Миры и Грани Шестигранника. История 24. "Аромат миндаля"

Утром Эанор снова принялся будить мужа ласками и поцелуями. — Мф-м-м… что, снова долг? — Арис категорически отказывался открывать глаза. — Только если супружеский… — Согласен! — рывком перевернувшись, Арис подмял под себя вампира, как всегда, легко поддавшегося ему. — Какое воодушевление-то сразу, мой цветок! — Я соскучился. И я тебя хочу. — Я весь твой… И я тоже скучал. Очень. Это было чистейшей правдой: перед отбытием из Трианна у них не было ни малейшей возможности остаться наедине, не потратив все душевные и физические силы на улаживание дел и сборы. А ведь они слишком привыкли к тому, что если не каждая, то хотя бы каждая вторая ночи принадлежат им безраздельно. Именно поэтому Арис сейчас так отчаянно целовал, ласкал и кусался, оставляя алые метки на коже супруга. Эанор стонал и подставлял под укусы все новые участки тела. Арис знал все самые сокровенные места, от прикосновения к которым Эанор сходил с ума. Но он не собирался сегодня заканчивать игру слишком быстро. Наоборот, хотелось протянуть удовольствие, заставить любимого вампира удерживаться на тонкой грани удовольствия все время, не давая ему соскользнуть в оргазм. — Арис… — Эанор решил, что станет первым сумасшедшим вампиром в истории. — Говори со мной, — попросил тот, наклоняясь, чтобы длинно лизнуть от низа живота к середине груди и тут же прикусить кожу под соском. — О чем, мой цветок? — О чем поже…м-м-м…лаешь, — Арис совершенно не хотел отрываться от своего занятия, желая в полной мере прочувствовать вкус любимого мужа. Укусить в плечо, сунуть нос в подмышку и насладиться терпким запахом разгоряченного тела, потереться бедрами… — Ты напоминаешь мне маковый отвар. Такой же дурманящий. Арис тихо застонал. Если что и дурманило — так это голос Эанора. Он сходил с ума, слыша в нем дрожащие ноты желания. Подался вперед, вылизывая горло вампира, пока еще не кусая — сладкое под конец! — и снова назад, чтобы медленно, очень медленно впустить его в себя. Эанор впился пальцами в его бедра, застонав. Арис не давал ему двигаться, прижимая колени к постели, но двигался сам, медленно, словно в каком-то танце, покачивал бедрами из стороны в сторону, пока его руки гладили и царапали грудь, впивались острыми ногтями в кожу и снова гладили. Эанор накрыл ладонью его член, принимаясь ласкать воедино с движениями самого Ариса. Он чувствовал, как вздрагивает и сжимается его тело, видел, как выступают на белой коже капельки пота. Арис двигался резче, размашистее, до шлепков и хриплых вскриков. — Больше не могу, мой цветок… Возбуждение было почти невыносимо, захлестывало разум, грозя в самом деле свести с ума. Арис наклонился, почти лег ему на грудь, позволяя самому двигаться. Острые клычки кольнули кожу, касаясь шеи. — Укуси меня, — простонал Эанор. Мгновение боли утонуло во взметнувшемся огненном наслаждении — Арис сжал клыки. Эанор содрогнулся, выплескивая семя. Мимолетно и едва заметным отголоском промелькнула мысль, что он теперь, наверное, способен кончить только так: или укусив сам, или под укусом своего цветка. Потом голова осталась совершенно пустой и легкой. Эанор обнял руками и крыльями мужа. — Тьма, как же мне хорошо… — пробормотал тот ему в шею. — Ты не представляешь, как хорошо мне, мой ядовитый цветок. — Вот так бы лежать, и… За дверями раздались детские голоса, кто-то из мелких настойчиво затарабанил, похоже, пятками. — Папа Арис! Папа Эно! Можно к вам? — Через пять минут, мышонок! Но да… Не дадут полежать. Арис рассмеялся: это ничего, главное они успели, а дети… Это же дети, как на них злиться? Натормошив отцов, Мирт задал тот вопрос, из-за которого, собственно, и рискнул потревожить их: — А нам можно играть с местными детьми, папа Арис? — Думаю, они будут не против, но вам стоит спросить об этом у Сэйриса, — озадачился тот. Он понятия не имел, смогут ли Мирт, Наина и Дарий влиться в ватагу змеенышей, и как это отразится на их психике — у детей нагов ведь совершенно иное воспитание. — Тогда спросим, — обрадовался Мирт. — Они такие все забавные. Сэйрис пообещал, что, пока дети играют вместе, он от них не уползет и на длину хвоста. Но приглядывать будет только за своими, что там будут делать змееныши, его не волнует — законы нагов есть законы нагов. — Надеюсь, никто не скончается на глазах детей, — пробормотал Эанор. — Я тоже на это очень надеюсь, — обеспокоенно передернул плечами Арис. Дети отправились играть во двор и окрестности поместья под неусыпным контролем Сэя, Арис решил, что следует навестить Элисанну и Риада с их младшей дочерью, которой было пока всего два месяца, проверить, все ли у них хорошо. Гостям те обрадовались. — Спасибо, что взяли нас с собой. Здесь так красиво. И легко дышится. Эанор немедленно отозвал Риада на одну из воздушных террас, он умудрился прихватить с собой целую связку папок с документами и явно не собирался выпускать младшего родича из своих цепких когтей, пока не будут решены все вопросы. А Арис занялся тем, что подробно выспрашивал у Элисанны, как у них дела, все ли хорошо, попутно осматривая и ее, и ребенка. С ними все оказалось в полном порядке, разве что пришлось кое-что немного поправить, чтобы пережившая вторые роды измененная не начала полнеть. Хотя Эли очень шла слегка округлившаяся фигурка. — У меня сердце замирает каждый раз, как я вижу ползущего по отвесной скале нага, — мимоходом пожаловалась Эли. — Это же наги, — Арис рассмеялся и тут же нахмурился. — Но я скажу Сэю, чтобы, пока мы здесь, и наши дети играют с мелкими, ни на какие скалы он их не пускал. — Никаких скал, — заявила волшебница. — Иначе я из Нагорья сделаю равнину! Взрослые могли говорить что угодно, следить хоть в десяток глаз… Но дети, как иногда в сердцах говорил Ланор, это не разумные существа и даже не животные — это текуче-летучая субстанция, наделенная подобием разума, которая способна просочиться откуда и куда угодно. На шестой день пребывания в Тиассе вся хвостатая и двуногая компания мелких умудрилась довести Сэйриса до изнеможения. Страж потом клял себя последними словами за то, что умудрился задремать на солнечной прогалинке в разбитом вокруг поместья саду. Дети тут же испарились. Метнулся Сэйрис за ними со скоростью, которой за собой не подозревал. Он и способности рычать с такой громкостью, какую выдал, отыскав детей, за собой раньше не замечал. Змееныши мигом собрались у подножия группы скал, где учились подниматься наверх, используя только силу рук и хвост. Сэйрис поднял голову и почувствовал, как останавливается сердце: Дарий висел над жадно выщерившимися в пропасти внизу скальными клыками, держась только за руки Наины и Мирта. Очевидно, дети каким-то чудом успели поймать сорвавшегося мальчика. Наг чуть ли не взлетел туда — ему, взрослому, такая высота и простая для подъема скала была на раз плюнуть. Снял и спустил вниз всех троих. И совершенно по-простецки отлупил по очереди всех — и нажат, и своих, — спешно выломанным пучком гибких прутьев местного кустарника. Дети пищали и плакали. Сэйрис был неумолим. — Кто-то не уразумел причин наказания? — грозно шипел он, оглядывая размазывающих слезы мелких. — Нельзя было убега-а-а-ать… — Что я говорил об играх в скалах? — Что нам туда нельзя-а-а-а. — Пошелестели домой! Наина, Мирт, Дарий, вы отправитесь к Ланору, учить Кодекс. Остальные — к наставнику Эссиси. Лично сообщу о наказании! — Да, дядя Сэй. — Да, пап. — Да, мы поняли. Отходняк накрыл несчастного нага уже в поместье, когда сдал наказанных тем, кому собирался сдать. Он не хотел рассказывать Арису или Эанору о произошедшем, но когда ты Страж, твои мысли и чувства как на ладони и у брата по оружию, и у Первожреца. — Что? Не уследил? — предсказуемо взвился Эанор. Арис опустил ладонь ему на плечо, успокаивая вспышку. — Что случилось, Сэй? Все живы? — Да. Я успел вовремя, — наг все еще переживал. — Что там с Храмом? — мрачно буркнул Эанор. — Еще два дня максимум, мастера хотят убраться за собой, да и мебель кое-какую завезти туда. — Ладно, два дня так два дня, — вампир пытался успокоиться. — Я прошу прощения, Прекраснейший, — наг низко склонился перед Арисом. — Перестань, я сам виноват. Скинул детей на твои плечи — и рад, что можно бездельничать, — жрец потянул его за плечо, требуя подняться и не позориться. — Но будет лучше, когда мы переберемся в Храм. Там ведь большая долина? — Да, довольно большая, ровная. Никаких скал. Правда, есть озеро. — С этим разберемся. Думаю, в холодную воду дети сами не полезут, — покачал головой Арис и повернулся к мужу: — Эно, сегодня нужно собрать всех, кто едет в Храм с нами. — Сделаю, — коротко отозвался вампир. На нага он все еще был слегка сердит. Но сейчас надо было поговорить с детьми. Потом Арису предстоял очень нелегкий разговор со взрослыми. Их — тех, кто все еще не знал, кто он, — было десять человек. Хотя Эанор сомневался в том, что они так уж совсем ничего и не знают, с момента, как они оказались в Нагорье, прошло много времени… С другой стороны, наги предпочитают между собой говорить на нагатэе, а среди слуг, кажется, не было никого, кто бы этот язык знал. Но уже прошла неделя с приезда Ариса, а утреннее представление Прекраснейшего видели, наверное, все поголовно. Или нет? Он почему-то не мог припомнить, были ли тогда где-то рядом люди, или нет. Вампир тяжело вздохнул и поспешил разыскать детей. Присмиревшая троица, поеживаясь и почесываясь, пыталась сидеть и писать строчки под присмотром Ланора, который, судя по виду детей, тоже внес свою лепту в воспитательный процесс. Эанор окинул их внимательным взглядом. — Чья была идея? Надеявшиеся на то, что вампир наказание отменит, дети понурились. Правда, Мирт через несколько секунд приподнял голову, зыркнул из-под кудрявой алой челки, пытаясь оценить, насколько сильно зол отец. Идея подбить нажат на то, чтоб им показали, как те тренируются, была его. Эанор недвусмысленно похлопывал ладонью по бедру, глаза светились. Ланор не встревал, просто прикрыл книгу, из которой диктовал детям, и отошел к окну, делая вид, что его тут нет. — Па… — Мирт осекся и поспешил исправиться: — Отец, никто же не пострадал, и дядя Сэйрис нас уже наказал… — А я на будущее, — оскалился Эанор. — Это была моя идея, — мальчик тяжело вздохнул и еще ниже опустил голову. Эанор молниеносно оказался рядом, перегнул его через колено и всыпал от всей души. Мирт терпел, только слез сдержать не сумел, и ударе на пятом все-таки взвизгнул, очень уж было больно, да еще и после розги. Эанор тут же выпустил его. — Думаю, достаточно. Но это не значит, что ты получил право шкодить напропалую. — Да, отец, — Мирт шмыгал носом, стараясь не поднимать голову: показывать мокрые глаза было стыдно. Эанор окинул взглядом остальных детей и вышел. Арис пришел к сыну, когда Ланор закончил урок. — Лан, займи Наину и Дария чем-нибудь, — попросил некроманта, улыбнувшись чуть извиняющейся улыбкой. — Я расскажу вам про местные цветы, идемте. В тот день Мирт получил свой первый урок, как будущий Прекраснейший. Арис не стал щадить его — красочно «показал», забрав с собой в созданное медитацией пространство, чем могла закончиться их выходка. А затем рассказал, как в таком случае можно помочь, если человек или иной разумный еще жив. — И я, правда, так смогу, па? — Если будешь прилежно учиться — сможешь еще и не так, — усмехнулся жрец. — С этого дня я буду учить тебя. Меня учит Госпожа, точнее, учила. Она пришла ко мне, когда я перешагнул порог совершеннолетия. И с тех пор приходила во снах, обучая, ведь других Прекраснейших не осталось. Может быть, она придет и к тебе. — А если вы — мои родители, почему я — Дитя Смерти? — Потому что она — мать нам всем. Ни люди, ни вампиры, ни прочие разумные мужского пола не могут рожать, я не исключение, — Арис рассмеялся. — Так что тебя родил не я, думаю, ты об этом догадываешься. — Ты — мой папа. А кто мама? — Приемный папа. Об этом расскажу чуть позже. Твоей мамой была одна женщина… Я не знаю, как ее звали, но, думаю, она была хорошей. Она не смогла родить тебя — умерла, когда ты еще был в ее животе. И тогда пришла Госпожа, она поддерживала в тебе жизнь, пока один очень плохой человек разрезал твоей умершей маме живот и доставал тебя. Плохой он был не поэтому, просто по своей сути. Так… — Арис потер лоб. — Все дети, которые появляются на свет от умерших матерей с чужой помощью и силой Госпожи, считаются Ее детьми. Поэтому и я, и ты — ее сыновья. — И мы все так выглядим? — Мирт подергал себя за прядку волос. — Да. Мы похожи на Госпожу. Когда рождаемся — еще нет, но через несколько дней уже меняют цвет волосы и глаза. — Но ты все равно мой папа? — Да, хотя и должен был бы считаться старшим братом. Но я и Эанор по закону разумных рас считаемся твоими родителями. Мирт покивал. — Я вас очень люблю. — А мы очень любим тебя. И очень переживаем, когда ты шалишь, тем более так опасно. Там, куда мы завтра отправимся, будет озеро. Оно очень холодное, и если вы даже в шутку в него нырнете, даже в самый жаркий полдень, вы можете погибнуть. Ты самый старший из детей, я доверяю тебе и надеюсь, что ты не предашь мое доверие. Мирт энергично закивал. И потер ягодицы. — Ты будешь присматривать за своими друзьями и больше не станешь подбивать их на опасные шалости, — это был не вопрос, но Арис все равно ждал ответа. — Да, пап, — Мирт снова закивал. — Теперь я расскажу тебе историю нашей семьи. Распространяться о ней не стоит, надеюсь, ты понимаешь, это тайна. Никому, даже Наине и Дарию. — Да, папочка, никому-никому. — Вот и молодец. Тогда садись и слушай. К середине рассказа Мирт умудрился перебраться к нему на колени, Арис и не подумал его одернуть или прогнать. Он старался рассказывать их с Эанором историю так, чтобы ребенок все понял. Мирт старался все осознать, кивал и иногда задавал вопросы. Для своих лет он был достаточно смышленым мальчишкой, уже умел читать на двух языках — энратском и нагатэе, учился писать прописными знаками, а не печатными. И, хвала Тьме и Свету, он не был обделен желанием учиться. — Значит, я тоже буду прятаться? — Я надеюсь, к тому времени, как ты подрастешь довольно, чтобы практиковаться в своих знаниях и умениях, прятаться уже будет не нужно. — А я увижу Госпожу? — Увидишь. На свое шестнадцатилетие, — улыбнулся Арис. — Ну, а Ее статую ты сможешь увидеть уже послезавтра, в Храме. — Не терпится, — обрадовался Мирт. — Мама может видеть нас только после совершеннолетия, — пояснил Арис. — До этого она лишь знает, что мы есть и живы. Если бы мне или тебе не дали имени до шестнадцати, она могла бы увести такого ребенка во плоти с собой. Но имя привязывает нас к материальному миру. — Понятно. А какая она? — Самая лучшая, самая красивая, у нее самые ласковые в мире руки и взгляд, она очень добрая и сострадательная. Богиня и мама — вот и все, что тебе нужно знать. Когда ты увидишь ее в первый раз, ты сам все поймешь. Мирт вздохнул. Маму увидеть хотелось очень. Но если папа говорит, что послезавтра… Мальчик крепко обнял его. — А почему люди так боятся нас? — Потому что живут мало и боятся смерти. — Но ведь она — избавление? — Избавление, милосердие, отдых и забвение. Люди не ценят этого, считая важным лишь сиюминутное. — И как их переубедить? — серьезно спросил Мирт. — Я не знаю, малыш. Правда. Все, что я могу — это лечить их и отпускать. Возможно, когда наш принц станет королем, а при Храмах откроются школы, где мы будем рассказывать о работе Прекраснейших и жрецов Госпожи, все изменится. Мирт завороженно слушал. — А еще есть такие, как мы? — Нет, нас пока только двое. Но, думаю, когда ты вырастешь, мама подскажет, где еще готов родиться наш брат или сестра. Мирт решил, что пока ему не нужны брат или сестра. Родителей хватит. Ну, еще есть Наина и Дарий, и та совсем-совсем мелкая девочка, которую родила тетя Эли. Уже слишком много детей. Иногда он хотел родителей только себе. Безраздельно. Но с другими детьми играть было хотя бы весело. — Папа, а там, в долине, мы будем все вместе? Арис понял, что так волнует сына, кивнул: — Да, Сэй сказал, Храм достаточно большой, чтобы нашлось место для всех. Там ведь и кельи для младших жрецов были, и для Стражей общежитие. — И мы никогда-никогда не расстанемся? — Я не провидец, да и будущее никто не может предсказать, даже богини. Однажды расстанемся, у меня ведь есть работа, мне придется путешествовать по всему миру, пока жрецов не станет много. — А когда нас станет много? — Поселюсь в каком-нибудь Храме поближе к тебе, если все еще буду нужен рядом. Но тогда ты уже будешь взрослым, — Арис потрепал его по вихрастой макушке. — Вы мне всегда будете нужны, — упрямо сказал Мирт. — Хорошо, сынок, так и будет. А теперь ступай и найди остальных, мне нужно поговорить с нашими слугами. Они не знают, кто я, а я не знаю, как они отреагируют на новость. Мирт убежал, по пути размышляя, во что поиграть. Арис вздохнул, глядя ему вслед. Ребенок. Его сын пока еще такой ребенок. Он в этом возрасте ребенком уже не был, учась у Эанора, впитывая знания через решетку клетки. Все к лучшему. Теперь бы еще поверить в это, идя на встречу с людьми. Эанор возник рядом, обнял за пояс. Арис остановился на пару минут, крепко, до боли в пальцах, вцепился в плечи мужа. Ему можно было ничего не говорить, просто вжаться всем телом, впиться в твердые прохладные губы, отдавая свой страх и впитывая уверенность. Эанор обнял его ненадолго крыльями. — Идем, мой цветок. И они пошли.