элли на маковом поле — слово, которого нет
Небо затянуло набухшим слоем сизых облаков, не предвещающих никакой солнечной погоды в ближайший день точно. Ночная морось ушла ближе к четырем, оставив за собой мокрые крыши, асфальт и серебристую россыпь капель на зеленых макушках деревьев. Токио сонно и лениво потягивался, выбираясь из кроватей, и шаркал тапочками по прохладным полам. Токио заваривал чай, готовил кофе, жарил яйца и пек блинчики. Токио ехал в набитом метро, толкался на эскалаторе и слушал громкую музыку в наушниках. Токио зажил будничной рутиной, до конца не скинув со своих плеч веселье выходных. Куроо поспал два часа. Может, он проспал бы чуть дольше, но телефон замурлыкал под подушкой, а жалюзи настойчиво стучали о стекло, подталкиваемые легким сквозняком. Тетсуро взлохматил и без того растрепанные волосы и пошлепал босыми ногами по полу, зевая на ходу. С утра все чувства кажутся немного атрофированными, а потому душевная непогода звучала пока отдаленными раскатами грома где-то в еще дремлющем подсознании. За те недолгие десять минут, которые парень потратил на душ, он даже ни разу не вспомнил про недавний разрыв, но, поймав себя на этой мысли, чувства прорвало, как дамбу после сильного наводнения. Куроо сонными глазами уставился на свое отражение в зеркале. Лопнувшие сосуды, синяки, осунувшееся бледное лицо. Тетсуро сам себе напоминал наркомана, которого ломает от долгой завязки. Красным опасным огоньком мелькала в голове настойчивая мысль разбить зеркало, а вместе с ним и это жалкое отражение, но вместо этого Куроо потер глаза и вышел из ванной, накинув на плечи полотенце. В соседней комнате на максимальной громкости орал телефон, изо всех сил пытаясь докричаться до мирно спящего хозяина. Иногда Куроо задумывался, что даже внезапно начавшаяся война и разрывающиеся под окнами снаряды не смогут разбудить Кенму. И этому умению друга Тетсуро сейчас завидовал больше всего. Куроо знал, что истинной причиной согласия Козуме переехать к нему была неоплачиваемая подработка Тетсуро в должности будильника. Ну, и потому что в универ ближе. Но это не самое важное. Тетсуро широко раздвинул двери и уверенным шагом направился к кровати спящего друга. Поверх головы Кенмы лежал предатель и редкостный засранец, по версии Куроо, — младший Куро. Младший Куро был черно-белым, уже понемногу начинающим толстеть котом, любящим хорошо поесть, крепко поспать, играть с волосами Козуме и недовольно фыркать на старшего собрата. Тетсуро считал такое отношение крайне несправедливым и подлым, ведь именно он в свое время вытащил из мусорки этого неблагодарного засранца. И весь первый год обучения в университете они вдвоем прожили под этой крышей. Пусть даже младший сразу невзлюбил старшего, Куроо готов был ему это простить, но стоило в квартире появиться Кенме, как этот шерстяной ублюдок сразу облюбовал его колени, невинно мурлыкая и создавая видимость самого примерного и любящего кота. В общем, между двумя взрослыми котами шла холодная война, то ли за территорию, то ли за самого Кенму. Заметив приоткрывшимся глазом злейшего врага, Куро лениво зевнул и спрыгнул с кровати, всем своим царственным видом давая понять, что не намерен находиться в одной комнате с каким-то сбродом. Куроо фыркнул ему вслед, сдерживая желание дать хорошего пенделя. Завалившись на свободное место возле Козуме, Тетсуро стал трясти головой над лицом друга, смахивая с влажных волос капли воды. Кенма нахмурился и попытался спрятаться под одеяло, но Куроо навалился на паренька всем своим весом, лишая того и вовсе возможности двигаться. — Прекрати. Когда ты так делаешь, ты похож на мокрую собаку. — Сонно пробурчал Кенма, пытаясь открыть слипающиеся глаза. — Когда научишься слышать свой будильник, тогда и перестану. Или ты думаешь, мне в кайф будить тебя каждое утро? — Тетсуро редко бывал в плохом настроении, чаще оно у него было просто нейтральным, но если случалось бывать ему в дурном настроении, то с ним лучше было и вовсе не заговаривать, потому что контролировать негативный поток энергии Куроо совершенно не мог. А плохое настроение держалось у него уже неделю. — Так не буди, я тебя об этом не прошу. — Козуме спихнул бывшего капитана с кровати и, выбравшись из-под одеяла, ушел в ванну, оставляя друга наедине со своим плохим настроением. Почему у Куроо стабильно держится дурной настрой, Кенма, конечно, знал, но это стало порядком досаждать парню. Каким-то образом плохое настроение Тетсуро сказывалось и на Козуме, из-за чего он стал еще более неуверенным, нежели обычно. Теплые струи душа старательно смывали остатки сна, прибавляя небольшой процент бодрости. Свежесть мятной пасты вперемешку с приятным ароматом яблочного геля заставила невольно улыбнуться Козуме. Выходя из душа, они с Тетсуро пахнут одинаково. Мятным яблоком. Мысль кольнула куда-то в область ребер, отскочив от них ушла в пятки, пробегаясь по всему телу неприятным холодком. Кенма очень хотел помочь Тетсуро, перебрал в голове с десяток идей и построил еще больше планов, но каждая из его стратегий была заведомо проигрышной, ведь он даже самому себе не мог помочь. На кухне пахло чаем и разогретыми в микроволновке блинами. Куроо в неизменной черной толстовке и в подкатанных спортивных штанах выглядел слишком по-домашнему, что крайне смущало Козуме. Иногда ему казалось, будто он не вовремя зашел в гости к Тетсуро, а тот сегодня вовсе не ждал гостей, а потому надел первое, что попало под руку. Парень домывал посуду, оставшуюся после вчерашнего ужина. Хотя вчера была очередь Кенмы следить за квартирой. Козуме не произнес ни слова, зная, что друг сейчас вряд ли его услышит. Судя по сосредоточенному выражению лица, Тетсуро снова думал о Тсукишиме. Пригубив горячего чая, Кенма выудил из глубокого кармана толстовки телефон и стал медленно листать ленту твиттера. Бокуто заваливал ленту бессмысленными ретвитами с глупыми шутками, чуть ли не на каждом втором отмечая Акааши; Лев спамил различными картинками кошек; Шое кидал фотки спящего Кагеямы; Нишиноя… — Ты почему не ешь? — Из уютного мирка всемирной сети Козуме вырвал слишком бодрый голос Куроо. — Я для кого блины разогревал? — Тетсуро привычно улыбался своей шельмоватой ухмылочкой. — Что ты на меня смотришь, как баран на новые ворота? — Скорее, смотрю просто на барана. — Козуме быстро стащил блинчик с тарелки и принялся жевать его. Возле ног терся младший Куро, надеясь получить заветный кусочек. Козуме оторвал дольку от блина и кинул ее в миску коту. Тот, с довольным мяу, побежал к ароматному кусочку. — Ты собираешься сегодня на учебу? — Не знаю. — Куроо ответил отрывисто и нехотя. Он не появлялся на парах со среды, мелькая только на тренировках. Тетсуро играл в основе, только поэтому он и не пропускал занятия клуба. Хотя после тренировок он приходил домой в еще более подавленном состоянии. Волейбол был неотъемлемой частью, связывающей его воспоминания с Тсукишимой, и как бы сильно он не выматывался, мысли все равно не отступали, набрасываясь на растерзанный мозг с новыми силами. Кенма ничего не ответил, возвращаясь к новостной ленте. Больше они не произнесли ни слова. Куроо шумно прихлебывал чай, так и не прикоснувшись к блинам, как-то слишком сосредоточенно смотрел сквозь окно на небо, будто надеясь найти там ответ или успокоение. Раньше Куроо никогда не молчал так долго. Теперь это его привычное состояние. Кенма не мешал. Кенма знал, что его присутствия даже не замечают. Тетсуро не заметил, как за Козуме закрылась дверь.***
Куроо все-таки пришел на пары. Рядом, как и всегда, сопел Бокуто, настойчиво пытаясь поспевать набирать на небольшой клавиатуре планшета лекцию. Котаро стал усерднее учиться. Черт его знает, что послужило тому мотивацией, но что-то подсказывало Тетсуро, что без действия Акааши тут не обошлось. Кейджи всегда знал, как приструнить шумную сову. Да и отношения у них крепкие: Котаро души не чает в Кейджи и смотрит на него так, будто видит в нем отдельную вселенную. Акааши никогда в этом не признается, но ему нравится, что Бокуто так на него смотрит. Куроо никогда не завидовал Бокуто, но сейчас, косясь на него из-под челки, Тетсуро крошился от зависти. Хоть раз, хоть один чертов раз Кей делал что-то с таким же усердием ради него? Скорее нет, и еще сто сотен раз нет, чем одно маленькое да. Куроо уже две тысячи раз пожалел, что высунул нос на улицу. Сначала Котаро с его: «Охо, смотрю кто-то оклемался!»; затем Кейджи уж слишком обеспокоенным голосом: «Тебе лучше?»; даже Кенма удивленно приподнял бровь, заметив в коридоре знакомую макушку. Тетсуро чувствовал себя мертвецом, которого пару дней назад похоронили, а сегодня он внезапно объявился в универе. Поэтому, сидя на лекции, Куроо хотел провалиться под землю, чтобы хоть там его не доставали идиотскими вопросами и гримасами. После пар тренировка, затем работа. После работы, если повезет — Бокуто, если нет — дом. Дома Куроо мог находиться в любое время, кроме вечера. Вечером сидеть в четырех стенах не было сил. Хотелось волком выть, царапать стены и биться головой об окна, но вместо всего этого он просто лежал на кровати и смотрел в потолок. Тетсуро знал, что бесил Козуме своим поведением, а потому просто не лез к нему. Иногда он прислушивался к шумам за стеной. Кенма играл. Иногда шум игры стихал на пару секунд, видимо Козуме отвечал на сообщения, а затем снова появлялся. Ближе к часу ночи Кенма ложился спать. Куроо слышал, как поскрипывает кровать, слышал тихое клацанье длинных когтей по полу, младший Куро бежал на излюбленное место, слышал, как Кенма перестает ерзать под одеялом. Когда тишина квартиры доканывала, Тетсуро открывал окно и слушал шумы улицы. Музыку из бара напротив, редкие гудки машин и стук жалюзи о стекла. Когда прислушиваешься к чему-то, совершенно не важно к чему, мысли в голове становятся тише и не так насилуют мозг, а потому Куроо слушал все. Кроме музыки. Музыка стала отдельным кругом ада, одним из самых болезненных. У Тсукишимы восхитительный музыкальный вкус. Весь плейлист Куроо состоял только из тех песен, что скидывал ему Кей. А потому, к наушникам Тетсуро не притрагивался уже неделю. Ко всему прочему, наушники — подарок от Тсукишимы. Куроо внимательно слушал лекцию, потому что слушать что-то, кроме своих мыслей сейчас намного приятнее. Потому что в голове чистилище, где с него раз за разом сдирали кожу. Заживо или нет — неважно. — Че как? Сегодня выпьем? — Куроо лениво повернул голову в сторону друга и наткнулся взглядом на два горящих глаза. — Ты чего такой ошалелый? — Ну так, тебя же отпустило, грех не выпить за это! Куроо почти скривился. Отпустило его пока только на самое дно. — Лады. Раз предлагаешь — угощаешь. — Да без проблем, бро! Куроо всячески делал вид, что его правда отпустило. Он думал, что если окружающие будут верить, что ему стало лучше, он и сам поверит в это. Это как смотреть на рану обратной стороной бинокля — рана начинает меньше болеть. На обед Тетсуро жевал мятную резинку, потому что в горло ничего не лезло. На тренировке он пропустил с десяток мячей и получил по колючей макушке от тренера. Словил пару тычков в ребра от Бокуто и иронично приподнятую бровь от Акааши. Что ж, Кейджи всегда было сложно обманывать. Куроо сдавал позиции во всем. Его бравада рушилась с каждой секундой, кромсая своими ошметками и без того побитое снарядами самолюбие, израненное пулями самообладание, изрезанный осколками самообман. Куроо говорил себе каждый день, что завтра будет лучше, но это завтра никак не наступало. Кейджи недовольно цокнул, когда Котаро громогласно заявил, что вечером идет в ближайший бар с Тетсуро. Акааши знал, что этих двоих одних с выпивкой лучше не оставлять, а потому уже устало представлял, как будет развозить шалопаев по домам. Акааши снял новенькую Хонду с сигнализации и велел Бокуто поторапливаться, если тот не планирует топать домой пешком. Тетсуро поплелся на работу. Внутри он все также сражался со своими демонами. Плечом к плечу.***
« — Ты устроился работать в бар? — На том конце провода слышатся нотки иронии в голосе. — Ты ведь даже не знаешь, с чем обычно мешают виски. — Настоящие мужики пьют только чистый виски. — Куроо натирает глянцевую столешницу бара до блеска, придерживая телефон плечом. — Ты что, сомневаешься в моих силах? — Только сомнения позволяют отыскать правду. — Кей зевает, перекладывая телефон из одной руки в другую. — Ну, и сколько тебе будут платить, мистер-крутой-бармен? — Тебе на подарочки хватать будет. — Тетсуро скалится, зная, какую гримасу сейчас состроил Тсукишима. — Эй, я приеду на эти выходные. Соскучился по мне? — Не особо. — А если честно? — Может быть. — Куроо довольно хмыкает в ответ. — Я пойду заниматься. Завтра созвонимся. — Не перетрудись, очкарик. — Кей ничего не отвечает, сбрасывая вызов.» Белые ворсинки полотенца терлись о прозрачную поверхность бокала, наполняя слух приятным поскрипыванием чистоты. Куроо любил свою работу. А клиенты любили его. Тетсуро всегда поддерживал беседу с завсегдатаями, знал все сплетни района, хотя не имел ни малейшего понятия о ком идет речь. Варился в любовных проблемах одиноких женщин, выслушивал однобокие рассказы о работе мужчин, тайком подливал любимчикам бесплатные граммы алкоголя и с улыбкой принимал приличные чаевые. Куроо работал здесь второй год, выучив наизусть все марки алкоголя, сигарет и пьяные бредни посетителей. Куроо работал с пяти до двенадцати, и в эти часы количество женского контингента в баре всегда преобладало над мужским. Тетсуро был невероятно обольстительным в своем умении шельмовато улыбаться. Тетсуро уже минут пять протирал несчастный бокал. Хрусталь жалобно поскрипывал под натиском парня, обещая вот-вот лопнуть. Куроо бестолково залипал на штурмующий за окнами дождь. Он никогда не имел ничего против дождя. Дождь дарил умиротворение и уют, но сейчас вода, льющаяся с неба, вызывала у Куроо только дикое раздражение. Погода на улице слишком напоминала его душевную. Такой же бушующий ураган из чувств и воспоминаний, который лился из всех щелей, заполняя все тело водянистой жидкостью. Тетсуро был как шар, наполненный водой. Ткнешь в него иголкой, и он расплывется по полу. Тсукишима назвал бы это «жалким зрелищем». — Куроо-кун, чем занят вечером? — Сложив локти на барную стойку, Хару привстала на носочки. Официантка моргала своими слишком большими карими глазами и мило улыбалась, сверля дырку во лбу Тетсуро. — Собираюсь выпить с друзьями. — Куроо наконец-то убрал из рук бокал и взялся за другой. — А что? — Так сразу с понедельника? Выходных было мало? — Хару тихо рассмеялась, переминаясь с ноги на ногу. — Ты в последнее время мрачный какой-то, думала пригласить тебя в кино. — Кино? Там сейчас ничего толкового не идет. — Хару давно обхаживала Тетсуро, а Куроо не был идиотом, чтобы этого не замечать. — Но если тебя так тревожит мое моральное состояние, то можешь присоединиться сегодня к нашей компании, чтобы удостовериться, что со мной все в порядке. — Тетсуро лукаво улыбнулся и шутливо подмигнул. Хару была милой девушкой с большими глазами и добродушной улыбкой. Хару нравилась Куроо ровно также, как есть мороженное в жаркий день: во рту прохладно, но облегчения не приносит. — А твои друзья не будут против? — Только за. — Тетсуро не соврал. — Мы собираемся сразу после работы в двух кварталах отсюда. Там есть довольно приличный круглосуточный бар. — Тогда жди меня после закрытия. — Девушка легонько кивнула и ушла обслуживать столик. Куроо надеялся, что Хару принесет хотя бы легкую прохладу.***
Пустая бутылка сделала сальто назад и почти простилась со своей жизнью, если бы не ловкие руки Тетсуро, которые поймали ее в сантиметрах от пола. — Бокуто, прекрати буянить, пожалуйста. Не хватало еще, чтобы ты разбил бокалы. — Несмотря на тонкие нотки раздражения в голосе, выражение лица Акааши говорило о полном спокойствии. Кейджи отодвинул бокалы подальше от края. — Я просто хотел убрать пустую бутылку со стола. Плохая примета же! — Котаро раздосадованно двигал бровями, колюче поглядывая на умиротворенное лицо любимого. — Это ты — ходячая плохая примета, бро. — В ответ на колкое замечание друга Бокуто лишь шикнул и обиженно надул губы. Куроо устало-пьяными глазами смотрел куда-то в потертую столешницу. Время перевалило за два ночи. Алкоголь делал свое дело — Тетсуро хотел спать. Сонливость приглушила ноющее чувство пустоты. Куроо в этот момент был почти здоров, а если правильнее — чуть более живым, чем всю последнюю неделю. Уже пару минут Куроо перебирал в голове слова, пытаясь найти то самое, которое сможет объяснить ясно и доходчиво его нынешнее состояние. Но в голове вместо слов всплывали картинки-ассоциации. Как объяснить чувство, которое по ощущениям напоминает свои собственные похороны? Только ты сам присутствуешь на них. Смотришь на плачущих людей, плачешь с ними, бросаешь горсть земли на крышку гроба и уходишь вслед за всеми. Как объяснить чувство, которое охватывает тебя в первые секунды после взрыва автобуса, в который ты только что посадил своего ребенка? Как объяснить чувство, которое врывается в твою голову, когда ты выпустил из рук самого дорогого человека, и теперь он падает в глубокую пропасть на твоих же глазах? У этого чувства не было названия. Это как молчать навзрыд. Хару уже свободно и без стеснения играла с отросшими завитками волос на затылке Куроо. Тетсуро же залипал в столешницу, все еще пытаясь подобрать слово. — Куроо… Тетсуро! — Парень оторвал взгляд от столешницы и посмотрел на Акааши. — Тебя домой отвезти или сам? — Кейджи незаметно стрельнул глаза в сторону Хару. — Да я сам. — Пьяно пробубнил Тетсуро, поворачиваясь к девушке. Тонкий запах яблочного дайкири чувствовался так близко, что можно было ощутить его на кончике языка. Куроо смотрел на губы Хару и думал, сможет ли он почувствовать вкус яблока, если поцелует ее? От Тсукишимы пахло медом и молоком. Куроо целует Хару, но ощущает лишь горький привкус алкоголя на губах.***
Куроо снова целует Хару, заваливаясь в двери квартиры. Он стягивает с нее футболку на ходу и отшвыривает в сторону. Под ноги лезет младший Куро. Тетсуро вспоминает, что не один в квартире. Кенма уже спит. Тетсуро закрывает за собой дверь, надеясь, что не разбудил Козуме. Хару тянется к губам Куроо и получает заветный поцелуй. Тетсуро думает о предстоящих экзаменах, спящем в соседней комнате Кенме и руках Тсукишимы, но только не о Хару.***
Кенма ворочается с боку на бок, слыша тихие стоны из соседней комнаты. Козуме хотел бы собрать все подушки в доме и зарыться в них головой, лишь бы не слышать этих стонов. Кенма кусает губы и зарывается носом в подушку.***
Куроо смотрит в потолок, все еще отчаянно пытаясь подобрать нужное слово. Но как подобрать слово, которого нет?