Believer

Прокручивая в голове события сегодняшнего дня, думаю о том, что никогда в жизни не буду такой, как эта отвратительная Трейси. Нужно сохранять лицо, оставаясь бывшей, а не скатываться в полное неуважение к себе и окружающим. Неужели у неё совсем нет чувства собственного достоинства? Это рождество проходит на удивление мирно, и меня практически не раздражает мамин ухажер. Правда, мне иногда кажется, что он смотрит на меня как-то не так, но стараюсь не думать об этом. Ёлка наряжена, подарки упакованы, дом убран, осталось только дождаться самого праздника, а потом… потом… Не знаю, наверное, как сказал бы пастор, а дальше — как Бог даст? Мы идём на службу в местную церковь; меня немного напрягает, что мама совершенно свободно идёт под руку со своим ухажером, словно они с папой уже развелись, и теперь она имеет право появляться на людях с кем угодно. Наверное, я поняла бы многое, но прийти в канун рождества в церковь со своим любовником… кажется, у моей мамы просто стальные яйца нервы. Что ни говори, а атмосфера зимнего вечера, кружащиеся в воздухе снежинки, блестящие огоньки на украшенных домах, деревьях и столбах настраивает на радостное настроение и греет душу. В конце концов, я не обязана отвечать за чужие грехи. Доносящиеся со всех сторон праздничные песнопения вселяют надежду на счастливое и такое желанное будущее. Мама со своим кавалером заходят внутрь, а мы с Элли останавливаемся около рождественского вертепа, чтобы взглянуть на замершие в ожидании скорого свершения чуда большие фигурки. И мне начинает казаться, будто ещё чуть-чуть — и овечки тряхнут своими кучерявыми головками и заблеют, а Младенец протянет свои крохотные ручки навстречу своей Матери, что застыла недвижимо около яслей. Мы с Элли садимся позади мамы. Сестрёнка постоянно отвлекается, болтает ногами и вертит головой, а я стараюсь делать вид, что пришла только с ней, и что сидящая впереди нас женщина, то и дело обнимающая мужчину, не имеет ко мне никакого отношения. Как всегда, кому-то всё равно, а стыдно мне. Рассматривая сидящих, замечаю вдруг знакомые головы, и сердце начинает колотить чуть ли не в горле. Это Джастин, сам Джастин здесь! Да ещё и не один, а с Джазмин! Начинаю нервно ёрзать на месте: с одной стороны, мне дико хочется, чтобы он заметил меня, а с другой — опять же, стыдно за то, что он увидит маму с её кавалером. Пастор сидит на другом ряду, впереди нас, и ему совершенно нет никакого дела до того, что творится за его спиной. Больше никого из нашей (нашей? Я правда так и подумала?) церкви я тут не заметила. Наверное, это и к лучшему — не хватает ещё позориться перед остальными. За своими мыслями и постоянным наблюдением за пастором почти не замечаю, как пролетает время. Мама в числе первых торопится уйти, а я пытаюсь найти хоть сколько-нибудь убедительную причину для того, чтобы задержаться и краем глаза увидеть Джастина. Мне это необходимо. Очень необходимо. Просто архиважно. Господи, пожалуйста!.. На выходе мы замедляемся, я оборачиваюсь, не теряя надежды увидеть его, но… пастор словно пропал. Тщетно шарю глазами по людям, идущим в мою сторону, но не вижу нужного мне лица. Разочарованно вздыхаю и понуро плетусь за торопыжкой Элли. В последней попытке торможу у самых дверей, делая вид, что не получается застегнуть куртку. Мама даже не замечает, что я отстала, Элли берёт её за руку и они вместе выходят, а я опускаю руки, понимая, что проиграла. Снова замкнутый круг. Я всего лишь глупая неудачница. Но мне совсем не хочется оставаться в лузерах. Сегодня не тот день, когда можно позволить себе уйти с поджатым хвостом. Быстро достаю телефон и набираю текст. «Видела тебя и Джазмин сегодня в церкви. С Рождеством!». Снова озираюсь, накидываю капюшон на голову и выхожу из церкви. Вот теперь с полной уверенностью могу сказать, что я сделала всё, что могла. Телефон негромко пиликает, и я больше по вибрации, нежели по звуку, понимаю, что пришло сообщение. «Стой где стоишь». И я попросту замираю вместе со своим сердцем. Мама и все остальные уже уселись в полицейскую машину. Мамин кавалер уже поморгал фарами, зовя меня, но я продолжаю топтаться на месте в ожидании пастора. — С Рождеством, — голос Джастина звучит радостно и слегка удивлённо, словно он не ожидал встретить меня здесь. — С Рождеством, — улыбаюсь я. Немного неловко находиться под наблюдением мамы и её ухажёра, но с другой стороны, сейчас мне почти что плевать. В этом году я вижу Джастина в последний раз — это во-первых, а во-вторых, почему я должна скрываться? Мама ведь уже знает о нём, какой смысл прятаться? Да и что такого мы сейчас делаем? Просто беседуем. Просто встреча двух давних знакомых. Просто встреча с человеком, который вытащил меня с того света. Ничего существенного. Маме об этом знать необязательно. Уверена, если она прознает, то я знатно получу от неё. Наверное, только моя мама такая — узнав, что я хотела наложить на себя руки, она сначала всыпет мне по первое число, а затем сама на тот свет и отправит. — А мы тут… вот, — неопределённо провожу рукой по воздуху, давая понять, что я здесь не одна. Пастор кивает. — Ты теперь под наблюдением полиции? — Вовсе нет, то есть… это мамин ухажёр, ну в смысле… — начинаю краснеть. В который раз уже это происходит? — Я рад, что ты пришла сегодня, — говорит пастор, аккуратно переводя тему. — Мы с сестрой решили прийти вместе. Знаешь, в последнее время очень важно, чтобы тебя поддерживал кто-то очень близкий. У нас с сестрой больше никого нет, разве что теперь у меня появился племянник, — Джастин грустно улыбается. — Тебя, наверное, уже ждут? — Да, — я слегка разочарована. Так хочется побыть с ним ещё немного, но Джастин снова ускользает от меня. — Это ведь последняя наша встреча в этом году, — неожиданно говорит он, и я не могу сдержать улыбки. — Не поверишь, но я подумала о том же, — вру я, глядя на пастора. Я думала об этом не прямо сейчас. Я думаю о нём постоянно, опасаясь, что каждая наша встреча, даже случайная, как сейчас, может оказаться последней. — Вот как, — Джастин смахивает с моих волос, выглядывающих из-под капюшона, снежинки. — Это… было неожиданно. — Да уж. Ну, пока? — понимая, что расставание неизбежно, первой говорю я, не желая, чтобы на этот раз пастор попрощался раньше меня. — Слушай, я тут подумал… — он потирает кончик своего носа, словно не до конца уверенный в том, что собирается сказать. — Если тебе вдруг станет скучно, или просто захочется поговорить, ты всегда можешь прийти ко мне. Ты ведь помнишь адрес? — Да, спасибо, — снова краснею, только на этот раз уже от счастья. — С Рождеством! — До встречи, Мелоди, — улыбается в ответ пастор, подмигивает и быстро уходит, оставляя меня, раскрасневшуюся и счастливую, под снегопадом. Пожалуй, это было лучшее завершение этого года для меня. Лучше уже некуда. И пусть всё происходило на глазах у моей мамы и прочих неприятных мне людей, это не испортило настроения. Праздник прошёл, как и ожидалось, тихо. Мы скромно отметили праздник, звонил и поздравил папа, я разослала и получила несколько смс-ок с пожеланиями добра, счастья и прочего стандартного набора слов для таких случаев. Так странно, мама постоянно куда-то уходила, забирая с собой Элли, и я несколько дней провела дома одна, предоставленная самой себе. В такие моменты ты начинаешь осознавать, что не хочешь сбегать из родного дома по той причине, что в нём никого нет. Никто не раздражает, не роется в твоей жизни и не указывает, что делать, когда можно говорить, а когда (и это по большей части) тебе лучше сидеть в своей комнате, заткнувшись и не высовываясь. «Через пару дней наступит новый год». Позвонившая так кстати и одновременно некстати Тереза приглашает меня на первое в этом году собрание, и я, подумав, решаю прийти. Как минимум, пройдусь по городу, развеюсь, как максимум — встречу Джастина. Мой дневник, который, подобно фениксу, то превращается в кучу рваной бумаги, то возобновляется, уже почти наполовину исписан моими мыслями о НЁМ. Боже, кто бы мог подумать, что моей первой любовью (не считая того сопливого мальчишки в детском саду, о котором я не помню, но мама активно напоминает) станет пастор?! «Мелоди Уэйн, ты стала совершенно не похожа на саму себя». Дома снова никого, и я спешно собираюсь, опасаясь, что мама в любой момент может вернуться и не отпустить меня никуда. Погода на улице просто расчудесная — кругом блестит снег, люди все такие смешные в этих куртках, пуховиках и шапках, похожие на толстеньких копошащихся пингвинов; наряженные улицы, витрины и дома, поддерживающие атмосферу праздника… Джастина я встречаю прямо на улице, у входа, и что-то мне подсказывает, что вся эта компания, собравшаяся полукругом возле него и Линдси, обсуждает сейчас отнюдь не радужные идеи. Осторожно примкнув к стоящим, первое, что я вижу — это серьёзное, нахмуренное лицо пастора, и отчего-то становится не по себе. — Что случилось? — шепчу стоящему рядом, но в ответ раздаётся только тихое шипение. Однако никаких разъяснений и не требуется — уже через секунду начинаю улавливать нескончаемый поток грязных ругательств и обвинений, льющихся на голову молчаливого пастора. Снова Линдси. Что случилось на этот раз? Она обвиняет Джастина, но в чём? — Я не хочу выяснять отношения здесь, Линдси, давай зайдём, — говорит он таким тоном, словно произносит это уже не в первый раз. — Чтобы никто не знал, что ты из себя представляешь? Ну уж нет, никуда я не пойду, и ты не смеешь мне приказывать! Линдси размахивает руками и тычет пальцем то в пастора, то в стоящую рядом с ним Сандру, то во всех остальных. — Продолжай и дальше строить из себя святого, пусть все думают, что ты у нас такой хороший! Ты мне не отец и не мать, какое твоё дело до того, что я делаю? Ты не имеешь права вмешиваться в мою жизнь, ты понял? — Пожалуйста, Линдси, давай зайдём, — спокойно и размеренно, глядя прямо на собеседницу, предлагает пастор, но Линдси, по всей видимости, желает публичности и скандала. — Никуда я с тобой не пойду! Идиот! Ты только и делаешь, что думаешь лишь о себе! Эгоист! Тебе ни до кого нет дела, зачем ты лезешь в мою жизнь? И вдруг пастор, просто кивнув, разворачивается и решительно шагает внутрь. Собравшиеся растерянно расступаются, а Линдси, очевидно, поняв, что шоу может закончиться, бросается к нему и быстро хватает за рукав. — Мы ещё не закончили! — визжит она, — как ты смеешь? Не поворачивайся ко мне спиной! — Я уже всё сказал, — слышу я перед тем, как пастор скрывается внутри здания. Линдси кидается за ним, и тут, словно избавившись от оцепенения, все кидаются внутрь. Движимая любопытством, устремляюсь за собравшимися, но успеваю лишь к развязке — Джастин трогает рукой расцарапанную щёку, два парня оттаскивают разбушевавшуюся кричащую рыжую бестию подальше от пастора, Сандра бежит к нему с аптечкой, Тереза пытается утихомирить Линдси… — Отвезите её домой! — командует пастор, и я замечаю разорванный рукав его свитшота. Это пугает. Никогда прежде я не думала, что Линдси способна на такие дикие выходки. Джастин уходит в свой кабинет, Сандра семенит за ним, люди рассеиваются по залу, прислушиваясь к отдаляющимся воплям Линдси, которую выволакивают отсюда, а я под шумок решаю прократься к пастору. Сандра суетится около него, пришивая рукав, Джастин кивает мне, и я, чуть осмелев и закрыв за собой дверь, остаюсь стоять у входа. — Не самое удачное начало года, — вместо приветствия произносит пастор. — Да уж, — не зная, как поддержать разговор, бормочу я. Сандра молчит, но по её косым взглядам в мою сторону понятно, что она мне не рада. — Собрания сегодня не будет, скажи всем, — говорит пастор, я киваю и собираюсь выйти, но он останавливает меня: — Сандра, иди, скажи всем, чтобы расходились. Я потом объявлю, когда можно будет собраться. — Хорошо, — отвечает та и, смерив меня не самым доброжелательным взглядом, покидает кабинет. — Не думал, что ты придёшь. — Тереза сказала, что сегодня будет собрание, а дома одной скучно, вот я и приехала, — бодро говорю я, разводя руками. Пастор кивает и встаёт из-за стола. — Пойдём, я отвезу тебя домой. В коридоре нам попадается всё та же Сандра, которая что-то начинает шёпотом говорить Джастину, но тот не останавливается и даже отмахивается от неё: — Потом, Сандра, всё потом. — Но Джей… Пастор лишь машет рукой и торопится выйти, а мне западает в душу это негромкое и наполовину отчаянное «Джей»… Почему она назвала его так? Вернее, какое право Сандра имеет называть Джастина Джеем? И если я правда умею ревновать, то сейчас это было даже слишком сильно. Мелоди Уэйн, кажется, ты слишком придаёшь этому значение. Мы садимся в машину, Джастин даже не прогревает двигатель — наверное, приехал недавно. Краем глаза замечаю стоящую в дверях Сандру, которая смотрит на авто пастора, и сразу отворачиваюсь. Дело даже не в том, что я боюсь, что она заметит, что я смотрю на неё, а в том, что я сама не желаю её видеть. Она постоянно находится рядом с ним. Практически незаменимая. Она знает о нём всё, и только ей Джастин позволяет касаться себя. Почему именно Сандра такая избранная? Почему ей можно практически всё? — Когда в последний раз ты общалась с Линдси? — С Линдси? — я хмурю лоб, пытаясь вспомнить. — Кажется, перед рождеством. Да, мы встретились у нас в школе. — Вот как? — удивляется пастор. — Не видел тебя там. — Да, я ушла пораньше. Не люблю всю эту суету, к тому же, просто хотелось домой. — Так сильно, что ты сначала бродила неизвестно где, а потом застряла в МакДоналдсе? Чертыхаюсь про себя, ведь мы с ним правда встретились в тот день. — Мне просто хотелось побыть одной, — начинаю оправдываться, но Джастин вдруг светло улыбается. — Всё в порядке, не думай. Каждому из нас порой это бывает нужно. Так о чём вы говорили с Линдси? — Да так, ни о чём особо. Она спросила, куда я иду, я поздравила её с праздником… кажется. Я правда не помню, а что? — Да так, неважно. Не против? Джастин включает музыку, и я прислушиваюсь. — Я как будто знаю и не знаю эту песню. — Это «Квины», — Джастин делает погромче. — «Рапсодия». «Богемская». — Ну может быть. Я их не слушала никогда. — Обязательно послушай, хотя голос Фредди не каждому заходит с первого раза, — говорит Джастин. — Кстати, я не смотрел фильм, а ты? — А я тем более, — отвечаю я, не признаваясь в том, что знать не знаю, о каком фильме вообще идёт речь. — знаю только, что он умер от СПИДа. — Люди умирают не от него, Мелоди, а от любого пустяка, сквозняка например. — Да я знаю, просто не хотелось углубляться в подробности, — цокаю я недовольно. Никогда не любила дотошных людей. — Я просто сказал, чего ты, — продолжает улыбаться Джастин, — не подумай, я не какой-нибудь там дотошный тип. — Кто тебя знает, — вредничаю я, но уже перестаю раздражаться. — Кстати об этом. Недавно мне доводилось побеседовать с одним весьма интересным интеллигентным мужчиной. К слову, ему было уже за сорок, так что, как я полагал, он уже имел кое-какие представления о жизни. Так вот, мы ехали с ним и говорили на разные темы. Услышав «Квинов», этот высокоинтеллектуальный человек закатил глаза и начал нести всякую чушь на тему однополых отношений, ориентации Фредди, заодно поинтересовался, не слушаю ли я Джексона, и не преминул высказать своё высокомерное «фу» в адрес всяких «не таких». А вся ирония, Мелоди, заключается в том, — пастор уже не сдерживается, и начинает смеяться, — что я вёз его на рождественскую постановку «Щелкунчика». — И что с того? — я недоуменно поднимаю бровь, пытаясь понять, что же тут смешного. — Ну «Щелкунчика» написал Чайковский, — Джастин начинает смеяться. — Хочешь сказать, что… — Я ничего не хочу сказать, Мелоди, просто есть факт, что великий композитор всячески избегал отношений, а когда его всё-таки женили, то сбежал от своей жены практически на следующий день, и никакими просьбами и мольбами не удалось вернуть его обратно к жене. — Ничего себе! — поражаюсь я, а пастор продолжает улыбаться.  — Я не стал делиться со своим собеседником столь занимательным фактом, пусть считает, что он прав. — А ты сам как считаешь? — А я считаю, Мелоди, что личная жизнь каждого человека должна оставаться личной. И что бы в ней ни происходило, ни в коем случае не стоит делать из неё достояние. Никому не нужно знать, кого и как ты любишь. Это только твоё дело, твоё и человека, который находится рядом с тобой. Понимаешь? — Да, — киваю в ответ. — Мы почти приехали. — Приехали, — соглашается пастор, снова останавливается позади моей этажки, и смотрит на меня. — Кто я для тебя, Мелоди? — Эм… В каком смысле? — Прямом. Кто я для тебя, кем ты меня считаешь? — Ну… — застигнутая врасплох, пытаюсь собрать мысли в кучу и хотя бы сейчас не напороть чепухи и не сболтнуть лишнего. — В первую очередь ты — тот, кто спас мне жизнь. И я тебе за это очень благодарна, Джастин, — искренне говорю я, а в голове проносится это предательское тревожное «Джей», сказано Сандрой. — А ещё? — Ещё… ещё ты мне почти как друг, — продолжаю я, — ну, а ещё… — Что ещё, Мелоди? — продолжает допытываться пастор. — Скажи как есть. — Знаешь, если честно, то я не была до конца уверена в том, что Бог… ну… существует. — Никто не может быть до конца уверенным в этом, Мелоди, оттого и все наши беды. Если бы мы верили, и делали это искренне и от всего сердца, всё было бы по-другому. — Наверное, ты прав. — Мне кажется, ты тоже в это веришь, Мелоди. Где-то в глубине своей души. Иначе зачем бы тебе приходить к нам на собрания или быть сейчас в машине пастора? Джастин снова улыбается — так тепло, по-доброму, специально для меня, и это подкупает ещё сильнее. — Согласна, — улыбаюсь в ответ. — Ты снова прав. — Ну, тогда до скорого? — Джастин, а… можно я тебя обниму? — робко и тихо интересуюсь я, заранее зная, что получу отказ. Но мне правда так не хватает сейчас этого… Так хочется просто на секунду оказаться рядом с ним, стать ещё ближе, чем есть сейчас… — Конечно! — восклицает пастор и так сильно сгребает меня в охапку, что начинают хрустеть спинные позвонки. — Осторожно! — Не сломаю, — шутит Джастин, но всё же ослабляет хватку. — Спасибо, что пришла, Мелоди. Для меня это многое значит. — И тебе спасибо, — почему-то говорю я. Хотя… я знаю, почему. Потому что, как всегда, просто не могу прожить ни дня, если не ляпну какую-нибудь ерунду. Он уезжает, поморгав на прощание задними фарами, а я скриплю сапогами по зимнему снегу, возвращаясь домой.

И в самом деле, кто ты для меня, пастор Джастин?