Ich liebe dich, ich brauche dich Gib mir mehr, komm fütter mich
По стенкам хрустальной рюмки плавно разливалась жидкость алого цвета, обладающая очень резким, терпким запахом алкоголя, возбуждающая разум, а после опьяняющая. В отражении сосуда и самой субстанции искрили яркие краски прожекторов и мигающих ламп, ослепляющие не привыкшие к сумбурности этого помещения глаза. Музыка валилась из колонок оглушительным грохотом, сквозь все органы каждую секунду проползал электрический разряд, заставляющий молодые тела на танцполе уходить в полный отрыв и отдаваться наслаждению этой полнолунной ночи. Руки парней уже были сами по себе и творили все, что только хотели, трогали все, что только желали у своих партнерш по танцам. Но и они не отставали, раскрепощенно двигаясь вокруг своих кавалеров и завлекая их в омут полного сумасшествия и любви. Правда любовь длилась ровно столько, сколько длились действия всех выпитых спиртных напитков… Из вип-зон, в которых все было обеспечено для того, чтобы в полном удовольствии провести остаток ночи, доносились томные, сладкие стоны работниц этого заведения, называемого стриптиз-баром, а на местном сленге — блядушником. Он пользовался популярностью в этом городе, только в последнее время сотрудников и в особенности сотрудниц волновало резкое исчезновение коллеги. Одна проститутка пропала около недели назад, но на это дело полиция положила огромную черную дубину. Пропала и пропала, кому она была нужна? Проститутки для них низший сорт людей, они их ловят на трассах и обращаются как с бездомными животными. А может, они этого даже заслуживают. Наш герой, что сидел за барной стойкой в вальяжной позе и быстрыми глотками осушал одну за другой рюмки абсента, относился к таким дамам двояко. Он любил их, но в то же время до ужаса ненавидел. Ему нравились их жалобные, полные желания стоны, но одновременно тошнило от этих звуков. Было противно, мерзко и отвратительно. После ночи с очередной шалавой, Тилль расправлялся с ней, как с обыкновенной, ничего не стоящей тушей мяса, выплескивая все жгучие грудь эмоции, всю злобу на готовую продать свой зад мерзавку. Ему хотелось настоящей любви. За которую не нужно постоянно платить. Но никак не мог отыскать в этом ебаном мире, где все зависит от денег. Все может быть поддельным и казаться искренним за хорошую сумму. — Герр, все в порядке? — Бармен поднял идеально выщипанную темную бровь, попутно вытирая тряпочкой бокал и смотря на мужчину, сидящего напротив с очень унылым, поддатым лицом. — А?.. — Тилль словно очнулся после глубокой спячки, пытаясь разлепить глаза. — Да. Нлей еще, — заплетающимся языком выдавил он. — Еще? Вы уверены? — Паренек вопросительно наклонил голову вбок, иронично осматривая собеседника. Его голова со взъерошенным черными волосами вот-вот готова была упасть прямо на стойку. — Кк никгда, — Линдеманн уставился пьяными глазами в одну точку, куда-то за спину бармена. — Ваша воля, — он лишь пожал плечами, наполняя рюмку своего щедрого клиента новой порцией выпивки. Обхватив рюмку длинными, неестественно бледными пальцами, на одном из которых было надето странное и очень древнее кольцо, Тилль лениво прошелся взглядом по окружавшей его обстановке. Пляшущие девицы и юноши, вертящиеся возле шеста полуголые дамы и рядом сидящие, пускающие слюни, будто собаки на кость, мужчины. Среди подобных альфа-самцов даже встречались мужички за шестьдесят, в огромных обмотанных старых очках, с портфельчиком и штанах, высоко натянутых на дряхлое пузо и рубашку в клетку. Жалкое зрелище… Но, может, их жизнь от этого приобретает хоть какие-то краски. Хоть что-то может отвлечь от нелюбимой работы, зудящей жены, спиногрызов-детей, ипотеки, долгов и долбаных идеальных соседей. Как хорошо, что с этим он больше никогда не столкнется. Короткая красная юбчонка совершенно не прикрывала упругие ягодицы барышни, шагающей на высоченных каблуках к Линдеманну. Ярко накрашенные припухшие губы растянулись в улыбке, не понять только, поддельной или нет. Тилль склонялся к первому. Ради купюр они готовы на все. Грязные твари. Но мужчина с виду оказался намного приветливее и веселее, чем внутри. Пьяная улыбка в тот же миг появилась на его лице в ответ девушке. — Ну здравствуй, красавчик, — приятным молодым гласом произнесла она, усаживаясь прямо на стойку напротив. Тилль с очень добродушным, немного глуповатым выражением лица внимательно рассматривал вырез на таком же коротком топе девицы, как и ее юбке. Под ним, очевидно по двум выпуклым точкам на грудях, не было нижнего белья. Тем же лучше. — Здрвствуй… Послышался задорный, заразительный смех. — Какой ты забавный, — девушка, игриво закусив губу, пальцами начала перебирать свои волосы, перекинув их на хрупкое плечо. — Д уж. Есть ткое, — мужчина вновь одним махом выпил все содержимое рюмки, решив, что на этом пока нужно остановиться. Иначе в желудке не хватит места для кое-чего повкуснее абсента и вообще всего алкоголя вместе взятых. — Почему же тогда такой красивый, веселый мужчина сидит в гордом одиночестве, м? — уголок губ приподнялся. Гладкая и стройная нога изящным движением легла на другую, плавно болтаясь в воздухе. — Потому что оно единственное меня понимает… — Тилль посмотрел на девушку бесстрастными голубыми глазами, цокнув, мол, вот так вот, и достал из кармана черных брюк помятые купюры, кинув их на стойку. — Спасибо, Вильям. Бармен кивнул в ответ, взяв деньги и бросив ревнивый взор на прилипшую к мужчине шалапендру. Хмыкнув, он продолжил свою работу, наливая другим грустным посетителям по рюмочке, наталкивающей на подвиги и раздумья. Именно в такой последовательности: сначала подвиг — потом раздумья. Тилль поднялся с высокого, но для него обычного, стула, и подошел вплотную к женщине. Та вновь расплылась в улыбке, понимая, какие деньги ее ожидают. И какое удовольствие. Он лишь плавно изучал все теми же холодными глазами ее лицо. Познавал ее душу, сквозь отражение маленьких зеркал, обрамленных ресницами, очень густо намазанных тушью. И как ей не тяжело моргать? Слипаются, небось, при каждом смыкании век. А в зеркалах ничего не оказалось, кроме пустоты. Уже нет сил разочаровываться. Хотя, чего он ожидал от этой девицы? Отыскать внутри настоящее сокровище, а не душу? Слишком наивно. Особенно для него.***
Жар по влажному телу проносился с каждой секундой приятной волной. Лунный свет, сочащийся в окно, заставлял мерцать капельки пота на подкаченном напряженном торсе. С каждым толчком бедная кровать на неподготовленных к таким испытаниям четырех ножках все громче скрипела, как и женщина все жалобнее стонала, лежа на спине под огромным телом Тилля и вцепившись длинными ногтями в его мускулистые плечи от экстаза. Он двигался безжалостно быстро, вжимая хрупкую обнаженную фигурку в кровать и стискивая ее большими, покрытыми вздутыми венами, руками. — Б… боже… — замычала она, зажмурившись и зажав меж ног талию мужчины. — Тилль, я… я… В ответ послышалось сродни животному рычание, полное наслаждения. Он то и дело целовал вытянутую длинную шею, обжигая кожу горячим дыханием. Водил влажным языком по ключицам, покусывал зубами плоть, да так, что из красных мелких отметин выступала кровь, дразня и возбуждая сидящего внутри голодного зверя. С каждым движением бедер слышался пошлый хлюпающий звук. На его лице сверкала ухмылка. Довольная, предчувствующая скорый пир. Сейчас, еще немного. — А-ах! Да! Да! Сильнее… — брюнетка закусила нижнюю губу, обвив ладонями голову мужчины и сжимая пальцами черные волосы. Надавливая на затылок, она заставляла его целовать оголенную грудь, которая слегка подскакивала вместе с телом при каждом мощном входе. Не отказываясь от весьма настойчивой просьбы, Тилль осыпал пышный бюст жгучими поцелуями, оставляя после себя розоватые следы. Мокрыми мягкими губами обхватив затвердевший, словно пуговица, сосок, он обильно смачивал его слюной, слегка кусал и посасывал, в то время как руки до синяков сжимали тонкую талию девушки. Ей было больно, но до жути приятно. Сладострастные стоны один за другим слетали с губ, по которым размазалась помада. А ему невыносимо было боле терпеть. Взглянув голубыми глазами в приоткрытое окно, на луну, он почувствовал прилив сил. Взгляд стал намного ярче, истинное лицо наконец выплыло из-за безобидной маски. Не спеша раскрыв клыкастую пасть, он все медлил, продолжая двигаться в содрогающуюся, умоляющую о большем брюнетку. Она чувствовала, как внизу живота все туго сжимается, что пик блаженства вот-вот настигнет. И, как только она перешла черту в их любовной схватке, вместе с приторным стоном слился душераздирающий крик. Смачно впившись острыми зубами в нежную кожу, Линдеманн не сдержал полного услады звука. Он в тотчас плотно закрыл визжащей девушке рот, стремительно поглощая насыщенную алкоголем и эндорфинами кровь. Приглушенные вскрики и ругательства раздавались в комнате. Но снаружи долбила музыка, шумела толпа молодых людей, так что никто не мог этого услышать. Все вновь сыграло как надо. А в душе все так же пусто и совершенно никакой радости.***
Сидя в лесу на поваленном дереве возле костра, Тилль отсутствующим взглядом осматривал горящее тело, завернутое в окровавленную простынь. Расстегнутую черную рубашку колыхал ночной прохладный ветерок, морозя и так мертвую плоть. Держа двумя пальцами тлеющую сигарету, он сделал глубокую затяжку и закрыл глаза. Сладкая кровь этой проститутки дала слабое опьянение, что уже прошло, ускользнуло, как песок. Выпустив ртом колечки белесого дыма, он дожидался, когда от той красивой, длинноногой девушки ничего не останется. Возможно, у нее была семья, друзья. Любовь? Вряд ли. Ему-то какое дело? Чувства давно заморожены глыбами льда. Ему всегда было плевать на своих жертв. И будет плевать. Ему нужно от них лишь одно — утоление жажды. Как в желудке, так и в пустующем сердце. Но с каждым разом становилось все гнуснее и отвратительнее. Ему нужно больше. Намного больше. А надежда на то, что он это получит, угасала так же, как и быстро сгорающая сигарета в руке.Ich liebe dich, ich brauch dich sehr Und mit Musik geht alles besser