BitterSweet

      Смелость. Храбрость. По сути, странные чувства, толкающие человека на решительные поступки и совершеннейшие безрассудства. Марк Твен говорил, что храбрость есть умение управлять страхом, но не его отсутствие. Он думает, что совсем не храбрый, что сражается лишь потому что противник прижимает его к стенке, и другого выбора у него просто нет. Но может, это не так уж важно? Может, не в этом дело?       Никто не знает, что Дон до сих пор боится. В прошлом в голове постоянно крутился один простой вопрос: что он здесь делает? Что гений-пацифист забыл в разношерстной компании пиратов, где собрались не знающий поражений капитан и мечник с темным прошлым, сирота-воровка и (ну надо же!) принцесса, чью планету уничтожили. В первый раз пришел сам на корабль по «просьбе» Луки, чтобы починить его. И остался там. Убирался, потому что не может жить в полном бардаке (только если не создал его сам на своем рабочем столе), готовил еду, потому что для сражений нужны силы. Делал то, что мог, как и сказал ему Марвелос. Оставаясь профаном в межличностных отношениях, он блистал в технической сфере, чиня и улучшая оружие, контролируя состояние Галеона.       Это уже не кажется ему странным. Привык, почувствовал, что стал нужен кому-то. Стал членом команды, маленькой, но крепкой семьи, в которой каждый чем-то похож, но в то же время разительно отличается. У них нет дома, родной планеты, лишь Гокай Галеон и разъедающее желание мести внутри, оставляющее после себя такую тьму, что ни одна черная дыра не сравнится. Они пираты, они каждый день ходят, балансируя, по грани. Они ввязываются в опасный бой, не оглядываясь назад. Потому что не на что, Зангьяки оставили лишь горсти пепла от всего, что они любили – от планет, от дорогих людей. Все, что у них есть – они сами. Единственный, кому еще есть, что терять – это, пожалуй, Гай.       Никто не знает, что порой ночами Аим снова плачет. Тихо, в подушку, чтобы не услышали. И пусть она отомстила, пусть отправила с помощью товарищей Затсуригу к праотцам, от этого на сердце не затянется рана. Она останется, продолжит жечь изнутри, мучая и не давая жить. Вспоминая тот проклятый день, принцесса иногда жалеет, что не осталась рядом с родителями. Что не повела себя, как истинная будущая правительница, готовая умереть вместе со своим народом. Но она лишь видела, как в огне исчезают с жутким, пронизывающим до костей криком ее Король и Королева. Спасая ее, свою дочь и единственную живую «частичку» народа планеты, ее родители предпочли муки. Лишь бы огородить ее и оставить надежду. Но остались лишь ожоги на коже и сердце. И если физическая боль глушится промедолом, то душевная, чувство вины вместе с ней, не утихают еще долгое время. В этом они все похожи, как один. Кроме, пожалуй, Гая. Он беззаботен и счастлив, как ребенок. С готовностью бросается на врага, чтобы защитить родную планету, а они, получается, оберегают его от страшного удара. Забавно немного. Чтобы успокоиться, Аим идет на марсовую площадку. Она всегда так делает, только если на улице не идет дождь. Там, наверху, противно завывает холодный ветер, и принцесса кутается в свой жакет. Такое чувство, что соленые дорожки слез леденеют, но ей так только кажется. Морозный ночной воздух приводит ее в чувство, немного успокаивает. Аим предпочитает находиться на площадке и с болью дышать полной грудью, чем в душной каюте и задыхаться.       Проходит всего лишь пара минут, как ее одиночество нарушают. Не в первый раз, но принцесса не возражает. Это становится традицией – встречаться ночью на марсовой площадке и ничего не говорить друг другу. Только чувствовать, что за спиной, как в бою, стоит тот, кто сможет поддержать и защитить, если понадобится. Аим не поворачивается, даже когда чувствует крепкие руки на плечах. Он знает, что она снова плакала, а принцесса понимает, почему не спит ее «гость». Девушка судорожно вздыхает, сдерживая подступивший к горлу комок и слезы на ресницах. Она не знает почему, но сегодня она не может сдержать эмоций. Наверное, виной тому недавно завершившаяся битва против Акдоса, всколыхнувшая душу принцессы. Она тихо всхлипывает, прижимая руки к груди. Пират встает справа от нее, а его ладонь касается затылка, ероша распущенные черные волосы. Не слишком изящным движением он привлекает принцессу к себе как можно ближе,словно пытаясь закрыть собой от удара. Аим оказывается прижата к крепкой груди, чувствует мягкое прикосновение пальцев на спине и комкает в кулаке плотную ткань, кусая губы. Щеки мокрые, чуть покрасневшие. Она что-то еле слышно шепчет и вздрагивает.       Разделить молчание и боль на двоих. Никакой слезливой романтики.Понимание и поддержка.Они делят чувства напополам, ведь оба знают, каково это – когда твои близкие погибают на твоих глазах. А ты так бессилен и слаб, что не можешь ничего сделать для того, чтобы их спасти.       Никто не знает, что Марвелос сожалеет о гибели обоих своих бывших товарищей. Он никому не скажет, потому что, привык быть непробиваемым капитаном, укрытием от всех невзгод. Ведущим для команды. Но кому-то и не надо слов, чтобы прочитать боль и сожаление в его глазах. Скомкать китель в мягкой ладошке и взъерошить его волосы еще больше – принцесса без слов разделяет его чувства. И становится проще дышать, им обоим. Снова есть силы идти дальше.       Никто не знает, что Лука просыпается среди ночи и долго не может снова уснуть. Сидит в кровати, чуть сгорбившись и уставившись в одну точку. В ее снах снова гремят взрывы над головой, и пронзительные крики детей режут слух. Она пытается укрыть их всех собой, стать щитом, способным спасти от всех напастей, но не может. Лука не может спасти всех и каждого, она лишь маленькая воровка. Кровь стынет в ее жилах и язык прилипает к небу, когда она видит едва живые детские глаза, полные мольбы и надежды на спасение. А Миллфей не может ответить тем, чего так жаждут исстрадавшиеся дети. Она с трудом обнимает каждого и дрожит от чувства холодного, тонкого тела в руках. Она…боится потерять всех, в особенности свою младшую сестру. Фиа мужественно держится, но даже ее силы воли оказывается слишком мало. Лука бежит, спотыкаясь и сбивая ноги в кровь, надеясь на то, что успеет найти лекарство, но… Она всегда просыпается на одном и том же моменте: Лука кричит, задыхаясь, зовет сестру по имени, но та не отзывается. Ее глаза закатились, рот приоткрыт, а на шее и запястье ничего не чувствуется. Миллфей до побелевших костяшек сжимает одеяло. Она замирает в кровати подобно статуе. Из горла рвутся крики и рыдания, но по щеке катится одинокая слезинка. Гокай Желтая сдерживается, не позволяя себе плакать. Больше нельзя, иначе боль утраты уничтожит ее изнутри, вернет в то время, когда…       Тихо скрипит дверь в каюту, открываясь. Лука даже не поворачивает головы – она уже устала удивляться тому, как вовремя он появляется на пороге. В голову иногда приходит мысль, что он страдает вуайеризмом, но Лука отметает ее, как несостоятельную. Для дурака и гения одновременно это слишком.       Она делит свою боль с ним на двоих. Ведь так проще, так ты больше не чувствуешь иголок в сердце, которые впиваются глубже с каждым ударом. А Док гладит ее по волосам, жест, теряющийся в ночной мгле комнаты. Жест, который никто и никогда не увидит. Он – только для них, означающий максимальную духовную близость.