BitterSweet

      Глядя на разворачивающуюся перед ним картину, Тоома не сдержал нервный смешок. Определённо, в их жизнь вмешался сумасшедший сценарист. Он бы даже отпустил едкий комментарий по этому поводу, если бы сам не принимал вполне активное участие в театре абсурда.       Умику к земле прижимал Патрен Второй, ведь её едва не задело волной огня, выпущенной Ганглером. Патрен Первый, испытывая на прочность свои голосовые связки, пытался то ли арестовать преступника, то ли избить. Каири, оставшись без брони, вылетел из участия в битве с тяжелой раной головы, практически у виска, и теперь отлёживался в объятиях Патрен Третьей. При упоминании Цукасы странно кольнуло сердце.       И угораздило же их всем скопом забежать в зеркальный лабиринт, а их троих конкретно — там перевоплотиться!       Патрен Первый теперь от радости будет плясать мазурку. Он бы задержал их прямо там, в лабиринте, не вмешайся в его планы Ганглер. Патрен Второй что-то высказывал в сторону Умики, когда их накрыло огнём. А сам Тоома позорно пропустил момент, когда под атакой ненавидящего женщин Ганглера оказалась и Цукаса. Если бы не Каири…       Тоома выстрелил в противника, и снова на секунду задумался. Почему их лидер бросился закрывать собой полицейскую? Воровское благородство Арсена Люпена взыграло? Что-то раньше он за Красным не замечал подобного. Не удивилась и Цукаса, словно дома, под мягкими игрушками, прятала досье на каждого из них, включая Когурэ. Она мягко обнимала лежащего на её плече парня и левой рукой убирала прилипшие из-за крови волосы. Было бы смешно, не будь всё так серьёзно.       Цукаса, в броне, но без шлема, поднимает взгляд в сторону Ганглера, в её глазах пылает огонь праведного гнева. От этого пламени монстр легко бы воспламенился, прикоснись он к ней хотя бы пальцем. Где-то на периферии визжит Умика, пытаясь скинуть с себя Патрена Второго. Но Тооме всё равно. В пылу битвы его больше всего занимает тот факт, что Люпен Красный и Патрен Третья всё ещё обнимаются.       Кажется, он был прав. Патрен Третья использовала психологические приёмы, чтобы найти их слабости и…       — Каири! — её голос трескается, в нём надрывом звучат страх и отчаяние. А его друг чуть улыбается, откидывая голову и глядя на Цукасу. Нет, так на него, на Тоому, она не смотрела. Может быть, взглядом она пыталась вырвать и исполосовать его сердце, но не отдавала взамен своё, лишь приоткрывая завесу тайны и отвечая пониманием на его страхи.       — Нормально… — Люпен Красный улыбается, ведь он смог защитить её. Успел, не так, как произошло с братом. Тоома думает, что он сам вряд ли так же смотрел на Цукасу, но не берётся судить своё поведение, не видя его со стороны. Цветы мальвы в его доме уже подсохли, но обновлять он их не будет. Положит цветы калины, весь этот ворох эмоций просто не поддаётся описанию. Мелькает мысль, что пока он составлял икебану из мальвы, Каири… Мелькает мысль, что он знает, для кого были те кремовые розы, что он однажды мельком увидел в руках у Красного.       И с чего бы ему так саркастично-болезненно реагировать? Ая ждёт его, а он, Тоома, тратит время на всякие невнятные вещи.       Тоома упустил момент, когда их история с треском рухнула в сёдзё.       Цукаса оказывает всю возможную помощь Каири, а Умика и Патрен…да как же его зовут, Сакуя уже атакуют монстра, сменяя уставшего Кейчиро. Патрен Первый оглядывается и словно тихо огрызается на непозволительные, неуставные отношения, в которые ввязались оба его сотрудника. И Тоома понимает.       Во вскружившем голову цветастом водовороте-ворохе чувств и эмоций, главное — не потерять себя.