Огонь и лёд

Накопившееся напряжение требовало освобождения, но чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, Эриас в очередной раз решил спрятаться от родителей в спасительной тишине ванной комнаты, проплакав там не меньше часа. Омега искренне не понимал, как можно было его оттолкнуть после такого страстного и бесконечно прекрасного поцелуя и назвать его ошибкой? Как? Столь противоречивые действия со стороны учителя не укладывались у Эри в голове, да и подходящего объяснения тоже не находилось. В силу своего возраста и неопытности, омеге было невдомек, что люди, порой, совершают поступки не поддающиеся логике и здравому смыслу, но такова человеческая природа. Из-за сильнейших переживаний, слёз и терзаний ночь у парня выдалась крайне тяжёлой и бесконечной. Он вертелся с боку на бок, как уж на сковородке, но спасительный сон к нему не шел. Считал овец, пялился в потолок, но бесконечно прокручивающийся в голове эпизод, в котором Шейн его отталкивает и называет ошибкой, не давал Эри уснуть до самого расчета. — Эри, просыпайся, пора вставать в школу, — склонившись над, укутанным по самый нос, Эриасом, Оливер нежно провёл рукой по спутанным волосам сына. — Через пять минут жду тебя в столовой. Сегодня на завтрак твои любимые оладьи. — Чмокнув любимое чадо в макушку, омега-старший вышел из комнаты. Поднявшись с кровати, Эри сразу же понял, что с ним что-то не так: голова раскалывалась, тело ныло, а перед глазами плавали разноцветные мошки. Спустившись вниз, он по стеночке засеменил в сторону кухни, откуда доносились приглушенные голоса родителей. В момент, когда на пороге появился бледный и измождённый юноша, они лениво переговаривались между собой ото-о-сём, чинно потягивая из фарфоровых чашечек ароматный кофе. Единственное, что успел произнести омега перед тем, как упасть в обморок, было: — Пап, мне плохо… Очнувшись в своей комнате, Эри увидел рядом собой о-родителя, взирающего на него большими испуганными глазами и слипшимися от слёз ресницами. — Сыночек, дорогой, как же ты меня напугал, — дрожащим голосом запричитал Оливер, обтирая лицо сына влажным полотенцем. — …да, потерял сознание… очень бледный…. температура в норме… хорошо, мы вас ждем, доктор, — доносились до Эри отрывистые слова папы, расхаживающего по комнате взад-перед. — Врач скоро будет, — хмуря брови, сообщил Айзек, положив руки на напряженные плечи своего супруга. — Эри, малыш, как ты себя чувствуешь? — с беспокойством в голосе спросил мужчина, осторожно присаживаясь рядом с Оливером. — Пить хочу, — скрипучим голосом отозвался парнишка, тут же получив желаемую воду от папы. Просидев с сыном до приезда врача, двум встревоженным родителям все-таки пришлось выйти из комнаты, дабы не мешать осмотру и не нагнетать атмосферу ещё больше. — Доктор Шепард, ну что? — одновременно накинулись на семейного терапевта супруги, стоило ему выйти из спальни Эриаса. — Типичное нервное истощение, — авторитетно сообщил бета, механически поправляя очки на крупном носе. — Ничего страшного, но тем не менее я настоятельно рекомендую пройти курс лечения в клинике неврозов. Думаю, двух недель будет достаточно. Координаты учреждения у меня есть, могу помочь с оформлением. Не долго думая родители приняли решение согласиться и буквально на следующий день отвезли сына в специализированную больницу, в двухстах километрах от города с чистейшим воздухом и живописной местностью, с величественно-возвышающимися по её периметру горами. Идеальное место для того, чтобы прийти в себя и отдохнуть. *** — Добрый день, мистер Локвуд, это Оливер Флеминг, я вас не отвлекаю? — Добрый день, мистер Флеминг, нет, конечно, я вас слушаю, — напрягшись всем телом, Шейн с замиранием сердца ожидал потока брани и обвинений, но тон омеги был слишком обыденным и спокойным, особенно для человека, который знает о вопиющем поведение репетитора по отношению к своему несовершеннолетнему сыну. — Дело в том, что сегодня утром мы отвезли Эриаса в больницу, — сердце альфы пропустило удар и камнем ухнуло вниз, — представляете, нервный срыв… — Это моя вина… — слова вырвались не осознанно, Шейн даже опомниться не успел. — Что, простите? — удивленно переспросил Оливер, явно напоминающий, к чему это было сказано. — Ну, в том смысле, что я сильно нагрузил вашего сына заданиями, — торопливо исправился в ответ альфа, мысленно проклиная себя за малодушие и трусость. Так стыдно ему ещё никогда не было. — Ах, вот вы о чем, — понимающе выдохнул, на другом конце связи, Оливер. — Откровенно говоря, я единственный, кто виноват в сложившейся ситуации. Как его папа, я должен был заметить, что с моим мальчиком что-то не так, но… Эри такой скрытный, из него, слова, порой, не вытянешь… ох, боже, — спохватившись, оборвал себя Оливер, — прошу прощения за неуместные откровения. — Все в порядке, мистер Флеминг, не переживайте, я всё понимаю. Искренне надеюсь, на скорейшее выздоровление Эри. — Шейну до исступления хотелось узнать о состоянии мальчика как можно больше, но чрезмерное любопытство со стороны репетитора могло показаться Оливеру подозрительным, поэтому альфа благоразумно промолчал. Хотя, не в его случае говорить о благоразумии, едва не переспавшим со своим учеником. — Большое спасибо за поддержку, мистер Локвуд, я свяжусь с вами чуть позже. Всего доброго. — И вам всего доброго. Бросив телефон на стол, Шейн схватился руками за голову и стал метаться по кабинету, то и дело натыкаясь всё подряд. Беспокойство за Эри сжимало его сердце стальными тисками, а нарастающие, словно снежный ком, чувство вины, ядом прожигало ему душу и тело. — Идиот! Ну какой же я всё-таки идиот! — с болью в голосе прорычал альфа, резко остановившись около большого окна, за которым ярко светило солнце и беззаботно щебетали воробьи. Прислонившись лбом к стеклянной поверхности, мужчина попытался взять себя в руки и успокоиться, но завладевшая им тревога не жалела отпускать. Она вгрызалась в его плоть острыми, как бритва, зубами, усиливая это ощущение в сотню раз. Погрузившись в воспоминания, Шейн попробовал вспомнить все уроки проведенные с Эри. Он действительно не воспринимал чувства омеги, как нечто серьёзное. Для него это выглядело невинной забавой, игрой, но ни в коем случае не влюблённостью, хотя сам альфа, неоднократно ловил себя на мысли, что испытывает к этому юноше определенный интерес, вопреки здоровому смыслу и железному принципу, не смешивать работу и личное в одном котле. Одного раза было вполне достаточно. И вот теперь, взглянув на ситуацию без привычного ему высокомерия и скепсиса, Шейн наконец-таки прозрел. Всё то, что он высмеивал и именовал детской блажью, оказалось истиной. Той самой, которую он не хотел видеть и признавать из-за собственной трусости. От осознания этого факта, чувство вины переросло в ярость на самого себя. Как он посмел довести влюбленного в него мальчика до такого состояния? И самое главное — почему? — Шейн, у тебя лекция началась двадцать минут назад, почему ты ещё здесь? — раздавшийся за спиной голос декана, выдернул альфу из тяжёлых раздумий. Напоровшись на его хмурый и, явно недовольный, взгляд, Шейн виновато вздохнул: — Прости, Рик, я снова тебя подвёл, — «и не только тебя, дружище», — уже мысленно произнёс альфа, торопливо приглаживая торчавшие во все стороны волосы и съехавший на бок галстук. — Уже иду. — Шейн, какого черта с тобой происходит? — с нотками беспокойства задал вопрос мужчина, с удивлением поглядывая на непривычно растрепанного и крайне растерянного друга. — Ты сам на себя не похож. — Давай позже это обсудим, ладно? Не дожидаясь ответа, он схватил, приготовленные заранее, материалы и выскочил из кабинета. Всю оставшуюся пару Шейн только и делал что косячил, мыслями пребывая совершенно в другом месте. Остальные пары прошли не лучше, после которых альфа чувствовал себя разбитым и совершенно выжатым. Его репутация снова летела под откос, но Шейну было плевать. Он никак не мог избавиться от мыслей об Эри и своём трусливом поведении. Придя вечером домой, альфа не придумал ничего лучше, как позорно нажраться, малодушно надеясь заглушить вопящую в голове совесть, но в итоге, лишь только усилил её звучание, заработав на утро мигрень и чертовски отвратительное похмелье.