Believer

Я лежу на постели, раскинув в стороны руки, и смотрю в потолок. Интересно, что чувствуют люди, которых спасли от смерти? Как меняется их жизнь после того, как она разделилась на «до» и «после»? Как они смотрят на мир? Начинают ли ценить то, что раньше казалось неважным? Но если с другой стороны посмотреть на это, то наложить на себя руки — дело скоропостижное и легкое. Нам дана жизнь, чтобы мы боролись и не опускали руки. Не думаю, что на том свете меня бы встретили с распростертыми объятиями. Да и о чем я думала в конце концов? Как мне вообще смогла прийти мысль отдать себя в лапы смерти, если я ещё даже не знаю, что такое жизнь? Толком не пожила нормально, а уже захотелось свести счёты с жизнью. Как же всё-таки хорошо, что именно в тот момент Джастин оказался рядом со мной. А то спрыгнула бы с этого моста, и всё — поминай как звали. На удивление, после разговора с Джастином я успокоилась, и даже почти не нервничала, вновь войдя домой. Единственное, что занимало мои разум — это мысли о том, чтобы скорее наступило завтра, и я смогла бы уже увидеться с ним снова. Когда я тихо прошла по коридору, по выключенному телевизору и стоящей гробовой тишине в квартире, поняла, что мамаша со своим ухажёром отправилась спать. Интересно, она вообще в курсе, что я приходила домой? Ей вообще есть какое-нибудь дело до того, где пропадает её дочь? Или её только интересует этот мужик, с которым она проводит практически всё своё свободное время? И хотя мне почти не доводилось видеться с её хахалем, я уже успела возненавидеть его всем сердцем. Заглянув в комнату Элли, я поняла, что она опять осталась у соседки, где ж ей ещё быть. Когда же моя мать перестанет перекладывать ответственность и воспитание СВОИХ детей на других? Рано или поздно ответственность возвращается к тому, кто обязан её нести. Не будет же она вечно бегать к нашей соседке с просьбой посидеть с ребёнком. В раздумьях я зашла в свою комнату. Возможно, в другое время я бы начала злиться, думая о том, что происходит в моей недосемье, но сейчас на душе лишь тихое спокойствие, а всё благодаря Джастину. Просто удивительно, как смог повлиять на меня этот человек. Я словно начинаю оживать, когда он рядом, и это желание продолжает развиваться во мне даже когда его нет рядом. Переодевшись и плюхнувшись на кровать, я отдалась раздумьям и фантазиям. В голове невольно всплывает осознание того, что за прошедший день я трижды коснулась Джастина — сначала когда мы встретились на тротуаре, я ещё тогда взяла его за руку, потом когда поднимались за игрушками в детский магазин, и возле моего дома. Я захотела поблагодарить его за то, что он поверил мне, за то, что спас, за то, что просто есть на этом свете, но слова застряли где-то в глубине сердца в тот момент, когда я обняла его. Вот он - единственный человек, который смог меня понять, утешить, приободрить, дать надежду на лучшее будущее. И смог он это сделать в разы лучше, чем кто-либо из моих родственников или «друзей». Но в то же время он для меня кажется таким… далёким, но также создаётся впечатление, будто я знаю его целую пропасть лет. Даже сейчас в голове невольно возникают моменты, как он меня обнимал, утешал. И от этих воспоминаний на моём лице появилась улыбка, а на душе стало сразу теплее. А что, если я смогу стать для него другом? Смогу вот так невзначай взять его за руку, обнять, поделиться своими мыслями и переживаниями? До ночи сидеть у него дома и смотреть различные фильмы, гулять по ночному городу? Что, если наша дружба сможет перерасти во что-то большее? Что, если… Боже, о чём это я думаю? О чём мой больной мозг решил поразмышлять в такой поздний час ночи? Быстро вскакиваю с постели и подхожу к окну, всматриваясь в улицы ночного города. Но кроме быстро бьющегося сердца и спутанных мыслей ничего не ощущаю. Неужели я начинаю влюбляться в него? Мне всегда казалось, что первая любовь — самый яркий и бесценный, ни с чем не сравнимый эпизод в нашей жизни, который будет всплывать яркими воспоминаниями в наших мыслях до конца жизни. Но я почему-то испытываю сейчас отнюдь не такие эмоции. Я должна быть благодарна ему за помощь, не более, но мой разум отказывается думать, что это всё. С ужасом начинаю осознавать, что мне действительно нравится Джастин, и это кажется странным. Очень странным. Внутри меня зарождается паника. Я отказываюсь принимать эту информацию. Ну подумаешь, мало ли что может прийти в голову шестнадцатилетней девчонке. Сразу же вспоминаю какой-то старый фильм, в котором замужняя девушка была уличена в порочных отношениях с одним священником. И я невольно представляю себя на месте этой девушки. Становится смешно и страшно — кто я, а кто Джастин… К тому же, навряд ли он посмотрит на меня как на нечто большее, чем просто прихожанку. И я более чем уверена, что у есть жена. Та самая Джазмин, которая ещё и ждёт от него ребёнка… Глупо надеяться, что такой мужчина страдает от нехватки женского внимания. Интересно, как он объяснит ей то, что так поздно вернулся домой? Расскажет ли о том, что спас глупую девчонку от самоубийства? Иду обратно к кровати и укутываюсь в одеяло. Вот сама себе создала проблему. Надо меньше думать об этой непонятной, никому ненужной влюбленности. И нервы сэкономлю, и не буду забивать голову ненужными мыслями. Лучше ограничить себя такими рамками, чем потерять через некоторые время края в глупости. Немного успокоившись, начинаю потихоньку засыпать. Не зря говорят, что утро вечера мудренее. Утром всё станет на свои места, и, возможно, я вообще забуду, о чем я размышляла в такой поздний час ночи.

***

Как же я люблю свою постель! Если бы была моя воля — я бы могла оставаться в ней часами, даже днем, натянув покрывало до самого подбородка. Пожалуй, это единственное место, где спокойно, нет никаких происшествий, никаких людей, ничего. Но стоящая тишина в квартире заставляет меня подняться с постели и выглянуть в коридор. Полбеды, что меня никто не разбудил, но больше меня настораживает то, что никто не шумит в доме, и вообще, создаётся впечатление, что я не у себя в квартире. Тихонько брожу по пустым комнатам, не понимая, что произошло. Неужели все решили наконец-то оставить меня в покое, и попросту свалили отсюда? Это было бы идеальным для меня, но когда в последний раз мои мечты сбывались? Я ведь не Кевин, и меня никогда не оставят одну дома накануне рождества. Приведя себя в порядок, навожу чистоту в гостиной, убирая последствия вчерашней гулянки. Конечно, я могла бы не делать этого, однако неприятно находиться в таком бардаке. Через несколько часов мне наконец-то удаётся убраться в квартире. Теперь брожу по комнатам и оцениваю свои старания. Я так редко оставалась дома, что сейчас это мне кажется очень странным и непривычным, но даже начинает нравиться — никто тебя не трогает, хочешь — пой, хочешь — смейся, хочешь — запасись едой на целый день и смотри любимый сериал. И тут я вспоминаю: сегодня ведь воскресенье, Джастин сказал, что будет ждать меня. Смотрю на часы и понимаю, что если не выйду из дому в ближайший час, то точно опоздаю. Уже собираюсь идти в свою комнату и начинать одеваться, как звонок в дверь разбивает все мои планы на сегодняшний день. На пороге стоит наша соседка, держащая за руку сестрёнку. — Мел, дорогая, мне нужно отлучиться по делам, не могла бы ты забрать Эллисон? — спрашивает соседка, подталкивая ребёнка ко мне, и уже не остаётся ничего другого, как со вздохом согласиться. — Да, конечно, не вопрос, а вы не знаете, куда мама ушла? — спрашиваю я, присаживаясь на корточки, чтобы обнять сестрёнку. — Понятия не имею, — откликается уходящая соседка, и это звучит так, словно она хочет сказать «твоя мама — ты и должна знать, где она шляется». Но я её понимаю, ведь она тоже устала от нашей семейки и от Элли. Я даже не удивлюсь, если в следующий раз она откажется сидеть с моей сестрёнкой. Никто не обязан смотреть за нами при живых родителях, кроме самих родителей. Но, похоже, моя мама совсем забыла об этом. Ведь любовь родителей к детям представляет собой плодотворную форму отношения к ним. Она предполагает заботу, ответственность, уважение и знание, а также желание, чтобы мы чувствовали себя комфортно и в безопасности. Но если за отцом я себя чувствовала как за каменной стеной, то с мамой мне в прямом смысле приходится выживать, чтобы не умереть от голода. Когда же я доживу до того дня, когда она вспомнит о том, что у неё есть две дочки? Поворачиваю голову и смотрю на Элли, которая уже уселась на диван перед телевизором. — Ну что же, — вздыхаю я, глядя на Элли, — ты кушала? Она согласно кивает, затем ещё почти пятнадцать минут рассказывает о том, чем она занималась всё то время, что была в гостях, а я расхаживаю по комнате, думая, как бы поступить. Наверное, придётся взять её с собой — я всё равно не смогу спокойно сидеть дома сегодня. Время поджимает, да и сестрёнке не помешало бы пройтись и подышать свежим воздухом. Приняв это спонтанное решение, одеваю Элли под её сопровождающие вопросы и сама натягиваю обувь. — Мел, куда мы идём? — недовольным тоном спрашивает она. Ну конечно, её высочество оторвали от просмотра жизненно важного мультика. Делаю глубокий вдох и морально подготавливаю себя к долгому разговору, ведь попробуй уговорить маленького ребёнка пойти на улицу, если он хочет смотреть всякую ерунду по детским каналам. — Элли, солнышко, мне жизненно необходимо попасть в одно место. А без тебя не могу никуда пойти, поэтому я вынуждена взять тебя с собой. Тебе там понравится, — с улыбкой добавляю я, когда вижу, как Элли недовольно супится. — Мел, я не хочу никуда идти. Давай ты пойдёшь сама в это место, а я останусь дома и буду смотлеть мультики. Так, чую я, это надолго. — Элли, милая, давай я куплю тебе какую-то вкусняшку по дороге? Хорошо? Тебе очень понравится в этом месте, да и к тому же ты не должна сидеть весь день дома на диване, — говорю с притворной строгостью в голосе. Через пару секунд Элли неуверенно кивает, и я облегченно выдыхаю. — Ну вот и славно. Только, пожалуйста, не говори ничего маме о том месте, в которое мы сейчас пойдём, хорошо? Это будет наша маленькая тайна, — сразу же прошу её, так как понимаю, что мать не очень обрадуется, узнав, куда я пошла. Сама она не очень религиозный человек, так что лучше с ней вообще не обсуждать ничего на данную тематику. Элли снова согласно кивает в подтверждение моих слов, а я довольно улыбаюсь. Шарю по карманам в надежде найти хоть немного денег, хватаю телефон и рюкзак, и мы с малышкой выходим из квартиры. Погода такая тёплая, что я невольно улыбаюсь этому. Элли идёт не с очень большим энтузиазмом — видимо, всё же не до конца настроилась на прогулку, но я стараюсь подбадривать её, чтобы она не слишком отвлекалась и шла быстрее. Мы садимся на автобус, и кажется, будто мы едем бесконечно долго. Я то и делаю, что смотрю на время и нервно постукиваю ногой. Скорее бы Джастина уже увидеть! Выпрыгнув из автобуса, я тащу Элли по знакомому маршруту, заворачиваю за угол, и словно какая-то тяжесть падает с плеч, когда я вижу стоящую у тротуара знакомую машину. Джастин уже здесь. Двери прикрыты, у входа никого — должно быть, начали уже давно, и я шаркаю ногами по тёмному коридору, шикая на некстати разнывшуюся Элли, которой стало скучно, и она начинает жаловаться, что я ей соврала насчёт этого места, что устала и прочее. Прохожу мимо проходящих мужчин с женщиной, которые мило о чём-то беседуют, и направляюсь в небольшой коридорчик. Там я быстро раздеваю Элли, стаскиваю с себя куртку и присаживаюсь на корточки. — Послушай, мы сейчас посидим тут немного, а потом пойдём гулять, хорошо? И как раз я тебе куплю вкусняшки, а сейчас сиди тихо, прошу, — сквозь зубы быстро говорю я, на что сестрёнка задаёт ещё несколько вопросов и в конце просится в туалет. Сжимаю губы от негодования, чтобы не накричать на неё, но всё же веду в нужную сторону. Слышу негромкий голос Джастина и чувствую, как уже хочется оказаться в просторной комнатке, залитой светом настенных ламп. Как это странно — ещё вчера я не хотела жить, а сегодня хочется наслаждаться каждой секундой… Элли снова хнычет, и приходится пообещать ей, что я куплю ей какую-то маленькую игрушку. Наконец мы попадаем в зал, и я стараюсь как можно незаметнее занять два последних места. Среди молодёжи и ребят примерно до тридцати лет замечаю аккуратную причёску Терезы, которая сидит рядом с тем самым парнем, и беспорядочную рыжую копну Линдси. — Также хочу попросить вас не пытаться удержать кого-то или что-то в своей жизни. Это лишь приведет вас к страданию. Ведь если мы оторвемся от техники, окружающей нас и оглянемся вокруг, мы с вами увидим, что природа очень мудра. Все вокруг состоит из стихий. Попытайтесь удержать огонь — и вы обожжетесь. Ветер, воду или землю — и они устремятся высыпаться сквозь пальцы. Всё рождено свободным. Ваша задача лишь создавать условия для того, чтобы костёр ярче горел, но никак не держать его, иначе он вас поглотит. Свобода и личное пространство — вот что важно. Дайте людям и вещам вокруг вас свободу, не держите их, не цепляйтесь за них, за представления о них. И тогда вы создадите максимально комфортные условия для своей свободной жизни и для жизни окружающих. Люди сами будут стремиться быть с вами, ведь вы даете им самое важное — свободу. Но для того, чтобы мы сами обрели истинную свободу и успешно строили отношения с Богом, мы должны научиться принимать себя такими, какие мы есть, и смотреть на себя глазами Бога. Уподобление Христу — это целый процесс, требующий времени, но Бог, будучи верен, завершит начатое в нас доброе дело. К сожалению, многие из нас в наше время этого не понимают, и именно из-за этого, как нам кажется, остаёмся всю жизнь одинокими и некому ненужными, лишенными свободы и любви, — он делает паузу, а я пытаюсь запомнить сказанные им слова. В очках Джастин кажется таким забавным, что я сижу и глупо улыбаюсь. Сразу появляется желание подойти к нему и крепко обнять, поблагодарить за это, что он есть. Уверена, что со стороны это выглядит как минимум странно, но я ничего не могу с собой поделать и продолжаю рассматривать его. — Давайте перейдём к теме об умении любить. Также, что всё это уже давно было написано в Священной книге, — говорит Джастин, держа в руках свою Библию. — Итак, если внимательно прочесть послания Апостола и притчи, то можно составить некий список, которого следует придерживаться, чтобы научиться любить. Умеем ли мы любить так, как это должно быть на самом деле? Умеем ли проявлять свою любовь? Как мы относимся к своим ближним? — он поправляет большие очки на носу, а я не могу наслушаться и насмотреться на него. Ради безопасности сую Элли свой телефон, чтобы она не начинала доставать меня своими вопросами каждые пятнадцать секунд, и напрягаю слух, чтобы попытаться уловить смысл звучащих слов.  — Умейте проявлять любовь. Например, слушать не перебивая, — начинает перечислять Джастин, и я уже понимаю, что ну точно во мне нет этой самой любви, о которой зашла речь. — Говорить, не обвиняя — это очень важно, ведь мы порой не замечаем, как сильно можем ранить словами. Не все понимают, что слова ранят сильнее, чем мечи, — следует секундная тишина, и Джастин продолжает: — Давать не жалея, — он обводит всех нас взглядом. — Когда вы жертвуете кому-то что-то, нужно делать это не думая. И помните: если после того, как вы что-то подарили, пожертвовали или отдали, но продолжаете думать об этой вещи или деньгах, значит, Бог именно сейчас принял вашу жертву. Отпустите эти мысли, перестаньте цепляться к тому, что вы отдали, и думайте лишь о том, что ваша жертва угодна Богу. Итак, продолжим. Обещать не забывая, — ну тут, думаю, всё понятно, да? — он снова смотрит на собравшихся, а по залу пролетает тихий смешок — видимо, многие узнали в этом пункте себя. — Отвечать не споря, да Линдси? Линдси громко хохочет, кивая головой, а я просто поражаюсь тому, как мягко и ненавязчиво Джастин обличил её порок и в то же время объяснил нам очередную премудрость. — Уступать не претендуя, — в этом проявляется наше смирение. Делать не жалуясь — касается тех, кто вечно любит поныть. — Снова смешок, уже более громкий. Джастин словно читает каждого из нас, словно видит насквозь, тонко подмечая каждый недостаток, сразу же поясняя, как его искоренить и сделать себя лучше. Как вообще у него выходит это? — Верить не сомневаясь, иначе никогда не сможете, например, ходить по воде. Прощать не упрекая, — долгая пауза, во время которой пожалуй, каждый начал думать о том, что это касается лично его, и что слова обращены персонально к нему, а не ко всем. Джастин простил меня вчера, ни разу не упрекнув… Кажется, теперь я потихоньку начинаю понимать смысл произнесённых слов. Вот оно, настоящее проявление любви к ближнему! Даже если этот ближний — не совсем тот самый ближний в нашем привычном понимании. Даже если этот «ближний» — тот, кого ты видишь впервые в жизни. Даже если этот ближний хотел спрыгнуть с моста вниз, в какой-то момент отчаявшись и разочаровавшись в этой жизни. — Непрестанно молиться, — Джастин захлопывает Библию на этих словах, снимает очки и потирает переносицу, — чего мы, конечно же, не делаем по причине своей лени. — Лень победить легко, но неохота, — выкрикиваю я быстрее, чем успеваю сообразить, что снова наступаю на те же грабли. Прикрываю рот руками и обзываю себя в голове не очень хорошими словами. И вот Джастин находит меня глазами в толпе и… улыбается. — Мелоди, я рад, что ты пришла, — говорит он дружелюбно, — ты права, чтобы победить лень, нужно постараться. На сегодня это всё. Фред, Джо и Дастин, останьтесь. Линдси и Тереза, вы на кухню. Остальные сегодня свободны, братья и сёстры. Люди потихоньку начинают выходить из аудитории, а мне по цепочке передают листок бумаги, на котором от руки написаны сегодняшние слова Джастина. Уже практически все покинули помещение, держа эти листочки в руках, а я продолжаю сидеть на своём месте и перечитывать это своеобразное наставление, гадая, кому может принадлежать почерк. — Рад, что ты смогла прийти, — говорит подошедший ко мне Джастин и переключает своё внимание на залипшую в телефоне Элли. — А это твоя сестрёнка? — Мне было не с кем её оставить, — торопливо оправдываюсь я. А вдруг сюда нельзя приходить с детьми? Я ведь ничего не знаю об их правилах. — «Позвольте детям приходить ко мне, — говорил Господь», — цитирует Джастин, словно прочитав мои мысли, и я с облегчением вздыхаю. — Ну, кто тут у нас? — продолжает он, обращаясь теперь уже к Элли. Сестрёнка недоверчиво смотрит на незнакомого ей дядю, а затем косится на меня. — Не бойся, это… — я запинаюсь, не зная, как объяснить ей, но пастор сам приходит на помощь: — Джастин, — говорит он, — меня зовут Джастин, а тебя? Элли снова косится на меня, а я подбадривающе улыбаюсь, шёпотом призывая ответить. — Элли, — наконец несмело отвечает сестрёнка, отдаёт телефон мне и боязливо прижимается боком. — Ну и славно, Элли. Хочешь кушать? — Хочу, — говорит она быстрее, чем я успеваю что-то сообразить, а Джастин лишь смеётся, в то время как мне не остаётся ничего, кроме как покраснеть за такую неуёмную сестру. — Сразу видно, что она твоя сестрёнка, — шутит Джастин, — что ж, пойдёмте в столовую. — Мы, наверное, домой пойдём, спасибо, — поднимаюсь с места, быстро складывая бумагу и убирая её вместе с телефоном в карман. — Элли, пошли. — Я ещё не завтракал, быть может, всё-таки останетесь, составите мне компанию? Да и живёте вы далековато. Я бы остался и поел, — Джастин улыбается так светло, что мне не хочется отказывать ему. Мы все вместе идём в столовую, и я ловлю себя на мысли, что даже рада этому приглашению. Меньше времени проведу дома. Наверное, мама ещё не вернулась, раз до сих пор не звонит, но это к лучшему — не будет приставать с расспросами о том, где я шляюсь. В столовой уже сидят вышеупомянутые Фред, Дастин и Джо, только я ещё не знаю, кто из них кто. Рыжая Линдси опять смеётся на всю кухню, Тереза молча моет посуду, Сандра всё так же хозяйничает. Такие разные и чужие друг другу люди, а так хорошо уживаются между собой… Связано ли это как-то с их походами в церковь и почему в нашей семье не может быть так же? — Сандра, будь так добра, накорми девочек, — распоряжается Джастин, а сам куда-то уходит, и я чувствую неловкость. Подумают ещё, что напросилась, да ещё и привела с собой лишний рот… — О-о, Мелоди, — радостно восклицает Тереза, выходя из кухни и вытирая руки о передник, — как хорошо, что ты пришла! А это твоя сестрёнка? Какая хорошенькая, — Тереза опускается на корточки перед Элли, которая продолжает жаться ко мне. — Это кто у нас тут такой хорошенький? Пока она сюсюкается с Элли, Сандра успевает подать нам еду и молчаливым жестом приглашает сесть за стол. Тереза садится рядом, и мы с ней болтаем так непринуждённо, словно дружим уже целую пропасть лет. Наконец появляется Джастин, и я понимаю, что можно расслабиться. Он действительно не обманул нас, а пришёл поесть вместе со всеми. Судя по внешнему виду, Джастин ходил переодеваться. Сейчас он выглядит менее строго, я бы даже сказала, совсем обычно — так же, как выглядя сотни тысяч других его ровесников. Он подмигивает мне, что-то говорит Сандре и садится рядом. — Ну как, вкусно? — интересуется Джастин, а я просто теряю дар речи и не могу отвести взгляда от его рук. Рукава его кофты закатаны почти до самых локтей, и я вижу бесчисленное множество татуировок. Это кажется таким ненастоящим и идущим вразрез с реальностью, что я просто бесцеремонно пялюсь на его руки, сидя с открытым ртом. Заметив мой ошалелый взгляд, Джастин быстро спускает рукава, скрывая свои тату. Видимо, он не ожидал такой реакции от меня. — Извини, просто я… — краснею снова, не зная, куда себя деть. Невинный пастор и татуировки на руках… Мне это показалось или нет? — Ничего страшного, — Джастин снова улыбается, как будто ничего не произошло, но я-то вижу растерянность в его глазах. Он поворачивает голову, чтобы ответить на вопрос кого-то из парней, а мои поганые глаза зацепляются за ещё одну татуировку в виде крыльев на задней части его шеи, и я уже совсем не знаю, куда деваться, но быстро отвожу взгляд, чтобы не смутить Джастина снова. Надеюсь, всё это мне только показалось, ну ведь не может быть пастор покрыт наколками, такого просто не бывает! Утыкаюсь в свою тарелку и быстро-быстро начинаю есть. Нужно уходить отсюда, я здесь явно чужая. Быть может, для Джастина всё это — в порядке вещей, да и никто не обратил на него такого же внимания, что и я, но для меня это какой-то шок. Шиплю на Элли, которая ковыряется в своей порции еды, чтобы шевелилась. Нам нужно уходить, не хочется казаться белой вороной среди тех, кто мне по сути чужд. — Спасибо, нам уже пора, — запихав в себя остатки вкусного обеда, поднимаюсь и хватаю за руку сестрёнку. — Может, останетесь? Нужно рассортировать игрушки, которые мы привезли, — предлагает хохотушка Линдси, но я отказываюсь, говоря, что нам действительно пора. — Жаль, — присоединяется Тереза, — это весело. — Нам правда пора, — снова начинаю оправдываться я, направляясь к выходу. Элли капризничает, услышав слово «игрушки», и я начинаю тащить её, чтобы эта маленькая проказница не устроила тут истерику. — Мелоди, останьтесь, — вдруг как-то мягко просит Джастин, и я останавливаюсь, нерешительно топчась на месте. Как быть? — Я хочу посмотреть иглушки, — теребит меня за руку Элли, лишь подливая масла в огонь. — Ну ладно, — соглашаюсь я, мысленно убеждая себя в том, что это только потому, что мама ещё не звонит. И потому что Элли просит. И потому что Тереза с Линдси предложили им помочь, а не потому, что об этом попросил сам Джастин, и уж совершенно точно не потому, что я сама хочу остаться. Определённо, это ведь не так?.. Мы с девочками идём в другую, большую комнату, практически заваленную и заставленную коробками и мягкими игрушками. Элли, издав радостный вопль, бежит к игрушкам и счастливо мечется между ними, так, словно ей только что подарили их все. Сандра быстро даёт распоряжения с разу же уходит, а мы начинаем разбирать игрушки и раскладывать в небольшие кучки. — Ну, как у нас дела? — интересуется вошедший Джастин, и мы дружно поворачиваемся на голос. — Работаем, — односложно отвечает Тереза. Пастор кивает и подходит ко мне, а я замечаю, как начинают дрожать руки.  — Не тяжело? — Нет, вовсе нет, — дурацки улыбаюсь, пытаясь вскрыть коробку, но канцелярский нож предательски выпадает из руки, и я быстро наклоняюсь, чтобы поднять его. Джастин склоняется тоже, но я, не заметив этого, распрямляюсь так быстро, что мы стукаемся головами. — Оу, — морщится он, потирая ушибленный лоб, а я чувствую себя неуклюжим медведем, а не девушкой. — Ты в порядке? Извини, я не хотела, — быстро бормочу я. Ну почему я такая невезучая? Почему другие девушки даже такие вещи умеют делать грациозно, а я сразу превращаюсь в нерасторопного тюленя? — Всё нормально, — Джастин смотрит на меня, — а ты? — Тоже, — прячу взгляд и склоняюсь к коробке, которую наконец-то удаётся вскрыть. Не хотелось бы, чтобы Джастин отходил, однако, чует моё сердце, если он продолжит стоять рядом, я разнесу здесь всё к чертям. — Элли выглядит счастливой, — снова обращается он ко мне, а я бросаю мимолётный взгляд на сестрёнку, которая, тихонько усевшись где-то в уголке, играет. — Она очень любит игрушки и всё такое, но мама вечно сажает её перед телевизором. Ей, видишь ли, неохота заниматься дочкой, а я не всегда могу это делать, у меня выпускные экзамены в этом году. Да и вообще, я не обязана воспитывать её дочь, она не для меня её рожала, — продолжаю я, но тут же прикусываю язык. Ну вот, я снова начала злословить на свою семью… Но что поделать, если эта обида гложет меня днём и ночью? Джастин как-то грустно улыбается, но ничего не говорит, и я благодарна ему за то, что не стал читать мне лекции. Он просто подходит к Элли, садится на корточки, и они долго о чём-то беседуют. Пару минут я просто смотрю на них, а потом продолжаю помогать. Разбор игрушек помогает отвлечься, и даже начинаю чувствовать какую-то лёгкую детскую беззаботность. Тереза говорит, что все эти игрушки они разошлют к рождеству по приютам и малоимущим семьям. — Это инициатива Джастина, он очень любит детей, — добавляет Тереза, а я умиляюсь тому, какой же он заботливый. — Джастин всё не дождётся, когда же Джазмин наконец родит. При одном только упоминании беременной жены Джастина во мне что-то переворачивается и будто бы холодеет. Мне кажется, что он не должен принадлежать никому, что он должен быть только со мной. Это дурацкое чувство собственности бесит, но я ничего не могу с собой поделать. Когда я успела прикипеть к нему? Быть может, на том злополучном мосту? Или когда мы сидели у него в машине после того, как Джастин меня спас? Или в первую нашу встречу? Или когда я обняла его около моего подъезда?