Светлячок и Соловей

Хочу посвятить эту главу одному из авторов в Книге фанфиков она умерла 18 августа 2017 года, оставив сына и фанфики (https://ficbook.net/authors/569090) она была добрым и светлым человеком. И не важно какой у нее был рейтинг и сколько работ она написала, но она была одной из нас - мечтательницей и фантазеркой. Пусть земля ей будет пухом. Давайте помянем ее добрым словом и печенькой)) полевка После похода в сокровищницу Серенити опять стало нехорошо. Есть он отказывался категорически, отворачиваясь от любой еды, совсем как маленький ребенок от надоевшей каши. Его бил озноб, и запах течки опять разлился по всем комнатам. Джабаль смотрел на омежку, как голодный пес на кусок мяса, упрямо стискивая зубы, и с тревогой ловил любое движение супруга - а вдруг позовет? Или попросит хоть чего-нибудь? Айдан, как коршун, следил за обоими, пока Нури не принес, наконец, из кухни теплого молока с медом, в которое, судя по выразительному взгляду, добавил настойку из заветного саквояжа. Выпив молоко Серенити стал успокаиваться и вскоре сладко зевнул, собираясь уснуть прямо в гостиной. Селафь подхватил его под локоть и сопроводил в спальню. Там помог раздеться и, быстро обтерев испачканные ноги, уложил в кровать и накрыл покрывалом. Серенити сразу свернулся калачиком и, сунув ладошки под щеку, уснул с довольной улыбкой. Когда в спальне, наконец, стало тихо, треснутая дверь тихонечко приоткрылась, и на пороге появился Джабаль. Он с тоской в глазах смотрел на супруга, при этом даже не пытаясь шагнуть за порог. Айдан не переставал удивляться такой выдержке, любой другой альфа постарался бы прилечь рядом со спящим омежкой или сидеть возле него, как сторожевой пес, но Джабаль только смотрел издали и, казалось, не дышал. Айдан первый не выдержал такой игры в гляделки. Он встал с подушки возле кровати правнука, и мягко оттеснив альфу от двери, заглянул ему в глаза. - У тебя ведь есть гарем, Джабаль? - Айдан понимающе улыбнулся. - Навести своих наложников, сбрось напряжение, вот увидишь, тебе сразу станет легче. Ну, зачем так мучиться? Наложники ведь для этого и нужны. Я думаю, они будут рады помочь тебе. Ты же взрослый альфа, неужели мне надо объяснять тебе такие элементарные вещи? - Мне не нужен курятник, - Джабаль брезгливо передернул плечами. - Мне нужен соколенок. - Ну, тогда жди, когда соколенок оперится, - Айдан довольно улыбнулся. Джабаль обжег старшего омегу недовольным взглядом и, резко развернувшись, выскочил из гостиной. Айдан болезненно скривился, пытаясь просчитать, насколько хватит выдержки у эмира и что же делать дальше. Гостиная стояла пустой, даже слуги не торопились забирать оставленные подносы с едой. - Куда все эти лентяи подевались? - громко спросил вслух Айдан. И, увидев Ади, который боязливо выглядывал из двери, повторил еще громче. - Куда делись эти бестолковые наложники? И где слуги, в конце концов? Мне что, надо начать носом тыкать в оставленные подносы с едой и громко кричать, чтобы мне принесли попить? - Уважаемый Айдан, наложники сидят по своим комнатам. Вы же повелели, чтобы они не беспокоили Абаля, пока ему не станет легче, а слуги дожидаются только вашего разрешения все убрать и поухаживать за вами. - Ладно уж, скажи наложникам, что они вольны в передвижениях, только пусть сильно не шумят, а слуги должны научиться ходить бесшумно, - Айдан вздохнул и задумался, у него оставалось одно незаконченное дело. Аббас сказал, что ему стоит посетить питомник после третьего намаза, но только это стоило сделать, не привлекая ненужного внимания. Он развернулся к своему слуге. - Нури, побудешь с супругом повелителя, а я прогуляюсь немного, что-то я засиделся. Уважаемый Ади, - омега сладко улыбнулся ключнику, - покажите мне дворец эмира Джабаля. Дворец был большим и помпезным. Айдан у себя привык к белым стенам внутреннего дворца или, в крайнем случае, голубым изразцам, но дворец Джабаля был изнутри красного цвета. Красиво расписанные стены напоминали богато вышитый ковер, но в целом от дворца оставалось тягостное впечатление. Айдан привык к воздушной легкости колонн, которая поддерживала резные потолки, наполняя помещения легкостью и светом. А дворец Джабаля подавлял своим богатством и роскошью. В воздухе пахло золотом и могуществом, но почему-то дышать в таком дворце было тяжело и казалось, что сами стены давили своим величием. Ади, вежливо кланяясь, показывал Айдану мастерские, кухню и небольшой сад, где благоухала пышно цветущая персидская сирень. Айдан подошел к кустам и мягко улыбнулся. Во дворце Айюба пахло цитрусами, во дворце Салаха рос жасмин, а на столе Саида всегда была свежая клубника. Но тюрьма все равно остается тюрьмой, даже если это цветущий сад. Ади показал внутренний двор перед казармой, там альфы тренировались и седлали жеребцов. - Остался только питомник, - поклонился Ади. - Хорошо, - кивнул Айдан и поторопился к заветным дверям. Питомником по привычке называли место, где росли и воспитывались дети. И не важно, чьи они были: рожденные гаремными омегами или взятые у горожан на воспитание. Как правило, до трех лет альфы, беты и омеги росли вместе. Альфы развивались быстрее бет и омег, в год они уже уверенно стояли на ногах и, как правило, разговаривали, а к полутора годам выглядели, как трехлетние дети. Естественно, к своему трехлетию они выглядели и были развиты, как пятилетние беты, и поэтому в этом возрасте их забирали из питомника в казармы, где с ними начинали заниматься альфы. Трехлетних альфочек отдавали на попечение десятилетним подросткам, которые, правда, выглядели лет на пятнадцать, но все равно оставались еще детьми. Старшие учили малышей делать зарядку и объясняли правила поведения в этом мире. При этом за ошибки малышей наказывали наставников, а если наставник совершал проступок, то за него наказывали его подопечного. Это с детства приучало альф к ответственности друг за друга. Ведь в бою от твоей ошибки, скорее всего, пострадает тот воин, который будет рядом. Малыши быстро понимали, что шалить не стоит, а иначе старшего брата опять накажут, а старший альфа учился ответственности за подчиненных, на наглядном примере узнавая, что от ошибок командира всегда страдает подчиненный младший альфа. Когда наставник достигал совершеннолетия, он получал имя, первую саблю и становился «настоящим» альфой, его подопечный сам становился наставником для малыша и на своей шкуре понимал, что такое присматривать за непоседливым ребенком, отвечая за него и днем и ночью. Теперь у него наступало беспокойное время, когда он учился ответственности за других. Старшие альфочки не только присматривали за малышами, но и работали на конюшне, убирали территорию казармы и внутренний двор, носили еду старшим альфам с кухни в гостиную - большое помещение, куда выходили двери лабиринта перед питомником. Там отдыхали и проводили свободное время взрослые альфы, поэтому вход в лабиринт всегда был под их присмотром. В самом лабиринте было множество комнат: кладовые кастеляна, учебные классы для детей, сокровищница эмира, и множество комнат, где спали, играли и беззаботно росли омежки и беты до своего совершеннолетия. В лабиринте часто разбивали небольшой внутренний сад, где росли несколько деревьев и кустарников, и в их тени ставили качели и скамейки, чтобы можно было почитать в прохладе. Но помимо этого, в лабиринте были фальшивые двери и комнаты-ловушки. В них можно было только войти, а чтобы выйти, надо было дождаться, когда дверь отроют снаружи. Лабиринт питомника был достаточно продуман и запутан для того, чтобы посторонний человек не имел возможность добраться до дверей гарема без сопровождающего. Беты и омеги росли в спокойствии питомника под защитой лабиринта до четырнадцати лет. После этого становилось окончательно понятно, кто из миловидных детей на самом деле является омегой, а у кого из бет есть шанс стать младшим мужем у обеспеченного человека в городе. После четырнадцати лет всех бет обучали какой-либо профессии, а после шестнадцати давали небольшое приданное. После этого им предоставляли выбор, что делать дальше: идти младшим мужем, заняться собственным делом или воспользоваться приданным, как вступительным взносом, чтобы стать партнером в уже существующем предприятии. Как правило, беты были детьми горожан и часто возвращались в семьи, имея в кармане небольшое состояние. У молодых омег такого выбора не было. Как только ребенок определялся, как омега, к подолу его платья из хлопка пришивалась шелковая лента, чтобы все во дворце знали, что он вскоре станет украшением гарема. Таких детей баловали и потакали их шалостям, ведь всегда был шанс, что именно этот ребенок станет супругом повелителя, родив ему наследника. Омежек учили пению и танцам, они постигали искусство росписи хной и правила поведения за столом. И, конечно же омежек учили, как ублажать повелителя в постели. Для них делались специальные конфеты, на которых наставники обучали, как надо доставлять удовольствие альфе. За их невинностью следили тщательней, чем за эмирской казной, им не разрешались даже дружеские объятия и невинные поцелуи друг с другом. К четырнадцати годам эмир решал, что ожидает дальше омежку. Или он отправлялся к другому эмиру в качестве дара или оставался в питомнике до тех пор, пока не созревал достаточно, чтобы разделить ложе с повелителем. Вот тогда на него надевали шелковое платье и переводили в гарем. Если у эмира был к тому времени супруг, то юный наложник полностью и безоговорочно подчинялся ему. Только супруг решал, переступит ли тот порог спальни эмира, получив возможность зачать ребенка, или проживет свою жизнь, бесцельно слоняясь по дальним комнатам гарема. Конечно, любого наложника эмир мог посетить в его спальне и даже сделать своим фаворитом, но у супруга всегда была возможность испортить такому наложнику жизнь. Другое дело, когда в гареме появлялся лисенок. Такие омежки, как правило, приходили со своим приданным и слугами, которые становились неким щитом для молодого наложника. Кроме того, лисята обычно росли не в питомнике, а в гаремах со своими оми, и поэтому легко ориентировались в местных порядках и всегда имели «пару тузов в рукаве». Заполучить лисенка в гарем всегда было заветным желанием любого эмира. Ведь от омеги, рожденного в гареме, а не случайно от пары бет в городе, скорее можно было получить наследника, и поэтому все смотрели на такого омегу, как на потенциального супруга. Как правило, стоило такому омежке доказать свою плодовитость, как эмир объявлял его своим дыханием и брал в супруги вне зависимости родил тот бету или альфу. Таким образом, эмир мог хоть немного защитить омегу в паучьей банке под названием гарем. Но для того, чтобы стать полноценным супругом и хозяином в гареме, самому омеге приходилось тратить много времени и предпринимать немало усилий. И лишь добившись полного подчинения, супруг мог править в гареме. Это была тяжелая и кропотливая работа, растянутая на многие годы, и кроме этого надо было не забывать подогревать внимание господина, чтобы тот случайно не увлекся другим. Фавориты, если не были приятелями самого супруга, могли попортить ему много крови, и даже полностью лишить его расположения господина, превратив жизнь супруга в ад. Айдан понимал нежелание Ясмина заводить для Салаха гарем. Чем больше гарем, тем больше почета альфе среди других эмиров, но какая большая головная боль для его супруга! А Салах, любя своего супруга, предпочитал отшучиваться от коварных вопросов ортодоксальных эмиров, которые считали гарем обязательным условием для жизни эмира. Рождение наследника, а лучше двух, всегда было самым сильным желанием любого повелителя. Наследник Салаха был его первенцем, потом супруг родил ему двух лисят. Поэтому он всегда с гордостью говорил, что его супруг стоит целого гарема! А с тех пор, как Ясмин понес второго альфочку, Салах и вовсе поглядывал на всех недовольных свысока, ведь у него было то, о чем другие мечтали всю жизнь: двое альф и двое омег! Именно поэтому все эмиры смотрели с вожделением на Серенити и Бельчонка. Еще бы! Их оми родил четверых детей и все четверо были хороши, как драгоценность короны! О красоте Серенити давно слагали легенды. Омежка был чудо как хорош! Этот ребенок привлекал к себе внимание с тех самых пор, как Салах начал выносить его из гарема. Он был белокож и миловиден, как ангелочек. Алые губки красиво очерченного ротика были похожи на бантик. Белокурые волосы идеально сочетались с черными, как смоль, бровками и длинными ресницами, которые дивной оправой оттеняли темно-голубые глаза изумительного сапфирового оттенка. Все альфы старались напроситься к Салаху в гости, посмотреть на чудный город под силовым куполом вместо обычных стен. Всем казалось, что город находится совершенно без защиты, и городские улицы отделяют от пустыни только кусты, растущие вдоль границы. Но стоило подойти ближе и протянуть руку, как та упиралась в гудящее силовое поле, сквозь которое невозможно было пробиться ни пешему, ни конному. Порой песчаные бури наметали барханы с другой стороны барьера, так что в городе песок виднелся выше линии кустов. Тогда горожане выходили с лопатами и откидывали песок, чтобы он не портил им иллюзию свободы и беззащитности. Каждый эмир, попавший в гости к Салаху, всегда ждал, что во время пира прибежит нежный ангелочек и усядется к отцу на колени. Ангелочек таскал кусочки мяса с отцовской тарелки и, поглядывая на гостей своими необыкновенными глазками, время от времени задавал вопросы. А каждый эмир в это время жадно принюхивался, пытаясь уловить в детском запахе карамели настоящий запах омежки, чтобы объявить его своим дыханием и договориться о хитбе*, опередив своих соперников. А уже после помолвки можно было бы дожидаться, пока омежка повзрослеет и созреет, как райское яблочко. Как ни пытался Ясмин удержать сына возле себя, Серенити всегда умудрялся провести воспитателей и охрану и проскользнуть к отцу. Ему нравились разговоры альф за столом, когда мужчины рассказывали об охоте и добыче, хвастаясь своими жеребцами и соколами. Серенити, даже когда подрос, старался сбежать с омежьей половины, где было только хвастовство и сплетни о незнакомых ему людях. С отцом было всегда интереснее. Пока туши баранов, нанизанные на вертел, запекали на больших кострах, всегда можно было послушать о том, как загоняли волков, или устраивали ловушки для горных барсов! Танцевали и пели дервиши, а позже кто-нибудь из гостей начинал читать стихи об охоте и ночной пустыне. И обязательно, когда на небе зажигались звезды, кто-нибудь начинал петь о любви! Это было очень красиво! Серенити всегда ждал именно этого. Ему очень нравилось, как пели о любви именно альфы, их голоса волновали его душу и тревожили воображение. Именно тогда, сидя на отцовских коленях Серенити впервые услышал песню на слова Соловья. - Мои стихи, мою мольбу кто отнесет любимой? Будь милосердной, доброй будь, не будь неумолимой. Ты, нежная, светлей луны, и люди ошеломлены Лицом волшебной белизны, красой неодолимой. Соперник грозен и ревнив, и беспощаден, словно див, Но ты сияй, лицо открыв, звездой неугасимой. Румянец розовых ланит пылает, светится, манит — Дотла вселенную спалит пожар неукротимый. Ресницы — черные лучи — безжалостны, как палачи. Меня от страсти излечи, от муки нестерпимой. Я без тебя живу, скорбя. Во сне и наяву тебя Я жду. Ищу, зову тебя в тоске неутолимой.** Этот напев заставлял биться тревожно сердце, проникал в душу сладким ядом, лишая сна и покоя. Серенити сам не понимал, что с ним творится, но не мог думать ни о чем другом, повторяя эти строчки как молитву. Со своей тревогой он побежал к оми. Ясмин внимательно выслушал взволнованного сына, а потом отвел его в библиотеку. Там был большой раздел любовной лирики и стихов. Они долго ходили по библиотеке, оми подобрал ему несколько книг с самыми красивыми и чувственными стихами, но Серенити остался к ним равнодушен. Его интересовали только стихи Соловья. Он мог безошибочно определить его стихи среди множества других. Ясмин смотрел на все это с мягкой улыбкой - ребенок растет, вот уже и на стихи потянуло! Все нежные омежки проходят через это. И у него самого была когда-то заветная тетрадочка, куда он переписывал «самые-пресамые» красивые стихи. И любимые поэты у него всегда были, и сейчас есть, но это не имеет отношение к реальной жизни, поэтому не стоит об этом волноваться. Вырастет ребенок, встретит своего альфу, влюбится по-настоящему и оставит эту детскую влюбленность в прошлом. Вот Рон тоже в детстве был влюблен в Теодора Кантарини, и ничего…. Вырос, повзрослел, завел семью и счастлив в браке! Айдан вздохнул. Он тоже не отнесся к увлечению Серенити Соловьем хоть сколько-то серьезно. Ну, любит ребенок стихи, что может быть в этом плохого? Его оми тоже целыми днями пропадает в библиотеке, может, сын пошел по стопам родителя? Айдану даже в голову не приходило что влюбленность в стихи, может перерасти во влюбленность в самого поэта. Тем более, что никто не знает, кто этот человек. Может он дряхлый бета или вообще уже умер, а стихи гуляют по планете вместе с караванами… Селафь остановился от новой мысли, которая его посетила. И ведь, верно, стихи гуляют по планете достаточно давно! Если бы писатель был хоть сколько-то значимым человеком, то он давно бы дал о себе знать. К чему такая скрытность? Эти стихи перекладывали на музыку, и редкий праздник обходился без того, чтобы люди не начинали петь песни на его слова. Кто ж откажется от славы? Любой эмир с гордостью бы хвалился, что в его доме живет знаменитый поэт. Это большая честь быть покровителем знаменитого человека. Хотя возможно Соловей на самом деле дервиш, а стихи записывают писари в разных городах, поэтому никто и не может определить откуда распространяются стихи. Поэтому его никто и не знает в лицо, дервиши почти безумцы. Разве может нормальный человек отказаться от дома, семьи и странствовать за ветром, как оторвавшаяся верблюжья колючка перекати-поле? Так! Решено! Надо убедить Серенити, что Соловей был простым бетой и уже умер от старости. Пусть поплачет, что жизнь бет коротка, и они так и не встретились при его жизни. Селафь будет рядом и поможет ребенку преодолеть эту грусть. Айдан в себе не сомневался, он найдет много красивых слов, чтобы уговорить Серенити перешагнуть это детское увлечение и посмотреть трезвым взглядом в свое будущее. Кто бы что не говорил, но Джабаль прекрасный эмир - и сильный (недаром его все эмиры опасаются) и богатый (такую сокровищницу трудно себе даже представить, а не то что собрать!), а еще мудрый (Айдан не забыл, как Джабаль уничтожил город Такбира, приложив минимум усилий и не настроив против себя местное население и альф!). А самое главное, это, пожалуй, то, что Джабаль действительно считает Серенити своим дыханием и согласен поступиться своими желаниями лишь бы добиться любви своей пары. Теперь осталось только снять розовые очки первой влюбленности с носа омежки, чтобы он, наконец, увидел достойного альфу возле себя. Айдан сразу приободрился. Надо будет хорошенько обдумать свой план и решить, как именно подать это «кушанье» романтичному ребенку, чтобы тот ему поверил, поплакал над несправедливостью этого мира и, повзрослев, задумался о своем будущем. Айдан довольно улыбнулся. Когда появился план действий, у него кажется, гора с плеч упала, он перевел взгляд на Ади, который почтительно стоял невдалеке, ожидая, когда селафь супруга господина решит двигаться дальше. - Прости, Ади, - Айдан обольстительно улыбнулся. - Мне пришла в голову счастливая мысль и я замечтался! Давай я посмотрю, как растут детишки в питомнике у Джабаля, и мы вернемся в комнаты. У тебя, наверное, масса своих дел, а я тут тебя отвлекаю! - Все мое время в вашем распоряжении, - Ади поклонился омеге и открыл последнюю дверь. - Это гостиная питомника, - пояснил слуга. - Сюда приходят родители, когда хотят проведать своих детей. Айдан сделал несколько шагов внутрь и удивленно замер. Ему навстречу поднялись пятеро омег в красивых платьях. Платья были из крашеного хлопка, украшенные вышивкой и кружевом. А украшения на них были, как у гаремных омег. Айдан растерянно оглянулся на Ади. - Это супруги воинов Джабаля, - пояснил Ади. - Они приходят проведывать своих детей, омег и альф. - Омег и альф от эмира? - растерялся Айдан. - Нет, наши дети от наших мужей, - Улыбнулись омеги. Ади представил их - Латиф (нежный), Бисар (юный), Иба (достойный), Фатан (очаровательный), Хала (сладкий). Омеги грациозно поднимались со своих мест, приветствуя старшего омегу. Айдан с удивлением выслушал, что Джабаль выдал омег замуж за своих воинов в качестве награды за храбрость. И теперь они приходят в питомник проведывать своих детей. - Альфочек мы растим дома до трех лет, а потом отцы забирают их в казарму, чтобы вырастить из них настоящих воинов, - Иба переглянулся с товарищами. - А вот омежек мы приносим в питомник сами. Здесь для них самое безопасное место. - У нас просто был случай, когда ребенка-омежку украли прямо из рук оми, - Хала налил из общего графинчика шербета и предложил гостю. - Пока его отвлекли торговцы на базаре, ребенка схватили и спрятали в караване. Пока омега сообразил, что ребенка нет рядом, пока слуги суетились, пытаясь найти пропажу, пока позвали охрану, пока альфы искали пропажу на базаре, караван уже вышел из города. Только на второй день альфы взяли след и настигли караван с похитителями. Хорошо, что с ребенком все было в порядке, и он не пострадал. - Какой кошмар! - Айдан сел посередине и приготовился услышать много интересного. - И что же велел сделать эмир? - Эмир ад Шур велел казнить всех людей в караване вне зависимости, были ли они причастны к похищению или нет. В караване нельзя было скрыть появление трехлетнего ребенка, а значит, они знали, но не донесли и, следовательно, тоже причастны к похищению. Трупы бросили в пустыне без погребения на растерзание хищникам, а верблюдов и товары вернули в город и передали во дворец. Омеги расселись по своим местам и расправили платья. - С тех пор мы сами приносим омежек в питомник. Как бы мы не скучали по детям, но здесь им будет хорошо и спокойно. И потом, время детства, проведенное в питомнике, у всех самое счастливое в жизни. Столько друзей, столько приключений и игр. Ох! Это счастливые воспоминания на всю жизнь! - Вы живете в городе? - Айдан насторожил ушки. - Как такое возможно, отпустить омег из дворца? А как же охрана? - Наши мужья нам охрана. И весь город им в помощь, - рассмеялись омеги. - Джабаль вместе с омегой дарит своему воину и дом в городе, чтобы супругам было, где жить. И муж потом нанимает слуг и обустраивает жилище, чтобы супругу было в нем удобно. У нас есть охранники - сильные беты. Они сопровождают нас, если нам хочется сходить в гости или на базар. А когда мужья приходят домой на обед, то они провожают нас во дворец, чтобы мы могли побыть с детьми до ужина. Потом мы вместе возвращаемся домой. - Как интересно, - Айдан пригубил щербет и посмотрел на омег. - У эмира нет наследника, а у его воинов рождаются альфы и омеги. - Когда у альфы только один супруг омега, то у него нет шанса пропустить его течку. - рассмеялся Фатан. - Да и течку мы проводим, не разжимая объятий от начала и до конца. Ни у одного эмира нет столько времени для наложников. Так что тут мы счастливее любого наложника в гареме. - Наш эмир любит свою гору больше, чем всех омег вместе взятых, - Иба недовольно ухмыльнулся. - Когда он привез гарем отца Такбира, то нас всех переметил, а потом забыл почти на год. Я был в свое время фаворитом прежнего эмира и решил напомнить повелителю о гареме. А в итоге с меня сорвали шелковое платье посреди гарема и, переодев в хлопок, выдали замуж за правую руку эмира Джабаля, который был лучшим сотником в его войске. Я тогда чуть не умер от злости, а потом понял, что лучше иметь своего мужа, пусть и простого воина. Мужа, который любит и заботится. Это лучше, чем сидеть в тиши гарема в надежде, что появится повелитель и быть может благосклонно посмотрит в твою сторону. - Мне бы стоило понять, что к эмиру не стоит приставать, - Хала сладко улыбнулся, показав ямочки на щеках. - Но как говорится, задним умом крепок. После того, как Иба пропал из дворца, я решил, что пришла моя пора становиться фаворитом. Но все закончилось так же. Однажды утром слуги влетели ко мне в комнату, вытряхнули из моих сундуков шелковые платья, и переодев меня в хлопок, как слугу, закутали в абая и передали в руки второго сотника в войске Джабаля. - С тех пор после каждой стычки или войны, повелитель награждал своих лучших воинов омегами. Давал им дома в городе и свое благословление на долгую и счастливую жизнь. - А где повелитель брал дома? - Пустая арба, - омеги рассмеялись, а потом Хала решил пояснить. - Когда эмир Джабаль пришел к власти, то во втором городе было много недовольных сменой власти. Как правило, это были родственники прежнего эмира. Они написали в Совет Преданности и попросили, чтобы им прислали «нормального эмира, а не этого молодого выскочку». Письмо было подписано несколькими уважаемыми жителями города. Эмира Джабаля вызвали в Совет и показали ему письмо. Он сказал, что разберется со всеми недовольными и уехал. Так вот, на следующее утро у ворот домов, где жили люди, подписавшее это обращение, альфы поставили по пустой арбе и объявили, что им велено освободить дома и покинуть город до заката солнца. - Кто-то уехал. Они срочно продавали то, что не влезало в арбу, покупали вьючных верблюдов и договаривались с отходящими караванщиками, - Иба посмотрел на всех снисходительно. - А двое безумцев забаррикадировались в своих домах. Они кричали, что эти дома принадлежали их семьям со времен постройки города, и они не бросят свое богатство на растерзание шакалов. Они вооружили слуг и кричали, что не признают его власти. Безумцы… Иба сделал драматическую паузу и обвел всех слушателей печальным взглядом. Айдан не торопил рассказчика, он позволил долить себе шербета и доброжелательно улыбнулся омеге. Зачем торопить человека, когда тот так старается? - А после захода солнца альфы закрыли ворота города и отправились проверять, как выполнен приказ господина. Они заходили в пустые дома, которые второпях оставили хозяева, и проверяли, погашены ли печи и светильники, не остались ли домашние животные. После чего запирали двери и опечатывали печатью эмира. Теперь все знали, что дом находится под защитой эмира и не вздумали воровать в нем. А когда дошла очередь до последних двух домов, то альфы разбили тараном входные двери и вошли внутрь, убивая всех на своем пути. Они не пожалели никого, ни женщин, ни детей, ни стариков. Они убили не только хозяев дома, но и всех слуг, кто на тот момент был внутри. Альфы подавляли мятеж, а если слуги были в осажденном доме, значит, тоже являлись бунтовщиками и подлежали уничтожению. - Весь город тогда замер от ужаса, - Фатан покачал головой. - Никто не ожидал от молодого эмира, которому чуть больше двадцати лет, такой жестокости. Альфы вынесли трупы из дома и, потушив в нем весь огонь, заколотили гвоздями сломанные двери. Под утро родственники забрали трупы убитых, чтобы тихо похоронить. Весь город молчал в страхе, но недовольные все равно стали высказывать претензии и возмущаться. - Тогда альфы прикатили пустые арбы и под их порог, - Иба недовольно взглянул на Фатана, что тот перебил его. - И первые, кто выскочили из домов, это были испуганные слуги. Никто не хотел умирать из-за глупости хозяев. Тем пришлось самим лично грузить свои вещи. Но к закату солнца они выкатили арбу, вывели вьючных верблюдов за городские ворота и провели ночь в пустыне, ожидая проходящего каравана. - А эмир Джабаль оставил на площади пустые арбы в назидание жителям. Пусть помнят, что их ждет, коли попытаются устроить заговоры и перечить его воле, - Бисар поправил перстни на пальцах и вздохнул. - Некоторые и, правда, уехали сами, не желая оставаться под властью молодого эмира. Они распродали свое имущество, лавки и уехали, увозя с собой ненависть и злые домыслы. С тех пор эмира ад Шур стали бояться. Но зато в городе появились пустые дома для новой знати. Вот эти самые дома эмир и дарит своим воинам, чтобы те растили там своих детей. - Как интересно! - Айдан встал и расправил платье. - И сколько омег эмир ад Шур раздал своим храбрым воинам? - Сорок шесть, - Ади с поклоном прошелестел у двери. - Я бы с удовольствием послушал еще, но, к сожалению, у меня много дел и надо поторопиться, - Айдан с грустью посмотрел на омег. - Завтра эмир повезет калым родителям Абаля, почему бы нам всем не собраться и не провести приятно время? Мы можем устроить ночь хны для молодого супруга эмира Джабаля. Ади, кухня успеет приготовить угощения для гостей? - Мы сделаем все возможное, чтобы порадовать супруга господина, уважаемого селафь и гостей в этом доме, - Ади склонился в поклоне. - К которому часу нам быть готовым? - К третьему намазу, - Айдан обворожительно улыбнулся. - И не забудь разослать пригласительные для всех омег в обоих городах. Я думаю, нам будет очень весело!