43ai — Черные трубы (prod. 4EU3)
Из квартиры никак не хотел выветриваться тонкий цитрусовый аромат с едва уловимым флером жасмина. Кенма дышал им, пропитывался им; Козуме казалось, что этот приторный запах полностью забил ему нос и осел коркой на легких. Чужой запах в квартире напрягал. Откровенно бесил. Он был будто ядом, отравляющим воздух. Козуме распахнул все окна в квартире, но въедливый запах оплел стены, просочился в них, пропитал их так глубоко, что даже запах хлорки не помог бы. Кенма высунулся как можно дальше в окно. Аромат сырости, свежести, вперемешку с аппетитным запахом из соседней лапшичной помог Козуме вдохнуть полной грудью. Куро младший запрыгнул на подоконник, любопытно заглянув за край окна. Внизу суетились люди, бегали по своим важным делам, топча мокрый асфальт. Узкий островок горизонта, что высовывался из-за угла противоположной многоэтажки, выстраивался в ряд зубчатым строем однотипных многоквартирных домов, но за ними, в легкой дымке тумана вырисовывался тонкий слой перистых облаков, тяжело осевших на могучие плечи горы. До этого дня Кенма никогда не замечал этого. Козуме забрался на подоконник с ногами, оперся спиной о прохладную стену, закутался чуть глубже в толстовку, накинув капюшон на спутанные волосы. Кенма дышал полной грудью, будто пытаясь очистить легкие от въедливого запаха чужих духов. Куроо впервые привел кого-то домой. Кенма никогда бы не подумал, что избавиться от запаха духов так трудно. Козуме проснулся ближе к полудню. По стеклу уютно тарабанил дождь, настойчиво советуя укутаться поглубже в одеяло и провести в таком положении весь день. Но урчащий желудок намекнул, что поваляться в постели не получится. Вчера Кенма закрыл последний экзамен, а потому имел полное право побаловать себя и заказать чего-нибудь вкусного и вредного. Кенма сонно потопал в душ. Когда двери распахнулись, Козуме чуть не задохнулся. С ароматом духов в голове всплыли тихие стоны и скрип кровати. Кенма забыл, что хотел есть. Кенма забыл обо всем. Все, что было в его мыслях, моментально было выбито чужими духами. Как апперкот в мозг. Козуме глубоко вдыхал воздух улицы. Ему казалось, что свежесть дождя проветривает за одно и его мозги, и все неприятные, ненужные, совершенно неуместные мысли уходили вместе с запахом духов. Тетсуро имел полное право приводить домой кого захочет. Он имел полное право жить своей личной жизнью и даже не посвящать в нее Кенму. Козуме был другом детства, а не мамочкой. Его не должны были волновать ночные похождения Куроо. Можно было сколько угодно убеждать себя в этом. Но видеть, слышать, просто осознавать Тетсуро рядом с кем-то другим было до невозможного неприятно. Кенма знал границы дозволенного между друзьями детства. Кенма никогда их не переходил. « — Чтооо? Посмотрите-ка, пьяный Кенма становится таким общительным. — Бокуто широко улыбается, ерошит пальцами мокрые волосы, пытаясь вернуть им привычный вид. Волосы, пропитанные соленой морской водой, не слушаются Котаро, свисая сосульками на лоб. Шуршащий морской прибой успокаивает и дарит бесконечное чувство уюта и расслабленности; обдает вечерней прохладой, покрывая приятными мурашками все тело. Козуме кутает чуть сгоревшие плечи в чужое полотенце. Ворсинки трутся о загоревшую кожу и неприятно жгутся. От полотенца пахнет Куроо и солью. Тетсуро сам кинул ему полотенце, когда заметил, как Кенма ежится от вечерней свежести моря. Козуме незаметно зарывается в полотенце носом и вдыхает запах поглубже. — Действительно, — тянет Куроо, по-кошачьи сощурив глаза, — может тебе стоит выпивать почаще? — Тетсуро ехидно улыбается, подливая в стаканчик Козуме еще немного текилы. — Тогда я начну говорить о вас все, что думаю. Вы оба не будете в восторге от услышанного. — В ответ прилетает привычное и пьяное „ох-хо-хо“. Кенма не любит алкоголь, он горчит и лишает сосредоточенности. Но вчера пришли результаты вступительных. Кенма больше не школьник, Кенма — студент, и за это стоит немного выпить. Только когда это „немного“ перевалило за пятый стаканчик? Козуме расслабленно откидывается на припаркованный рядом пикап, взятый напрокат в дешевеньком салоне. Кенма смотрит на звезды, которые только начинают показываться в темнеющей небесной синеве. — Народ, давайте в бутылочку? — Котаро крутит в руках пустую бутылку текилы. — Нас всего четверо, двое — встречаются, какой смысл? — Куроо пожимает плечами и тянется за новой бутылкой. — Хо-хо, бро, неужели ты никогда не хотел меня поцеловать? — Бокуто забавно приподнимает брови, а его глаза кажутся еще больше. — Бро, если бы я хотел это сделать — давно бы это сделал. — Тетсуро ехидно улыбается, косясь довольным взглядом на притихшего Акааши. Кейджи ничего не волнует. Кейджи привык к выходкам Котаро. — Ты разбил мое братское сердце! — Бокуто драматично кладет руку на лоб и, нелепо создавая видимость замедленной съемки, падает на спину, ударяясь лопатками о камни. — Хотя… — Куроо хитро щурит глаза, — Поцеловать Акааши будет занимательно. Давай сыграем! — Вот это вызов! — Бокуто загорается внутри, резко поднявшись с земли. — Акааши, ты же с нами?! — Если Кенма будет играть, я присоединюсь. — Флегматично отзывается Кейджи. — Ты положил глаз на Кенму?! — Почти в один голос кричат бывшие капитаны. Кенма ежится под полотенцем. Его ладони потеют, а сердце ускоряет темп. Голова идет кругом от выпивки и близкой возможности. Кенма кивает, давая свое немое согласие. Бутылка делает с десяток оборотов, горлышко останавливается на Кейджи. Бокуто охает и шустро подается вперед, ловя Акааши за ворот легкой ветровки. Котаро уверенно целует парня, заставляя Кейджи глубже вдохнуть. Поцелуй, как электрический разряд, проходит сквозь все тело, отдаваясь в кончиках пальцев. Акааши крутит бутылку. Горлышко тормозит на Куроо. Тетсуро скалится, в ярком свете от костра глаза его горят раскаленным золотом. Куроо сидит на месте, ожидая инициативы от Кейджи. Акааши негромко цокает и медленно подползает к Тетсуро. Бокуто смотрит во все глаза. Внутри ревность мешается с любопытством. Акааши медлит, будто выжидая чего-то. Стоя на четвереньках перед развалившемся Куроо он выглядит настолько соблазнительно, что Котаро готов послать эту идею ко всем чертям и прямо сейчас оттрахать Кейджи. Акааши скользит носом по щеке Тетсуро, слышит его сбившееся дыхание, выдыхает горячий воздух в чужие губы и плавно целует. Совсем недолго. Не дольше пяти секунд. На прощанье Куроо кусает Кейджи за нижнюю губу. Куроо крутит бутылку. Она гладко скользит по поверхности покрывала, начиная медленно тормозить. Горлышко смотрит на Кенму. Тело бросает в жар, а пальцы сильнее сжимают полотенце. Козуме готов сбежать отсюда в море, чтобы хоть немного остыть. Кенма знал границы дозволенного между друзьями детства. Кенма так давно хотел их перешагнуть. Во взгляде Куроо читается легкая растерянность и неловкость. Он может без раздумий поцеловать Бокуто, заигрывать с Акааши, но Кенма… Кенма почти заставил его покраснеть. Козуме смотрит и видит в глазах вопрос. "Ты ведь не против?". „Да — нет — не знаю.“ Тетсуро приподнимается с локтей и встает на колени. Вокруг лишь шум моря, треск костра, стрекотание цикад и ветер в волосах. Почему все молчат? Почему Бокуто не смеется и не кричит что-нибудь нелепо-глупое? Почему Акааши не просит его быть потише? Почему все замерли и смотрят? Кенма сидит, как каменный. Куроо ползет к нему, и правда, как кот. Соглашаясь, он же знал, что это вполне может случиться, так почему сейчас его так штормит? Куроо рядом, совсем близко. Его длинная челка щекочет лоб, а соленый запах кожи прошибает до самых костей. Тетсуро медлит, он ждет, пока Кенма поднимет голову. Ловить его поцелуй как-то… неловко, совсем неловко, а потому Куроо ждет. Козуме поднимает голову, задевая носом нос Тетсуро. Румянец высыпает на его щеках, а дыхание сбивается на раз-два, в легких уже не хватает воздуха. Куроо целует Кенму. Мягко. Совсем ненавязчиво. Аккуратно. Внутри все сжимается в тугой жаркий ком, обещая вот-вот выжечь все внутренности. Кенма хочет в море. Куроо отстраняется и смотрит на Кенму. Здесь, в тени, куда не падает свет от костра, его глаза кажутся темными. „Все ли в порядке?“. „Да — нет — не знаю“. Они разговаривают одними глазами. Кенма знал границы дозволенного между друзьями детства. Кенма их ненавидел.» Козуме болезненно усмехается воспоминаниям, думая, что на это сказал бы Тсукишима, если бы узнал. А может узнал? Воспоминания режут больнее, чем острый кинжал, вспоровший одним махом всю грудную клетку. Кенма внимательно вглядывался в тяжелые облака на горизонте и предчувствовал скорый дождь. Козуме безмерно скучал. Скучал по разговорам ни о чем, по шельмоватой и наглой ухмылке, по тычкам, щипкам, по теплым ладоням на своей макушке, по тупым перепискам из разных комнат. Кенма скучал по Тетсуро. Живя с ним под одной крышей, он не видел своего Куроо уже неделю. Тетсуро вел себя отстраненно и холодно, будто это он, Козуме, виноват в их разрыве с Тсукишимой. А Кенма, впервые за всю их дружбу, боялся говорить с Куроо.***
За окном тянулась темнота, иногда мелькая длинными проводами, плетущимися по стенам, как клубок змей. В метро было душно и много людей. Спертый воздух вагона заставлял чаще дышать и нарушал сердцебиение. Это мешало сосредоточиться на тексте. Стоя у самой двери, Куроо пытался читать конспект, чтобы хоть немного подготовиться к завтрашнему экзамену. Он совершенно забыл, что это последняя экзаменационная неделя. У него было два свободных часа до работы, и Тетсуро совершенно не представлял, на что их можно убить. Домой он возвращаться не хотел. Дома был Кенма, а Куроо было почему-то жутко стыдно перед другом за сегодняшнюю ночь. Вроде как… это же вполне нормально — приводить домой кого-то. Кенма ведь тоже уже взрослый, он все поймет. Тетсуро был бы не против, если бы Козуме привел кого-то домой. Даже с интересом познакомился бы с этой девушкой. Но… девушкой? Почему сразу девушкой? Может, ему нравятся парни? Куроо вдруг осознал, что за все годы их дружбы у Кенмы никогда не было отношений. С одной стороны, это ведь вполне свойственно Кенме, он не особо хорошо ладит с людьми, да и его особо никогда не волновали такого рода отношения. Но с другой, ведь ему же должен был кто-то нравиться? Хотя бы раз. Тетсуро подумал о мелком. Мог ли Шое ему нравиться больше, чем просто друг? Они ведь неплохо ладят. Куроо представил, как Кенма признается Хинате в любви. Тетсуро ударился головой о поручень, чтобы выкинуть эту хрень из головы. Почему-то картинка, возникшая в его сознании, показалась ему настолько неправильной, что он больше не хотел о ней думать. На секунду Тетсуро задумался, что совершенно не может представить кого-то рядом с Кенмой. Двери открылись. — Ооо, надо же, какая встреча. — Чья-то ладонь легла на плечо, легонько потрепав его. Куроо обернулся. Знакомая мягкая улыбка и густые светлые, будто воздушные волосы. — Суга? — Куроо удивленно приподнял бровь, не ожидая увидеть здесь Коуши. — Ты чего забыл в этом районе? — Звучит так, будто ты собираешься отобрать у меня кошелек. — Сугавара рассмеялся. — У меня подработка здесь. — Ох, вот как. Где работаешь? — Тетсуро было не по себе. Суга знал, что они с Тсукишимой встречались, но узнал ли он уже о расставании? — Это секрет. — Коуши шутливо приложил палец к губам. — А ты все так же работаешь в баре? — Да, через два часа начну, а пока, вот, пытаюсь подготовиться к экзамену. — Куроо покрутил в руках конспект и тяжело вздохнул. — Но в голову совершенно ничего не идет. — Не хочешь составить мне компанию на работе, раз у тебя есть свободное время? — Ты же сказал, что это секрет. — Тетсуро сощурил глаза, хитро поглядывая на довольного Сугавару. — Я не люблю о ней рассказывать, а вот показывать люблю. — Ты меня заинтриговал. — Протянул Куроо, привычно усмехаясь. — Тогда нам выходить на следующей.***
Воздух состоит из азота, кислорода, метана и множества других газов, но Куроо казалось, что здесь у воздуха совсем другой состав. Аромат цветов — то, чем здесь дышало абсолютно все. Тетсуро чудилось, что он оказался в маленьком кусочке райского сада, что был воздвигнут посреди адского пекла. Цветы были повсюду. Стояли в высоких вазах на витринах; лежали в длинных ванночках; хватались за стены своими гибкими стеблями; пускали корни в маленькие горшочки. Это было царство цветов и ароматов. Куроо никогда не испытывал особых чувств к цветам, но почему-то здесь, где ими было обставлено все, он чувствовал себя уютно и немного расслабленно. Тетсуро даже испытывал легкое чувство облегчения, будто его голову наконец освобождали жужжащие мысли, что роем кружили в его голове последнюю неделю. — Итак, ты работаешь в цветочном? Что же здесь секретного? — Тетсуро размешивал ягодный чай в своем стаканчике, который захватил в соседней кофейне по дороге. — Да ничего. Просто люблю наблюдать за лицами людей, когда они видят обычный цветочный магазин, а не хост-клуб или еще какое злачное местечко. — Коуши бережно перекладывал цветы из ванночек в вазы. — Извини, что спрашиваю, но… вы ведь расстались с Тсукки? — Суга обернулся к Куроо и закусил губу. Лицо Тетсуро резко помрачнело, а рука над стаканчиком замерла. — Да. — Помедлив еще пару секунд, Куроо продолжил помешивать чай. От одного упоминания про Тсукишиму у него до сих пор мурашки бежали по спине. — От кого ты узнал? — Ямагучи случайно рассказал. Не думаю, что это было особо большим секретом, но Тадаши осекся, когда понял, что ляпнул. Думаю, Тсукки просил его не распространяться. — Суга с сочувствием смотрел на опустившего голову в пол Тетсуро. Он догадывался, что Куроо тяжело перенес разрыв, но даже подумать не мог, что он настолько его подкосит. — Думаю, Тсукишиме тоже тяжело далось это решение. — Да… думаю он был прав в этом решении, и я это понимаю. Мы всегда с ним были, как кошка с собакой. Все рано или поздно устают от таких отношений. Но мне от этого ни на дюйм не легче. — Куроо сделал глоток горячего ароматного чая. Привкус малины остался на языке. — Мне просто противно от мысли, что он изначально считал наши отношения неполноценными. Временными. Будто он заранее знал, к чему все придет, а потому не особо старался их сохранить. Хотя, он мне так и сказал. — Сладость малины не смогла справиться с горечью усмешки. — Знаешь, — Суга немного помедлил прежде, чем продолжить. Пальцы аккуратно вплетали в букет алых роз белые веточки гипсофилы. — Глупо любить покойника. Куроо передернуло от этой фразы. Стаканчик с чаем едва не вылетел из рук. — Извини, я неверно выразился! — Коуши резко дернул рукой и задел один из шипов на розе. — Черт. С Тсукишимой все в порядке. Я имел в виду… Как бы сказать… — Суга задумчиво посмотрел на розы. — Твой Тсукки, которого ты так хорошо знал, которого ты любил и который любил в ответ тебя… его больше нет. Он мертв. Есть другой Тсукишима Кей, которого ты не знаешь. Вот что я хотел сказать. Глупо ведь любить покойника? Конечно, у тебя всегда останутся к нему теплые чувства, но пусть они станут приятной ностальгией по неплохим временам, а не тем, что медленно тебя убивает. Медленно убивает? Тетсуро стало интересно, а жив ли в нем вообще тот самый Куроо Тетсуро, которого когда-то все знали? Что-то ведь постоянно меняется в жизни, и человек, под воздействием различных обстоятельств меняется и сам. Неужели Куроо настолько изменился, что Кей просто не смог принять его таким? В школе все казалось проще, а все мечты представлялись совершенно осуществимыми. В школе был волейбол и друзья и, наверно, этих двух пунктов вполне хватало для счастья. Потом в этот список был вписан Тсукишима, и, так уж получилось, что Куроо сам вписал его в свою жизнь красной пастой. А теперь, куда ни глянь — столько проблем. И все они слишком сложные, слишком серьезные, и их слишком много. Их настолько много, что, навались они всем скопом — можно просто задохнуться. — Все в порядке? — Куроо слишком долго молчал, пытаясь переварить сказанное. Суга же винил себя за то, что вообще начал этот разговор. — Нормально. Просто пытался осознать твою мысль. — Тетсуро снова сделал глоток чая, но в горле все равно горчило. — Тебе, конечно, самому решать, как поступать со своей жизнью, но я буду рад, если ты прислушаешься к моему совету. — Коуши мягко улыбнулся, поглаживая тонкие лепестки розы. — Неприятно осознавать, когда все вокруг тебя правы, один ты, как полный кретин, бьешься о железную стену головой. — Тетсуро покачал головой, будто пытаясь выкинуть все прилипчивые мысли. — Надеюсь, тебе скоро станет немного легче. Попробуй пить чай на травах, он хорошо успокаивает. — Суга упаковал готовый букет в бумажную обертку. — Как дела у Кенмы? Кенма. Имя друга детства вызвало у Куроо такой же резонанс, как имя бывшего парня. Последнюю неделю Тетсуро вел себя по отношению к Кенме, как редкостный мудак. Тонкой трелью по позвоночнику прошлось проснувшееся чувство совести. Тетсуро почему-то чувствовал себя почти предателем за то, что привел кого-то домой. И это гадкое чувство, которое тянуло где-то в области ребер, не позволяло ему показываться Козуме. — Кенма как Кенма. Затворничает дома, обитая в мире социальных сетей и игр. — Куроо не мог ответить толком на вопрос Суги, потому что сам не знал, как сейчас дела у Козуме. Лучший друг, называется. — Шое говорил, что он где-то работает? — А, да. Иногда. В книжном, возле дома. Помогает расставлять товар и так, по мелочи. — Так за квартиру только ты платишь? — Сугавара удивленно приподнял бровь, взглянув из-за плеча на Тетсуро. — А в чем проблема, Суга? — Куроо усмехнулся, вопросительно поглядывая на Коуши. — Нет, никакой проблемы. Я просто думал, ты предложил ему переехать, чтобы меньше платить за квартиру? — Я предложил ему переехать, потому что он мой лучший друг. — Тетсуро озадаченно поглядывал на парня, не понимая, к чему тот клонит. — Да? И только ли? В ответ Куроо лишь непонимающе поморгал. — Забей. Не знаю, с чего мне это в голову пришло. — Суга рассмеялся, вставляя вазу с букетом на прилавок. Куроо все еще озадаченно смотрел в спину Сугавары, пытаясь осознать, к чему вообще был начат этот разговор. На улице снова начинался дождь.***
За последние несколько дней солнце впервые показало свои тонкие лучи, несмело пробиваясь сквозь тяжелые дождевые тучи. Блики прыгали из лужи в лужу, шутливо золотя мокрый асфальт. Солнце баловалось, отскакивая от зеркальных поверхностей окон, заставляя щурить глаза даже в солнцезащитных очках. Пряча сонные глаза за темными очками, Куроо быстрым шагом преодолевал университетскую аллею, держа в одной руке стаканчик двойного эспрессо, а в другой открытый конспект. Ночь выдалась бессонной, но дело было не в изнурительном изучении предмета. Тетсуро провел ночь в компании бутылки текилы и милой девушки, с которой он познакомился вечером на работе. Садясь в такси, где-то в опьяненном сознании еще билась мысль о том, что у него через несколько часов экзамен, что нужно успеть зайти домой и хотя бы переодеться, но зеленый змей крепко вонзил клыки в артерии Тетсуро, пресекая его попытки одуматься. Вернувшись домой около шести утра, Куроо первым делом принял душ, пытаясь хоть немного смыть с себя ощущения от бессонной ночи и запах женских духов. Тетсуро хотел заглянуть к Кенме и спросить, как у того дела с экзаменами, но вместо друга он обнаружил на холодильнике записку. «Уехал погостить к родителям. Буду через неделю.» Сидя за столом, Тетсуро потерянным взглядом смотрел на записку. Он буквально завис минут на пять, раз за разом пробегаясь глазами по короткой строчке. Неужели его маниакальная зацикленность на Тсукишиме достала даже Кенму? Подсознание настойчиво подбрасывало мысли о том, что ближайшую неделю Куроо не ждет ничего, кроме полнейшего одиночества и горы учебных пособий, чтобы хоть немного залечить свое раздолбайство последних двух недель. Экзамен был сдан, и Куроо терялся, не зная каких богов за это благодарить. Не то чтобы сам предмет был проблемным, но преподаватель отличался чрезмерной придирчивостью к словам. Усталость тяжелой гирей повисла на плечах Тетсуро, возвращая сонливость с удвоенной силой. Сидя в метро, Куроо отключался через каждые две минуты, а просыпаясь, резко подскакивал на месте, чем беспокоил сидящих рядом людей. Оказавшись дома, Тетсуро сразу завалился на кровать, даже не раздеваясь. Солнце все еще забавлялось в лужах и зеркалах, но на горизонте, там, где небеса сходятся с горами, уже висели грозные темные тучи, обещавшие разыграться сильной грозой и снова залить Токио, вынуждая его прихватить зонт и надеть обувь по погоде.***
Жаркое июльское солнце медленно катилось вниз, окрашивая тонкую полоску горизонта в желто-алые тона. Токио вытирал взмокший лоб рукавом рубашки, поскорее спеша домой, чтобы расслабиться под прохладными потоками кондиционера. От сухого темного асфальта тянуло жаром и духотой. Лучи предзакатного солнца все еще не слабо припекали, способные своим натиском растопить не только мороженое, но и бесчисленное количество небоскребов. Жалюзи давно были закрыты. Но это мало спасало. В комнате Кенмы работал кондиционер, но до Куроо его прохлада почти не доходила. Немного облегчал душную жару настольный вентилятор, но из-за него страницы в учебниках постоянно переворачивались и путались. Черная макушка возвышалась над горой учебных пособий и тетрадей. Тетсуро готовился к последнему экзамену. Неделя тянулась слишком долго и была слишком изнурительной. Университет — работа — дом — и так по кругу. Дома только четыре стены, учебники и непрекращающаяся головная боль. Чай с мелисой и мятой, холодный душ и не проходящее, сосущее где-то под ребрами, одиночество. Куроо завалил себя делами с головой, в надежде наконец избавиться от дотошных мыслей о Тсукишиме и заглушить вопли совести, которые начинают его доставать каждый раз, когда он вспоминал о Кенме. Отсутствие Козуме в его жизни ощущалось почти на физическом уровне. Нет, они переписывались, благодаря этому Тетсуро узнал, что Кенма отлично закрыл сессию и, что его мама передает огромный привет и зовет в гости, как только у Тетсуро будет свободное время. Но все это было не то. Кенмы не было рядом и это ощущение давящей пустоты иногда доводило до срывов с парой разбитых стаканов и опрокинутой сковородкой. Иногда Куроо заходил в комнату Козуме включить кондиционер, но почему-то задерживался там на несколько минут, осматривая нетронутые вещи и выключенный телевизор, покрытый легким слоем пыли. Тетсуро смахивал накопившуюся пыль и выходил. У Куроо оставался последний экзамен, после которого он собирался съездить в гости к Кенме и забрать его наконец домой. К себе. Потому что без Козуме было тяжелее, чем без кого-либо другого. Потому что к Кенме за столь долгие годы дружбы он буквально прирос. Выходя из душа, Куроо пах мятой и яблоком. С мокрых волос слетали капельки прохладной воды, попадая на голые плечи и спину. На секунду Куроо подумал, что, выходя из душа, они с Кенмой пахнут одинаково. За дверью послышалось шуршание, скрежет ключа о железную щель и знакомый скрип петель. Перед Тетсуро стоял Кенма, груженый тяжелыми пакетами. Пряди цвета спелой вишни были аккуратно убраны за уши; в одном из них поблескивала небольшая черная сережка. Перед Тетсуро стоял совершенно новый Кенма, которого раньше Куроо никогда не видел. В груди что-то странно екнуло.