Hell to the Liars

Эмили поднимается с кровати, и её стопы находят деревянные доски каюты. Ей не холодно — она ничего не чувствует. Она отворяет железную дверь каюты, и вместо коридора перед ней распростирается бесконечное голубое пространство. В нём парят ворваньевые лампы, косяки рыб с серебристой чешуёй и три корабля, которые Эмили видела в плавании; где-то вдалеке плывёт очертание кита. Она поднимается наверх, по винтовой лестнице, продолжая ничего не чувствовать; ни усталости, ни холода, ни страха перед неизведанным, ни напряжения мышц в ногах. Она лишь чувствует какую-то необъяснимую тягу и необходимость идти наверх, так, словно кто-то внушил ей эту мысль. Когда лестница заканчивается и Эмили достигает платформы, перед ней рождается угольно-чёрный клубок теней и золотистых искр. Спустя мгновения из него появляется юноша в истёртой бежевой куртке. Его глаза черны как ночь, а лицо мертвенно-бледно. — Я Чужой, и ты держала в руках мою силу, не зная моего лица и не слыша моего голоса. Но я знаю тебя, Эмили. Я следил за тобой, — произносит он завораживающим голосом, но ничего не выражающим тоном; его руки сложены на груди. — Ты жила в двух мирах лжи и порока, и один из них пал на твоих глазах. Впереди третий мир — и он станет твоим распутьем. Твоим испытанием. В тебе сокрыта мудрость убийцы и защитника, волка и ворона. Когда откроется вся правда, чья дорога окажется тебе ближе? И окажется ли истина лучше жизни в неведении? Нить твоей судьбы никогда не была проста, но теперь она тесно переплетётся с другой нитью. Постараешься ли ты распутать получившийся клубок, не занеся над ним лезвия ножниц? Каким бы ни был твой выбор, я буду наблюдать за тобой. Глаза Эмили тотчас заливает тьма, и она падает, падает, падает и падает в никуда. Эмили поднимается с кровати, и её стопы находят деревянные доски каюты. Ей холодно. Она закрывает лицо руками; в позвонки вгрызается мороз. Чувства захлёстывают её изнутри: ужас, интерес, недоумение, усталость, раздражение. Эмили сидит в одном положении, пытаясь собрать мысли воедино и утихомирить эмоции. Через минуту она опускает руки, облизывает пересохшие губы и поднимается. Надевает шерстяной свитер и выходит из каюты, забыв закрыть дверь на ключ. Ей всё равно, ей нужно успокоиться. На корабле пахнет солёной водой, и иногда она хочет вернуться к запаху мела и резины, который дарил ей противогаз. Её поступь неуверенная и слабая, ведущая от одной стены узкого коридора к другой по всем скрипящим и хлипким доскам. Эмили не встречает никого из банды «Мёртвых угрей» по пути в ванную. Лиззи Страйд предложила свою помощь с транспортом, сказав, что у её бандитов тоже есть дела в Тивии. Все знали, что она одолжила один из своих кораблей только по старой дружбе с Даудом и только потому, что тот недавно спас ей жизнь: подставился под удар, закрыв Лиззи собственным телом, — и теперь на его животе зияет длинная рана от меча. Все знали, что у её бандитов нет никаких дел в Тивии. Никто не был против. Эмили быстро приводит себя в порядок — пресная вода в кране вымывает все ненужные мысли — и поднимает взгляд. Старое зеркало отражает её светлое лицо, кажущееся серым и выглядящее точно газетная бумага; тени, залёгшие под глазами; миндалевидные карие глаза, потускневшие и усталые; заострившиеся за десятидневное плавание скулы — и ей кажется, что в морях она постарела на несколько лет. Уродливый шрам привычно разрезает её правую щёку. Эмили долго смотрит на него, надеясь, что в следующий миг тот пропадёт, но этого не происходит, и она, шумно выдохнув, скрывает его за тёмно-каштановыми прядями. По возвращении в свою каюту она находит на кровати чёрное пальто с меховым капюшоном. Она не спеша собирается: надевает тёплые вещи, прикрепляет ремешками ножны с кинжалом к правой ноге, застёгивает китобойные сапоги, прячет тонкую шею за чёрной банданой с золотистым рисунком; она решает не брать перчатки: без них она намного лучше чувствует рукоять кинжала. Эмили, не раздумывая, меняет свой серый макинтош на пальто и кладёт в его внутренний карман маленькую подзорную трубу. Утренний свет режет ей глаза, а холодный воздух царапает горло, когда она поднимается на палубу. У самого носа корабля стоит бандит в своей кожаной жилетке, так, словно он не чувствует мороза, и курит сигару. По левую руку, рядом с деревянными ящиками, Эмили замечает фигуру Билли, опирающуюся локтями о перила; в её коротких чёрных волосах путается морской бриз. Эмили тихо становится сбоку от неё, и Билли поднимает на неё тёмные глаза. «Спасибо за пальто». Билли оглядывает её с головы до ног и едва слышно и довольно хмыкает: «Обращайся». Они понимают друг друга без слов. — Здесь его зовут Рэй Инграм*, — вместо приветствия говорит Билли и переводит взгляд вперёд, на залив. — Он работает и живёт в трактире «Два лебедя»** на северо-востоке. Хозяева — старики, которые на удивление преданны короне. За всё это время замечен стражей не был. Ничего интересного, Эмили. Ни участия в пьяных потасовках, ни замашек прожжённого аристократа. В это время Эмили рассматривает пейзаж. Линия города Яро простирается по одному берегу от широкого залива, на другом берегу растёт невысокий редкий лес, перемежающийся мелкими озёрами и лишь несколькими домами. Сам город выпускает с крыш сероватый дым от дымоходов, принимает у берега десяток больших кораблей, чьи борта украшены изморозью, позволяет крупным металлическим коробам-предприятиям поселиться возле воды, а за ними спрятаться и прижаться друг к другу жилым кварталам, образующим замкнутый контур с узкими улочками. Всё это укрыто снегом — белым, как молоко, и мягким, как гусиный пух. — Здесь и вправду столько снега, — облаком пара вырывается изо рта. Билли поднимает на неё взгляд, собираясь то ли упрекнуть, то ли пошутить, и Эмили тотчас говорит: — Я схожу в трактир, узнаю, как он выглядит, прослежу за ним и убью его, когда никого не будет рядом. — Тебе помочь? — Нет, — уверенно отказывается Эмили и чуть приподнимает подбородок. — Это моё задание. Билли поджимает полные губы и спустя полминуты достаёт из кармана своего карминного макинтоша клочок бумаги. — Я нашла этот рисунок. В своё время плакатов было не так много: Далила была в некотором роде обязана своим правлением Корво. Я думаю, что за пределами Дануолла их и вовсе было. Однако это лучше, чем ничего. Она протягивает клочок бумаги, и Эмили, зажав его между пальцами, пробегает взглядом по изображению. Ей хватает и пары секунд для того, чтобы оставить оттиск портрета в своей памяти. Вернув Билли клочок, Эмили достаёт из-за пазухи подзорную трубу и находит набережную, уже расчищенную от снега и демонстрирующую тёмно-серую брусчатку. Эмили встаёт на середину палубы и по крупицам воссоздаёт в голове образ набережной. — Эмили, — окликает её Билли; негромко, будто она сама не до конца уверена в том, что это нужно говорить. — Будь осторожна. Эмили с задержкой кивает ей — она думает, не рассказать ли Билли о разговоре с Чужим, но решает, что тот не сказал ничего об опасности; для Эмили он вообще ничего не сказал из того, что она хотя бы могла просто понять, — закрывает нижнюю часть лица банданой и растворяется в переносе. Уже через мгновение абсолютной чёрной пустоты под её ногами лежат прямоугольные камни брусчатки. Эмили не тратит время на то, чтобы осмотреться, и сразу же переносится на крышу близлежащего дома. Она оказывается в родной стихии. Крыши в Яро — это простые и лаконичные формы, расположенные на одном и том же уровне: каждый дом здесь не выше пяти этажей и стоит на сваях, точно сороконожка на своих ногах. Эмили смотрит на людей, мельтешащих внизу, и улыбается уголком губ. Ничего не меняется. Ни сонные лица спешащих на работу, ни патрулирующие стражники, ни старушка, кормящая птиц; только одежды плотнеют и ощетиниваются мехом. Северо-восточный квартал вырос вокруг трактира: он окружён серыми четырёхэтажными домами, словно синяя птица прутьями клетки — его обшивка тёмно-синяя, в тон флагу империи, этажа всего три, а крыша покатая, как у самых старых зданий из тех, что Эмили уже успела увидеть в городе. Она перемещается вниз, в закуток между двумя домами, и, опустив бандану, поправляет остальную одежду. В переулке между трактиром и домами её едва ли не сталкивает юный волкодав, готовый вылизать ей руки, но его хозяин, который стоит в шести ярдах от Эмили, тотчас окрикивает его, и волкодав, виляя хвостом, убегает к нему. Настроение Эмили невольно поднимается. Трактир встречает её большой вывеской «Два лебедя» над входом — по белому абрису лебедя с двух боков, выглядящих точно так же, как лебеди на гербе империи. Эмили усмехается. Хозяева и вправду очень преданны короне. Едва она распахивает дверь, как нутро трактира выдыхает на неё запах кофе и выпечки. В просторном зале, выполненном в ореховых оттенках, в два ряда стоят столики, рассчитанные на двух персон, около стен и больших окон друг напротив друга стоят диванчики, образуя ещё с десяток мест на четырёх людей; на одной паре таких диванчиков Эмили замечает двух молодых людей, пьющих кофе и что-то негромко обсуждающих. В трактире всего пять посетителей: в такое время большая часть населения уже трудится на работах. Эмили подходит к небольшой барной стойке, расположенной у главной стены. За ней стоит полный мужчина пожилых лет и протирает стаканы. Хозяин трактира, понимает Эмили. Он ставит протёртый стакан на стойку и приветствует её с улыбкой на морщинистом лице; его голос по-старчески скрипучий, но бодрый: — Добро пожаловать в трактир «Два лебедя», миледи. — Я ищу Рэя Инграма. Мне говорили, что он здесь работает. — О, — удивляется хозяин трактира и только спустя пару мгновений в его взгляд приходит осознание: — да-да, конечно. Подождите немного, он должен скоро спуститься, — заверяет он, а после бойко добавляет: — У нас высочайший ассортимент горячительных напитков, а в меню, помимо традиционных закусок, вы сможете найти блюда по необычным рецептам с самых далёких уголков империи. Я к вашим услугам, миледи. Естественно, если то вам будет угодно. В его тоне Эмили слышит шутливые ноты. Её губы трогает лёгкая улыбка. — Спасибо. Она садится за свободный столик и пролистывает буклет с меню, краем глаза наблюдая за хозяином трактира и посетителями. Когда незнакомец спускается в трактир с лестницы, ведущей в жилые комнаты, и хозяин спешно подходит к нему, Эмили останавливает время. Ей хватает полминуты для того, чтобы запомнить его лицо: светлая кожа, тёмные глаза, широкие брови, каштановые волосы, спускающиеся чуть ниже ушей, — и стройный плечистый стан. Он мало чем отличается от того Корво Аттано, что смотрел на неё с клочка плаката: только теперь его лицо украшала борода, пряди стали короче, а мрачность и хмурость взгляда сменилась мягкостью и спокойствием. Эмили вырисовывает в воображении крышу соседнего дома и в следующий же миг переносится туда. Срок действия изгиба времени прекращается, и время возвращается в родное русло. Ей остаётся только ждать. Проходит больше часа. Эмили мёрзнет, но не смеет сдвинуться с места. Каждые три минуты она проверяет часы. Она загадывает время, в которое он выйдет из трактира. Она рассматривает стекло часов и находит на нём тонкую, едва заметную царапину. Она придумывает варианты, каким образом эта царапина могла появиться на часах. Под конец часа на парапет садится ворон с антрацитовым опереньем и начинает внимательно смотреть на неё. Из-за него Эмили едва ли не пропускает момент, когда Корво выходит из трактира. Он заходит в пустующую узкую улочку, пролегающую между жилым домом и трактиром, и останавливается около чёрного хода в трактир, будто оценивая, что с ним можно сделать. Эмили понимает, что шанса лучше ей и не представится. Эмили так холодно, что она не чувствует пальцев на ногах, и она позволяет себе не останавливать время — это всегда тратит слишком много сил, которыми она не в состоянии пожертвовать сейчас. В голове Корво даже не успеет появиться мысль о том, что что-то не так, как его рот наполнит собственная кровь. Она достаёт кинжал из голенища высокого сапога, натягивает бандану — в тот же миг ворон бесшумно улетает — и перемещается. Снег хрустит под сапогами, когда Эмили приземляется прямо за его спиной. Она замирает, выжидая. Корво не двигается и не оглядывается на шум. Эмили крепче сжимает деревянную рукоять кинжала покрасневшими от мороза пальцами и заносит его над чужой шеей. Она почти слышит звук входящего в плоть лезвия, совсем рядом с четвёртым шейным позвонком, чувствует тепло крови на кончиках своих пальцев и видит довольную и гордую улыбку Дауда перед глазами. — Тебе нужно сменить сапоги, если хочешь убить меня. Корво не оборачивается. Эмили растворяется в переносе почти бессознательно. Когда она оказывается на крыше соседнего дома, её сердце заходится бешеным стуком. Она готова поклясться, что слышала в чужом тоне тонкую насмешку.