Миры и Грани Шестигранника. История 24. "Аромат миндаля"

Арис слегка заблудился в малознакомой части катакомб, но вскоре все же отыскал тот длинный извилистый коридор. Однако ощущение опасности заставило его отступить, спрятаться за выступ стены и замереть, не двигаясь и почти не дыша. И не зря: привыкшие к темноте глаза вскоре почти ослепило ярким светом, и мимо, вполголоса что-то бормоча знакомым голосом, прошествовал мастер. Он нес с собой запах остывшей крови. Он спустился вниз, потом все стихло. Затем по коридору пронесся леденящий душу вопль. Мальчик забился в угол, стараясь слиться с тенями, не замечая, что тьма в этом углу становится плотнее и обнимает его, словно мягкий плащ, пряча от страха и света. Через некоторое время мимо прошел мастер, пахнущий кровью, но уже другой, мертвой. Ребенок просидел неподвижно еще около получаса, пока не убедился, что мастер не вернется. И принялся спускаться, настороженно прислушиваясь. Эанор молчал, на его присутствие никак не отреагировал, висел на цепях, склонив голову так, что волосы закрыли лицо. — Эанор? — тихо протянул мальчик, просовывая руку сквозь прутья. — Эанор? Тот кое-как поднял голову. — Арис… Голос был тихим и слабым. Как у больного. Мальчик, у которого, кажется, появилось имя, принюхивался к запаху мертвой крови и боли, внимательно смотрел, замечая засыхающие кровавые дорожки из-под широких толстых браслетов, притягивающих руки, ноги, талию и шею Эанора к стене. Он хотел узнать, что случилось, но не умел спрашивать, поэтому только снова повторил имя пленника. — Все хорошо, Арис. Зачем ты пришел? — тот снова застонал. Мальчишка уселся на пол, не отрывая от него взгляда, желая изо всех сил, чтобы его собеседник перестал выглядеть так неправильно. Это не было высказано словами, и мысли его были не оформлены, но тьма уловила его желание, укутывая Эанора теневым коконом. — Так ты маг? — тот говорил уже более уверенно. — Маг? — Арис снова склонил голову к плечу, улыбаясь: неправильное уходило. — Да. Как же мне научить тебя говорить? — Да. Эанор. Мальчишка просидел у его клетки до того времени, когда его живот снова напомнил о еде. За эти часы он научился повторять свое имя, узнал слово «цепь» и «стена» — это были единственные объекты, в которые Эанор мог ткнуть и назвать. Надо принести ему какие-нибудь предметы… Чтобы Эанор мог называть их. Он помахал пленнику, снова просунув руку сквозь прутья, и ушел наверх. Рашес наверняка ждал его с ужином. Эанор вздохнул, выпрямляясь. Что бы этот маленький кусок живой плоти ни сделал, он вылечил вампира. Любопытно. Маленький дикареныш, не умеющий понимать простых слов. Откуда он здесь? — Что же ты задумал, Аргус? Никому из магов, даже некромантам, не под силу исцелить вампира. В памяти очень, очень смутно брезжило расплывчатое нечто об этом, но пока не давалось, словно верткая маленькая рыбка в мутной воде. Что ж, вырваться отсюда все равно пока не получится. Может быть, если приручить этого ребенка… Знать бы, где Аргус хранит ключ. Но даже если он и узнает… Нет, сперва придется научить Ариса говорить. Он не боится, и этим хорош. Он восхитительно пахнет — сладко и маняще, нежной детской кровью. От этого почти плохо — горло пересыхает от жажды, от желания впиться, прокусить тоненькую бледную кожу и выпить досуха. В кои-то веки Эанор был почти рад тому, что надежно прикован. Аргус поил его неживой кровью, которой едва хватало на поддержание жизни в теле вампира и на мучительное долгое восстановление. Проклятая регенерация, не дающая умереть. Проклятый некромант, которому зачем-то требовалась мертвая кровь вампира. С каждым разом все больше. Он почти надеялся, что однажды иссушенное тело не справится. Теперь он получил надежду на другой исход. Все упиралось в то, сумеет ли он обучить мальчишку. Если бы тот знал хоть одну из ментальных практик… Может, Аргус еще не успел обучить? Почему Арис не знает слов? С ним никто не говорит? Что вообще задумал старый змей? Зачем ему мальчишка — в качестве ученика? Но тогда его следовало бы обучать. Может, будущая жертва? Нет… Надо как-то спасти его. Сказать Аргусу о магическом даре? Но что, если мальчишке запретят сюда приходить? Ведь вряд ли ему было позволено спуститься к пленнику. Нет, нет. Пусть Аргус узнаёт об этом сам, если ему надо. А он попробует как-то договориться с мальчишкой. Имя тот выучил, уже хорошо. Здесь, в самом глубоком подземелье замка Дракона, он не чувствовал смену дня и ночи, но с появлением Ариса смог снова узнавать и отсчитывать дни. Мальчишка прибегал к нему утром, и от него пахло водой, молоком и сдобой. Он приносил камешки, ложки, мелкие вещицы, которые находил в заброшенных комнатах. Он быстро учился говорить. Приходил после обеда и оставался до ужина, принося запах супа или жаркого, молока и хлеба. Иногда — запах своей восхитительной крови, когда умудрялся где-то там, наверху, расцарапать локоть или коленку. Потом Арис принес книгу. Эанор возликовал — вот же оно: научить мальчишку читать, их проблемы сразу же исчезнут. Оставалась только одна проблема: Арис не мог войти к нему в клетку, чтобы показывать руны. Но Эанор нашел выход: он рисовал их своей кровью на стене, куда мог дотянуться, потом стирал, чтобы рисовать снова. Арис видел в темноте, видел следы свежей крови, различая их среди следов старых. Арис лечил его, можно было пожертвовать кровь для учебы, регенерация, усиленная магией, справлялась отлично. Мальчишка стал для него лунным лучиком в кромешном мраке темницы. Дни, когда он не приходил слишком долго, заставляли вампира нервничать. Однажды Арис не пришел вовсе четыре дня подряд. Эанор думал, что их прошло четыре, но не мог быть твердо уверен в этом. — Все в порядке? — спросил он сразу же, как заслышал шаги. Он никогда не ошибался: Арис ходил легко и почти неслышно. — Мастер позвал меня, — мальчишка с разбегу влип в решетку, протянул руку, как и всегда — такое приветствие. — Я молчал. Он доволен. Сказал, будет меня учить. — Отлично. А он не сказал, чему именно? — вампир помахал в ответ раскрытой ладонью. — Сказал. Упо… упоря-до-чи-вать силу, — нахмурившись, мальчик выговорил сложное слово. — Он приходил к тебе снова? От его тонких ладошек потянулись теплые бархатные тени, обнимая Эанора, закрывая саднящие раны и ссадины, возвращая силы. Можно было посмеяться: некромант собрался учить Ариса тому, что тот интуитивно умел сам. — Он приходит часто. А ты учись, это тебе поможет. Когда-нибудь мы отсюда сбежим. — Зачем он приходит? После этого тебе всегда плохо. — Он берет у меня кровь для ритуалов. Арис не стал переспрашивать, хотя наверняка не понял, о чем он. Старый змей не учил его ничему, только сейчас, когда мальчишке исполнилось шесть лет, вспомнил о нем. Эанор уже знал, что до того Арис жил один, не считать же скелетов-слуг чем-то большим, чем безмолвная одушевленная мебель. — Когда ты немного подрастешь, ты узнаешь, Арис. — Хорошо. Когда я подрасту, мы сбежим? — Да. Арис, вырвемся отсюда и сбежим. Мальчик улыбался ему, и надежда продолжала жить. Как и жажда хоть разочек попробовать его кровь на вкус. Эанор прекрасно знал, что вампирам нельзя пить детскую кровь — она пьянее вина и убийственнее наркотика. — А теперь тебе пора, боюсь, твой мастер застанет нас тут вдвоем. — Я не смогу приходить утром, — Арис хмурился и вцеплялся в решетку. — С утра у меня теперь уроки. — Я никуда не денусь, Арис, — вампир смеялся собственной несмешной шутке, — приходи, когда получится. Я всегда очень рад тебе. Время без мальчишки тянулось так долго, как в самом начале его заточения. Эанор злился на себя за то, что привязался к этому маленькому комку живой плоти. Он всего лишь инструмент, ключ к свободе. И собеседник, скрашивающий часы заточения. Но притом вампир все еще не просил его искать чертов ключ от оков, опасался, что мальчишка попадется. Ничего, пусть еще немного подрастет, наберется ума… Злило и то, что он не знал, зачем Арис нужен старому некроманту. Не смену же он себе растит, у их братии так не принято — брать со стороны невесть кого. Память все еще не желала отдавать то смутное воспоминание, что могло пролить свет на странную силу Ариса. Долгие часы без своего маленького ученика вампир насиловал свой мозг в поисках ответа, по крупицам просеивая собственные знания. Беда была в том, что в прошлом он не особо интересовался жизнью живых и магией. Но ведь что-то читал такое, точно было. Эанор смеялся над самим собой: глупец, упивавшийся вечностью, позабыв о том, что даже вампиры не всесильны, а предательство может таиться в любой тени! Он вел жизнь светского повесы, не заботясь о деньгах и репутации, и вот результат. Сколько лет уже прошло? Арис не знал, какой год там, наверху, за границами замка. А сам Эанор давно уже сбился со счета, да и к чему считать дни, недели и месяцы? Отсюда не выбраться без посторонней помощи. Когда его приковали в этой клетке, его волосы касались концами плеч. Сейчас они свиваются на полу у ног неопрятными космами, в которых он греет стопы. Если бы у вампиров росла борода, она бы укрывала его, как колючий плащ. Если посчитать… Хотя нет, зачем, теперь у него есть надежда. Вампиры не подвержены безумию, и только оттого он еще не превратился в пускающего слюни идиота. Это радовало. — Ничего, Аргус, однажды я с тобой еще посчитаюсь, — прошипел он. Старый змей теперь являлся за кровью реже, должно быть, мальчишка отнимал у него довольно много времени, у его драгоценных опытов. Зато приходя — вымещал на вампире свою злобу, не только обескровливая, но и стараясь причинить этим как можно больше боли. Эанор орал, нимало не стесняясь, это помогало терпеть боль. Как только убирался Аргус — у клетки появлялся Арис, лечил, зло кусая тонкие бледные губки. Они больше не говорили о том, зачем некромант приходит. — Он тебя не обижает? — однажды спросил вампир. — Нет. Это была неправда: Эанор чуял запах его крови и видел, как мальчишка ежится и поводит плечами. Некромант сек его розгами, если считал, что Арис недостаточно старается. — Арис, будь внимательнее, хорошо? Я чувствую, как пахнет твоя кровь. И знаю, что он тебя высек. Мальчишка опустил голову. — Он требует чего-то, что я не понимаю. И злится, но ничего толком не объясняет. — Чего он требует, можешь сказать? Арис принялся старательно повторять требования мастера. Вампир едва не рассмеялся: еще бы он понимал, такие слова они даже не учили. Что стоило сказать «сосредоточься и попробуй увидеть внутри себя источник тепла», а не «сконцентрируйся и узри скопления магических эманаций»? — Арис, просто сосредоточься и попробуй найти в себе свет или тепло, такой клубок, из которого идет твоя магия. Мальчишка молча сопел какое-то время, потом пожал плечами: — У меня внутри только сердце стучит. И живот урчит еще. — Нет, закрой глаза. Это не физически внутри, понимаешь? Это магия. Она в твоей душе. — Магия вокруг меня, она теплая, и она в темноте, — Арис посмотрел на него. — Она как воздух — везде. — И ее средоточие внутри тебя, попробуй нащупать его там. Мальчишка упорно твердил свое. Потом вообще разозленно топнул ногой и убежал. А Эанор впервые, кажется, сумел ухватить свое воспоминание-рыбку за скользкий плавник. Маги без средоточия силы… Что же он такое читал? Магия вокруг… Магия везде… — Не может быть. Отмеченный Смертью. Даже некроманты старались больше не вырезать детей из умирающих матерей, слишком уж неуправляемыми те становились по мере взросления. Должно быть, Аргус совсем отчаялся. Он прекрасно знает, что после совершеннолетия Госпожа поведет мальчишку своими путями, что его дар проснется полностью и превратит Ариса… в монстра. Так гласили легенды, но что будет на самом деле? И что собирается сделать Аргус: завести себе ручное чудовище или… Или самому стать сильнее, принеся его в жертву? Тревога за мальчишку сжала давно очерствевшее и, как вампиру казалось, умершее сердце. Сейчас ему почти шесть с половиной, значит, осталось девять лет. Если, конечно, старый змей собирается ждать эти девять лет. Нужно уговорить Ариса учиться. Или притворяться. Или что-то еще. Мальчишка не приходил достаточно долго, чтобы Эанор успел надумать себе целую кучу ужасов и почти увериться, что что-то стряслось. А это в его положении было равносильно потере надежды на свободу. Но Арис примчался сразу же после очередного визита Аргуса, принимаясь за исцеление вампира даже без всегдашнего своего приветствия. — Что-то случилось, Арис? Эй, я не умираю, у меня хорошая регенерация. — Ты кричал так, что я услышал даже от винного погреба, — буркнул мальчишка. — И у тебя сломана кость на боку. Это… как его… ребро. — Я уже чувствую, как оно заживает. А что касается крика… Так меньше болит. — Я убью его, когда вырасту. — Это было бы просто прекрасно, Арис. Как твоя учеба? — Он думает, что у меня все получается, как надо. Но внутри у меня по-прежнему нет никаких… манаций. — Потому что ты — не совсем обычный маг. Я не знаю, как тебе это объяснить. Просто делай то, что он говорит, ладно? — Хорошо. Даже если это не имеет смысла? — Даже если это не имеет смысла, цветочек. — Что такое «цветочек»? Арис никогда в своей жизни не покидал замок, на каменных плитах двора не росло ни травинки — за этим следили скелеты, а в старинные вазы никто не ставил букетов. Он понятия не имел о том, как выглядят цветы, они на картинах были для него просто цветными пятнами забавной формы. Он знал, как выглядит суровый хвойный лес с вершины башни, но не видел ни одной веточки вблизи. — Э… Не знаю, как тебе сказать. Это что-то, очень красивое. — Я красивый? Как шелк? — Да, Арис, как шелк. И даже красивее. Эанор смотрел на его улыбку и улыбался в ответ, а потом в тишине и одиночестве смеялся над собой, и ему казалось, что устойчивость вампиров к безумию — миф. Чем больше проходит времени, тем глубже в бездну он скатывается. Никогда прежде он не назвал бы ни одного смертного ребенка, сколь бы симпатичным он ни был, красивым. Арис не был симпатичен, у него были тонкие бескровные губы, бледная кожа, под которой голубовато просвечивали венки на висках и веках, на сгибах локтей, вечно исцарапанные пальцы и обломанные ногти, нечесанная грива до середины спины, в которой часто запутывались паучьи тенета и сухие мухи. Но стоило заглянуть в его глаза — все это становилось неважным. Эти глаза затягивали, манили и заставляли забывать обо всем на свете. Словно смотришь на звезды, только еще более чарующе. В этих глазах отражались блики любимого серпа Госпожи. Арис мог убить его силой одного только желания. Даже сейчас. Уже сейчас. Мальчишка мог с легкостью выкосить население небольшого города, если бы только пожелал, развоплотить любимых скелетов Аргуса и его самого обратить в горстку праха. Но вампир не мог испытывать страх, когда встречался взглядом с Арисом. Тепло, покой, надежду — но не страх. Может, все дело было в том, что Эанору было наплевать на свою жизнь и на свою смерть. Он просто любовался этим мерцанием.