Мой мальчик

Ларин сидел в ресторане за приватным столиком и ужасно нервничал. Этот столик отделялся от остального зала широким занавесом, и никто не мог видеть что за ним происходит. Выглядело очень романтично, что приводило Диму в ужасное смущение — такая обстановка была совершенно неуместна для его случая. По крайней мере, не сейчас, когда всё только начинается… Или заканчивается. Этот ресторан был не очень роскошным, но тихим и уютным — люди спокойно разговаривали между собой, создавая приятный гул, а пианист играл тоскливую симфонию Моцарта. Ларин вслушивался в мелодию и смотрел на горящую перед ним свечу, пламя которой танцевало каждый раз, когда тот вздохнет. « Слишком романтично, слишком странно, слишком…» — размышлял критик, механично водя пальцем по застывшему воску. « Хотя, с другой стороны, это очень официально, как раз то что нужно. Пришлось заказывать приватный столик, иначе фанаты бы покоя им не дали » — подумав об этом, Ларин вздохнул. За шторкой послышались голоса, и он чуть ли не подпрыгнул на месте, когда перед ним возник Соболев, осторожно раздвигая края занавеса.  — Дима! Привет, — приветливо улыбнулся он, слегка удивленно осматривая комнатку. — Вау, все так официально, — он сел за стол, отдергивая края своего черного пиджака.  — Да… — Ларин приподнял брови, в душе радуясь, что Коля не подумал о романтике. Глупые стереотипы.  — Признаюсь, я был очень удивлен, когда ты написал мне о встрече в ресторане, — его голос был таким приятным и сильным, что Дима почувствовал, как в груди что-то защекотало, как это бывает, когда слушаешь очень хорошую музыку.  — Да, — у Ларина вырвался сдержанный смешок: — Я бываю непредсказуем. Он слегка ослабил галстук и едва сдержался, чтобы не пригладить волосы — такой жест очевидно намекает на желание быть красивее в глазах собеседника. Соболев наверняка разбирается в языке жестов.  — Безумно красивое место, — продолжал говорить Коля: — Музыка, люди, обстановка… И самое главное — тут нас не будут доставать фанаты, — его рот изогнулся в улыбке.  — Ээ, да, именно поэтому я взял этот столик, — заискивающим голосом пробормотал критик, замечая как его пальцы вновь теребят края скатерти. « Все таки он все правильно понял, это радует » — мелькнуло в голове Ларина. Его глаза поднялись на Соболева, и он почувствовал странное ощущение, словно его душат. Коля сидел, положив перед собой руки, сложенные в «замок», и внимательно смотрел прямо на Диму. Хорошо, что слабое освещение прикрыло покрасневшие щеки.  — Отличный костюм, — вырвалось у Ларина.  — Спасибо, — заулыбался Соболев, отряхивая пиджак. — Ты тоже хорошо выглядишь.  — Ну да, — усмехнулся Дима, застенчиво почесывая затылок. Коля засмеялся, отводя глаза куда-то в сторону.  — Точно! — вдруг выпалил он, выставляя указательный палец. — Нужно сделать заказ.  — О, разумеется, — встрепенулся критик, протягивая кожаную папочку сопернику. — Ты выбираешь вино, а я блюдо. Будет занимательно. Соболев почтенно кивнул, забирая папочку с рук Ларина. Их пальцы случайно прикоснулись, и критик почувствовал, как по телу пробежал холодок.  — Та-а-ак, — спустя минуту протянул он. — Кажется, я определился. Вино «Liebfraumilch». Ваша очередь, Дмитрий. — на лице Коли появилась игривая улыбка. Он протянул папочку обратно Ларину, вновь соприкасаясь с ним пальцами.  — Спасибо, Ни-николай, — дрожащим голосом подыграл критик, чувствуя, как в груди становится теплее. Он пробежался глазами по меню, и, сделав выбор, положил папочку на стол.  — Всё. — Дима кивнул на красный маленький звоночек, стоящий возле салфетницы. — Можете позвонить. — Отлично. — с этими словами пальцы Соболева подхватили звоночек, и он, изобразив из себя аристократа и гордо вздернув подбородок, манерно воскликнул:  — Официант, мы желаем сделать заказ! Ларин не удержался от улыбки, но она тут же исчезла — а что если его выбор окажется фатальным для их отношений? Перед ними почти сразу возник староватый официант, в элегантном бордовом фраке.  — Я слушаю — отозвался он.  — Принесите пожалуйста вино «Liebfraumilch»* и… — Коля взглянул на Диму.  — Два мильфея, будьте добры.  — Хорошо, ожидайте. — официант слегка поклонился и вышел, оставляя соперников наедине.  — Ты тут часто бываешь? — настороженно спросил Коля. — Что такое миль-фей?  — Тебе понравится — лукаво улыбнулся Ларин. Все проходило просто великолепно — он и не подозревал, что с Соболевым будет так просто. Волнение и напряжение как рукой сняло, благодаря адекватному поведению Коли. Диме казалось, что тот будет держаться надменно и самовлюбленно, но оказалось нет. Звездной болезнью парень не страдал… Пока что.  — Это отлично подойдет под " молоко твоей любимой женщины»* — издевательски заметил Дима.  — Черт, я думал, ты не знаешь перевода — звонко засмеялся Коля.  — Как ты мог забыть — я же самый умный блоггер Ютуба — иронично ответил Ларин, пытаясь не рассмеяться. Давно ему не было так хорошо, еще и в компании такого неожиданного человека.  — Ниииколай Соболев тоже имеет право что-то забыть, как простые смертные. — не прекращая смеяться, воскликнул Коля.  — Ну разумеется! — театрально взмахнул руками Дима. Они еще смеялись некоторое время, а затем умолкли, испуская рваные вздохи.  — А знаешь, этот ресторан на тебя хорошо влияет — заметил Соболев. — Ты не кажешься таким злым, как о тебе все говорят, и никуда не пытаешься сбежать.  — Ну да… — задумчиво хмыкнул Ларин. « Не ресторан на меня влияет » невольно подумал он. — Ты тоже не заносчивый засранец, которым мне казался.  — Засчитаю как комплимент! — подмигнул Коля. Дима ощутил, как тело заполняет желанный уют и покой. Неужели это и называют сентиментальные идиоты «счастьем»?  — Ваш заказ — возле них оказался официант с подносом, на котором стояли два мильфея, бокалы, и вино.  — Оооо — восхищенно протянул Соболев, разворачивая вилкой мильфей. — Так это же тортик!  — Именно. Французский десерт, «отец» так званного нашего торта «Наполеона». — рассказывал Ларин, параллельно разливая уже откупоренное вино. — Только он не такой мягкий, а более хрустящий. Его легко можно приготовить в домашних условиях.  — Мммм — протянул Коля, дожевывая кусочек мильфея. — Охренительный вкус… Лучше своего «сына» Наполеона.  — Согласен — улыбнулся Ларин. Следующие минуты они поедали тортики, изредка перекидывались парочкой фраз, а Соболев не прекращал хвалить десерт. Свеча почти догорала, истощаясь разговорами. Это было как хранение тайны - свеча словно подслушивала соперников, впитывала в себя их приватный диалог, и умирала вместе с ним, дабы никто никогда не узнал, о чем кто говорил. За шторкой плавно прекратился спокойный гармоничный Моцарт, и зал внезапно разразился композицией энергичного Вивальди.  — Шторм! Я обожаю эту композицию! — восхищенно воскликнул Коля, возбужденно вскочив с места, и приоткрывая шторку. Его лицо было наполнено таким детским восторгом, что Дима невольно залюбовался им.  — Это божественно — тихо произнес он.  — Да… — прошептал Ларин, не отрывая глаз от Соболева. Когда звук пианино наконец прекратился, с зала послышались бурные овации, и Коля хлопал в том числе.  — Спасибо, что привел меня сюда — серьезно сказал он, присаживаясь обратно.  — За что выпьем? — невозмутимо спросил критик, приподнимая бокал.  — За твой ответ. Дима почувствовал как все его тело занемело от страха.  — Ты согласен, чтобы мы помирились? — лицо Соболева стало вдруг таким серьезным, что стало вдруг сложно представить его улыбающимся. Ларин опустил взгляд, чувствуя как сердце начинает быстрее стучать. Вот он — этот самый момент, когда все либо начнется, либо закончится. Время вокруг него стало замедляться (хотя разумеется, это всего лишь иллюзия), складывалось ощущение жутко замедленной съемки. Дима посмотрел на свечу, которая, казалось, больше не догорала, и может быть, простоит еще так много лет. Только в висках пульс стучал неизменно быстро, отдаваясь то глухим, то звонким звуком. Рот Ларина приоткрылся, горло пересохло. Ему хотелось пить.  — Да. — вдруг тяжелым грузом выпало у него со рта. — Да. Время моментально возобновилось, а постукивание в висках исчезло.  — Я очень рад — улыбнулся Соболев, поднимая бокал. — За мир! И моего нового друга!  — Да... — Дима ощутил как в животе словно что-то взрывается при упоминании дружбы. Их бокалы звонко ударились друг об друга, что означало одно — это еще не конец.