Светлячок и Соловей

Шпионы Айдана получили задание выяснить, кто принес тетрадь со стихами Соловья и те несколько листиков, на которых стояли даты. Все они были написаны одной рукой. Судя по слегка пожелтевшим листам, потрепанная тетрадь была личной вещью человека, работавшего, по всей видимости, во дворце. Остальные стихи, переписанные каллиграфическим почерком на листах с вензелями, были приготовлены для продажи в книжных лавках, но вот тетрадка явно не была предназначена для чужих глаз. Серенити носил везде с собой сумку, в которой лежали заветная тетрадь и листы, исписанные мелким почерком. Он почему-то решил, что все это написано рукой Соловья и не хотел расставаться с находкой. Он так был уверен, что Соловей живет в ад Шур, что с интересом вглядывался в лица всех альф, которые попадались ему по дороге. Но альфы все, как один, опускали головы и отводили глаза при встрече с супругом господина, чтобы их не обвинили в непочтительности и недостойных мыслях. За подобное на Сабахе жестоко наказывали. Айдан решил, что теперь самое время снять со своего правнука розовые очки влюбленности. Пока у него есть птенец, да и присутствие мужа уже не вызывает приступов паники, пора внести сомнение в его идеал. Он поделился своими мыслями с Серенити. - Соловей не может быть альфой. Он бета и, скорее всего, служит во дворце. Когда у тебя была черная хандра, и я велел слугам раздобыть стихи, то ни одного альфы не было во дворе. Поэтому, если ты считаешь, что тетрадь принадлежит Соловью, то искать его надо среди дворцовых слуг. - Нет, такие страстные слова не мог написать бета, - нахмурился Серенити. - Ты просто наговариваешь на него. - Если бы тетрадь принадлежала альфе, то от нее пахло бы альфой, а тетрадь пахнет только старой бумагой и больше ничем. Серенити недоверчиво покосился на селафь и, вытащив тетрадь, впервые ее тщательно обнюхал. От нее действительно пахло не альфой, а самим Серенити. Так часто он водил пальцами по каждой строчке и целовал от избытка восторга, что бумага теперь пахла им самим. Вытащив следом одиночные листы с последними стихами, он обнюхал и их. От листов пахло бумагой и чернилами. Омежка задумался, а потом недовольно надулся. - Эти листы так долго со мной, что запах Соловья уже выветрился с бумаги! Посмотри на даты! Первым стихам больше пятидесяти лет! Во дворце нет таких пожилых бет. Если даже предположить, что первые стихи он написал в двадцать лет, то сейчас ему уже должно быть семьдесят! И потом, уже к двадцати годам он должен был быть хорошо образованным. А разве такое образование мог получить бета? Послушай первое стихотворение: Раскрылись розы в цветнике. Приди, приди, мой гулистан! Томлюсь и жду, когда мелькнет меж кипарисов тонкий стан. В траву отсветом слез моих тюльпаны бросили огни. Приди, приди, о мой кумир, молю, в моем саду мелькни! Когда тебя со мною нет, цветы теряют аромат. Приди! Прекраснее цветка еще ничей не видел сад. Твой каждый взгляд — источник мук, внушает каждый локон страсть. Приди хотя бы для того, чтоб мог твоею жертвой пасть. Твои слова — смертельный яд, и все же боль разлук страшней. Твоя любовь ко мне — полынь, и все же сладость меда в ней. * - Видишь, здесь упоминается поэтический трактат Саади Ширази «Гулистан» («Сад роз»). Как двадцатилетний бета мог прочитать его? У него же не было библиотеки, как у моего оми! В ад Шур вообще библиотек нет, только несколько книг, которые валяются, где попало, да дурацкие романы Таки. - А если его семья торговала книгами? - Айдан улыбнулся. - В ад Шур есть книжные лавки. И, кстати сказать, в них всегда можно купить стихи Соловья! - Я тебе не верю! - Серенити резко вскочил и начал нервно ходить по комнате в раздумьях. Он развернул предпоследнее стихотворение и вновь перечитал его. Глядя на строки, он словно внезапно прозрел и понял, что хотел донести до читателя поэт. Ты, милая, ступила на порог — Редеет мрак, порозовел восток. Заговорила ты — я молодею. Твои уста — бессмертия исток. Ты — пламя. Ты — свеча. Тебе навстречу Торопится безумный мотылек. Твои слова заманчивы и сладки, И разлученья час еще далек. Ты — божество. Из чудотворной чаши Мне удели забвения глоток! Ты — красота, не знающая равных, Разящий меч, раскрывшийся цветок. Ты улыбаешься — земля и небо Восхищены, и радуется бог. Ты — вдохновенье, ты — душа поэта, Ты — музыка его речей и строк! ** Серенти даже засомневался. А вдруг Соловей и в самом деле бета? Уж очень похоже, что это стихотворение написано человеком немолодым, который уже задумывается о смерти и разлуке… Соловей - бета? Какой кошмар! Нет! Судьба не может быть так несправедлива! Беты живут так мало! Серенити бегал по комнате, напряженно размышляя и заламывая руки от переживания. Ну как может бета написать такие страстные стихи? Нет! Соловей должен быть альфой! А если все же Соловей бета, то он сейчас должно быть ветхий старец! Что же делать? Найти его, чтобы успеть заглянуть в выцветшие от старости глаза? А как же любовь? Пока омежка метался по комнате, Айдан следил за ним, как кот за мышонком. Зерна сомнения посеяны, надо немного выждать, чтобы эта мысль укоренилась, а потом сорвать молодую поросль. И когда в голове и сердце Серенити появится свободное место, можно будет обратить его внимание на тот факт, какой замечательный альфа его муж. И в то же время подсказать Джабалю правильное поведение по отношению к супругу и, наконец, наблюдать, как пара объединится на радость всем. А пока остается только смотреть, как правнук мечется по гостиной, бросая жалостливые взгляды на пожелтевшую тетрадь. - Что случилось, хабиби? - в дверях появился взволнованный Джабаль. - Кто тебя так расстроил? - Твой супруг переживает, что от его оми нет известий, - ответил за правнука селафь. - Я тоже обеспокоен. Ясмин уже должен был родить, но мы так и не услышали радостной новости. Вот твой супруг и переживает за своего оми. - Не волнуйся, сердце мое! - Джабаль успокоился и нежно улыбнулся. - Только что прибыл шаттл с известием, что твой оми благополучно родил альфу. Ребенка назвали Медвежонком. Оми и малыш чувствуют себя прекрасно. Джабаль достал из кармана халата письмо и протянул супругу. Серенити схватил письмо и стал жадно его читать, позабыв обо всем. - Селафь! Это отец написал! Его рука! Он пишет, что оми родил настоящего богатыря! Четыре восемьсот, такой большой! Это нормально? - Нормально, - Айдан встал и читал письмо, заглядывая из-за плеча, - твой оми рожает не первый раз, и в этот раз он раскормил ребенка, совсем как ты птенца! Он с самого начала беременности ел много сладкого, я его предупреждал, чтобы он ограничивал себя. Но слава Аллаху, закончилось все хорошо! Все же в ад Мине самые лучшие больницы и врачи на всем Сабахе! - Да, - Джабаль кивнул головой. - В тот раз я приехал к твоим родителям в ад Мин, чтобы узнать, как можно заполучить врачей к себе в эмират. Если надо построить новые здания или купить оборудование, то я готов, лишь бы получить врачей. А то у нас даже лекарей и фельдшеров не хватает. - Я напишу отцу и расспрошу обо всем. Он обязательно поможет! - довольный Серенити улыбался, хоть какая-то приятная новость за все время. - А мы поедем в гости к родителям, чтобы поздравить их? - Нет, не сейчас, - Джабаль отвел взгляд. - Я сейчас готовлюсь к войне. Айдан понял сомнения эмира. Ведь Серенити до сих пор невинен, как дитя. Да, на нем есть метка и от тела немного пахнет мужем, но слишком слабо для настоящего супруга. И потом, приехав к родителям, им придется спать в одной кровати, и неизвестно, как на это отреагирует Серенити. Если он вдруг заартачится, то вполне может выплыть, что никах*** не проведен, а значит, брак не действителен. И тогда родители вполне смогут оставить своего ребенка дома, наплевав на все последствия. - Хочешь отправить подарок оми и братику? - Джабаль смотрел, как сразу радость сменилась печалью и привычным раздражением. - Можешь выбрать в сокровищнице все, что душа пожелает! - Оми не любит украшения, - Серенити задумался. - Я лучше перепишу для него стихи, которые нашел здесь. Он им обрадуется больше, чем блестяшкам. Я успею написать письмо оми и отцу? - Конечно, - Джабаль улыбнулся. - Можешь не торопиться, я задержу шаттл до завтра. Так что ты успеешь письмо написать и переписать, что хотел. А чтобы порадовало тебя, хабиби? - Меня бы порадовал Соловей, - в сердцах сознался юный супруг и сам испугался сказанного. - Не волнуйся, - Джабаль загадочно ухмыльнулся. - Ты получишь желаемое. Альфа сразу вышел из гостиной, а Серенити бросился к перепуганному селафь. - Он приведет мне Соловья? Он знает, кто этот человек? - омежка с такой надеждой заглядывал в глаза старшему омеге, что тот поджал губы. - Теперь молись, чтобы Соловей все же оказался бетой, а иначе ты получишь голову поэта на подносе в качестве подарка. Твой муж не потерпит соперника! Что ты смотришь на меня с таким испугом? Или ты считаешь, что муж должен радоваться тому, что другой альфа милее его супругу, чем он сам? - О, селафь! Что я наделал? - Серенити упал на ковер и разрыдался. - А может сказать мужу, что мне не нужен чужой альфа? Может, тогда он его пощадит? Давай я догоню Джабаля и скажу, что мне никто не нужен! Пусть он не гневается. - И все же, если Соловей бета, то ему ничего не грозит, а если альфа, то его все равно убьют. И чем сильнее ты будешь за него заступаться, тем тяжелее будет его смерть. Поверь, его могут пытать перед смертью, выясняя, сколько времени вы тайно общались, и тогда ты будешь молить о легкой смерти для поэта, - Айдан подошел и погладил Серенити по волосам. - Ты должен привыкнуть следить за своими словами и поступками. Вот если сейчас зайдет муж и спросит, почему ты льешь слезы, что ты ему скажешь? Что плачешь о постороннем альфе? Как ты думаешь, что подумает твой муж? Он будет милосерден? - Я скажу, что плачу из-за того, что не попал на праздник к родителям, - омежка нахмурился. - И я не знал, что Соловей альфа, он для меня просто поэт и нет смысла казнить его! - Хорошо, - Айдан улыбнулся. - Будь благоразумным и тогда у тебя все получится. И постарайся чаще улыбаться мужу, ведь если супруг ласков, то альфа скорее выполнит его любую просьбу. Ты меня понял? - Да, - Серенити шмыгнул носом и позвал Захи, чтобы тот принес ему воды для умывания. - Я буду следить за своими словами. Ты увидишь, я буду умницей! - Хорошо, дитя, - Айдан поцеловал его в мокрую щеку. - Заодно следи и за своими эмоциями. Твой муж чувствует тебя и волнуется. - Как это чувствует? - Серенити насторожился. - Как свою пару, - Айдан улыбнулся. - Он чувствует все твои эмоции и знает, когда ты радуешься, а когда грустишь. Вспомни, он вернулся от твоих родителей очень быстро. Наверняка ушел посреди праздника, почувствовав, что тебе плохо и нужна его помощь. Он вбежал в гарем очень бледным и испуганным. Джабаль принял тебя, как свое дыхание, а ты вместо того, чтобы сделать шаг ему навстречу, уперся, как баран, в свои бумажки и ничего не хочешь видеть! - И ничего я не уперся, и никакое он не дыхание! - Серенити подхватил стихи с пола и прижал к груди. - Мой любимый не может быть таким страшным! Он должен быть красивым! А этот страшный, как… как див!**** Когда я его вижу, у меня волосы дыбом становятся от ужаса! Вот! - И как я мог позабыть! - Айдан хлопнул себя по лбу ладонью и подскочил с подушки, как будто его укусили. - Со всеми этими переживаниями, мы же тебя не подготовили, как омегу! Нури! Захи! Сообщите банщицам в хамамме, чтобы топили и готовили все для джалим хаммами*****!! О Аллах, как мы могли позабыть об этом?! Нури, пошли людей к тем четверым омегам, которые были в гареме отца Джабаля и вели передать, что мы ждем их на праздник к обеду!! - Айдан метался по комнате. - Ох, как плохо без гарема! Кто же будет петь песни? Ади! Позовите Ади! Вскоре Ади примчался в гарем с перепуганным лицом. Бедняга решил, что опять случилось что-то плохое. Но услышав, что Айдан хочет провести для правнука джалим хаммами, улыбнулся и поклонился. - Не переживайте, сиятельный Айдан, мы все сделаем в наилучшем виде! Кухня сейчас же начнет готовить угощения для праздника, фрукты и щербет уже дожидаются своего часа! В питомнике есть много взрослых биби, которые будут петь и танцевать для вашего удовольствия! До обеда Серенити еле дожил, он старался не переживать и думать о хорошем. Ему было очень странно думать, что альфа может чувствовать его эмоции. Ну, как такое возможно? Нет, селафь обманывает его. Как можно чувствовать постороннего человека? Но при всем при этом он старался не волноваться из-за слов, неосторожно сказанных этим утром, и думать только о хорошем, о птенце, например. Птенец до сих пор был поводом для гордости и доставлял только радость. Ахмед-сокольничий раз в день навещал птенца, и каждый раз хвалил Серенити. Птенец всегда был сытым, ухоженным и рос крупным и сильным. Он уже меньше спал днем и был очень активным. Теперь, видя своего папочку-кормильца, птенец начинал махать крылышками и громко кричать, требуя к себе внимания. К обеду в гарем пришли четверо взрослых омег в нарядных платьях. Они принесли в подарок корзины со сладостями и фрукты. Айдан представил их и сообщил омежке, что гости были для его мужа, как родные оми, и поэтому приглашены на праздник. Они были уже знакомы по ночи хны, но Серенити тогда увидел слишком много новых лиц, чтобы толком запомнить хоть кого-нибудь. Так что известие, что у мужа целых четыре оми, его очень взволновало. Они, наконец, собрались и пошли в хаммам. Серенити не представлял, что его там ждет и поэтому не волновался. Дома у родителей тоже был хаммам, но его топили только тогда, когда приезжали гости, и оми ходил туда сам. Серенити никогда не нравился хаммам, там было жарко и мокро, а он, как котенок, не любил купаться. Дома у него была своя ванная комната с навороченной душевой кабиной и сушилкой. Поэтому можно было быстро искупаться и еще быстрее высушится, а хаммам это было совсем не интересно. Но, оказавшись в доме мужа, Серенити был вынужден купаться в хаммаме. Он по привычке быстро мылся с мягкой мочалкой и, позволив облить себя из тазика, удирал из горячих комнат и предпочитал немного поплескаться в неглубоком бассейне с теплой водой. Серенити привык, что в хаммаме тихо и просторно, а сейчас в глубине играла музыка, слышался смех и говор множества людей. Их встретили у порога улыбчивые банщицы и помогли омегам раздеться, а после этого закутали сразу в три полотенца, завернув отдельно бедра, плечи и волосы. Пол был неожиданно горячим, и поэтому пришлось надеть деревянные башмаки, чтобы пройти дальше. Серенти раньше не бывал в харара, ему не нравились клубы влажного пара, и поэтому он всегда сбегал, только засунув туда свой любопытный нос. Но сейчас ему пришлось зайти внутрь и сесть посередине, все-таки это его праздник, а значит, сбежать не получится. Омеги во главе с селафь сели на мраморные скамейки и сняли по два верхних полотенца, оставив закутанными только бедра. Банщицы поддали пар, и Серенити показалось, что он сидит посреди облака, а Айдан тем временем начал свои расспросы о детстве Джабаля. Он и сам вырастил сына альфу, и на его глазах выросло двое внуков-альф - Саид и Салах, и правнук - любимый Тигренок! Омеги делились своими историями о том, какие альфочки непоседливые и шаловливые в детстве. Сколько всяких занимательных историй было с их участием! Но апофеозом стал рассказ о том, как Тигренок однажды, будучи совсем крохой, сбежав не только из гарема, но из города, умчался в пустыню верхом на яростном жеребце, которого боялись все альфы, кроме Салаха!***** Омеги охали и ахали, слушая рассказ Айдана, как ребенка искали в пустыне. Серенити уже знал эту историю, но в исполнении селафь она стала едва ли не приключенческим романом. Омеги в ответ тоже рассказали, как храбро вел себя Джабаль, когда погиб его отец. Они рассказали Абалю, как и при каких обстоятельствах Джабаль передал их самым храбрым и сильным альфам в попытке спасти их жизни. И о том, что когда он собирался на Совет преданности, готовясь высказать обвинения против коварного соседа, в первую очередь передал омег из своего гарема сильнейшим из сильных воинов, чтобы те в случае его гибели не попали в руки этого соседа по праву меча. Абаль завороженно слушал все это, приоткрыв рот, как птенчик. Он представил, что бы делал Тигренок, если бы в одночасье, потеряв и отца и оми, остался один одинешенек во всем мире. А тут еще и такая ответственность на плечи падает - целый эмират с людьми и их заботами! А Джабалю так вообще два эмирата на голову упали! Как ему, наверное, было тяжело! Айдан смотрел на то, как реагирует на рассказ омежка и в душе потирал довольно руки. Все шло просто замечательно! А тут еще зашел главный банщик – телак. Он посмотрел на омег и пригласил Абаля первого, как виновника торжества, на массаж. Посередине харара стоял восьмиугольный каменный стол, на него и уложили омежку. Камень был горячим, от этого его еще сильнее бросило в пот от этого жара. Телак принялся массировать тонкое тело, и Серенити позабыл обо всем на свете, он просто не ожидал подобного. Его мяли, крутили и тянули за руки и ноги. Это было порой больно, а порой - очень приятно. Особенно, когда руки начинали после дерганья и щипков расслабляющий массаж. Руки у телак были грубые и шершавые, что добавляло глубины ощущениям. Айдан присел рядом и рассказал, что телак специально натирает руки шкуркой граната, чтобы кожа на ладонях была шершавая. После массажа Серенити дали полежать немного, чтобы он перевел дыхание, а потом повели в небольшую комнату на эпиляцию. Там телак быстро удалил с тела Абаля все волосинки кроме тех, что были на голове. Он удалил не только пушок на руках и ногах, но и даже тонкие волосинки позади шеи. А после этого надел варежку из конского волоса и стал тереть кожу. Варежка была почти сухой и очень жесткой. Абаль ойкал и тихо шипел, пока его тело терли, словно шкуру шелудивого жеребца. Но после этого кожа стала очень чувствительной и нежной, с нее сошли все рисунки, которые на нем нарисовали в ночь хны. Его окатили водой, а потом словно укутали в мягкую и пушистую мыльную пенку. После жесткой варежки ощущения были просто сказочными. Как будто он погрузился в нежнейшее облачко! Серенити лежал и тихо мурлыкал от наслаждения. Айдан понимающе переглянулся со своим банщиком, тот специально для такого случая сварил мыло с запахом сандала. Серенити теперь, в конце процедуры, просто наслаждался нежностью пены и запахом своего мужа. Айдан сам едва не мурлыкал от удовольствия, когда видел счастливую мордашку правнука. Дав омежке немного понежиться, телак затем окатил его несколькими ведрами воды и, наконец, вытерев насухо, завернул в шелковое покрывало и проводил в бассейн. В комнате с бассейном было много биби, молодых омежек со своими личными слугами и молодых бет, которые все еще жили в питомнике до своего совершеннолетия. Они музицировали и пели песни, красуясь друг перед другом. Там же был и Захи, который с удовольствием встретил «своего» омегу и смог, наконец, расслабиться, когда все внимание переключилось с него на Серенити. Омежка с удовольствием скинул покрывало и погрузился в слегка прохладную воду. Тело было все еще очень чувствительным и разгоряченным после эпиляции и массажа. Когда молодой супруг господина появился в бассейне, музыка в зале ненадолго смолкла. Все с интересом уставились на дыхание жизни эмира. Омежка был чудо как хорош! Тонкокостный и белокожий, как сахарный леденец, с красивыми белокурыми волосами, которые плащом струились по его спине, с черными бровями вразлет и длинными черными ресницами, красиво оттенявшими синие глаза. Про такие глаза говорили: сапфиры, вставленные пальцами в угольной пыли. Серенити подчеркнуто не замечал повышенного к себе внимания. Он плавал в бассейне и думал о том, что недавно услышал в парилке от старших омег. То, с какой нежностью и гордостью они рассказывали об эмире, невольно наводило на размышления. Может Джабаль и не настолько плохой человек, как ему показалось вначале? Наплававшись вволю, Серенити вышел из бассейна и сразу попал в заботливые руки Захи. Приятель по детским играм, компаньон в учебе и любых шалостях теперь старался вести себя важно, ведь он личный слуга супруга эмира! Он закутал своего нежного господина в покрывало и заколол повыше мокрые волосы. Захи собирался высушить их не спеша, но его планы самым наглым образом нарушили несколько омег и бет. Биби, внимательно рассмотрев дыхание эмира, решили, что он совсем не страшный и с ним вполне можно подружиться. Поэтому Серенити был сразу же атакован множеством подростков примерно одного с ним возраста. Он почувствовал себя так, будто оми перевел его в новую школу и это его новые одноклассники. Айдан, выплыв из парилки, внимательно наблюдал за тем, как вокруг Серенити кружится молодежь. Каждый биби пытался привлечь к себе внимание. Молодые беты пытались пробиться в услужение к омеге. В скором времени им предстояло покинуть питомник, а тут такое лакомое местечко для службы! - Я красиво рисую хной! - хвастался один. - Давай разрисую руки. Такие узоры, как у меня, никто не нарисует! - Нет, я рисую красивей! Позвольте, я покажу свое мастерство! Серенити недовольно поморщился. С него только-только стерли все узоры, и сейчас совсем не хотелось, чтобы его опять разукрасили, но на него смотрели такие молящие глазки, что отказать духу не хватило. Обрадованные молчаливым согласием биби принялись разукрашивать Серенити ноги, причем рисовали совершенно разные узоры. - А я красиво играю на ребабе и тамбуре! - хвастался следующий биби. - А я на барабане! Позвольте сыграть для вашего удовольствия! - умолял другой. И вскоре под боком омеги образовался целый оркестр, который несмотря ни на что играл достаточно слаженно. - А я умею делать прически! - схватился за расческу юный бета. - Ну, уж нет! - Захи выхватил гребень из чужих рук и замахнулся на захватчика. - Я никому не доверю волосы господина! Они длинные и за ними надо уметь ухаживать! Я сам долго учился, как расчесывать длинные волосы и при этом не выдернуть ни одной волосинки! И неизвестно кому я расческу не доверю! Ответом ему стал полный благодарности взгляд Серенити. Ему не хотелось с самого начала вредничать и показывать норов, но и соглашаться со всеми тоже не годилось. Остальные омежки уселись рядом и, подхватив крошечные чашечки с щербетом, решительно вступили в разговор. Айдан неподалеку с одним из старших гостей затеял партию в го. Не отводя взгляда от доски, он очень внимательно прислушивался к разговорам вокруг правнука. И ему очень нравилось то, что он слышал. - Вы такой счастливчик, господин Абаль, - манерно жмурился омежка, пытаясь, по всей видимости, повторять повадки своего оми. - Эмир Джабаль такой шикарный альфа! И сильный, и щедрый и, как говорят знающие омеги, очень богато одарен, как альфа! - омежка жеманно захихикал. - Мне оми рассказывал, что он был однажды с господином после того, как его захватили по праву меча и привезли в гарем к эмиру Джабалю. Так вот, оми рассказывал, что господин такой горячий и страстный, что после ночи с ним он ноги не мог вместе свести целые сутки! - А мой оми говорил, что у господина жезл страсти такой большой, что двумя руками не обхватишь и в рот не засунешь! Рот порвется! И сперма на вкус сладкая, как мед. Это правда? - омежки повернули к Серенити свои кукольные мордашки в ожидании ответа. Серенити растерялся от подобных вопросов. Мало того, что он не помнил никаких «жезлов», а о том, что сперма может иметь хоть какой-то вкус, вообще не догадывался. Но больше всего раздражало, что эти омеги смеют обсуждать его мужа с таким видом, как будто имеют на это право! И неважно, что сам Джабаль ему был не очень-то и нужен, но и делиться им он так просто не собирался! Это его муж, и все тут! - С чего вы взяли, что я буду обсуждать с вами своего мужа? - Серенити высокомерно поднял брови, становясь похожим на селафь. - У орла может быть только одна орлица! Так что нечего на моего мужа облизываться! Вам его ни за что не понюхать, не лизнуть! Омеги, сидевшие по соседству и с интересом слушавшие все происходящее, зловредно захихикали над расстроенными приятелями. Вскоре возле Серенити сидели другие омежки, которые тоже хотели пообщаться. - А, правда, что господин вам в дар преподнес полный рубиновый гарнитур? - у новых омежек глаза загорелись в ожидании ответа. - Правда! - Айдан пересел в соседнее кресло и кивнул головой Нури, который принес большую шкатулку. Когда шкатулка была открыта, то в хаммаме смолкла музыка, все вытянув шеи, пытались разглядеть красоту. А Айдан тем временем рассказывал, что это не просто рубины, а рубины редкого цвета «голубиная кровь», и они ценятся дороже бриллиантов. Он даже разрешил достать перстень и пустил его по рукам, чтобы все посмотрели, как таинственно мерцает необычная окраска камня. А потом стал рассказывать замершим омежкам, что калым, который повез господин родителям Абаля, был просто фантастическим! Полные сундуки золота и драгоценных камней! Никто и никогда не видел большего калыма за одного омегу! Серенити вместе с остальными омежками слушал, открыв от неверия рот. Вот это да! А он и не представлял, какие оказывается необыкновенные камни в его гарнитуре, а калым, который показался ему просто набором стекляшек, оказывается настоящее сокровище! Он даже послал Захи в свою комнату, чтобы тот принес шкатулку с украшениями, которые подарил ему Джабаль и под восторженные охи и ахи стал показывать восхищенным гостям, что именно находится у него в шкатулке. И только один омежка скромно сидел в сторонке и задумчиво перебирал струны тамбурина. - Это Вишенка, - махнул в сторону приятеля рукой омега, который сидел у самых ног Серенити, - у него есть любимый альфа. Они дыхание жизни друг друга и познакомились еще в питомнике, пока альфа был еще совсем маленьким. С тех пор любят друг друга. Он же простой воин. Фи, как можно мечтать о простом воине? Они, пока не выслужатся и не получат чин, бедны, как дервиши! Мечтать надо об эмире, а не о нищем воине, который кроме стихов и прислать ничего в подарок не может! - Ну и пусть у него нет денег! - омежка ударил по струнам. - Зато стихи прекрасные, я их даже на музыку положил. Хотите спою? Конечно же, Серенити хотел. Омежка уселся удобнее на скамейке и начал песню нежным голосом: Пою о соловьях, о розах я пою, Чтоб только воспевать жестокую мою. Бывало, шел в цветник, блаженствуя заране, Теперь влечет меня твое благоуханье. Сожги меня, сожги неправедным огнем И пепел мой рассыпь на зеркале твоем! ***** У Серенити в глазах потемнело от боли, это явно были стихи Соловья! Так что же получается, Соловей любил все это время другого омегу? Серенити схватился за сердце, которое едва не остановилось от боли. Так, значит, Соловей все же альфа, но он любит другого! А как же он? А как же Серенити?