***
Арис не думал, что будет настолько тяжело. Но Госпожа была права: он полностью принял и раскрыл свой дар, и лишь поэтому еще был жив. Хотя сил у него не осталось вовсе — он старался отпускать лишь безнадежных, насквозь проеденных и отравленных чумой. Здесь частенько встречались львиногривы, и однажды он едва не рухнул, когда показалось, что увидел Китрисса. Хвала Тьме, лишь показалось, что бы Китрисс делал в этом забытом богинями местечке? Просто похожий львиногрив, возможно, родич. Арис не узнавал его имя — все равно не сумел помочь, было слишком поздно. Зеленая чума была похожа на плесень, поселяющуюся в теле и пожирающую любого разумного, будь то человек, львиногрив, вампир или наг, за считанные дни изнутри. Если на коже проступили грязно-зеленые пятна — поздно метаться, пора заказывать погребение. Он отпускал их одного за другим, даже не пытаясь заглядывать в глаза. Самыми черными словами крыл бургомистра, желавшего скрыть вспышку чумы и замалчивавшего случаи заболевания, пока не стало поздно. А ведь, по сути, зеленая чума, если взяться за лечение в первые двое суток, вполне поддается исцелению. Правда, оно по силам лишь темному целителю или же объединенным усилиям нескольких светлых. В безумной погоне за ускользающим временем и напряжении всех сил души и тела прошло около недели, Арис вдоль и поперек исходил город, не минуя ни лачуги последнего нищего, ни вычурно роскошных домов знати. — Кажется, все, — наконец, сказал он, прислушиваясь к своему дару. — Что будем делать с градоначальником? — уточнил Сэйрис. — Я бы его на его же кишках повесил, — в сердцах бросил Арис. Столько жертв! Он едва переставляет ноги, а ведь еще следует объехать все окрестные поселения, проверить их. Хотелось хорошенько отмыться, упасть в постель, даже не важно, будет ли она мягкой, главное, чтоб была чистой, и спать-спать-спать, сутки, двое — пока не выспится. — Ложитесь, Прекраснейший, вам нужно отдохнуть, — мягко прошелестел наг. Они устроились в недорогой гостинице, сейчас практически пустой. За исцеление мужа и старшего сына хозяйка оной с радостью поселила измученного целителя и его охранника в лучшей комнате, категорически отказавшись от платы за постой. — Тревожно… — Арис упал на комковатый матрас и уставился в потолок, безотчетно перебирая пальцами по простыне. Сэйрис аккуратно приподнял его голову кончиком хвоста под затылок и принялся расчесывать влажные после купания волосы. — Зудит внутри, будто я что-то забыл… — продолжил Арис. — Ничего не забыто. Отоспитесь, — Сэйрис улыбался. Вернуть себе спокойствие Арис так и не смог. Он устал, в самом деле очень сильно устал, его тошнило от голода и этой усталости, но он смог выпить только кружку молока. Он отупел от монотонного повторения одних и тех же действий, но стоило закрыть глаза, и изнутри словно иглами кололо: что-то не так, ты что-то забыл, Жрец. Сэйрис пытался его убаюкать, напевая одну из нажьих колыбельных. Наконец, Ариса сморило, затянуло в глухую пелену сна, и все равно он метался по постели и тихо вскрикивал, звал своего мужа, тянулся куда-то. Сэйрис смотрел на это, качая головой: страшная сила — любовь. В разлуке всего-то чуть больше недели, декада еще неполная, но как тянет друг к другу! Он обвил жреца хвостом, пытаясь успокоить, обнял всеми руками, укачивая, словно дитя. Утром Арис поднялся, кажется, ничуть не отдохнувшим. Но следовало закончить работу. Они наняли лёгкий экипаж, чтобы добираться до окрестных хуторов и деревень. — Как вам помочь, Прекраснейший? — Сэй, чем ты можешь помочь? — устало улыбнулся молодой жрец. — Приготовься отпаивать меня водой и следи, чтоб крестьяне не подняли на вилы, вот и все. — Хорошо, Прекраснейший, — наг утешительно обнял его хвостом. Как Арис и предполагал, зараза успела затронуть несколько деревень в округе. Будь в Иллотиане хотя бы маленький храм с одним-двумя младшими жрецами Госпожи, этого можно было бы избежать. Арис же попросту физически не успевал везде, выматывался до того, что засыпал в экипаже, пока Сэйрис направлялся из одного поселения в другое. Слухов было не избежать, они и не старались, просто делали свою работу. Крестьяне к огромному нагу приближаться побаивались, хотя шепотки так и ползли. Оставалось надеяться лишь на то, что информация о жреце Госпожи достигнет столицы достаточно поздно. В Иллотиане Арис тоже изрядно наследил и не знал, были ли там люди принца или нет, чтобы прикрыть его. Да он особенно и не пытался — его долг состоял не в том, чтобы прятаться. В одной из последних деревушек, где из живых остались вовсе считанные люди, к нему выползали и выходили сами, протягивали умирающих детей. Слезы застилали ему глаза — многих он мог лишь отпустить без боли. Это были страшные дни и ночи. Его сердце разрывалось от сострадания и горя. Сэйрис, укладывая его спать в кольца своего хвоста, разглядел в темных от пота и пыли волосах Прекраснейшего первые серебряные нити. — Ничего. Все будет хорошо, — пытался он утешить, выглаживая растрепанную косу Прекраснейшего. — Осталось… сколько, Сэй? — Еще пара хуторов, но, если там порезвилась чума, боюсь, мы опоздали, и выживших нет. — Но мы должны проверить. — Мы проверим, Прекраснейший. Зараженные дома следовало сжечь, в Иллотиане этим занимались специально созданные из выживших горожан команды, город выгорел больше чем наполовину. Бургомистра, кстати, вздернули сами люди. — Не пришлось пачкать руки, — отметил Сэй. Арис только кивнул. Саму казнь он не видел, отсыпался в то время, как это произошло, и был отстраненно рад, что так случилось. — Завтра доберемся до тех хуторов. И потом в Трианн. — Порталом. Дилижанса я не переживу, — вымученно пошутил жрец. — Непременно порталом, — закивал наг. — Отдохнешь в поместье, и отправишься в Нагорье, гонять новичков, — улыбнулся Арис чуть более живо. — Жду не дождусь, — рассмеялся Сэйрис. Возражать он и не подумал даже — несмотря на теплый тон, в голосе жреца явственно слышался приказ. Арис слишком волновался о семье и пока еще не был готов безоговорочно доверять новым Стражам, хотя умом и понимал, что все принесшие клятву с этого момента преданны ему и его близким до последней капли крови и вдоха. — А сейчас — спать, — завершил наг. Как и в предыдущие ночи, вернее, в те редкие часы, что урывал Арис для сна, ему снилось что-то мрачное и выматывающее душу. Отдыха такой сон не приносил, но тело хотя бы чуть-чуть восстанавливало силы. — Потерпи, — уговаривал наг. — Я уверен, что все в порядке. Новостей о грядущей войне в Иллотиане не слышали, да и вряд ли людям было дело до северных границ, тут со своей бы бедой расквитаться. Порталы — и те работали через раз, выпускали только тех, кого лекари сочли незаразными и здоровыми. Дальние хутора, как и предрекал наг, оставалось только сжечь. Вдвоем это было опасно, но из последней деревушки с ними пошли трое крепких мужиков, счастливо избежавшие болезни. — Что же, вашмилсть, жечь, сталбыть? Арис кивнул. Колебания деревенских были понятны: хутора крепкие, один так и вовсе почти новый, недавно только отстроенный. Хозяйство ладное, а ведь придется и живность всю под нож пустить, что еще не сдохла. — Болезни нельзя дать вновь распространиться. — Да эт-то понятно, вашмилсть… — мужик почесал в затылке, горестно хекнул и махнул рукой своим товарищам. Те дружно взялись за багры — растащить кровлю, чтоб горящее сено не полетело по ветру. Заваливали пристройки, стаскивая все к большому дому, куда Арис и Сэй, не боявшиеся заразы, снесли тела хозяина хутора, его престарелых родителей, жены и детей. — Все, догорит — и возвращаемся, — Сэй гладил жреца по плечу. — Да… — Арис отошел подальше от занявшегося весело и ярко огромного погребального костра, сложил руки в молитвенном жесте и негромко запел литанию Госпоже, провожая души ушедших. Наг ожидал, склонив голову в прощальном приветствии уходящих. Оставив мужиков ждать, пока дотлеют последние угли, и заливать пепелище, они направились обратно к Иллотиану. Еще следовало пройти освидетельствование у лекарей, чтоб пропустили к порталу. Город представлял собой удручающее зрелище: черные остовы сожженных домов, сплошные пепелища на месте бедных кварталов. Однако люди, оставив скорбь на то время, когда станет возможно без помех оплакать умерших, уже суетились, разбирая пожарища, расчищая улицы. Жизнь не закончилась в очищающем пламени? Так нечего и стоять, никто добренький не возведет новые стены и не приготовит запасы к грядущей зиме. Иллотиан напоминал разоренный жестоким ребенком муравейник: маленький палач уже ушел, огонь угас, и муравьи торопятся восстановить все, как было. Уже снова стелились по ветру дымки из фабричных труб, торопились в цеха старые и новые работники. В город тянулись деревенские сироты, им быстро отыскивалась работа, особенно, на кирпичном заводике. Арис смотрел на все это и думал: должно быть, похоже выглядели первые вампиры. Проклятые Витой. Прошлое уничтожено в огне божественного гнева, но выживать как-то надо, а скорбеть… Придет время, когда дети перестанут плакать от голода и страха, тогда и помянут ушедших до срока. Была ли чума очередной забавой жестокой богини со своими смертными игрушками? Зеленую чуму переносили болотные насекомые, но в окрестностях Иллотиана особенно больших болот не было, город стоял на глинисто-песчаных холмах, поросших довольно светлыми сосновыми лесами. Здесь было много ручьев и озер, но вода в них была чистой и не застаивалась. Усталость не давала Арису мыслить четко и связно, но отстраненно он все же подумал, что слишком вовремя возник очаг чумы на южной границе Энрата — как раз тогда, когда на северные рубежи точат клыки полисские «лисы». Не проморгали ли соглядатаи принца диверсантов, не был ли проклятый бургомистр куплен врагами Энрата? В лекарне, спешно организованной рядом с портальной площадкой Иллотиана, и нагу, и жрецу пришлось пройти полный досмотр, процедуру несколько унизительную, но необходимую. Арис стойко перетерпел чужие прикосновения и взгляды, впрочем, лекари-люди были так замотаны, что никакого интереса очередное тело перед ними не вызывало. — Здоровы, жалоб нет. Пропустить, — прозвучал долгожданный вердикт. Разоренный чумой город остался позади. Наг и жрец шагнули в портальное марево, задав точкой выхода поместье Леанн.***
Портальная площадка пряталась в глубине парка, из окон поместья она почти не просматривалась. Встретил их Клай, по всей видимости, карауливший рядом специально, быстро сгреб Ариса в охапку и прыжками помчался в самые заросли, взмахивая крыльями. — Что… что случилось? — перепугался юноша. — Где Эанор? — Тихо, — шикнул Клай, сноровисто пробираясь в глубину парковых насаждений. Арис притих, послушно следуя за ним, затем и прижался к его груди, когда дворецкий без единого слова подхватил на руки, взлетая. Клай привел его в густо заросшую колючим кустарником беседку, куда люди пробраться не смогли бы ввиду отсутствия крыльев. — Лорд Эанор схвачен по приказу королевы. Арис до крови прикусил пальцы, чтобы не закричать. Но достаточно быстро успокоился, заставил себя отрешиться от ужаса за любимого. — Рассказывай. Как, что и когда произошло. В чем его обвиняют? — В том и дело, что обвинений нет. Королева требует выдать ваше местонахождение. — Мое? Но как… Тьма! Кто выдал? Сейчас Арис как никогда ранее ясно понимал, что двигало Вороном и другими Прекраснейшими, устраивавшими кровавую бойню за уничтоженные семьи и близких. — Неизвестно. В поместье ее люди. — Сэйрис! — Увы, милорд, я должен был спасти только вас, Страж уже наверняка схвачен. Арис закрыл лицо руками, стараясь дышать медленно и глубоко, загоняя все свои чувства под ледяной панцирь отрешенности. — Что ей нужно от меня? Лечение? Клай покачал головой: — Об этом не было сказано ни слова. Зато о том, что королева жаждет заполучить жреца Госпожи в качестве оружия в грядущей войне, ее люди треплются постоянно. — Я должен идти во дворец. — Пока что не должны. Принц уже знает обо всем. Нужно подождать. — Чего? — заморожено поинтересовался Арис. — Ультиматума? Хорошо, я подожду. Старый дворецкий содрогнулся, глядя на него. Воплощенное милосердие? Скорее, воплощенная Смерть. — Лорд Леанн в порядке, я уверен, его заперли в подземелье. — Где мне ждать? — В моей комнате, милорд. К слугам соглядатаи не суются. Впрочем, раз Страж арестован, — перебил сам себя Клай, — то о вашем появлении уже известно, так что в ваших покоях. — Идем. Прятаться я не собираюсь. Пусть слуги выкинут из нашего дома мусор, я не хочу натыкаться на чужаков на каждом шагу. — Как прикажете, милорд. Приказ исполняли вампиры и наемники, так и остававшиеся в поместье дожидаться подопечного. Быстро, четко и почти без скандала — люди королевы были даже не гвардейцами, по всей видимости, Алатия еще питала иллюзии по поводу робкого, болезненно-стеснительного юноши. — Заприте ворота. Пусть наемники патрулируют поместье. — Что прикажете подать на завтрак? — невозмутимо поинтересовался Клай. — Молока сейчас. Остальное позже, я должен привести себя в порядок и поспать. Будут новости — будите, Клай, незамедлительно. Арис ушел в их с Эанором покои, разделся и почти рухнул в бассейн, в горячую ароматную воду. Отмыться, поспать, заставить себя поесть — ему понадобится много сил. Клай лично принес молоко. — Помочь вам выкупаться, милорд? Арис молча выпил любимое лакомство и кивнул, распуская косу и стягивая пропотевшую, воняющую гарью одежду. От него просто веяло усталостью и тихой, холодной яростью. Если принц Никелеон не освободит Стража в ближайшее же время и не принесет Прекраснейшему извинений — Энрату грозило появление второго Ворона, только чуял старый дворецкий, что этот Первожрец Госпожи собственную жизнь на плаху возложить не согласится, скорее, уложит туда королеву и всех причастных. И дай Тьма, чтоб лорду Эанору не нанесли серьезных ран — за каждую капельку его крови будет взята своя цена. Пока же Клай младшего лорда искупал, вытер, отвел в постель и уложил спать. Наемники, патрулирующие границы поместья, доложили, что за ним следят люди королевы. Они почти и не прятались, и их было много, достаточно, чтобы не пропустить никого, входящего или выходящего из ворот или с черного хода для слуг. — Лорд не собирается прятаться, — высокомерно процедил Клай, выйдя наружу. — Ожидайте. Когда он сочтет нужным, явится ко двору. Стража Сэйриса, несмотря на возможные и скорее всего неизбежные дипломатические неприятности со стороны Нагорья, в поместье не вернули. Королева наверняка с радостью лишила бы Прекраснейшего вообще всех слуг, но то ли ее безумие пока что не зашло так далеко, то ли она сочла, что двух заложников будет достаточно, поместье осталось неприкосновенным, и слуг никто не трогал. Клай на всякий случай активировал защитные чары на особняке, все, какие только были и какие смог подсказать Жене. Хороший дворецкий должен владеть соответствующими навыками. Клай был отличным дворецким. Чары пропустили лишь магического вестника от его высочества, но Клай, заглянув в спальню милорда, не стал его будить — сон молодого Прекраснейшего и без того был неспокоен и неглубок. — Излагай, — велел он вестнику. Птица рассыпалась искорками, оставив на столе запечатанное гербом принца письмо. Это могло подождать, к тому же, Клай догадывался, что добрых вестей там нет. Принц Никелеон не мог, просто не имел права на активные действия именно сейчас. Противопоставить себя королеве и отрезать все возможности мирного принятия короны после ее смерти? Вряд ли жизни трех разумных стоили этого. Клай покачал головой, отнес письмо в спальню. Ничего хорошего оно не сулило. Клай не одно столетие жил под луной, прекрасно понимал и мотивы, и подоплеку поступков принца. Свое неодобрение аресту Стража Границ он уже наверняка высказал, и если лорд Леанн не отпущен на свободу, к нему не прислушались. Да и в самом деле, упустить такой козырь из рук? Оставалось молиться о смерти королевы. Почему она не умирает? В столице только и слухов, что о ее болезни, весь город гудит, как растревоженный улей. Но венценосная тварь цепляется за жизнь, словно паучиха за рваную паутину, выплетает новые нити. И — Свет ее покарай! — даже ловит в эти липкие сети новые жертвы. Только Клай знал еще одно: бело-алая бабочка, попавшаяся ей сейчас — далеко не беспомощна.