Студенческий век: потерянные в любви

      — Я уже успела соскучиться, профессор.       В дверях аудитории раздался бархатистый, тронутый игривой хрипотцой голос молодой женщины. Одна ее улыбка могла все за нее сказать, ей и не нужно было произносить только что произнесенные слова. Окрашенные не вызывающе красной помадой губы растянулись в искренней, ласковой улыбке. На покрывшихся светло-оранжевыми пятнышками, то бишь веснушками, щеках, проявились маленькие ямочки. Эта деталь внешне превращала ее в настоящего непоседливого, озорного ребенка. Даже не додумаешься, что она является преподавательницей психологии в высшем учебном заведении.       Послышался цокот каблуков. Она неспешно, будто поддразнивая профессора, переставляла длинные ноги, облаченные в телесного цвета колготки, по ступенькам к его столу. Пауль же, скрестив руки на груди и прислонившись поясницей к своему рабочему месту, с нескрываемым интересом рассматривал возлюбленную, которая, задорно сощурив глаза, была похожа на осторожную и хитрую лисицу, идущую к своей добыче.       Но как бы не так. Ландерс, приняв триумфальное выражение лица, крепко взял женщину за запястье и, притянув рывком к себе, обвил как всегда теплую ладонь вокруг тонкой талии. У мужчины словно с рождения внутри был включен на полную мощность обогреватель, даже в холодную погоду его нежные и одновременно сильные руки были способны согреть получше пледа и горячих напитков.       — Неужели?       — Да-а-а. — женщина азартно закусила нижний край губы. Между ними не было ни единого миллиметра расстояния; фрау Шульц разглядывала каждую частичку лица профессора.       Пауль был зачарован — об этом даже говорить не нужно было. Его выдавали расширенные зрачки, смотрящие лишь на объект своего обожания. Уголок тонких губ слегка приподнялся в ухмылке.       — Как дела? — Хрипловатый шёпот разнёсся по всей аудитории, заполняя её чем-то уютным и тёплым.       — Я устал. — с некой досадой буркнул мужчина. — А твои как?       От печали на засиявшем лице не осталось и следа. Ничто не интересовало его так, как дела любимой женщины. Он готов был слушать её часами напролёт, хотел знать каждый пройденный шаг.       — Хорошо. — Рената обвила тонкую шею нежными руками. — Может, я смогу вас расслабить, герр? — Светлая бровь идеальной формы взлетела вверх.       — Ох, ну, попробуйте.       Светло-карие глаза по-лисьи сверкнули игривым огоньком. Не церемонясь, женщина подтолкнула профессора, заставив его слегка повалиться на стопку листов и тетрадей. Само собой, Ландерс был обескуражен, но разве мог он сопротивляться садящейся сверху Рине?       — Так ты собралась расслаблять меня? Это напрягло даже.       — Вам понравится, профессор, — практически промурлыкала каждое слово женщина.       — После таких действий я и не могу сомневаться в этом.       Мужчина снова и снова оглядывал позу, в которой находилась сейчас Шульц. Подобно наезднице, она нависала над ним и плотно водила ладонями по его груди, прижимая к столу сильнее и массируя усердно плечи.       — На секс все равно времени не хватит, хотя бы это, — послышался издевательский смешок со стороны преподавательницы.       Пауль чувствовал прилив наслаждения; его тело расслаблялось под этими пленяющими и нежными прикосновениями, становясь вовсе неподвижным. Он сдерживался, чтобы не застонать; уж слишком хорошо справлялась Шульц. Профессор напрочь забывал о напряжённом дне, который был похож на каждый предыдущий и следующий. Казалось, что даже занятие сексом не приносило такого удовольствия.       Но его всё же возмутила её реплика:       — Ка-а-а-ак жаль, я ведь для этого и позвал тебя сюда, да? — Ландерс поднял бровь в негодовании.       — Ну, я хотела… — состроила невинный взгляд в ответ женщина.       — Фиу, Рената, это что такое.       Профессор, похожий на божий одуванчик, изо всех сил постарался сделать вид строго, чем-то недовольного папаши. Рина лишь рассмеялась на это, заставив расплыться в улыбке и Пауля. На её лице, словно поцелованном самой весной, красовались небольшие, милые ямочки. По-детски искрящиеся, радостные глаза ни на одну секунду не оставляли без внимания мужчины; ей отвечали полной, несокрушимой взаимностью. Мужская ладонь плавным движением пробралась к щеке, накрыв её собой и притянув владелицу ещё ближе. Он не в состоянии сдерживаться; не произнося ничего лишнего, их губы сомкнулись в нежном и робком поцелуе. Что-то ласковое и мягкое дурманило разум; за окном опадали листья, душа расцветала самыми красивыми и редкими цветками.       Его не оставили без ответа — безмятежность прерывало тихое и сладкое мычание. Руки Рины, спустившись с шеи, безостановочно и чутко поглаживали плечи, в то время как другие водили по спине, словно по чему-то хрупкому. Каждое прикосновение было неторопливым и осторожным, будто к друг другу прикасались два подростка. Пальцы женщины легко путались в блондинистых, шелковистых и густых волосах, словно в пшеничном поле. Им обоим казалось, что это будет продолжаться вечность, и ничто не сможет помешать этим минутам, за которые хотелось отдать месяца и годы.       — Проф. ессор, уо-уо-уо, я тут, кажется, не вовремя.       Эту идиллию разрушил до мелких руин вошедший в аудиторию студент из юридического факультета. Шульц мигом поднялась с блондина, встав на ноги и оттянув непослушную, чуть задравшуюся юбку-карандаш вниз. Профессор откашлялся, приняв сидячее положение на столе.       «Чёрт. Я же сижу на столе.» — опомнился мужчина и резко вскочил со своего рабочего места.       — Что это вы тут делаете с фрау Шульц?       — У преподавателей, по-твоему, не может быть личной жизни? — Ландерс не на шутку раздражился, но постарался этого не выдавать, сделав тон потише и спокойнее. — Что ты хотел?       — Да так. Курсовую вам сдать, — безобидно произнёс парень.

***

      — И не стыдно тебе было делать это в аудитории?       — Что?! — С возмущением посмотрел на женщину Пауль. — Да ты. Ты сама заставила меня сделать это!       — Не льстите, профессор.       Коридоры университета, на которые падали последние, слабые и предвещающие о холодной осени лучи солнца, были пусты — все разбежались по своим аудиториям. В воздухе парил лёгкий холодок, что проникал из приоткрытой дверцы и заставлял покрываться тела мурашками. Но Ренате не было холодно — она находилась под хорошей тёплой рукой. Женщина завернула на балкон, открывавший вид на небольшой, огороженный высокими воротами, двор учебного заведения.       Шульц в очередной раз поймала себя на мысли, что ей хотелось быть под другой рукой — загорелой и накаченной; чувствовать рядом другое плечо — сильное и мощное.       Взгляд карих глазах, в которых сочился мёд, был прикован к физруку. Что-то было в нём такое, чего она не видела в Пауле. Мужественность и крепкость? Возможно.       Профессор же уделял особое внимание бегущей парочке — Круспе с Рихтер. Он не смог упустить тот момент, когда парень повёл за собой Соммер; блондин нахмурился до неузнаваемости. Неужели Рихтер действительно согласилась на прогул?