элли на маковом поле — в твоей спальне
«Красно-белая гирлянда тонкими нитями тянется через все окно размером с целую стену, опускаясь кончиками на подоконник, заставленный декоративными книгами и маленькими ватными снеговиками. На улице мелкой крошкой сыплет снег, тающий под ботинками многочисленных прохожих. С улицы тянет сыростью, щиплющим морозом и промозглым ветром. Но здесь, в теплой уютной кофейне, украшенной в омелу, гирлянды и другую рождественскую мелочь, зимняя суета улицы не чувствуется. Пахнет кофе и чем-то пряным. А еще скорым Рождеством. И совсем немного мятой. Бокуто дует через трубочку мятный какао и задумчиво смотрит в окно. Сверху плавают белые нежные зефирки, посыпанные корицей. Бокуто не любит корицу, но на вопрос баристы — добавлять или нет — почему-то кивает „да“. Бокуто слишком задумчивый и тихий. На его лице отражается сложный мыслительный процесс и Акааши почти слышит, как скрипят в его мозгу шестеренки. Кейджи почти теряется в догадках, пытаясь понять, что так заставило задуматься неугомонного Бокуто-сана. Спустя почти пять минут молчания, Акааши даже начинает волноваться. Если это режим нытика-Бокуто, то в этот раз он какой-то уж слишком своеобразный. И главное — тихий. Тихий Бокуто-сан почти также невозможен, как делить на ноль, но вот, перед глазами Кейджи действительно тихий Бокуто. Неужели теперь и на ноль можно делить? — Бокуто-сан? — Голос почему-то звучит тише, чем обычно. Будто Кейджи боится спугнуть штурмующие мозговую палубу Котаро мысли. — У вас какие-то неприятности в университете? Я могу чем-то помочь? — А? Что? Ну… как бы… Да, то есть нет! Ааай! Акааши, все в порядке в универе! — Непривычно видеть Бокуто настолько растерянным. Кейджи невольно моргает пару раз, не ожидая столь невразумительного ответа. Точнее, он не ждал конкретного объяснения или что-то вроде того. Но эта словесная неразбериха была слишком невнятной даже для Бокуто. — Тогда о чем вы хотели поговорить? — Теплая кружка с капучино согревает холодные пальцы. Акааши делает небольшой глоток. — Да просто обо всем. Мы давно не виделись и я вот решил узнать, как дела в клубе? Как команда? Сильно скучает по мне? — Бокуто смазано улыбается и вновь засовывает трубочку в рот, продолжая потягивать какао. — Все в порядке. — Акааши вздыхает, понимая, что ему нагло врут. — Мы прошли отборочные. Через две недели начнутся матчи… — замечая, как начинает хмуриться Бокуто, Кейджи медлит, делая еще один маленький глоток, — без вас, конечно, совсем не то. Улыбка на губах становится искренне счастливой и Бокуто отставляет в сторону бедный стаканчик с какао. Как же мало нужно, чтобы выдернуть Котаро из уныния. — Я не сомневался! — Бокуто активно кивает. Акааши устало прикрывает глаза и снова вздыхает. У него сегодня еще дополнительные занятия для поступления. Домой он снова вернется ближе к девяти, а завтра утренняя тренировка… — Акааши, в какой ты собираешься поступать универ?! — Кейджи отрывает глаза от капучино и видит не на шутку взволнованный взгляд Бокуто. Так вот в чем все дело. — Я буду подавать документы в несколько университетов. У меня есть определенные рекомендации, с которыми будет проще поступить… — Акааши снова обрывает свою речь на полуслове. В огромных совиных глазах читается только отчаянное „пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!“, — но, скорее всего, я поступлю в один университет с вами. Бокуто готов опрокинуть стол, носиться по улицам и кричать от счастья. Он готов носить Акааши на руках и подбрасывать того вверх. Кейджи скрывает свою улыбку за стаканчиком капучино из-под ресниц поглядывая на довольного Котаро. Бокуто — это палящее солнце, которого хватит, чтобы растопить несколько Антарктид, или даже холодное сердце Акааши. — Наш связующий в университете — ничто по сравнению с тобой, Акааши! Он дает совершенно невозможные пасы! Куроо он тоже не нравится и они постоянно цапаются на тренировках. Хотя, представь — это же Куроо! Его почти невозможно вывести из себя! Всерьез! А вот когда придешь в команду ты, все изменится… — Бокуто-сан, я не буду продолжать играть. — Кейджи резко прерывает монолог Котаро, ошарашивая того короткой фразой. — Как?! — В университете будет слишком много забот, к тому же отец устроит меня на подработку в компанию. У меня не будет на это времени. — Чеканит Акааши, глядя на мрачнеющего с каждой секундой Бокуто. — Но я не могу без тебя! — Котаро заливается краской. Он почти признался. — Играть. — Добавляет тише и слышит, как в груди разрывается сердце от оглушающего грохота. — Так я вам нравлюсь, Бокуто-сан? — Акааши не меняется в лице. Лишь едва различимая тонкая улыбка скрывается за стаканчиком. — Как связующий? — Да ты лучший, Акааши! — Бокуто широко улыбается, а его уши все еще горят красным. — Тогда, может, я еще передумаю. — Теплый капучино разливается по горлу, согревая немного простуженный организм. Акааши видит в глазах Бокуто благодарность и бесконечную привязанность. Айсберг под ребрами тает. И дело не в капучино. „***
Акааши дает привычный легкий пас и Бокуто с грохотом пробивает диагональный, нарываясь на нервную ухмылку Куроо, стоящего за сеткой. — Бо, ты отбил мне пальцы, засранец! — Кричит Тетсуро в спину довольного Котаро. Бокуто дает "пять" Акааши и лохматит непослушные черные кудри, напоминая в тысячный раз, что лучшего связующего не найти. Кейджи убирает тяжелую руку со своей макушки и тихо благодарит за похвалу, отдавая себе отчет в том, что из Атсуму связующий куда лучше, чем из него. Здесь он только из-за Бокуто. Участие в основном составе его не особо интересует. К тому же, курение дает о себе знать, все чаще сбивая дыхание после долгой игры. Занимайся он волейболом профессионально — давно бы бросил. А так — нет нужды. Да и Бокуто сложно выносить без сигарет. Акааши краем глаза смотрит на болтающих Куроо и Бокуто и в мыслях вертится вопрос Козуме. Как он понял, что влюблен в Котаро? Да он никогда в него не влюблялся в привычном понимании, просто любви Бокуто хватало на их двоих, и в какой-то момент, уже черт знает какой, Кейджи заразился этим вирусом. Может после первого поцелуя; может после первого секса; может после первого "люблю" на выдохе. Бокуто — это черт знает что и головная боль. Бокуто — это пачка сигарет за день. Бокуто — это сломанная кровать и вечно измятые простыни. Бокуто — это заразительное желание жить на всю катушку. Бокуто — это желание раствориться в каждом взгляде и впитаться под кожу в его объятиях. Да, любить Бокуто чертовски тяжело, но не любить его — еще тяжелее. Бессмысленно отрицать столь очевидную истину. Кейджи заметил симпатию со стороны семпая еще на первом году старшей школы. Она настолько откровенно светилась в его взгляде, что поначалу это жутко смущало. Акааши старательно игнорировал все попытки Бокуто сблизиться, даже просто как друзья, держа определенную дистанцию. Он рассчитывал на то, что из-за переменчивости характера Котаро, тот быстро остынет и найдет себе новую жертву. Но за год Кейджи настолько привык к влюбленному в него Бокуто-сану, что перестал видеть в этом что-то странное или отталкивающее. А позже и сам начал впитывать в себя эту влюбленность, которая, разливаясь под кожей чем-то теплым и горьковато-сладким, просачивалась в его сердце, растапливая личную Антарктиду. Акааши даже не заметил, как в его жизни вместе с Бокуто появился Куроо, а за ним и Кенма. Он не заметил, когда вся четверка настолько притерлась друг к другу, что можно было спокойно коротать вечер за просмотром идиотской комедии, поеданием чипсов и тупыми разговорами. И это было настолько правильно, настолько естественно, что ломать голову над вопросами: как все это произошло и почему он влюбился в такого оболтуса, как Бокуто — совершенно не хотелось. Любви Бокуто хватает на двоих, а если она внезапно закончится, то любви Акааши тоже хватит на двоих. Просто Бокуто пока об этом не знает.***
Акааши и Куроо часто спорят на тему фатальности жизни. Тетсуро — отпетый фаталист, Кейджи считает, что будущее строится из поступков и ошибок, которые человек совершал в прошлом, а потому своим будущим можно частично управлять. Бокуто не особо понимает о чем идет речь, но больше склоняется к мыслям Куроо. Проще ведь принимать, что все твои проблемы предписаны кем-то свыше, а не потому что ты идиот и сам их создал. — И какая причинно-следственная связь привела тебя к Бокуто? — Куроо уже как-то привычно стреляет сигарету из пачки Акааши. До покупки своей пачки он пока еще не докатился, но еще пару недель — и можно покупать сразу блок. — Это же очевидно. Мы два года играли в одной команде. — Кейджи затягивается, смакуя дым, и медленно выдыхает. — И вот ни черта это не очевидно! Я вон с Яку три года играл в одной команде и что? Ты видишь нас гуляющих под ручку? — Я вижу вас с Кенмой, приросших друг к другу. — Куроо замечает, как хитрая улыбка едва заметной тенью проскальзывает на губах Акааши. — Или ты так и продолжишь отнекиваться, что у тебя к нему ничего нет? — Вот притормози про Кенму. Мы с ним дружим черт знает сколько лет. Так что уж слишком очевидно подбрасывать в спор такой аргумент. — Тетсуро нервно одергивает сигарету от губ и раздраженно выдыхает. Он сам еще не особо разобрался в своих чувствах, не хватало, чтобы кто-то посторонний путал их еще сильнее. — Да ладно, чувак, ты для Кенмы как вторая мамочка. Стоило мне только скинуть фотку целующегося Кенмы с Шое, как ты моментально прискакал с другого района. — Бокуто довольно поедал подтаявшее мороженое, облизывая сладкие пальцы. — Так, тормозим. У нас спор о другом. — Куроо продолжил что-то доказывать о невозможности причинно-следственной связи и спонтанности судьбы, о том, что никакой логики не хватит, чтобы объяснить некоторые явления, и о том, что просчитанная комбинация будущего невероятно скучная. В спор встрял Котаро, и Кейджи смог спокойно слиться, ссылаясь на то, что двойная порция нелогичной логики от Куроо и Бокуто могла свести с ума кого угодно. Но Бокуто действительно смотрелся в жизни Акааши слишком фатально. Он никак не хотел вписываться в продуманную систему координат будущего Кейджи. Бокуто шел рядом, подхватив Акааши под локоть, довольно щурился и поедал капающее фруктовое мороженое. Бокуто жил здесь и сейчас, не особо думая, что будет завтра. А когда завтра наступало, он просто подстраивал его под себя, делал все так, чтобы ему было комфортно. И мир будто действительно подстраивался под него. Бокуто нигде не работал, но у него всегда были деньги и не сказать, что родители его слишком ими баловали. Он был фокусником, который мог достать из кармана пару лишних купюр, а может и целого кролика. Бокуто был ходячим парадоксом, который каким-то странным образом существовал в этом мире. Бокуто был слишком фатальным и это пугало. Последнее время Акааши все чаще задумывался над тем, что будет дальше? Не завтра или через неделю, а может — через год? Два? Сколько еще это продлится? Акааши не сомневался в чувствах Бокуто, или в своих. Дело было в реальности, которая была куда ближе, чем могло показаться по утрам, выбираясь из белоснежных измятых простыней. Она стояла за темным углом, к которому все ближе они подходили с каждым днем. Реальность — это родители и статус семьи. Не то чтобы семья Акааши была особо известной, но в рекламном бизнесе их фамилия звучала часто. В конце концов, личная жизнь Кейджи заинтересует родителей, пусть даже пока ему дают полную свободу действий. Они не были в курсе его отношений с Бокуто, но мама скорее всего догадывалась, что "дружбой" их связь с Котаро уже давно не ограничивалась. Мама была бы возможно и не против, отца опечалила бы новость, но противиться он бы не стал, но вот дед… От решения главы семьи и компании зависело слишком многое. — Таким образом, мы приходим к выводу, что причинно-следственная "судьба" — херня полнейшая, и мне действительно жаль тебя, Акааши, если ты живешь по ее правилам. — Куроо благородно положил руку на плечо Кейджи и со скорбным выражением на лице кивнул. Куроо был бы не Куроо, если бы после десятиминутного спора не выкинул что-нибудь драматично-саркастичное. — А по сему, на правах победителя, я стрельну у тебя еще одну сигарету и пойду на работу. Сегодня пятница и меня уже ждут мои чаевые. — Акааши, недоверчиво приподняв бровь, влепил Тетсуро ментальную пощечину прям по его наглой самовольной ухмылочке. Если он слился со спора — это не значит, что он признал себя побежденным. — Купи себе пачку, наконец. — Кейджи протянул сигареты и зажигалку Куроо. — Если это когда-нибудь случится, то, прошу тебя, Акааши Кейджи — ударь меня по-настоящему, а не только в мыслях. Ты ведь давно этого хочешь. — Губы растянулись в шельмоватой ухмылке. Тетсуро выдохнул дым в лицо Акааши. — Хей, а не слишком ли вы сблизились? — Бокуто, скрестив руки на груди, недовольно уставился на Куроо и Акааши. Куроо лишь хитро улыбнулся и помахал на прощанье рукой с подкуренной сигаретой. Бокуто перевел взгляд с уходящего друга на Кейджи. — Пожалуйста, даже не начинай. Ты знаешь, что этого не случится даже в самом кошмарном сне. — Отчеканил Акааши с самым равнодушным выражением лица, на которое был только способен. — Акааши, вы слишком хорошо понимаете друг друга и это так напрягает. — Бокуто повис на шее Кейджи, утыкаясь носом в его щеку. Акааши пах табаком и мускатом, и это был самый дурманящий аромат, который напрочь сносил голову Котаро.***
Ночной Токио сверкал люминесцентыми огнями и тускло-желтоватыми фонарями, размываясь по черте города аляпистыми кляксами и длинными линиями тонких скоростных магистралей, уходящих в пригород. Макушки небоскребов цепляли тяжелое ночное небо, в котором тусклым огоньком надежды мелькала Полярная звезда. Духота лета не ушла даже с приходом ночи. Разве что температура воздуха упала градусов на пять, но от жары это мало спасало. Зато отлично спасал работающий на всю мощность кондиционер. Бокуто расплылся по дивану, оставив на себе лишь короткие спортивные шорты и с каким-то особым трепетом подставил распаленное после бега тело под прохладные потоки. Ночная пробежка была для Котаро особым ритуалом, который отменялся разве что в особо непроглядную метель или слишком разыгравшийся ливень. Во все остальное время — будь то удушающая жара или первые морозы — Бокуто напяливал поношенные кроссовки и вылетал на улицу, огибая привычный круг, начинающийся от станции метро, проходящий мимо близлежащего парка и заканчивающийся открытой лестницей дома. Пробегая по лестнице все двенадцать этажей, Котаро, запыхавшись, вваливался в дверь и первым делом шел в душ. Такая пробежка позволяла не только держать тело в тонусе, но и разбираться с различными мыслями, которые обычно скопом оседали в голове Бокуто, и метались там, пока он не раскладывал их по полочкам. А раскладывал он их обычно неправильно. Как и сейчас. Последнюю неделю Акааши был особенно тихим. Не то чтобы это было чем-то непривычным, скорее — абсолютно нормальным, но какое-то противное чувство точило свои когти о ребра Бокуто. Он перебрал в голове сотню идей, одна безумнее другой, что могло произойти в их отношениях и почему Акааши так притих, но единственной логичной и правдоподобной мыслью было "Акааши устал от меня, и я ему надоел". К этой мысли его подтолкнул недавний разрыв Тсукишимы и Куроо. Нельзя было отрицать того факта, что Тсукки и Акаашии были чем-то похожи, и, если даже Кей устал от выходок более спокойного и уравновешенного Тетсуро, что мешало Кейджи устать от шумного и слишком спонтанного Котаро? Бокуто жил с этой мыслью уже второй день. И эта мысль решительно рушила его жизнь. Разгоряченное тело медленно остывало, даря ощущение прохлады и мнимого спокойствия. Бокуто подобрал с пола пульт и пролистал пару каналов. Не найдя ничего более примечательного, чем какая-то комедийная дорама, Котаро закинул пульт на спинку дивана и стал бессмысленно залипать в экран. Акааши сидел на соседнем кресле, подобрав под себя ноги, и читал какую-то толстенную книгу. Бокуто почему-то подумалось, что, будь тут Куроо, они бы наверняка принялись обсуждать эту книгу, потому что с вероятностью в девяносто девять и девять процентов он тоже ее читал. В очередной раз мелькнувшая мысль о том, что Акааши и Куроо лучше понимают друг друга оголенным проводом прошлась по нервам, пропуская разряд в двести двадцать по всему телу. Темные густые ресницы слегка припущены, а глаза прыгают со строчки на строчку. Акааши читает быстро и этот трактат наверняка ему на один зубок. Бокуто бы читал его битый месяц, а то и все два. Так что такой умный, начитанный и невероятно красивый парень Акааши Кейджи делает рядом с простаком Бокуто? Наверно ему действительно скучно. Акааши замечает пристальное внимание к себе и закрывает книгу, поворачиваясь к Бокуто. На лице непроницаемая маска, за которой скрывается либо слишком много, либо абсолютное ничего. не смотри на меня. ответь, зачем ты так смотришь? Их зрительная дуэль длится не более минуты. Акааши проигрывает, отводя взгляд и откладывая книгу на стеклянный журнальный столик, и без того заваленный книгами. Бокуто почему-то вспоминает заставленный книгами шкаф в комнате Куроо и нервно дергает бровью. Это уже ранняя стадия паранойи. Акааши бесстыдно укладывается на развалившегося Котаро, положив голову на грудь парню. От влажных волос тянет пряным мускатом, не перебитым горьковатым флером сигарет. Бокуто, наверно, зол, а может и счастлив. Он никогда не умел разбираться в своих собственных эмоциях и, кажется, Кейджи это удавалось куда лучше. Как и все остальное, в целом. Бокуто обнимает парня и сильнее прижимает к себе до тех пор, пока не слышит хруст позвонков и тихий болезненный вздох Кейджи. Акааши глубоко вдыхает запах голой кожи с нотками цитрусового геля и оставляет легкий поцелуй на ключице Бокуто. Такие мягкие поцелуи от Кейджи — что-то вроде благодарности за то, что Котаро здесь, рядом, а не шляется пятничным вечером по клубам. — Акааши, скажи, что с тобой происходит? — Бокуто не выдерживает. Ему нужно со всем разобраться сейчас, иначе его голова лопнет и растечется мозгами по вычищенным белым коврам. — О чем ты? — Кейджи приподнимает голову и почти удивленно смотрит на серьезного Котаро. — С тех пор, как мы вернулись из поездки, ты ведешь себя тихо… более тихо, чем обычно. Там что-то случилось? Я тебя чем-то обидел? Ты зол на то, что я поранил ногу? — Боже, Бокуто, нет. Все в порядке. Пожалуйста, перестань себя накручивать. — Кейджи мягко улыбается, умащивая подбородок на твердой груди Котаро. — Акааши, расскажи мне, что в твоей голове! Иначе, я клянусь тебе, я сойду с ума! Ты еще злишься на нас с Куроо? Или тебе со мной скучно? — Этот вопрос Бокуто специально оставил напоследок, потому что боялся ответа на него сильнее остальных. — Бокуто, с тобой патологически не бывает скучно. — Акааши усмехнулся и поднялся чуть выше, оказываясь на одном уровне с лицом Котаро. — Не могу сказать, что не злюсь на тебя и на всем известную боль-в-заднице… — на этих словах Акааши немного сморщил нос. К Куроо у Акааши были особые чувства, которые смешивались в странный хаос из желаний кормить хлесткими пощечинами и говорить бесконечно много и на любые темы, — Но, в любом случае, все в порядке, и я не понимаю, что именно тебя беспокоит. — Лицо Акааши оставалось совершенно спокойным, но во взгляде читалась теплота и мягкость. Бокуто широко улыбнулся и потянулся к губам Кейджи, ловя их своими, покусанными и немного шершавыми. Акааши игриво прошелся языком по нижней губе парня, зная, как от подобных шалостей у Бокуто срывает тормоза. И, пожалуй, хорошая разрядка им сейчас точно не помешает. Бокуто запускает пальцы в волосы, другой рукой очерчивая линию бедер и скользя по подтянутой спине, задирая мешающую футболку. Акааши не отрывается от губ, и его полу-стон утопает в поцелуе, когда Бокуто с силой прижимает чужие бедра к своим. Напряжение в воздухе вот-вот начнет разрываться статическими снарядами. Под кожей пробегает волна жара. Кондиционер уже не спасает. Бокуто стягивает задранную футболку с плеч Акааши, отбрасывая куда-то назад. Язык скользит по шее, спускаясь к ключицам. Рядом с недавним засосом красуется новый, совсем алый, который так вызывающе смотрится на бледной коже. Оставлять свои метки — это так в стиле Бокуто. Акааши прикрывает глаза и кусает губы, вытягивая шею для новых ласк. Пальцы впиваются в сильные плечи, внутри снова разрастается желание раствориться под горячей кожей Бокуто и остаться с ним навсегда. Стать его полной частью. Кейджи уверенно двигает бедрами вперед, подталкивая Бокуто к более смелым действиям. Но Котаро еще не наигрался. Пальцы с нажимом проходятся по позвоночнику, Акааши выгибается, вплетая пальцы во влажные волосы. Бокуто доходит до копчика и ладонь медленно сползает под резинку штанов. На этом маленьком диване слишком мало места. Акааши валится спиной на мягкий ворс белого ковра и тащит за собой Бокуто. Он уже и не припомнит, сколько раз отдавал этот ковер в чистку, обещая себе больше не использовать его, как постель. Но сейчас эти мысли ураганом чувств снесло куда-то на задворки сознания. Язык оставляет скользкую дорожку, поблескивающую в электрическом свете телевизора. Смазанные поцелуи и горячее дыхание отдают внизу живота электрическим разрядом. Бокуто оставляет на боку, возле чуть выпирающей косточки, очередной засос, свободной рукой медленно стягивая чертовски мешающие штаны. Акааши из-под припущенных ресниц смотрит на развлекающегося Бокуто и улыбается. Раньше Бокуто краснел и стеснялся, теперь осталось неприкрытое ничем желание, от которого у Кейджи перехватывало дыхание. Бокуто возвращается к искусанным и опухшим губам Акааши, сразу углубляя поцелуй. Ладони Кейджи скользят по плечам и спине, и он готов поклясться, что эта широкая спина — настоящее произведение искусства. Под пальцами перекатываются твердые мышцы и это заводит вдвойне. Ощущать такую силу в своих руках — почти эйфория. В голове дикая пляска чувств и желаний. Из горла вырываются тихие стоны и глубокие вздохи. Пальцы вжимаются в ворс ковра. Голова запрокинута назад, упираясь в горячее плечо. Ухо обдает сбитым дыханием. Рука грубо заставляет сильнее прогнуться в спине, что слышно, как хрустят позвонки. Пошлые шлепки звучат так громко, что у Акааши кажется закладывает уши, и он ничего не слышит кроме этого совершенно бесстыдного четкого ритма. Бокуто оставляет на лопатке болезненный укус, да так, что дуга от ровного ряда зубов почти сразу синеет. Вплетает пальцы в угольно-черный загривок густых волос и с силой тянет назад. Котаро может позволить руководить собой Кейджи всегда, но только не в такие моменты. Он знает, как Акааши кайфует от проявления силы. Рваный темп ускоряется. Кейджи глухо стонет. Ковер снова придется отправлять в химчистку. Бокуто чувствует, как Акааши пробирает озноб. Чувствует, как ломит его тело. Он финиширует следом. Пальцы ног почти сводит судорогой. Он бессильно валится на Акааши, придавливая того своим весом. Из груди рвутся хриплые вздохи, а Кейджи, кажется, и вовсе почти не дышит. Бокуто оставляет немного ленивый поцелуй на шее и скользит носом по влажной распаренной коже, утыкаясь им куда-то в плечо. Тихо шепчет что-то невообразимо милое, на что только сейчас способен и слышит тихий смех Кейджи и его ласковое "я тоже". Все плохие мысли уходят прочь, оставляя лишь приятную истому и сонное желание водить пальцами по оголенной спине и щекотать ребра. Любить столь сильно другого человека должно быть просто запрещено законом.***
Внизу редко мелькали автомобильные фары и прохожие. Длинная аллея блекло-желтых фонарей изгибалась куда-то в бок, заворачивала за высотку и растворялась. Акааши стряхивал пепел вниз с балкона. Ноги до сих пор немного дрожали, а поясницу начинало неприятно ломить. Болезненные укусы, разбросанные по всему телу, ощутимо покалывали, но эта боль была слишком приятной, чтобы жаловаться. Акааши давно признал в себе законченного мазохиста. Дверь на балкон с тихим скрипом открылась. Бокуто привычно умастил подбородок на плечо Акааши, охватив руками талию и притянув к себе. Нос защекотал въедливый сигаретный дым. — Котаро, а что будет завтра? — Бокуто удивленно приподнял бровь и покосился на задумчивого Акааши. Кейджи редко называл его по имени. — Завтра будет суббота. Выходной. Ты чем-то хочешь заняться? Я весь в твоем распоряжении! — Бокуто качнулся чуть вперед, сильнее наваливаясь на Акааши и придавливая того грудью к кирпичной стенке балкона. — Я не об этом. Что будет дальше? Когда мы закончим университет, пойдем на работу и заживем совсем взрослой жизнью. Что будет дальше? — Акааши затушил сигарету о край пепельницы. — А дальше? Ну, дальше будем просто мы. Ты и я, как и всегда. Школа, универ, работа — какая разница. Мы просто будем. — Бокуто игриво утыкается носом в щеку Акааши и целует в самый краешек губ. — Пойдем, я хочу затащить тебя к себе в объятия и заснуть. Акааши смотрит вниз и улыбается. Действительно, какая разница, что будет дальше. Главное — мы просто будем. А пока мы будем вместе — солнце будет светить чуточку ярче.