстромом, запас которого Зельдхилл заблаговременно подготовил в нужном количестве. — Тише-тише, теперь роды действительно начались, дальше будет легче, поначалу тяжело, потом легче, — неосмотрительно потянулся к изголовью кровати, чтобы поправить подушки скособоченной русалке. — А теперь отпустите мою руку, негоже ребенку рождаться в залитой кровью комнате. Острые зубы шипящей, взволнованной, истерзанной ожиданием и болью Синдрелл сошлись вокруг его запястья крепче. Треугольные, хищные зубы, они оставляли вмятины на коже, но крови пока не было. — Я вам клянусь, я только поправлю подушку, никто не пострадает, если вы, конечно, не укусите меня по-настоящему, — зрачки ее злобно сузились, пришлось пояснять. — В таком случае пострадаю больше всех я. Вдохните, девушка, вдохните и выдохните глубоко, и руку мою по пути выплюньте, пожалуйста, буду очень признателен. Неохотно Синдрелл выпустила его руку, и вздохнула свободнее лишь когда он сделал, что обещал, и опять сосредоточился на процессе родов. Вернувшийся Флайборн грохнул второй тазик рядом с первым, но в этом безошибочно узнавался айстром — более синий, чем любая морская или океанская вода, более плотный и тяжелый. Среди знатоков существовала градация оттенков синего, оттенков айстрома с разными свойствами, а потому Зельдхилл быстро определил по легкому сиреневому отблеску поверхности, что невнимательный обычно Флайборн тут не ошибся, принес именно то, о чем его просили. Зельдхилл ополоснул одну руку, потом провел пальцами по лбу взбудораженной селки. Снова дернувшаяся укусить, она сдержалась, ощутив целебный эффект прямо сразу. Схватки продолжились, все учащаясь, и Зельдхилл решил было, что все пройдет без лишних тревог, когда в дверь очень некультурно грохнули сапогом. Они вздрогнули всем составом: Флайборн уронил себе на ногу очередной теплый камень, который принес; Синдрелл закричала от сокращения мышц невпопад; Зельдхилл съехал и едва удержался на стуле. — Не открывайте! Они хотят зла! Не открывайте! — Синдрелл вцепилась в обе его руки и отчаянно заглядывала в глаза, но не сдержалась и опять вскрикнула. — Давайте правда не будем, а? — потирающий пострадавшее место Флайборн тоже наклонялся ближе и ловил взгляд. Зельдхилл с превеликим удовольствием тоже поискал бы решение в глазах другого, старшего и мудрого, но подобных ши-саа ему не сыскать и днем, со светлым камнем, целенаправленно разыскивая в столичной толпе. Снова подумав о том, насколько легко живется нынче молодым, Зельдхилл освободил одну руку и закрыл дом куполом, подобным защитной сети Банзеллины. Слышать пришельца будет он один — на тот случай, если нежданный гость окажется посланцем князя или просто слишком настойчивым ши-саа совершенно без головы. — Никто вас не побеспокоит, рожайте спокойно, — похлопал селки по боку, чтобы не вызвать новых судорог или болезненных ощущений. — Спа-сибо! — и снова закричала. Минуты растянулись часами, Зельдхилл то и дело проверял, как состояние Синдрелл, отгонял Флайборна или вслушивался в настойчивые вопли не желающего уходить посланца. По всему выходило, он явился от князя со строгим наказом — обязательно встретиться с магом и передать ему что-то крайне важное. Дорожащий своей жизнью гонец колотил в дверь, Синдрелл кричала, Флайборн суетился, а Зельдхилл пытался не сойти с ума. Поэтому едва показалась головка новорожденного, Зельдхилл испытал облегчение, как будто бы рожал сам. — Какая вы умница, еще чуть-чуть, самое сложное уже позади, теперь только завершить начатое, — подхватил дитя осторожно, скомандовал Флайборну перерезать пуповину. — Совсем чуть-чуть осталось, одну секунду. И шлепнул малютку-фоморчика по мягкому месту. Дом огласил новый крик, прорвавшийся сквозь все магические барьеры и разнесшийся вокруг, крик новой жизни и нового ши-саа. — Поздравляю, у вас мальчик, ши-саа и мальчик. — Вот видишь, видишь, я говорил, все хорошо будет, вот ну! — Флайборн радостно заголосил, хотя перед этим боялся даже вздохнуть невпопад. Синдрелл зарыдала, откинулась на спинку лежанки. Хвост ее развернулся, сшибая неудобно поставленный таз, опрокидывая Флайборна одним легким движением. Зельдхилл оставил повседневные тревоги ученику, а сам окунул ребенка в лохань с айстромом, омывая и исцеляя возможные родовые повреждения. Вмешательство магии в столь юный организм сказалось бы непредсказуемо, а вот самые простые средства оказывались и самыми рабочими. Ребенок медленно открывал глаза, пошевеливал пальчиками на руках и ногах, по всему — благополучно осваивался в новом мире. Синдрелл облегченно всхлипывала, Флайборн восторженно-умиленно таращился, посланник князя колотился с удвоенной силой. — Добро пожаловать, дитя, — Зельдхилл не смог перебороть привычку и обратился как ко взрослому. — Вас тут очень ждали. — Дайте, дайте мне, — потянулась заплаканная Синдрелл. — Я хочу взять его на руки! — А можно мне посмотреть? — Флайборн тут же сунулся под локоть и чуть не опрокинул самого Зельдхилла. — Вам, юноша, только с разрешения молодой матери, — передал ребенка ей, а сам убедился, что чешуя сходилась обратно правильно, но на всякий случай тоже обтер хвост Синдрелл айстромом. — Отдохните, сделайте милость, потом нам всем будет не до отдыха. Убедился, что его сейчас никто не слушал, попятился, вытек за дверь, запер ее за собой, покрыл пятью слоями защитных чар и пошел открывать парадную. Идти почему-то было тяжело, ноги подкашивались, руки подрагивали и опускались, спина так и норовила ссутулиться. Чтобы принять свой обычный вид, пришлось приложить усилие, но Зельдхилл, как и всегда, справился. Уставший ждать гонец едва не завалился в дом, когда дверь перед ним широко распахнулась. Минуту они сверлили друг друга недоброжелательными взглядами. — Итак? — Зельдхилл приподнял бровь как можно более высокомерно. — А! Так да! Я вот тут вам послание принес, князь велел доставить обязательно и дождаться еще ответа. Я подожду, пока напишете? — и шагнул ближе, явно рассчитывая попасть в дом. — Конечно, подождете, — Зельдхилл захлопнул перед носом нахала дверь. Далеко отходить не стал, побоявшись, что в таком случае посланнику ждать придется до утра, распечатал свиток, без удовольствия или удивления ознакомился с текстом. Князь в присущей ему манере приказывал немедленно явиться пред свои ясные очи, потому как имел несколько новых специальных приказов для Зельдхилла. Бумага от этих приказов, наверняка бы самовоспламенилась, поэтому передаче они поддавались лишь устной, как можно более срочной. Внизу Зельдхилл приписал, что явится к вечеру, так как у него в самом разгаре эксперимент по ледяной проблеме, причем, к завтрашнему вечеру. Если Дарриен слишком взбудоражен, пришлет еще гонца, а если не слишком, у Зельдхилла будет время восстановить силы. Да и упоминание ледяной проблемы само по себе располагало к некоторому спокойствию: мешать исследованиям в своих интересах Дарриен не станет без веской на то причины. Когда Зельдхилл опять распахнул дверь, гонец пинал ил, обиженно нахмурившись. Пришлось откашляться. Весьма молодой фомор недовольно поднял голову, покосился на мага и с трудом удержал обычное выражение на лице. — В следующий раз, уважаемый гонец, учтите, стучитесь единожды, забыть я про вас не забуду, но так сократится вероятность мне помешать, — склонил голову чуть набок, оценивая фомора как живой материал для эксперимента. — Иначе мне придется искать нового подопытного, не исключено, что им окажетесь вы. Теперь на Зельдхилла смотрели совсем по-другому, а усталый вид, испачканные в синей крови рукава и подрагивающий от магии дом переоценивались сообразно положению и репутации. — Х-хорошо, и-извините, больше не буду! — развернулся и бросился наутек, будто Зельдхилл настигал его с мечом наперевес. — То-то же, а то никаких манер, — поправил камни дорожки перед дверью и закрыл ее с чувством большого облегчения. Едва вернувшись в дом, Зельдхилл вздрогнул, не совладав с чувствами: рядом обнаружился ждущий чего-то упрямый планктон, неотрывно следящий за каждым движением мага. Усталость и раздражение смешались воедино, поэтому он не стал дожидаться вопроса, уточнил сам. — А вам, юноша, что требуется? Надеюсь, при вас нет письма от князя или другой очаровательнейшей новости, связанной с размножением морских видов? Боюсь, новое заявление о неминуемом изменении количества ши-саа или селки, проживающих в моем доме, я расценю исключительно превратно и необъяснимо недружелюбно. Итак? Должным образом подготовленный Флайборн затрепетал или сделал вид, что затрепетал. В последнее время Зельдхилл стал подозревать, что юноша прикидывается впечатленным или напуганным только для того, чтобы потешить самолюбие стременного мага. И не то чтобы это лицедейство Зельдхиллу нравилось, однако переучивать Флайборна пока было ему не по силам: нервов и без того едва хватало, чтобы на всех подряд не кидаться. — Юноша? Я жду ответа, — поторопил сколь мог вежливо. — А я вот ну, знаете, пришел вам сказать, что кэ-тан как раз заварился, как вы любите, крепкий и горячий, он тут сам почти приготовился, пока я с тазиками бегал, вот, — и для состоявшейся полноты общения потер затылок. Расшатанные нервы немного пришли в порядок от такого заявления, Зельдхилл выдохнул и лишь тут понял, в каком напряжении находился все время, ожидая новых, дополнительных неприятностей. — Кэ-тан — это прекрасно, юноша. Пусть заваривался он сам по себе, поблагодарю я вас, не обессудьте, — развернулся в сторону кухни. — А когда поблагодарите? — Флайборн любопытно опять метнулся под руку. — Когда выпью, юноша, это будет сообразно, — наставительно качнул головой. — В каком состоянии, кстати, вы покинули наших селки? Синдрелл чувствует себя хорошо? — О, они прекрасно, вот спать даже устроились, кажется, оба устали, — и расплылся в улыбке, неилистая душа. — Вам бы тоже, ну, отдохнуть, а то руки, то есть, рукава как-то вниз! Изобразил вдобавок, как именно, с его точки зрения, «вниз». Зельдхилл мысленно пожелал себе не напоминать согбенную годами рухлядь и с усилием выпрямился. — Не выдумывайте, юноша, отдых — привилегия молодых и неопытных, а для меня ни одна из категорий не применима, пусть иногда существует малая вероятность устать настолько, что любые привилегии окажутся невостребованными. — Я же говорю, говорю, вот ну! — и всплеснул руками. — Вы то ли слушаете, то ли не слушаете, никак не понимаю! Зельдхилл медленно вздохнул, смиряясь, что полного взаимопонимания с разумными формами жизни отдельного особого вида достичь получается не всегда. Флайборн явно принадлежал к особой ветви развития, «планктон мыслящий сразу душой» или что-то навроде этого, точнее определений пока в голову не приходило. Возможно, не он, не Зельдхилл будет тем, кто наладит сообщение и связь одного разумного вида с другим… — А чего вы так подозрительно молчите? — другой разумный вид все еще вел себя неразумно. — Я не подозрительно молчу, юноша, я размышляю по дороге в трапезную, размышления мои не отличаются глубиной или неповторимостью, скорее, они тривиальны, как ежедневная рутина, но и неотвратимы, как она же. — Так и скажите, что я вам надоел, — и жалобно заломил брови, явно расстроенный. — Ох, юноша, — если бы Зельдхилл еще умел стыдиться, он бы устыдился. — Ваша тяга к неверным выводам поражает меня на протяжении долгого времени и будет поражать впредь, как я подозреваю. Вы оказались весьма полезны во всей ситуации с Синдрелл, к тому же за кэ-тан я вас еще не поблагодарил. — Значит, не надоел?! — в радостном порыве так неожиданно пододвинул кресло магу, что ударил под колени, подламывая их и роняя Зельдхилла на сиденье. — Вы, вот ну, я вот знал! Я всегда знал! Знал, что вы — ну! Судя по сияющему виду Флайборна, в данном случае его вечное «ну» означало что-то исключительно хорошее и столь же неописуемое более ничем, никакими другими средствами языка и жестов. — Значит, вы не умеете делать верные выводы, — осторожно придвинул к себе чашку кэ-тана, — но вы не безнадежны, так что будем работать, юноша, будем работать… *** Спустя месяц после родов, ужасных больше для Зельдхилла, чем для селки, Синдрелл совершенно оправилась. Фоморчик, названный ей Тайлиусом — и никак иначе! — мгновенно перестал быть похожим на облезлого, сморщенного старичка. Впрочем, для селки и Флайборна он с самого начала был прекрасен, только Зельдхилл не разделял всеобщего восторга. Малыш орал не так уж громко, успокаивался на руках у мага и его ученика, что селки, прирожденную мамашу, неимоверно раздражало. В итоге она требовала то мягких креветок, то жесткого мяса, то свежих водорослей и порой злилась на весь мир, который, как ей казалось, настроен враждебно к ней и ее ребенку. Флайборн вздыхал, маг уходил подальше, не желая раздражать кормящую мать. А та сердито звала его обратно, когда не могла успокоить своего малыша. Скалилась, не протягивала ребенка, и Зельдхилл, покачав несколько раз, отдавал Тайлиуса мамаше. Зельдхилл пребывал в совершенно расстроенных чувствах, когда жизнь окончательно решила перевернуться вверх дном. Его срочно вызывали в столицу. Единственное, что его успокаивало: Флайборн и Синдрелл с малышом находились далеко и от князя Дарриена, непредсказуемого в своей жестокости. Безмозглый планктончик в очередной раз попросился к родне, а Синдрелл маг пристроил к осьминогу-библиотекарю, который никак не мог найти прислугу. Крупп очень гордился своим бодрым состоянием и тем, что пережил всю свою родню, не слишком любившую его. Зельдхилл кивал, признавал, что это не иначе потому что осьминог библиотекарь, добр душой и телом, не вдается в крайности и ведет крайне здоровый образ жизни, одновременно с этим потихоньку подпитывая Круппа магией еще на пару сотен лет. И тогда маг сделал еще одну глупость. Он записал Тайлиуса, дитя сирены и фомора, как собственного наследника, просто потому что других вариантов ему в голову не пришло. Заодно, если вдруг что случится с магом равновесия, постоянно это равновесие нарушавшим, маленький фиолетовый карапуз получит неплохой начальный капитал в жизни, и род пусть не княжеский, но все же очень и очень знатный. Фиолетовое дитя Белого Рифа, кто бы мог подумать… Сердце опять дрогнуло, совершенно не вовремя напоминая, что оно у Зельдхилла все-таки есть, а воображение нарисовало Вейни, держащую на руках другого карапуза с лунными глазами и серебристыми волосами. Зельдхилл, выходя из библиотеки, где он оставил документы на ребенка, потряс головой, выкидывая совершенно лишние видения. И понял, что, задумавшись, перестал следить по сторонам, когда ощутил холод клинка на шее. — Мало того, что ты убил мою любимую, так ты решил помучить сирену, которая всего-то прибирает у тебя! — голос был определенно знакомым и злобным. Зельдхилл укрыл шею невидимой защитой, чтобы у Тейбёрна не дрогнула рука. — С чего это вы решили? — Только не говори, что ты не воспользовался тем, что у тебя под носом! — прошипел Тейбёрн, разворачивая мага от дворца в заросли. — Я говорил, что ты поплатишься! Стражи поблизости не наблюдалось, а в заросли, где можно легко спрятать труп, Зельдхилл не собирался. Клинок определенно был магический, только магическая заточка была нацелена на темного мага. Но пускаться в такие подробности Зельдхилл не стал: не место и не время рассказывать молодому фомору о его просчетах. Тем более глаза Тейбёрна пылали жаждой мести, а рука все сильнее давила на шею. — Ты убил мою Лиусту! Ты убил меня! — Может, и так, а может, и не совсем. Если вы соизволите пройтись со мной, я покажу вам кое-что любопытное, что может опровергнуть ваше мнение, — произнес маг. — Да ты!.. Ты, чудовище, еще ставишь мне условия?! — Беда всех молодцов в том, что они очень долго говорят со злодеями, обвиняя их во всех смертных грехах. Если хотите убить — убивайте сразу, а потом уже говорите сколько изволите над трупом врага. — Я так и сделаю! Тейбёрн надавил на шею Зельдхилла, но ничего не произошло. Попробовал надавить посильнее — и чуть было не вывихнул себе кисть. — Боюсь, вам придется проследовать за мной до библиотеки. Не беспокойтесь, это недалеко. Идти с прилипшим к шее фомором было не очень удобно, и Зельдхилл связал его руки магической нитью, а рот заткнул магическим кляпом. Тейбёрн шипел, дергался, запинался — но шел следом. — Вы, юноша, выбрали удивительно удачное время и место для вашего покушения. Синдрелл! — позвал Зельдхилл, добравшись до покоев библиотекаря. Лучшего места для селки, на время своего визита в Океанию маг не нашел, да особо и не хотел искать. — О, друг мой, ты не один, — приветствовал его осьминог, открывая дверь. — Как приятно видеть, что ты тянешь молодежь к знаниям, — и широко улыбнулся. — Сейчас она выйдет. — Как вы можете! — возмущался фомор, обретя дар речи, но не свободу действий. — Как вы можете говорить с этим… — Тейбёрн! — вскрикнула селки, побелела до голубизны и бросилась к фомору. — Ши-саа Зельдхилл, умоляю, не вредите ему! Расколдуйте его! — Кто ты? — отшатнулся молодой фомор и заморгал быстро-быстро. — Откуда ты знаешь меня? — Тей! Тей-тей-тей! — пропела селки, цветущая от счастья. — Неужели цвет для тебя так много значит? Да отпустите его уже! — обернулась она к магу. — Только если вы, уважаемая Синдрелл, пообещаете присмотреть за молодым папашей, — сварливо сказал Зельдхилл. — Не может быть… — ошарашенно отступил фомор. — ты же… ты же умерла, тебя убил вот этот… — Умерла, — улыбнулась селки. — Лиуста умерла! — звонко хлопнула в ладоши, еще звонче расхохоталась и протянула руку, на которой горел четырех угольный цветок, побуждая фомора тоже протянуть ладонь. Цветки переплелись и засияли ярче. — А Синдрелл — жива! Я так скучала! Но маг сказал, нельзя писать, нельзя прийти. И я верила. Тебе не нравится фиолетовый? Ай, я же о главном не сказала! — она разорвала благословение колодца магии, метнулась она обратно в покои и вернулась, неся на руках фоморчика. — Наш Тайлиус! — протянула она его на вытянутых руках. — Я думал… Я решил… Я не хотел… — помотал головой Тейбёрн и виновато покосился на мага. — Молодой человек, вы ради своей любви рискнули своей жизнью, остались в Теплом море и почти убили меня. Сможете вы ради своей любви присмотреть за своим сыном? Впрочем, иного выхода я не вижу. Только не знаю, как бы… — Мне как раз очень нужен помощник, — задумчиво покачав щупальцем, заметил осьминог. — А я уеду со спокойной совестью, — сказал маг, глядя на обнимающихся влюбленных. — Простите его, он не такой! — горячо вскинулась селки. — Простите меня, — потупился фомор. — Прощу, когда составите реестр всех входящих документов на последний год. Тейбёрн судорожно вздохнул. Все-таки Зельдхилл был очень злопамятным магом, а его только что едва не убили. — Ши-саа Зельдхилл… — просяще произнесла селки. — Я помню-помню, что обещал вам, уважаемая ши-саа Синдрелл, в течение года устроить так, что вы покинете Теплое море, — обернулся маг к обнимающейся парочке. — И слово сдержу, — хотя как это сделать, Зельдхилл пока не представлял.Наследник княжеского рода Арриана всегда подозрение у Зельдхилла, но юноша выпрямился и произнес: — Даю слово, что дождусь вашего возвращения и буду выполнять все обязанности помощника библиотекаря, в чем бы они не заключались, — передернулся, наверняка ожидая самого худшего. Зато магу можно было уезжать со спокойной душой.