Сентябрь, 1919 год.
Прохожие с обеспокоенностью глазели на чернильное небо. Стену из студеного дождя разрезали крылья сотен птиц. Пернатые хаотично двигались над городскими улицами и затмевали своим криком застывшую шумную толпу автомобилей, что возмущенно сигналили то ли друг другу, то ли самим птицам. Обычно в данное время суток в этом квартале было спокойно и малолюдно. Отголоски «Великого зловония» 1858 года вряд ли смогли бы сюда дойти. Это далеко не центр Лондона, здесь не пахло углем и канализацией. Редко стоял смог, потому что люди не стремились переезжать в эту черту Лондона из-за чрезмерной сырости. Поэтому проблем с ароматами, что отравляли жизнь в других районах, тут не наблюдалось. Близость с рекой и безрезультатно засыпанными болотами сыграла с этой улицей злую шутку, и из-за мягкой непослушной почвы она напоминала затвердевшую волну из камня и мрамора. Дорожное покрытие то и дело стремилось вверх, а затем летело едва ли не в отвесную пропасть. Подобное могло встречаться разве что в городе, построенном на скале. Но Лондон не был таким. И эта улица сильно выделялась среди остальных. Татьяна выглядела подавленной и вышла из подъезда молча. Ее каблуки звонко стучали по брусчатке и заставляли дыхание Эрвана то и дело сбивать свой привычный ритм. Молодой человек раскрыл над их головами зонт и старался идти вровень с девушкой, чтобы ни одна капля дождя не попала на ее идеально уложенные волосы. Он с улыбкой посмотрел на руку девушки, которая усердно сжимала нераскрытый зонт. Татьяна явно намеревалась промокнуть, взбодрить себя холодом непогоды. Но Эрван не позволил ей это сделать. Вот только она вряд ли могла оценить его старания. Ее мысли были заняты совсем другим. Они остановились. Татьяна стала искать глазами их такси. Вблизи виднелось множество подобных машин, которые за деньги доставили бы их куда угодно. Но девушка ждала того самого, будто бы его машина должна была быть куда быстрее и комфортнее остальных. Птицы не переставали кричать. Они были напуганы, летали на опасно низкой высоте и то и дело задевали электрические провода и сталкивались друг с другом. Некоторые из них даже упали на асфальт и насмерть разбились прямо на глазах Эрвана. Молодому человеку оставалось только в ужасе смотреть на весь этот хаос и пытаться думать о намечающемся празднике этим вечером. Но все будто бы шло против их веселья. И все началось пару часов назад на обувной фабрике. То, что там произошло, до сих пор грызло его мысли. И он не переставал об этом думать ни минуты. Он закрыл глаза и вспомнил Джорджа, лежавшего на полу. Его кровь была повсюду, ее запах пропитал стены раздевалки, отравил сознание Эрвана, как смертельно опасный яд. В тот момент Эрван думал о смерти Майлза. Действительно хотел, чтобы тот умер от его рук. И это желание было таким невесомым, будто бы перед ним был специально откормленный поросенок, которого поручили заколоть. Нужно лишь сделать один удар. И жизнь поросенка оборвется быстро и безболезненно. Возможно, бедняга закричит, а его обезглавленное тело будет еще некоторое время биться в конвульсиях. Но все быстро закончится. И никаких совестных мыслей не зародится в голове. Его тогда не мучила совесть. Он не думал о том, какую боль испытывал его друг. Ему нравилось, что Джордж не сопротивлялся, просил остановиться своими жалостливыми глазами. Все мысли Эрвана будто бы отключились, и он был голодным хищником, которым управлял инстинкт выживания, подкрепленный сильным голодом. Но сейчас пустота мыслей исчезла. И он думал о Джордже, не переставая. Юноша посмотрел на окна мастерской. Свет в них потускнел, но был все еще виден. Внутри кто-то был. Возможно, в спальне на втором этаже. Если там Джордж. То что с ним? Больно ли ему? Плачет ли он? Эрван снова закрыл глаза. Вспомнил комнату общежития, в которой они жили до того, как Доктор Ломан привел своего сына на эту улицу. Они с Джорджем были друзьями, настоящими. В первое время у них не было кровати. И парни спали на полу, на своих зимних пуховиках. Когда же хозяйка общежития дала им две свободные раскладушки, пропитанные ржавчиной, то парни наконец-то почувствовали себя людьми и поняли, насколько комфортным может быть сон. Они поставили раскладушки напротив друг друга, а между ними размещали на полу масляную лампу. И могли обмениваться взглядами несколько часов перед тем, как уснуть. Они умели наслаждаться компанией друг друга в полном молчании. Им было достаточно просто улыбаться друг другу, скорчить забавные рожи. И им в тот момент не казалось, что, возможно, их дружеские отношения начинают перерастать во что-то большее. Они просто не мыслили об этом. И что же случилось сегодня вечером? Что стало с ними? Что пробудило ту ярость? Эрван не знал. Он не верил, что мог самостоятельно совершить подобное. Это похоже на состояние, когда в тебя вселился демон, одурманил разум и заставил делать угодные лишь ему вещи. И Эрван послушно их выполнял. Но смог вовремя остановиться. Сейчас он осознавал, что если бы были совершены хотя бы еще два удара, то Джордж не пережил бы их. «Все повторяется», — прошептал он в своей голове. «Сначала он едва не убил меня лопатой в подвале разрушенной церкви, а сегодня я чуть было не сделал то же самое». Джордж вонзил в него нож, по самую рукоятку. Лезвие не задело ничего важного и вошло в мягкие ткани. Но боль была невыносимой. Татьяна дала ему сильное обезболивающее, которым ее мать лечила свою мигрень. Лекарство содержала в себе некоторую долю морфия, и Эрван будто бы витал в облаках. Но жжение в животе существенно снизилось, и он едва вспоминал о ране. Татьяна сжала его руку и положила голове на плечо парня. Их близость была приятной. И Эрван чувствовал прилив положительных эмоций, когда девушка касалась его пальцев. Он посмотрел на ее грустное лицо, мокрые глаза и умилился ее чуть потекшей тушью. Девушка учуяла его взгляд и подняла на него свои глаза, но никакой улыбки в них так и не зародилось. — Я думаю над тем, что сказала детективу. — Ты ведь не знала того человека. Ты сказала все, что знала. К тому же его смерть не должна тебя волновать. Он не был с тобой даже знаком. И ты его никогда не видела. — Я солгала, — тихо ответила она и громко вздохнула. — Я видела его один раз. В день его приезда. Мы столкнулись на лестничной площадке. Он сторожил свое пианино, которое должны были занести в его квартиру. Представляешь! Самое настоящее пианино. Он был музыкантом. И это показалось мне таким удивительным. — Я тоже умею играть. — Да? — девушка удивленно распахнула свои глаза и уставилась на молодого человека, будто увидела перед собой знаменитость. — Ты шутишь. — Нет. Я действительно умею играть на клавишных инструментах. Вот только навык не пригодился в жизни. Я не играл так давно, что начать это делать сейчас будет задачей не из легких. Но если мне посидеть и повспоминать, то что-нибудь сносное да сыграю. — Я хочу, чтобы ты сделал это для меня. Сыграл «Лунную сонату». — Почему именно ее? Это очень грустное произведение. Может я сыграю тебе что-нибудь жизнерадостное? Не могу смотреть на то, как ты грустишь, — он провел рукой по ее румяной от холода щеке и поцеловал губы девушки. Когда губы парня отстранились от нее, Татьяна посмотрела на Эрвана так внимательно и так серьезно, отчего тот наверняка занервничал. — Ты любишь меня? — спросила она. — Я… — запнулся он и задумчиво посмотрел в сторону, не в силах что-либо ответить. — Ты действительно хочешь это услышать сейчас? Я не думаю, что сегодня готов ответить на такой вопрос. Потому что… — Я поняла, — поджала губы та и понимающе кивнула. — Прости. Ты прав. Мы слишком торопим события. Точнее, я тороплю. Мы знакомы всего ничего. А я уже выбиваю из тебя признание. Она встала и отошла от парня. Раскрыла свой зонт и стала вглядываться в припаркованные машины. — Но я хочу, чтобы ты это сказал мне однажды. Девушка отвернулась от Эрвана и несколько минут стояла вот так, повернувшись к юноше спиной. Каблуки делали ее невероятно высокой, утонченной. Из-под пальто Татьяны виднелась короткая юбка, а чулки заигрывали с фантазией Эрвана, словно издевались. Татьяна ничуть не стеснялась того, как была одета. И не беспокоилась о том, что подумают все те люди на празднике. Она нравилась себе. И это было для нее самым главным. Татьяна кому-то помахала. Эрван увидел похожую на такси машину, припарковавшуюся поблизости. Водитель явно был знаком с девушкой, если судить по его приветливой ухмылке. Он неохотно поднялся и направился вслед за Татьяной к низкому и тесному автомобилю. Едва они сели в салон, Эрван краем глаза заметил выходивших из мастерской Джорджа троих мужчин. Из-за темноты он не видел их лиц. Но одного он узнал наверняка. Это был Доктор Ломан. Эрван был уверен в этом. Мужчины сели в белую машину марки «Форд» и быстро покинули улицу. Эрван хотел сказать об этом Татьяне, но решил промолчать. Уже в машине Татьяна расслабилась и выглядела вполне счастливой. Она улыбалась и смотрела на мелькавшие за окном улицы, залитые небесной водой. В салоне играл игривый джаз, помогший и Эрвану перенять хорошее настроение его спутницы, хотя он понимал, что это все самообман и от негативных мыслей все равно никуда не деться. — Ты знаешь, кто там будет? — Кто? — удивленно вскинул брови парень. — Джазовый оркестр Диксиленда «ODJB»! — воскликнула она с таким восторгом, будто бы они ехали на ужин к королевской семье. — Никогда о таких не слышал. — Они выпустили самый первый в мире джазовый альбом! — Американцы, значит? — Так ведь джаз там и появился. Все самое модное приходит из Америки, — ответил водитель и почесал свои пышные усы. — Все хотят в Америку. В Старом свете будущего нет. Европе пророчат кризис. Крах старых устоев. И все началось после этой никому не нужной войны. А Американцы лишь смотрели за спектаклем и зарабатывали на наших убитых мальчишках баснословные деньги. Оба моих сына умерли там. Никто не вернулся. И все ради чего? Ради этой разрухи? Вы видели, что творится за пределами Лондона, молодые люди? Ничего нет. Все в руинах. Куда ни ступи — везде заложена мина. Боишься подорваться. Эрван поиграл желваками и с трудом убедил себя не вступать в спор с водителем. Война это не то, о чем он хотел вспоминать. Там он потерял себя настоящего. Оставил умирать в подвале разрушенной авианалетами немцев церкви. Когда он нервничал, его немецкий акцент тут же вылезал из могилы и так резал слух, что слушать его английскую речь становилось невозможно. И сейчас он ясно чувствовал, что если он произнесет хотя бы слово, его природный акцент тут же осквернит все его фразы на местном языке. Он старался думать на английском, практиковал этот язык настолько усердно, что родной стал попросту забываться. Наедине с собой он позволял себе говорить на немецком, чувствовал от этого процесса такое удовольствие, что ни одна радость мира не могла показаться слаще. Но с каждым разом он ловил себя на мысли, что стал путать английские и немецкие слова при попытке перейти на родную речь. Английский настолько сильно отравил его рассудок, что стал убивать то, что когда-то было частью его привычной жизни. Эрван только недавно задумался о том, чтобы вернуться на родину. Посетить город, где вырос. Он знал, что там до сих пор жили его родители, младший брат, Уильям. Он думал о них каждый день, но только мысли об отце были самыми скверными и становились руками на шее, которые не позволяли дышать. Возможно, Эрван обрадовался бы весточке о смерти этого человека, который подарил матери молодого человека свою сперму для зачатия. Парень уже давно не смел называть его отцом. Он презирал его. И вряд ли он испытывал столько ненависти к кому-либо еще.***
Такси ворвалось в центр города и было ослеплено светом ночных огней. Шины свистели, как работник завода, лишившийся передних зубов во время пьяной драки в баре; водитель торопился, но вел автомобиль чрезвычайно аккуратно. Дождь не стихал ни на минуту, и через какое-то время превратился в разрывающую небо в клочья грозу. Низкие дома с трудом загораживали своими спинами слепящий свет молний. Особняк, где должен был состояться маскарад, находился вблизи берега Темзы. Запах в округе стоял омерзительный, полностью пропитан отходами человеческой жизнедеятельности. Не спасало ничего, даже толстые стекла автомобиля. До здания нужно было ехать еще несколько минут, покинув пределы самого Лондона, но даже издалека его стены были прекрасно видны. Повсюду располагались подстриженные деревца, высаженные вдоль гладкой дороги, но большую часть местности все-таки составляли традиционные английские луга с вечнозеленой травой. Эрван смотрел на здание с предельным равнодушием, как если бы видел такие особняки каждый день. Его не привлекли даже торжественные фейерверки, дополняющие свет яростных молний. Татьяна все это время держала его за руку, ласкала шершавые пальцы, изучала каждый миллиметр их изгиба. Она одаривала юношу взглядом редко, но каждый этот контакт был переполнен эмоциями: у обоих тут же возникала наиглупейшая улыбка, и оба могли без причины залиться смехом, чем вызывали у водителя недоумение. Сейчас они сумели забыться. Покинув Лондон, они оставили там все, что с ними произошло этим вечером. Близился новый день. Когда особняк вырос перед ними в несколько раз, и можно было в деталях рассмотреть каждое окно, прямо под колеса такси выбежал запыхавшийся мужчина со сломанным зонтом, который спасал от дождя разве что в фантазиях его владельца. Таксист нецензурно выругался и успел нажать на педаль тормоза в самый последний момент, когда между машиной и этим странным мужчиной было расстояние в несколько сантиметров. Чудак со сломанным зонтом размахивал руками и начал что-то быстро говорить. Татьяна прислушалась и поняла, что этот человек умоляет его подвести до особняка. Таксист отрицательно замотал головой и хотел было продолжить движение, но мужчину было не усмирить. Он впился пальцами в капот такси и стал прожигать сидевших в салоне безумным взглядом. — Прошу вас! Прошу! — взмолился он и почему-то начал искать помощи у Татьяны, будто она принимала внутри автомобиля все решения. Девушка смущенно поежилась и отвернулась, стараясь делать вид, что ее интересуют местные пейзажи. Когда же стало ясно, что продолжить поездку невозможно из-за этого чудака с зонтом, Татьяна не выдержала и попросила водителя впустить бедолагу внутрь. — Благослови вас Господь! — пропел тот Татьяне и лучезарно ей улыбнулся. Он неуклюже открыл дверь, обрызгал всех присутствующих дождевой водой и плюхнулся на сидение. Водитель в ужасе смотрел, как с незваного пассажира ручьями стекала вода и создавала под ногами целые озера из грязи. Татьяна хихикнула, но эмоции таксиста прекрасно поняла. Но тем не менее она прониклась сочувствием к этому странному мужчине. Его внешний вид говорил о том, что он довольно обеспеченный житель Великобритании. И все его движения, даже его сдержанная мимика доказывали это. На вид ему было чуть за сорок, но в нем чувствовалась энергия мальчишки, которую тот явно с трудом контролировал внутри себя. Эрван вопросительно посмотрел на Татьяну, и в его зрачках девушка разглядела крупицы ревности, что ее несколько удивило. Она задала немой вопрос, в чем причина его странной реакции. Тот лишь пожал плечами и томно вздохнул, но через секунду широко улыбнулся и чмокнул Татьяну в щеку. Девушка закатила глаза. Он лишь притворился. Вот же шутник! Но ей почему-то безумно понравилось наблюдать ревность в его глазах, все внутри запылало жарким огнем, одарив щеки румянцем. В этот момент она ощутила себя действительно нужной и желанной, это самое невероятное и ценное, что можно испытать человеку. Она прижалась к Эрвану и положила голову на его худощавое плечо, прикрыла глаза и вдохнула запах мужского тела. Юноша пах человеком, простым, лишенным едкого одеколона, который был призван затмить собой пот. Даже если Эрван и вспотел, то никакого зловония не испускал, это был аромат кожи, все еще чистой, с нотками почти выветрившегося дегтярного мыла. Она смотрела на его кадык, который из-за напряженного состояния Эрвана постоянно гулял от низа вверх, на его напряженные желваки и расширенные ноздри. В самом конце глаза остановились на обсохших губах, которые парень то и дело облизывал, но слюна стала настолько густой, что это не особо помогало. Девушка хотела поцеловать Эрвана, забраться языком в его ротовую полость, ощутить вкус его кожи. Но она скромно сидела рядом и не решалась сделать это. Что подумают сидевшие впереди мужчины? Сочтут ее девушкой легкого поведения? Если бы они увидели ее наряд под пальто, то вряд ли бы усомнились в ее любви к непристойностям: скромные девушки подобного не носят. «А была ли я когда-нибудь скромной?» — спросила себя она. Была ли она скромной, когда заказала у талантливого дизайнера, проживавшего на соседней улице рядом с ее домом, эту чрезвычайно короткую юбку и тесный корсет? Куда она хотела это надеть? Что думала добиться этим? Она увидела примерный образ в одном модном журнале, который обычно покупают мужчины, чтобы выпустить из себя накопившийся пар. Женщины не раздевались для фото, все их интимные места были прикрыты плотной тканью. Но все особенности их фигуры перед глазами зрителя: полностью открытые ноги, руки, шея и ключица, пышная грудь вот-вот вывалится из плотно затянутого корсета. Татьяна считала, что сексуальность достигается за счет подобных нарядов, включавших мужскую фантазию. Полное обнажение — дочитанная книга, представляет слишком обедненный образ. Мужчина со сломанным зонтом выскочил за пару сотен метров до особняка. Он не дождался полной остановки транспорта, выпрыгнул на дорогу и слегка подвернул ногу, затем, хромая, побежал навстречу фейерверкам. Татьяна удивленно проводила его взглядом. Почему-то ей начало казаться, что она где-то уже видела этого человека. Но не могла вспомнить, где именно. Возможно, ей попадалась его фотография в каком-то журнале, потому что Татьяна довольно часто посещала газетные лавки. — Вот же урод! — возмутился водитель и в сердцах ударил по рулю. — Да чтоб тебя молния изжарила, кусок дерьма! Испачкал все сидение! — Он же не специально. Вы видели какая погода за окном? — вступилась за чудака с зонтом Татьяна. — Я все понимаю. Но вы со своим супругом такого беспорядка не навели. — Супругом? — прошептал Эрван и хитро поглядел на Татьяну. — Моя супруга очень чистоплотная, сэр, — обратился он к таксисту и сжал пальцы девушки в своих. Татьяна настолько сильно смутилась, что ее щеки запылали ярче заката в ясную погоду. Она прижала колени друг к другу и прикусила нижнюю губу. Эрван же продолжал одаривать ее взглядом хитрого лиса. Особняк не представлял из себя ничего особенного. Судя по всему он был построен в конце прошлого века. Никакой готики, пышности, сказочности, что имелась у многих особняков за пределами Лондона. Сплошная сдержанность, грубость линий и изгибов. Дом чем-то напоминал усадьбы русских помещиков конца восемнадцатого и начала девятнадцатого веков, лишь темный цвет стен добавлял ему английских узнаваемых черт. Территория особняка была захламлена припаркованными автомобилями, многие из которых являлись обыкновенными такси. Девушка не заметила среди прогуливающихся гостей кого-либо из богатых и известных людей, хотя таковые здесь должна были присутствовать. Если верить разговорам, это был благотворительный вечер, и многие политики прибыли сюда, чтобы задобрить обыкновенный люд. Разумеется, соприкасаться с простыми людьми они не станут, но один лишь факт, что эти господа будут находиться в одном здании с рабочими заводов, вызывал море одобрения. Наверняка эти пузатые парни будут стоять на балконах и наблюдать за торжеством с привычного для них положения. Они как Господь, приглядывают за всеми с небес. Татьяна заплатила водителю. Тот пожелал им хорошего вечера и быстро умчался обратно в город. Девушка думала попросить его дождаться их здесь. Но что-то ей подсказало, что на этом празднике они пробудут больше, чем просто пара часов. А за ожидание водителю тоже полагаются чаевые, причем не самые скудные. В любом случае они найдут способ вернуться обратно в город. Маски выдавали у входа, большой очереди не было, и молодые люди быстро заполучили необходимое. Маски брали не все, явно считая это глупой затеей. Татьяна взяла для себя и Эрвана коломбины — полумаски бардовых цветов без обилия украшений. Маска легла на лицо плотно и не вызывала дискомфорта. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Эрван, когда они отошли от лавки с масками и направились ко входу в особняк. Юноша взял девушку за руку и не отпускал все это время, что они шли. — Все хорошо, — произнесла она и спокойно улыбнулась. — Ни о чем плохом не думаю. Я будто оказалась в другом мире. Это похоже на сказку. Я так хочу сказать сейчас, что люблю тебя. Когда водитель назвал меня твоей супругой, внутри меня все засверкало. Эрван опустил голову и прыснул. — Тебе это не понравилось? — слегка обиженным тоном спросила Татьянв. — Нет, вовсе нет. Просто все так быстро происходит. Но знаешь, — он остановился и посмотрел в глаза девушки. — Если однажды мне придется называть тебя своей женой, то я противиться не буду. Сейчас нам нужно время, чтобы узнать друг друга. И я думаю, что ты это прекрасно понимаешь. — Если нам комфортно с тобой сейчас, то разве может что-то измениться в дальнейшем? Почему ты сомневаешься? Эрван погладил ее по щеке и нежно поцеловал. Поцелуй был коротким, но Татьяне показалось, что он продлился целую вечность. Она не видела своего лица, но чувствовала, что оно пылает румянцем и выглядит чрезмерно глупым. Сейчас она впервые поняла, что испытывала чувство любви к человеку, что держал ее за руку и шел вместе с ней. Что есть любовь? Понимает ли человек, что испытывает ее? Или ошибочно путает с другими чувствами? Татьяна не сомневалась в том, что испытывала сейчас именно любовь. В груди возникает приятное жжение, в кровь вливается сильнейшая концентрация счастья, и никаких других мыслей нет. Человек просто глупеет, в одночасье. И его это ничуть не пугает. Он плывет по земле, как ангел, и в его глазах читается лишь радость от всего, что происходит с ним. И лишь исчезновение предмета его любви способно погасить в сердце огонь. И это событие способно убить в нем его самого. И он никогда не станет тем, кем был раньше. Это будет совершенно иная личность. Крылья ангела осыплются, он лишится способности летать.***
Эрван старательно держал свои глаза где-то в стороне. Татьяна была уверена, что он делал это нарочно, надеялся, что это вызовет в его спутнице ревность. Но молодой человек избегал встречи взглядами с другими представительницами женского пола, на них он не обращал ни капли внимания. Он разглядывал фасад здания, парадную лестницу, украшенную гирляндой и живыми цветами, дождевую воду на ступенях. Дождь стих, и молодые люди без боязни промокнуть направлялись к главному входу. Из недр огромного дома доносились оживленные голоса, чарующие мотивы джазовой музыки. Татьяна закрыла глаза и улыбнулась, она была в предвкушении, запах праздника сводил ее с ума, а радость переполняла сердце. Гардероб искать долго не пришлось, он находился у самой двери и явно был поставлен сюда не так давно, так как абсолютно не вписывался в интерьер. Их пальто приняла юная девочка лет шестнадцати потасканного вида, вымученно улыбнулась и отдала номерки. Эрван присвистнул, когда Татьяна осталась в своем откровенном наряде. Та впервые ощутила стеснение из-за своего внешнего вида. Девушка обняла плечи и прикрыла руками обнаженную ключицу. Эрван хитро улыбнулся и погладил ее по волосам, а затем поцеловал в макушку. Татьяна вздрогнула от прикосновения его губ и налилась густым румянцем, будто никогда ранее не испытывала близость с мужчиной. Ее глаза влюбленно сверкали и смотрели в лицо Эрвана, не смея видеть что-либо еще. Девушка знала, что совершенно не знала этого человека, не имела ни малейшего понятия, что значат его эмоции в данный момент времени, о чем тот думает, что хочет сделать. Но тем не менее она ощущала легкость рядом с ним, всецело доверяла и не испытывала ни малейшего страха. Молодой человек взял ее за руку и повел дальше. Интерьеры особняка были скудными. Никакой дорогой отделки, украшений, антикварной мебели. Многие помещения пустовали и представляли из себя покрашенные обычной белой краской стены и застеленные не особо качественным линолеумом в виде черно-белой плитки полы. Это доказывало, что особняк никогда не был жилым и предназначался исключительно для светских мероприятий, о чем свидетельствовало обилие аромата спиртных напитков во всех уголках огромного дома. Татьяна сначала была поражена количеству людей внутри. Гости были повсюду, в каждом уголке. И все что-то бурно обсуждали, перекрикивая друг друга. Девушка словила себя на мысли, что боится их взглядов, боится, что они смотрят именно на нее, оценивают вульгарный внешний вид. Ее ноги дрожали, отказывались идти. Шея и лоб покрылись испариной, и даже косметика не могла скрыть болезненную бледность из-за волнения. Но Эрван быстро успокоил ее, обнял и вновь чмокнул в макушку. Она словно оказалась в своей родной детской комнате, в полной безопасности. — Я рядом. Мы здесь, чтобы отдохнуть, — прошептал Эрван и широко улыбнулся, показав свои острые передние клыки, как у вампира. Татьяна раньше не замечала их, но сейчас те стали все чаще и чаще бросаться в глаза. И от их вида ее сердце замирало. Эта особенность во внешности парня привлекала ее больше всего. Оказавшись в бальном зале, который был единственным помещением во всем особняке, где присутствовала более-менее заметная роскошь, Татьяна поняла, что в сравнении с другими девушками здесь она выглядит очень даже скромно. Эрван опустил глаза при виде столь огромного количества полуголых девиц и делал вид, что его совершенно не привлекает это зрелище. Татьяна прыснула, когда заметила на его лице глупую и одновременно смущенную улыбку. Эрван густо покраснел. — Почему они так одеты? — прошептал он. — Этот вечер посвящен свободе женщин. И его организовала одна пожилая особа, которая известна в узких кругах как мадам Жужу. — Мадам Жужу? — вскинул свои густые брови тот. — Звучит так, будто она владелица публичного дома в центре Парижа. — Да, это так. Только бывшая владелица. Она прославилась тем, что могла ублажить за одну ночь до ста мужчин. Я не считаю, что это отвратительно. Секс — это тоже искусство. — Только не говори мне, что восхищаешься ее подвигами. — Я, конечно, испорченная девушка, но не до такой степени, — Татьяна закусила нижнюю губу и игриво посмотрела на парня. — Но рядом с тобой… — Татьяна, — выпучил глаза тот и повел Татьяну в угол, где было поменьше народу. — Чувствую, мне скоро станет очень и очень стыдно. Мне уже не нравится здесь. Парень вгляделся в красоты здешней обстановки. Его поразили блеск позолоченных стукко, в которых отражался свет величественных канделябров. Бальный зал был хорошо освещен, и помимо настенных источников света присутствовали две хрустальные люстры, которые имели столь внушающий размер, что трудно было понять, какая сила способна их удержать так высоко над мраморным полом. Огромные окна, одетые в пышные шторы малахитового цвета, выходили в окружающий особняк парк. Из-за темноты толстые стекла превратились в зеркала, и Эрван наблюдал в отражении свое наиглупейшее лицо. Татьяна села на белый мягкий диванчик около стены и застенчиво прижала колени друг к другу. Эрван устроился рядом и тяжело вздохнул. Они наблюдали за неспешным весельем. Люди бесцельно ходили, разговаривали, переглядывались. Редкие парочки танцевали в такт скучной джазовой музыки. У противоположной стены стоял длинный шведский стол со скудными закусками и дешевой выпивкой. Эрван планировал подойти к нему, но быстро отказался от этой затеи, когда учуял запахи явно не самой свежей рыбы. — Не хочешь потанцевать? — спросил Эрван Татьяну. Та пожала плечами, но прямого ответа не дала. Было ясно, что ее хорошее настроение внезапно улетучилось и не собиралось возвращаться ни под каким предлогом. Она вглядывалась в маски гостей, в их спокойные и жизнерадостные улыбки, но сама казалась мрачнее тучи. И Эрван всерьез забеспокоился ее состоянием. Казалось, что девушка заплачет, в любую секунду. Губы Татьяны обсохли и дрожали. Она теребила край юбки, будто хотела растянуть ткань и закрыть свои голые колени. — Все хорошо? — Эрван задал еще один вопрос и надеялся, что в этот раз получит ответ. Но Татьяна даже не удосужилась кивнуть головой. Просто проигнорировала парня. Эрван сел поближе к ней и взял ее руку, погладил пальцы девушки, поцеловал их и потер о свою щеку. Это вызвало на лице Татьяны легкую улыбку, но не более того. Неожиданно она оживилась, когда заметила в толпе знакомое лицо. Эрван быстро понял, кто именно ее так заинтересовал. Это был тот самый чудак со сломанным зонтом. Он разговаривал с каким-то важного вида господином в цилиндре и обеспокоенно оглядывался по сторонам. В руке он сжимал стопку одинаковых книг. И именно эти книги привлекли внимание девушки. — Поразительно! — прошептала она. Эрван вгляделся в обложку книги и понял, что совсем недавно видел ее. Но не мог вспомнить, где именно. — Марк Джексон. Автор книги «Гибель Всевышнего или грядущий апокалипсис», — сказала Татьяна. — Помнишь, моя мама расхваливала его. — Да, — кивнул он. — Но это странно. Твоя мать сказала, что он предсказал начало войны еще в конце прошлого века. Я думал, что он старше. — Он пишет с шестнадцати лет. Этим и прославился. Юное дарование Англии. А для меня шарлатан-недоучка. И что он здесь делает? Явно приперся, чтобы продвигать очередное переиздание своего бестселлера, куда впихнул парочку выдуманных предсказаний. Эрван усмехнулся. Марк Джексон выглядел крайне напуганным, он словно боялся кого-то и ожидал, что этот кто-то вот-вот выпрыгнет из толпы прямо на него. Его собеседник имел абсолютно такие же эмоции на лице и говорил с ним на иностранном языке. Кажется, на французском, но из-за шума трудно было сказать наверняка. Неожиданно автор столь противоречивой книги заметил взгляды Татьяны и Эрвана, но сделал вид, что не узнал их, после чего быстро зашагал прочь. — Если бы я знала, кто это, то никогда бы не попросила водителя впустить его в машину. — С чего ты взяла, что это именно он? — На заднем обороте красуется его фотография. Еще в машине я почувствовала, что видела его где-то. Странно. У него такой вид, будто за ним гонится стая голодных гиен. — Одна из них — это ты. Тоже хочешь разорвать его на куски за то, что он пишет, — засмеялся Эрван, но быстро умолк, когда Татьяна стукнула его плечо кулаком. — Ай! — воскликнул он. — Больно бьешь. — За такие слова могу ударить еще раз, — обиженно сказала она и самодовольно улыбнулась. Унылая музыка сменилась веселой, и Татьяна вмиг оживилась. Девушка вскочила с дивана и потянула Эрвана за собой. — Пошли танцевать! — Ты же не хотела. — Да. Но сейчас я жутко хочу танцев. С тобой. Она обняла Эрвана за шею и стала двигаться вместе с ним в такт музыки. Их поглотила толпа, как волны бушующего океана. Повсюду разносился радостный смех, сверкали маски, кружевные наряды, с трудом скрывающие интимные места девушек. Но Эрван видел перед собой только улыбку Татьяны, слышал только ее голос. Он не мог поверить, что такая поразительно красивая девушка смотрит именно на него, и в ее глазах читалось столько положительных эмоций, что это опьяняло сознание, погружало в густые облака. Юноша обхватил ее за талию, прижал к себе, положил подбородок на изгиб ее шеи. — Мне так хорошо с тобой, — прошептала она и всхлипнула, будто плачет. — Не хочу, чтобы этот вечер заканчивался. Не хочу возвращаться домой. — Если хочешь, мы можем поехать к моему другу, Крису. Не думаю, что он будет против, если ты останешься с нами на ночь. — Я не хочу тревожить его. Я и так сегодня доставила ему хлопот своим визитом на вашу фабрику. Не думаю, что он будет рад меня видеть. — Он все поймет. Я не хочу, чтобы ты эту ночь провела одна, наедине с разъяренной матерью. Татьяна лишь кивнула. И Эрван посчитал это ответом. В толпе стали ходить официанты с подносом, на котором стояли бокалы с шампанским. Заполучить хотя бы один было той еще задачей из-за обилия людей в бальном зале. Но, к удивлению, спиртной напиток не пользовался большим спросом. И пара бокалов оказалась в руках Эрвана и Татьяны. Молодой человек надеялся, что это шампанское пахнет не так ужасно, как то, что находилось на шведском столе. Но его надежды не оправдались. Татьяна сделала глоток, облизала губы, а после осушила весь бокал. Эрвану не удалось даже пригубить напиток, вкус показался ему настолько ужасным, что у него едва не сработали рвотные рефлексы. — Боже мой, Татьяна, как ты это выпила? — удивленно спросил он и с отвращением поглядел на свой бокал. — Кажется, они купили эту дрянь в самом дешевом магазине Лондона. — Хм, если не хочешь, дай мне, — хмыкнула та и вырвала из рук парня бокал и за секунду осушила его. — Мне кажется, шампанское очень даже неплохое. Просто вы избалованный гурман, молодой человек. Она заметила в толпе официанта, у которого еще оставались бокалы. И побежала в его сторону. Эрван в недоумении последовал за ней. Его стало беспокоить поведение девушки, но остановить ее он не мог. Татьяна выпила еще пару бокалов и явно лишилась возможности трезво мыслить. Она стала кружиться на месте и смеяться заливным смехом. — Эрван! Эрван! — кричала она и широко улыбалась толпе. Юноша попытался ее успокоить и вернуться вместе с ней к тем диванчикам у стены, но Татьяна почувствовала вкус веселья. Она направилась к музыкантам, взобралась на сцену, чуть не споткнувшись, и подошла к одному из них. Шепнула ему что-то на ухо и подмигнула. Тот широко улыбнулся и что-то крикнул своим коллегам. Те одобрительно кивнули Татьяне и стали играть чуть медленнее, добавив в свою музыку чуточку мексиканских мотивов, что лишь разогрело толпу. Татьяна стояла на сцене и будто собиралась с духом. Люди удивленно глазели на нее и перешептывались, гадали, что эта прелестная девица хочет сделать. Девушка топнула ногой в ритм музыки, топнула снова. Это перешло в чарующий танец. В зале раздались восхищенные возгласы. Эрван же хотел провалиться сквозь землю. Он еще никогда не чувствовал такого дискомфорта. Татьяна была пьяна, но держалась уверенно, и каждое ее действие было твердым и будто заранее выученным. — Эй! — крикнула она с таким сексуальным придыханием, что Эрван не поверил своим ушам.Гавана, оу на-на. Часть моего сердца в Гаване, на-на-на. Он забрал меня обратно в Восточную Атланту, на-на-на Все мое сердце в Гаване — эй! Мое сердце в Гаване, Гавана, оу, на-на-на.
Он не мог узнать ее голос, он звучал иначе, казался более твердым, объемным, поражал обилием красок. Эрван не имел понятия, действовал ли так алкоголь или же одобрительные возгласы публики. Но он любовался этой девушкой, ее легким непринужденным танцем, кокетливой улыбкой, блеском огненно-рыжих волос. Вслед за Татьяной стали танцевать все. Эрван же не мог даже пошевелиться, его тело приклеилось к полу, и даже дыхание на какое-то прекратило свою жизнедеятельность. Татьяна спустилась со сцены, музыканты стали играть более энергично, перейдя к культовому моменту выступления. Эрвану показалось, что температура его тела достигла критической отметки. Он дрожал и будто бы боялся девушки, с которой пришел сюда. Она обняла его за шею и стала танцевать с ним. — Мое сердце в Гаване, Гавана, оу, на-на-на, — тоненьким голоском пропела она в качестве завершения и, не переставая, смотрела в глаза Эрвана. Все внимание публики было на них. Послышались аплодисменты. Эрван хотел просто испариться, лишь бы не видеть всех этих взглядов. Но Татьяна была в восторге от происходящего, светилась ярче дневного солнца и беспрерывно улыбалась. Но музыка была прервана несколькими громкими хлопками. Они прозвучали с разницей в пару секунд и из-за громкого эха слились в один. В толпе раздались панические крики. Часть людей бросилась в рассыпную, другая же растерялась и просто топталась на месте, пытаясь понять, что только что произошло. — Убили! — закричал кто-то. — Убили! Эрван схватил Татьяну за руку и повел в сторону выхода. Он был уверен, что эти хлопки были выстрелами. И если это так, то нужно уходить отсюда немедленно. Хлопки повторились. Люди запаниковали еще сильнее. Татьяна и Эрван едва не были сбиты с ног, когда оказались в самом центре зала. Люди были дезориентированы, из-за суматохи понять, где находится выход, было невозможно. Когда толпа рассеялась, Эрван увидел лежавшее на полу в луже крови тело. Он слишком хорошо запомнил это лицо, поэтому узнал убитого сразу. Это был Марк Джексон. В руке он сжимал тома своих книг, одна из которых выпала и в раскрытом виде валялась рядом. Поблизости лежало еще одно тело. И им оказался тот самый мужчина в цилиндре, с которым писатель говорил в последний раз. Юноша забегал глазами по толпе и заметил среди паникующих гостей чрезмерно спокойную личность в карнавальной маске, полностью закрывающую лицо. Незнакомец был довольно высокого роста и этим привлекал внимание. Он встретился с Эрваном взглядами, и парню показалось, что тот ему слегка кивнул, будто приветствовал. Затем незнакомец исчез. — Эрван, — прошептала Татьяна. — Я хочу уйти. — Хорошо, — кивнул он и тяжело сглотнул. Едва юноша сделал шаг, как тут же утратил ясность ума и зрения. Перед глазами все померкло и заходило ходуном, звуки резко сошли на нет, и Эрван слышал лишь биение собственного сердца. Татьяна обеспокоенно посмотрела на него и что-то спросила, но парень видел лишь медленное шевеление ее губ. Он вгляделся в толпу и вздрогнул. На него смотрели полуразложившиеся люди с выглядывающими наружу костями. Они оскалили свою челюсть и что-то зашептали юноше. Эрван в ужасе попятился назад и взглянул на Татьяну. Но вместо нее стояла такая же мертвая фигура в одежде его спутницы и так же беззвучно шевелила сгнившей челюстью. Эрван закричал и схватился за голову. Почувствовал, как из носа потекла кровь. Скелет в одежде Татьяны впился своими каменными пальцами в его запястье и обжог своим мертвенным холодом. — Нет, нет, — шептал парень и отрицательно мотал головой. — Нет. — Эрван! — раздался голос Татьяны. — Эрван! Юноша вздрогнул, быстро заморгал и понял, что мир вернулся к привычному ритму. Он обнаружил, что находился на улице в парке подле особняка и сидел вместе с Татьяной на деревянной скамейке. Поблизости доносился звук полицейской сирены. Гости один за другим выходили из особняка и старались как можно быстрее покинуть это место. — Ты меня напугал, — прошептала Татьяна и погладила Эрвана по щеке. — У тебя жар. Нам надо домой. Мне показалось, что ты на какое-то время отключился. Ты ни на что не реагировал. — Я… — начал он и резко замолк. — Не знаю, что со мной.