Миры и Грани Шестигранника. История 24. "Аромат миндаля"

Люди — Арис каждого знал по имени, знал все о них, — ждали в небольшом уютном зале, сидя на подушках и стоя у стен. При виде входящих лордов все вскочили, замерли, внимательно глядя на них. Приказ собраться здесь их напугал, это Арис тоже чувствовал. — Не бойтесь, — мягко сказал он. — Мы просто хотим кое-что сказать. Люди склонили головы, ожидая. Женщины, мужчины. Его люди. Арис собрал все свое красноречие в кулак, он не готовил речь, но придется постараться. — Вы все верно служите роду Леанн. Вы должны знать, кем является младший лорд, — заговорил все же Эанор, слова сухо и остро резали воздух. — Таких, как я, в древности называли Прекраснейшими, — негромко сказал Арис. — Я верховный жрец Младшей из Сестер, Госпожи Душ. — Так мы поняли уже, — хихикнула сестра Кары. — Страшновато было, но потом притерпелись. Арис слегка растерялся. — Поняли? И… давно? — Да как увидели, почитайте. Внешность у вас приметная. А старики помнят, как по трущобам лекарь красноволосый таился. Чудотворцем был, совсем доходяг на ноги ставил, смертельно-больные при нем мучиться переставали, уходили без страданий. Что ж тут не понять, милорд? Ворона еще помнят люди. Что в самом деле творил, а не те сказочки страшные, что после придумали. Арис молчал довольно долго, потом все же спросил: — В Трианнском поместье знают все? — Нет, только доноры лорда Леанна. — Что ж… — Эанор незримо для людей, но явственно для Ариса расслабился. — Если вы знаете, проблем быть не должно. Естественно, это подлежит сохранению в строжайшей тайне. Через два дня мы переместимся в местный Храм. — Да, лорд, — отозвались все. — Если что-то необходимо — вы все знаете, где нас найти. Все свободны. Арис приподнял руку, люди замерли. — Спасибо, — говорить было трудно, ком в горле мешался. — И за Ворона, и за Вайрина Герена. Люди кланялись и расходились. А из Ариса будто все кости вынули, облегчение было таким сильным, что он буквально рухнул на подушки, стоило уйти последнему из слуг. — Все-таки приятно ошибаться в людях, — Эанор сел рядом. — Да, — Арис привалился к его плечу головой. — Я почти счастлив. Эанор поцеловал его в макушку. — Я тоже. Два дня пролетели быстро. Арис больше не пускал обучение детей на самотек, и Сэйрис, кажется, немного обиделся или счел, что теперь ему не доверяют. Пришлось с ним на эту тему обстоятельно побеседовать. Арису вроде бы удалось убедить змеехвостого, что никто ему в доверии не отказывал, просто Прекраснейший осознал свою ошибку и пытается ее по мере возможности исправить. Эанор же с глазу на глаз переговорил с каждым из своих доноров и убедился, что они его супруга и впрямь не боятся. Люди доказывали свою верность клятвам, и хотя бы в этом можно было оставаться спокойным. — Милорд, да разве ж можно? — они почти возмущались теперь тем, что такого славного молодого человека, как младший лорд Леанн, можно бояться. — Мы же от него только добро видели! — Но Прекраснейших боятся… — Только дураки, — довольно резко высказалась Нита, сестра Кары. — Сами подумайте, милорд, люди и без того смертны, нам, женщинам, легче это понять. Можно в родах помереть, можно на тяжелой работе надорваться. Да хучь и в темном переулке грабителя встретить. Смерть так и так тебя примет, а коль дитя Смерти попросить — так и без мук уйти можно. — Хотелось бы, чтоб все были такими мудрыми, как вы, — вздохнул Эанор. Нита развела руками. У телохранителей мысли были примерно того же направления: Прекраснейшему лучше служить верно, он и исцелить сумеет, если что, и отпустит без боли смертельно раненого. — Что ж, по крайней мере, удара в спину можно не ждать, — высказался Эанор. Арис в эти два дня выглядел умиротворенным и почти окрыленным. Вера простых людей ему очень помогла, а их доверие придавало сил. Несбывшийся кошмар рассеялся, как туман. — Ты и без крыльев летаешь, мой цветок, — потешался Эанор. Арис одаривал его жаркими поцелуями и снова улетал творить добро: к нему все так же приползали наги, приносили и приводили тех, кто нуждался в исцелении. Неизлечимых среди них, к счастью, не было. Арис чувствовал себя действительно нужным, он был на своем месте и мог оттачивать грани мастерства. Каждый раз, взывая к исцеляющей тьме, окутывая кого-то тенями, что изменяли неправильное в чужом теле на единственно верное, он вместо опустошения чувствовал необычайный прилив сил и радость. Одаренные же его вниманием и лаской, наги отдаривались в ответ искренними улыбками и благодарностью. Ну и золотом — кто мог. Наконец, Сэйрис принес весть, что Храм готов принять своего жреца. Ланор открыл портал для слуг, Сэйриса и детей. Арису и Эанору предстояло добираться в сопровождении проводников пешком. Арис сам этого захотел. Ему было немного совестно из-за того, что Эанор оказывается постоянно обделенным в этом смысле. Здесь, в горах, открывать лунный портал без тщательнейших расчетов было чревато, и Ланор отказался брать на себя такую ответственность. — Ничего, зато жреца успокою и подготовлю к великому зрелищу, — хмыкнул вампир. — И с мужем наедине побуду… Проводника из нагов можно было проигнорировать — он отлично маскировался под местность, а может, в самом деле уползал куда подальше, когда двум безумно влюбленным друг в друга существам приходило на ум начать целоваться прямо на узенькой тропке над пропастью. — Полетаем? — засмеялся Эанор. — Да! — предложение Арису понравилось. — Только будь осторожен. Вампир ухватил его на руки и рухнул в пропасть спиной вперед, рассмеявшись. Проводник только головой покачал, глядя, как с мощным хлопком раскрываются широкие крылья, гася падение, превращая его в полет. До него доносился негромкий смех Прекраснейшего, еще такого юного. Оберегать бы его, не отпуская из Нагорья никуда, да ведь не выйдет. Одно Дитя Смерти на весь мир — как только справится? — Понравилось? — Эанор взмыл вверх, смеясь. — Очень! Еще! Вампир снова рухнул в полет, крепко прижимая к себе супруга. Налетавшись до голодного ворчания в желудках, оба угомонились. Эанору, чтобы восполнить силы, пришлось пить кровь Ариса и после, где только было возможно, нести его на руках, хотя тот и протестовал, утверждая, что сам вполне способен идти. — Не хочу ловить тебя при полете в пропасть. Арису вспоминалась дорога к замку Дракона, и он замолкал, улыбаясь и крепче сжимая руки, обнимающие шею мужа. До Храма они добрались быстрее, чем Эанор рассчитывал. Что его слегка огорчило. Впрочем, впереди еще много времени, никто не сможет запретить им уходить из храма и гулять только вдвоем. — Храм Госпожи Душ, — проводник взобрался на скалу, чтобы открыть им путь и жестом указал вперед. Стоило сделать пару шагов по тропе, перед ними открылась долина, похожая на налитую вином чашу: наступило время цветения маков. Храм у озера в центре долины казался расписной лаковой игрушкой. — Как красиво, — оценил вампир. — Наги постарались. Выглядит так… достойно. — Храм оставался в запустении долгие-долгие столетия. Сешш Крассис сообщил нам, что появился Первожрец Госпожи, сразу, как только увидел и узнал его, — проводник растянул губы в радостной улыбке. — Народ Нагорья немедленно приступил к реставрации Храма. Мы знали, что рано или поздно возлюбленный сын Госпожи приедет сюда. — Полетели, мой цветок? Арис кивнул, обнял его. И Эанор понесся к Храму во все крылья. Наг проводил их взглядом и развернулся — он выполнил свою работу, можно вернуться в поместье сешш Крассиса и сообщить, что жрец и его Стражи и прочие на месте. Наверное, им дадут некоторое время, чтобы обосноваться, и только потом наги начнут приползать к Храму, как сотни лет назад, чтобы отыскать здесь исцеление души или тела, или же упокоение без мук в ласковых руках сына Смерти. Эанор приземлился у входа, поставил Ариса наземь и с восторгом воззрился на Храм. Может быть, основные постройки и главное здание оставались теми самыми, изначальными, но отделывали Храм явно заново, он сверкал полированным камнем, так что изначально даже не было понятно, что этот камень — черный. Да и присмотревшись, можно было только ахнуть: в черноте то тут, то там сверкали синие и зеленые звезды, серебристо переливались искорки слюды, складываясь то и в созвездия, то ли в хвосты падающих звезд, то ли в туманности. — Арис, как он прекрасен! Как сама ночь, если подняться высоко! — Ты еще не был внутри, — улыбнулся жрец, беря его за руку. — Идем, я хочу провести тебя в святилище Храма первым, как и полагается первому Стражу. Эанор сделал самое аристократичное выражение лица. Арис прыснул, даже не стараясь придать себе вид торжественный и отрешенный. Хотя и стоило, но… ему просто не хотелось. Почему в святилище Младшей из Сестер обязательно нужно входить, словно в склеп? Это же не так. Здесь, в этом храме, не было массивных дверей, только легкие раздвижные ширмы, скользящие по каменным желобкам в полах и потолках. Раздвигались они почти бесшумно, повинуясь легкому движению руки жреца. Одна, вторая… И в лицо Эанору ударил неяркий теплый свет, льющийся сквозь разноцветные витражные стекла. Внутри святилище нагского Храма мало отличалось от Трианнского. — И что теперь? — Эанор огляделся. — Я хочу, чтобы ты запомнил, как выглядит сердце Храма, — Арис прошел по кругу вдоль витражей, касаясь переплетов. — Здесь нет и не может быть окон, ламп и иных светильников. Пока Первожрец ничем не преступил закона Госпожи и не пошел против Ее воли, здесь всегда будет свет. — Здесь так спокойно и тихо… — Здесь любой может найти покой и утешение. Сердце Храма открыто для всех, как и Ее сердце. Арис остановился напротив мужа, прижал ладони к его груди, порождая внутри ту волну двойственных ощущений, к которой Эанор никак не мог привыкнуть с первой встречи с Госпожой. Вампир глубоко вздохнул. Тишина в Храме звенела как серебряные колокольчики. — Я, Арис, Первожрец Храма, клянусь исполнять свой долг отныне и пока живу. В перезвон призрачных колокольцев вплелся шепот ветра в высоких травах, воздух наполнили запахи ладана и опиума. — Я, Эанор, Страж Храма, клянусь исполнять свой долг до последнего вдоха. Сила, которой было всегда так много в Арисе — Эанору казалось иногда, что ее слишком много для одного Первожреца, — взметнулась вокруг них, легла на плечи невесомыми плащами — белоснежным у Ариса и белым с кроваво-алым подбоем у Стража. — Честь нам порукой в клятве и жизни, — завершил обряд Прекраснейший. — Эно, приведи Сэйриса. Ему тоже пора получить свое истинное посвящение. Наг в Храм вползал с трепетом всего хвоста, поминутно оглядывался. Эанор, как уже посвященный, остался у входа, чувствуя некую глубинную причастность к обряду, волнение за нага, который стал ему кровным братом. Он сейчас даже переживал за него так, как переживал бы за родного брата. Арис подошел к Сэю, улыбаясь ему светло и ласково. Узкие ладони легли на грудь, туда, где расцвечивала тело змеехвостого ритуальная татуировка. — Храм Госпожи Душ — средоточие милосердия. — Милосердие — высший дар Смерти, — голос Сэйриса прозвучал ровно, хотя сам он вздрогнул от прикосновения. — Я, Сэйрис, Страж Храма, клянусь исполнять свой долг до последнего вдоха. Его плащ был белоснежным с подбоем цвета запекшейся крови. — Принято и засвидетельствовано, — прошелестело в святилище, с тихим гулом раздвинулись каменные стены напротив алтаря, открывая статую богини. Единственным ее отличием от столичной было то, что руки Госпожи не были пусты. В левой она держала букет из маков, в правой же поблескивал полированным каменным лезвием обоюдоострый узкий клинок. — Цветы — это символ сна, как исцеления, — прошептал Арис. — И кинжал, как последнее милосердие. Потом он прошел к алтарю, достав из приалтарного ларчика несколько свечей, установил их в выбитые в камне гнезда и опустился на колени. Стражи почтительно отошли ко входу, сложив руки на груди в молитвенном жесте, замерли статуями. Тихий голос жреца наполнил святилище, словно теплая вода или солнечный свет: — Славься, Младшая из Сестер, Дарительница покоя, да пребудет власть и сила с Тобой вовек, Госпожа Перехода. Да освятит она Храм, приют для всех, кто придет, алкая помощи и исцеления. Даруй детям своим сил, Прекраснейшая. По Храму прошла еще одна волна силы. И все стихло. Свечи, которые никто не зажигал, теперь горели ровными яркими язычками пламени. Арис поднялся с колен, чувствуя в себе удивительное умиротворение. — Что ж… Храм готов принять страждущих? — Эанор осмотрелся. — Теперь — да. Идемте, посмотрим другие помещения? — за дверью святилища Арис растерял свой ореол власти и могущества, улыбнулся яркой мальчишеской улыбкой. — Посмотрим. Интересно же, что тут столько времени ремонтировали. Следовало признать, что наги знали толк в красоте. Пусть она и была несколько странной на взгляд вампира — все эти тонкие деревянные колонны, обшитые узорчатым деревом стены в жилых комнатах, «красота в малом», «красота в простоте», как лейтмотив всего внутреннего убранства. Светлая трапезная с низкими столиками и застеленными ткаными ковриками помостами, на которых тут было принято сидеть, огромная приемная с такими же помостами вдоль стен, выложенных мозаикой из драгоценных и полудрагоценных камней, изображающих бескрайнее поле, заросшее маками и погребальными лилиями, ирисами и бессмертником. Эту мозаику все трое рассматривали очень долго, не в силах оторваться: несмотря на то, что четко была видна золотая окантовка каждого кусочка, картина в целом выглядела почти пугающе живой и настоящей. Того и гляди, среди цветов возникнет тонкая фигурка в белом облачении, в маковом венке поверх кроваво-алых кудрей и с серебряным серпом на поясе. Насмотревшись, приемную покинули в полном молчании. Жилые комнаты были невелики, куда как поменьше привычных вампиру, но вместе с тем уютны. Все то же дерево, узорный паркет на полу, тонкие резные карнизы по верху стен, узкие высокие окна, застекленные толстыми пластинами хрусталя в бронзовых переплетах, минимум мебели. — Это как шкатулка для драгоценностей. Красиво. И просто. — Мы и есть драгоценности, — хохотнул Сэйрис. — Привыкай. — Да уж… Так, а жить мы где будем в этой долине? Сэйрис посмотрел на него, как на головой стукнутого: — Тебе не нравится в Храме? Риад и Элисанна уже выбрали себе и детям комнаты, слуги тоже, даже Ланор и я уже обжились за день. А для Прекраснейшего и его семьи — самые роскошные покои. — О… Куча подушек? — оживился вампир. — А как же. Все в нагской традиции, — усмехнулся змеехвостый. — Располагайтесь. Мирт выбрал себе комнату рядом с вашей и наотрез отказался перебираться в детскую. Эанор застонал, сообразив, что супружеская жизнь обречена на тишину. Сэйрис позволил себе пару минут полюбоваться на его перекошенное лицо, и только потом утешающе похлопал по плечу: — Не переживай, брат, Лан уже позаботился о нужных заклятьях. — Правда? — это вампира слегка утешило. — А то я не знаю, что вам нужно будет, — усмехнулся наг. — Все продумано. — Я вас почти люблю, — расчувствовался Эанор. — Но шкуру твою все равно сниму. — За что это? — Цвет нравится, а ты все равно линяешь. — Ты не носишь белое! — А ты на мой плащ посмотри! Арис прислонился к стене и хохотал, слушая их перепалку. Но не встревал, прекрасно зная, что даже если Стражи решат подраться, вреда друг другу причинить они не смогут. Да и не такие у этих братьев были отношения, чтоб всерьез ругаться. — Идем искать нашу спальню, мой цветок. Раз уж меня без шкуры оставили. — Папа! Отец! — Мирт вынырнул откуда-то из коридора, с разбегу кинулся к ним обоим. — Ну, что такое? — Арис, подхватив мальчишку, охнул: Мирт уже не был пушинкой, чтоб вот так виснуть с разбегу на нем. — Вы наконец-то прилетели! Я так соскучился! — Малыш, нас не было всего каких-то полдня, — рассмеялся вампир, перехватывая сына у Ариса и высоко подкидывая его. Мирт взвизгнул и засмеялся. — Папа, а ты со мной полетаешь? — Я не умею летать, — улыбнулся Арис. — Ну… папа Эно? — уточнил ребенок. — Полетаю, мышонок. Посмотрим на долину из поднебесья. Мирт раскинул руки и радостно завопил. Арису подумалось, что этот Храм уже давно не слышал таких радостных криков и смеха. И это хорошо, что служение Прекраснейшего в этих стенах начинается именно с них, а не со стонов боли или скорбного плача.