Декабрь, 1927 год.
Биг-Бен прозвучал трижды. Он напоминал хриплую старую птицу, которая разинула над городом ржавый клюв и выкрикнула. Капли дождя вымывали из башни краску, которую нанесли пару месяцев назад. Биг-Бен хоть и был относительно молод, но выглядел потасканной шлюхой с букетом морщин. «Скольких английских королей ты видел, дружище, сколько несчастий повидал?» — спросил башню Джордж. «Я впервые увидел тебя в детстве, и тогда я подумал, насколько же ты уродлив. Но сейчас твое уродство настолько же красивое, как буря внутри меня». Мужчина надел черную кожанку, клетчатую кепку, слишком крупные ботинки, запятнанные дорожной пылью, брюки он носил одни и те же вот уже несколько лет, они были единственной вещью, которую он смог спасти при пожаре в общежитии. Остальные вещи безвозвратно утеряны. Все, что накопилось за несколько лет, погибло в объятиях пламени. Ким Юн ждал его возле телефонной будки, сидел на скамейке под фонарным столбом и притворно читал газету, нахмурив брови. Он был в бледном пальто с огромным, как у Дракулы, воротом. Юноша улыбнулся при виде Майлза и приветливо помахал ему рукой. Рядом с ним стояла стеклянная бутылка с клюквенным морсом, тот часто к ней прикасался и делал крохотные глотки. Он свернул газету в трубочку, бросил в урну. Джордж сел рядом на некотором расстоянии. От Ким Юна пахло дорогим одеколоном, воском для укладки волос. Казалось, что парень после разговора с Джорджем бросится бежать на спектакль в театр для светских лиц. — Доброе утро, — сказал Ким Юн и отпил морса. — Вижу твое недовольное выражение лица. Что ж, вчера я действительно действовал грубо. Не в своих интересах. Но такая позиция работала с твоим отцом. Только так он делал то, что велено. Но он сделал не все. Так или иначе, он преследовал свои личные цели. И я об этом догадывался. Но старался закрывать на это глаза, потому что доверял ему больше, чем кому-либо. Но нож в спину вонзает тот, кто ближе всех, не так ли? — Что ж, — вздохнул Джордж и откинулся на спинку скамьи. — Я не ожидал, что именно ты окажешься главой общины. Я ожидал увидеть кого угодно, но сейчас я немало удивлен. И представить трудно, что отец так боялся тебя. — Внешность обманчива. Я прожил на этом белом свете достаточно долго, чтобы заслужить уважение твоего отца. Я видел его еще ребенком, и уже тогда знал, какую пользу он нам принесет. Он исследовал то, что не осмеливался исследовать ни один из нас. — Душевнобольные — двери в Лимб. Он ставил опыты над людьми. И вы спокойно смотрели на это. — Все во благо людской цивилизации, друг мой. — Благо? Боль и страдания невинных — вот ваше благо? — Иногда ради большинства придется пожертвовать несколькими жизнями. Закон войны. А сейчас идет война, одна из самых страшных за последние столетия. Борьба за власть. Я прожил слишком много, поэтому видел то, что не видел ни один из ныне живущих. И то, что я делаю, это желание не допустить повторения того ужаса, что творился в мире в прошлом. — Какая ваша цель сейчас? — Смерть Эрвана. Того, что от него осталось. Это неизбежно. Будучи ребенком, он оказался на ритуальном алтаре, отдал свою кровь ради спасения мира. Но Лимб не принял его, он так и не стал Старшим. А лишь унаследовал чудовищную силу. Ким Юн отпил морс и вздохнул, облизал губы, как ребенок, и внимательно посмотрел на Джорджа. Его глаза выглядели уставшими, как у старика. Он казался эдаким пожилым мужчиной, который примерил на лицо свою старую фотографию, но забыл, как пользоваться эмоциями молодости. Была ли у него семья, о которой он рассказывал, и сколько семей у него было за столько лет? Или же его близкие обладали таким же бессмертием, как он? Хватило ли у него смелости обрести любимых на подобные мучения? — Моя настоящая семья мертва, — тихо ответил тот. — Да, я чувствую, о чем ты думаешь. Не слышу, не вижу, а именно чувствую. Мимика людей, их глаза, жесты обладают своими голосами. Меня трудно обмануть, я замечаю мельчайшие детали в человеке. Лишь одному удалось меня провести. И это был твой отец. — Нравится ли тебе такая жизнь? Без тех, кого ты любишь? — Я легко отпускаю людей, легко влюбляюсь, легко ненавижу и легко ухожу. Люди — всего лишь люди. Их бесчисленное множество. И каждый из них достоин побывать в твоем сердце, имеет шанс удивить и запомниться на долгие годы. Странно привязываться к одному человеку, жить им, а потом умирать, если он исчезнет. Я редко вспоминаю своих мать, отца, едва ли представлю их лица в голове. У меня нет ни фотографий с ними, ни рисунков, лишь смутные воспоминания. — Почему же ты думаешь, что я такого же мнения? Почему думаешь, что я соглашусь пожертвовать тем, кем дорожу, ради людей, которых даже не знаю? — Ты согласишься, поверь. Речь идет о жизни той, кто тебе действительно дорог. О Татьяне Хапперт. Старшие обладают даром исцеления, и Эрван исцелил ее. Те, кто побывал в Лимбе, заболевают. Смертельно. И это неизбежно для всех, кто оказался в зоне разлома и перешел черту. Бессмертие — единственное, что позволило нам выжить. Старшие — источник нашей жизни. Мироточение их нетленных тел — наша единственная надежда. — Почему же вы так боитесь умереть? — Что же помешало тебе покончить с собой? Ведь ты совершал попытки множество раз. Но каждый раз останавливался. Смерть — дверь в неизвестность. Лимб лишь порог, чистилище для всех живых душ. Там нет живых, нет мертвых. Там есть только мы, настоящие. И монстры. Тени. Природу которых мы так и не узнали. Твой отец занимался ими. Поймал нескольких. И пришел к выводу, что это люди. Их психическое состояние деградировало, Лимб их отравил, как болезнь. — Они были там не всегда? — Нет. Лимб был местом молчания, одиноких странников. Что-то произошло. Разломы создали нечто крайне опасное. И одна из этих опасностей среди нас. Ее описал твой отец. Назвал Фантомом, призраком без имени и лица. После он погиб. Что убило его, мы так и не выяснили. Как и не выяснили, что убило супруга Татьяны и Ларри Далтона. Твой отец писал, что эта сущность способна принимать любой человеческий облик. Если это так, то нам грозит чрезмерная опасность. Поэтому смерть Эрвана — наше спасение. — Я не вижу связи. — Эрван, сам того не желая, разрушает границы между реальным миром и Лимбом. Он впускает к нам болезнь, что зародилась За гранью. И он это прекрасно понимает. Он нарушил границы времени, повидал то, что не следовало, предал сомнению законы мироздания, возомнил себя Богом. Пытаясь исправить ситуацию, он посмотрел назад, в прошлое. Он обладает чудовищной силой. И она убивает его, разрушает истинную оболочку, что у нас принято называть душой. — Как же его смерть способна спасти Татьяну? — Я не могу сказать. Пока что. Но дело касается ребенка, который ни в коем случае не должен родиться. Старшие не бессмертны. Они живут ровно столетие. Затем их душа разрывается и перерождается. И находит новое тело. В редких случаях душа умершего Старшего попадает в тело сформировавшегося человека, привязывается к нему и становится тем, что у нас могут назвать «шизофрения». — Так произошло со мной, — прошептал Джордж. — Что-то было во мне. Кто-то… Я слышал ее голос. С ее голоса все началось. — Ее в тебе больше нет, Джордж. Что-то заставило ее уйти. Возможно, кто-то, кто пожертвовал собой ради тебя. Я не знаю. Но предполагаю, что Она перешла в тело другого человека. А именно в тело Татьяны. Тело женщины даст заблудшей душе физическую оболочку. — Она пыталась это сделать ранее, — Джордж вздрогнул и в испуге посмотрел на Ким Юна. — Восемь лет назад. Она заставила меня овладеть Татьяной, взяла под контроль мой голос и тело. И я сделал это. Сделал все, что она велела. Все эти годы Татьяна помнила тот день, я видел эту боль в ее глазах. И она смогла меня простить. Поверила, что я делал это не по своей воле. — Сущность внутри тебя выбирает невинных для перерождения. Татьяна была одной из тех, кто обладал непорочной душой. — Значит ли это, что Татьяна могла вынашивать моего ребенка? Она сделала аборт восемь лет назад. Я уверен, что именно от моего семени был плод. — Перенос души сопровождается сложным и длительным процессом. Я знал лишь один случай подобного, да и он не увенчался успехом. «Луч света соединяет два тела, и душа льется по этому лучу, перетекает из одного сосуда жизни в другое». Насилие — загадка для меня. Мы ничего не знаем об этой Сущности. Знаем лишь, что Она была Старшей. Но кем именно? Твой отец предполагал и, я бы даже сказал, свято верил, что это была твоя мать. — Моя мать? — Да. Она была выбрана для ритуала. Ее хотели сделать Старшей. — Нет! — Джордж резко вскочил и в бешенстве посмотрел на Ким Юна. — Я не верю тебе. — Ритуал прошел без происшествий, — продолжил тот спокойным голосом. — В течение года такой человек живет обычной жизнью, но под строгим контролем Общины. Позже он впадает в литургический сон. Это не смерть. Тело продолжает жить. Душа переходит в Лимб. И обитает там. Выполняет предназначение. Но что-то пошло не так. — Что? — Ее убили. Вкололи смертельную дозу снотворного. Мы были крайне потрясены. Твой отец делал все возможное, чтобы найти виновника. Но так и не нашел. Джордж покачнулся и от резко нахлынувшего на него бессилия сел. — Она умерла, и ее душа нашла невинное тело. Меня. Я был лишь переносчиком. Она ждала женщину, чтобы родиться вновь. — Теперь ты знаешь правду, — Ким Юн тем временем допил свой морс и с грустью взглянул на пустую бутылочку. — Но смерть Эрвана. Как она может помочь Татьяне? — Эрван хочет рождения ребенка, он делает все возможное, чтобы это случилось. Возможно, он надеется подчинить эту силу, мы не знаем точно. Но ребенок заберет жизнь матери. Если малыш появится на свет, Татьяна умрет в течение короткого промежутка времени. Обряд произошел. Если убьем ребенка, убьем и Сущность. Поэтому смерть Эрвана единственный выход это предотвратить. Все эти годы мы не трогали его. Потому что он не вызывал беспокойства, мы лишь ждали его гибели. Такие, как он, живут крайне мало, если не погибают при ритуале. Десять, в крайнем случае, пятнадцать лет. Но теперь ситуация ухудшилась. И он стал опасен. Поэтому ты нужен нам. Только ты сможешь подобраться к нему максимально близко. И сделать то, что должен. Ты ничего не потеряешь. Эрвана, которого ты любил, больше нет. Если же мы позволим ему жить, случится нечто страшное. И ни я, никто-либо не сможет это остановить. Одна жизнь во благо мира. Джордж кивнул и опустил глаза. Его руки дрожали. Он сжал пальцы в кулак и посмотрел на часы Биг-Бена. Стрелки не сдвинулись ни на йоту с тех пор, как он пришел сюда.***
Запах Рождества стоял неимоверный, тут и там витал аромат сладостей, хвои и вина. Джордж зашел в булочную, купил себе хлеб и съел на ходу, брызгая на прохожих крошками. Он чувствовал приступ голода, и хлеб оказался каплей в море. Вчера пришла квитанция; имение отца, — с вывеской «Психбольница», — официально продано и отныне принадлежит английскому господину с фамилией Поттер. Джордж не посмел сдержать улыбку, прочитав это. Он знал, что без этой хитрости обойтись было нельзя. Подобная афера не прошла бы, если бы бумаги были на имя «умершего» сына владельца поместья. Доктор Ломан подготовил все: поддельный паспорт, документы всех видов и мастей, даже создал правдоподобную легенду. Вопросов у полиции не возникло, сделка прошла в течение нескольких месяцев. Теперь дом абсолютно пуст, лишен того смрада больных, стал могилой для их нескончаемого страха и крика. Майлз еще не был там, боялся приезжать туда до чертиков. Доктор Ломан имел сумму на счету банка, незадолго до смерти он снял все сбережения и передал сыну. Джордж в тот же день вернул их обратно в банк. Финансовое состояние больше не беспокоило молодого человека, он мог свободно не работать в течение нескольких лет и жить во всех красках мира. Но Джордж за весь этот период снял оттуда лишь скромную сумму, хватившую на то, чтобы обустроить свое жилище. Все эти восемь лет его домом оставалась обувная мастерская. Единственное, что осталось от его прежней жизни, от прежнего имени и, собственно говоря, от него самого. Кто он теперь? Куда пришел? Чего добился? Все, что он имеет, это наследство отца, которое старик заработал на своем громком имени. Его никто не знает, никто не ждет. Он один. И это гложет. После происшествия в больнице люди Эрвана привезли его домой, выбросили из машины прямо у порога. Джордж в тот же вечер поставил стул, привязал веревку к балке на потолке. Оставалось всунуть голову в петлю, ничего сложного. Но руки задрожали и так и не дотронулись до орудия самоубийства. «Слабак», — причитал он. «Даже убить себя не можешь. Ты ничего не можешь. Абсолютно ничего!» Вторая попытка была предпринята на следующий день. Джордж съездил на другой конец города, купил у торговца запрещенными препаратами сильнодействующий яд. Он выпил его на той же улице, спрятавшись в спальном районе среди прогнившего забора. Но едва токсичная жидкость дотронулась до стенок желудка, Джорджа стошнило. Смерть не хотела забирать его из этого мира. Она забыла про него. Сейчас он вновь думал о смерти. С интересом смотрел на мчащиеся машины, желал шагнуть на проезжую часть, почувствовать удар тяжелого объекта, хруст костей, суставов, мышц. А затем должно наступить облегчение и беспамятство. Но тело шло прямо по тротуару, рука подносила хлеб ко рту, зубы с жадностью вгрызались в созданное пекарем изделие. Разум желал смерти, тело хотело жить или что-то внутри тела (Джордж не знал наверняка). Он больше не слышал голос. Не чувствовал присутствие кого-то рядом. Если все это время с ним были мать, брат, которые столько лет наблюдали за его жизнью, за его личностью, то теперь он, оставшись без них, ощущал безграничную пустоту. «Я так хотел остаться без них, без этого урагана чувств, эмоций, голосов в голове. А сейчас не понимаю, как мне быть, как ощущать себя. Я будто перестал быть самим собой». Вальдемар рос все это время вместе с ним, зрел, осознавал себя, начинал мыслить, рассуждать, принимать решения. Он боролся с матерью, обезумевшей, лишившийся любви к собственным детям. Что было со всеми ними после того пожара в сторожке охотника? Джордж не помнит ничего с того периода. Отец позаботился, чтобы все это безвозвратно исчезло из жизни сына. Виновным стал охотник. Газеты безоговорочно казнили расплавленное в языках пламени тело мужчины, растоптали его прах в болотной жиже. Тело Вальдемара почти двадцать лет пролежало в пепелище. Смог ли Эрван освободить брата Джорджа из плена «круга»? Обрел ли Вальдемар свободу? Джордж перешел через дорогу, прошел по заброшенной аллее и оказался в спальном районе. Здесь проживали по большей части мигранты, выходцы из России, северной части Африки или Ближнего Востока. Запах нищеты напоминал скисший томатный соус, стены пахли мочой, дороги оказались скользкими из-за выброшенных из окна объедков. Снег попытался замести следы человеческой жизнедеятельности, но его усилия вряд ли дадут плоды. Тут и там сидели пьянчуги, гоготали, играли в карты, бесцельно глядели по сторонам. Джорджа они даже не заметили. Сьюзен стояла неподалеку от них, глазела на бородатых бездельников с презрением. Она явно появилась здесь пару минут назад, потому что не выглядела продрогшей, а одета женщина была легко: кожаная дубленка на тонкую сорочку и запятнанная юбка, под которой прятались обнаженные ноги. Темная кожа сильно выделялась на фоне заснеженной улицы, хотя Сьюзен была африканкой лишь наполовину. Ее кожа носила больше смуглый оттенок, чем тот шоколадный тон, какой привычен для людей, бежавших из разоренной Африки. Джордж мало знал о ее происхождении, лишь обладал некоторыми сведениями о родителях женщины, да и те долетели до его ушей из уст Себастьяна. Отец родом из Египта, мать из Марокко. Как униженная исламской религией женщина стала полицейским при городском правительстве — та еще загадка. Сьюзен никогда не говорила о религии, никогда не подавала виду, что во что-то верит. Именно это и сблизило ее с Татьяной в свое время, женщины одного склада ума, верующие в доказательства, идущие напролом. Сьюзен махнула Джорджу рукой, лицо осталось без эмоций. Повела мужчину в подъезд одной из кирпичных хижин. Он шел немного в стороне, отставал на полтора метра. Постоянно оглядывался, надеясь, что никто за ними все это время не следил. Но уверенности не было. Здесь слишком много мест, чтобы спрятаться. Остовы брошенных машин, мусорные кучи, сорняки в виде поломанных заборов. Сьюзен была уверена, что Джордж мог сюда кого-то привести, поэтому вывела его из этого дома через задний вход. Они направились в следующее здание, поднялись на последний этаж, выглянули из окна, изучили обстановку. Им приглянулись несколько подозрительно хорошо одетых мужчин, шедших по тому же пути, что и они. Они решили подождать несколько минут. Джордж вытащил из кармана диктофон с записывающей кассетой, внимательно осмотрел ее. В глазах читалось удивление. Он не мог поверить, что столь маленькое устройство было способно записать длинный разговор, да еще и умело воспроизвести его. Диктофон ему передала Сьюзен за пару часов до его встречи с Ким Юном. Сейчас он вернул устройство женщине. Та завернула его в бумажный пакет, засунула в карман дубленки, хитро улыбнулась, будто ощутила маленькую победу. Мужчины покрутились около дома, вошли в подъезд. Джордж и Сьюзен насторожились. Женщина вытащила из-под пояса револьвер, выставила перед собой наготове. Джордж подошел к лестничным перилам, заглянул вниз. На лестнице не было ни души. Но мужчина чувствовал присутствие посторонних. Сьюзен тем временем открыла окно, ведшее на крышу дома. Вылезла туда, посмотрела на Джорджа, тот кивнул ей, полез следом. Черепица крыши была скользкой, и мужчина едва не соскользнул вниз. Падать было недолго, но приземление окажется смертельным. Он тихо закрыл за собой ставни окна и пошел за Сьюзен. Они двигались вприсядку, чтобы их было трудно заметить снизу. Под ногами хрустел лед, как битое стекло, ноги окоченели, пальцы рук утратили чувствительность. Они дошли до края крыши. Рядом лежали длинные доски. Женщина, недолго думая, перекинула их на другой берег — соседнее здание. Шествие над пропастью было коротким, метров десять, не больше. Но сильные порывы ветра могли превратить эту переправу в игру со смертью, и Джордж ощутил страх. «Забавно», — подумал он. «Еще вчера ты хотел умереть. А сейчас боишься разбиться. Где твоя логика, русский парень?» Он первый ступил на доску. Древесина покачнулась в сторону. Джордж едва не потерял равновесие. Сьюзен хихикнула и не спеша пошла следом. Когда они добрались до середины, раздался крик где-то внизу. Сьюзен ахнула и толкнула Джорджа. Раздался выстрел. Часть доски откололась от соприкосновения с пулей, переправа дала трещину. Сьюзен вскрикнула и потеряла равновесие, упала на колени. Раздался еще один хлопок. Пуля прошла совсем рядом. Джордж посмотрел вниз. На дороге стоял мужчина, которого они видели еще на лестничной площадке. К нему на подмогу спешил еще один, в таком же безвкусном черном пальто. Джордж схватил Сьюзен за руку, увидел, что та полностью в крови. Пуля поцарапала ее живот. Женщина корчилась от боли, но держалась стойко. — Кто это такие, мать твою?! — вскрикнула Сьюзен. — Беги! Беги! — поторопил ее Джордж. Раздались выстрелы. Доска треснула посередине. Сьюзен упала за борт, повисла на одной руке. Джордж вцепился в нее, не смел отпускать. Потянул на себя что есть силы. Времени почти не оставалось. Девушке удалось подняться на крышу соседнего здания, она схватилась за раненый живот, другой рукой проверила сохранность кассеты. Джордж сбросил доски вниз. Слегка обнял Сьюзен и быстрым шагом пошел с ней дальше. Эти идиоты бросятся в подъезд этого дома, за пару минут окажутся на крыше. У них есть лишь миг, чтобы спрятаться. Эрван находился в следующем квартале. Под этим зданием имелся туннель, способный привести их в нужное место. Они через окно попали в подъезд. Сьюзен выглядела бледной, с трудом передвигала ноги, но не проронила ни слова, лишь надрывно дышала и выплескивала из себя боль в виде тихих стонов. — Это не могут быть люди Ким Юна. Какой смысл им палить по нам?! — возмущенно сказала она и прижалась к холодной стене. — Что это за ублюдки? Кто это такие, черт тебя дери?! — Кто бы они ни были, нам не следует больше встречаться, — тяжело дыша, ответил Джордж и посмотрел в грязное окно, надеясь увидеть тех мужчин, чтобы понять, куда те двигались. Но на улице не было ни души. Внезапно Джордж ощутил неземной холод. Сьюзен ахнула и обернулась. В помещение откуда-то сверху прилетел вихрь в виде сгустка черной пыли, повис над полом плотным облаком. Из него стали вырисовываться очертания человеческих тел. Пыль обрела пальцы, ноги, затем появилась голова с ехидной улыбкой. Из неоткуда возник пистолет, направил свое дуло прямиком на Сьюзен. — Фантом, — прошептала женщина. Она выхватила револьвер и совершила несколько выстрелов прямо в упор. Но человеку из пыли это не нанесло ощутимого урона. Он лишь покачнулся, затем снова стал наступать. Джордж схватил свою спутницу за руку и бросился с ней бежать вниз по лестнице. Из пыли возник и второй человек. Оба быстрым шагом направились вслед за Джорджем и Сьюзен. Звучали выстрелы. Джордж был уверен, что одна из пуль пролетела прямо над его ухом. Сьюзен кричала от страха, махала своим револьвером из стороны в сторону, пытаясь прицелиться. На первом этаже она подбежала к одной из дверей квартиры, вставила ключ в замок. Оказавшись внутри, заперла дверь на два имевшихся замка и стала искать что-то в гостиной. Квартира была абсолютно пуста, без клочка обоев и хотя бы ворсинки ковра. Лишь один камин напоминал о том, что это жилое помещение. Сьюзен нажала на что-то внутри камина, и открылся узкий проход, ведший куда-то вниз. — Сюда, — сказала она, залезла в дыру в стене и стала на животе ползти в глубину мрака. — Быстрее. Джордж медлить не стал, дождался, пока Сьюзен немного продвинется, и полез за ней. Тем временем черная пыль стала просачиваться в квартиру через замочную скважину. Джордж услышал, как проем закрывается за ними. Пыль была не настолько быстрой, чтобы пробраться в туннель, но достаточно умной, чтобы воспользоваться кнопкой в камине и открыть проход. — Что мы будем делать? — Мы должны увести Эрвана отсюда.***
Казалось, что они ползут внутри пуповины новорожденного. Туннель был диаметром около метра, — возможно чуть больше, — и лишь худоба позволяла им продвигаться дальше. Джордж испытывал недостаток кислорода, никогда не мучившая его клаустрофобия появилась внезапно, как дождь посреди пустыни. Он боялся застрять, боялся ощутить беспомощность тела в замкнутом пространстве. Сьюзен же двигалась абсолютно спокойно, по-обычному дышала, что-то бубнила себе под нос. По кирпичным стенам туннеля пронесся шум. Он напоминал скрежет металла, был резким и портил барабанные перепонки. Джордж вздрогнул и едва не ударился головой. Шум не прекращался, он змеей полз следом за ними, иногда обгонял, после возвращался и проделывал этот путь снова. Сьюзен остановилась на миг и прислушалась, Джордж чудом успел затормозить. Они двигались в кромешной тьме. — А-а-а-а-а! — раздался хриплый стон. — Я чую! Я чую тебя! Джордж занервничал и стал вслушиваться в перемещение существа, но оно будто бы было повсюду, расползалось по каждому кирпичику. — Виктор, эх, Виктор! — продолжал говорить хриплый голос. — Ты уже мертв. Да-да. Ты умер. Тебе не следует быть здесь. Ты лишь — гниль, плесень. Как и я. Твои раны заживают, смерть обходит тебя. Эрван это почувствовал. Ты единственный, кого он боится. Единственный, кто может его остановить. Поэтому ты так важен для Общины. Тебе решать, кем быть. Марионеткой. Или же свободным. Свобода! Вот ключ к твоему счастью! — Идем! — сказала Сьюзен. — Это всего лишь ветер. Мы внутри дымохода. Нам повезло, что здесь не так много сажи. Иначе мы бы задохнулись. Джордж не стал ей ничего говорить. Лишь продолжил двигаться дальше. Сьюзен добралась до конца туннеля, толкнула рукой решетку. Образовался проход. Их озарил тусклый свет свечей. Запахло мятой. Сьюзен и Джордж оказались в закрытой от дневного света квартире. Окна были полностью заколочены и задернуты плотными шторами. Справа находился еще один камин, который потрескивал углями и разносил приятное тепло. Рядом с огнем сидели две личности, мужчина и пожилая женщина. Сьюзен подошла к ним. — Анна, — позвала она. Пожилая женщина обернулась и радостно улыбнулась гостям. Она встала и обняла девушку, а затем приветливо посмотрела и на Джорджа. — Как он? — спросила Сьюзен, глядя на мужчину в кресле. — Ему с каждым днем все хуже и хуже. За последнюю пару дней его состояние резко ухудшилось. Что-то произошло с его телом. Если Община решилась действовать, она могла добраться до захоронения. Но ее правила не позволили бы им это сделать. Им категорически запрещено прикасаться к погребенным. Джордж посмотрел на мужчину в кресле и понял, что это был Эрван. При свете огня его болезненная бледность выглядела сказочной. Эрван спал, его грудь едва двигалась при дыхании. — Община знает об этом, — сказал Джордж. — Тело действительно потревожили. Ким Юн отвез меня на кладбище. И показал захоронение. Кто-то раскопал гроб. Говоря это, Джордж ощутил сильнейшую дрожь. Казалось, что он вот-вот свалится в обморок. Он не мог думать о том, что там видел, что чувствовал. Но сейчас он здесь. Видит, как живой Эрван спит в кресле. — Это сделал тот, кого Татьяна очень хорошо знает, — прошептал Эрван, не глядя на присутствующих. — Я почувствовал его действия сразу же, едва его руки коснулись моего тела. Община знает, кто это сделал. И следит за ним. Но не предпринимает никаких действий. Ждет, когда мы вмешаемся и покажемся на свет. — Мы не можем бездействовать! — воскликнула Сьюзен. — Дети пропали. Ты слабеешь. Фантом знает, где ты находишься. — Эти стены покрыты солью. Фантом не сможет проникнуть сюда. — Кто он такой? Призрак? — спросил Джордж. — Никто с точностью не знает. Но он чрезмерно силен, и его сила растет с каждым днем. Он интересуется исключительно теми, кто побывал в Лимбе, или находился в зоне разлома. Он убил уже троих. Доктор Ломан знал о нем что-то, что не знаем мы. Но Фантом убил его. Вытолкнул из окна. — Мы предполагаем, что это был реальный человек, — сказала Анна. — Возможно, Старший. Никто до сих пор не знает, что происходит с душой Старшего перед гибелью. Община верит, что ее просто разрывает в клочья. Тело Старшего иссыхает за считанные минуты. Но ничто не исчезает бесследно. — Что он хочет? — Джордж посмотрел на Эрвана. — Мы не знаем, — ответила Анна и погладила спинку кресла. — Нам лишь известно о трех убийствах. И мы предполагаем, кто будет следующей жертвой. — Кто же? — Себастьян, — безразлично произнес Эрван и провел рукой по лицу. — Община не зря заинтересовалась им. Они установили за ним слежку. С какой целью, мы не знаем. Но я предполагаю, что именно Себастьян приложил свою руку к моему захоронению.***
Эрван рассказал ему все после того, как Ким Юн в кафе всунул в руки неприятную правду. Он явился в мастерскую тем же незаметным способом, возник из неоткуда. Джордж в это время сидел за своим рабочим столом и пытался заставить себя поесть. Он глядел на стул, на котором словно только что стоял, пытаясь втиснуть голову в петлю. Веревка все еще свисала с потолка, медленно качалась, как маятник часов, будто отсчитывала время до новой попытки самоубийства. На тарелке лежала холодная овсянка с сыром, не вкусная до колик в желудке. Но Джордж медленно жевал мягкие хлопья, кривил лицо и проглатывал куски пищи. Эрван вышел из темноты. Длинное черное пальто делало его силуэт высоким и худощавым. Длинная челка была мокрой из-за снегопада, липла к лицу, придавала мужчине невинный вид. Эрван подошел к камину и поднес к нему руки, потер ладони друг от друга. «Холодно», — прошептал он. Эрван настороженно поглядел на стул посреди комнаты, затем перевел глаза на веревку. В глазах промелькнуло сожаление. Он потер свой бритый подбородок и медленно прошелся. Джордж не спускал с него глаз. — Сьюзен была в кафе, все слышала. Джордж понурил голову. Эрван взял стул, поставил его рядом с рабочим столом Майлза, сел и заглянул в глаза русоволосого мужчины, пронзил их своей серой радужкой. Джордж кивнул, он все понял без слов. Эрван хочет, чтобы он пошел на эту встречу. Поговорил с Ким Юном. Они налили бренди в два бокала, слегка пригубили напиток. Эрван сжал правую руку Джорджа в своей, погладил его обрубленные пальцы, потерянные во время самострела на фронте. Майлз спокойно улыбнулся, но глаза по-прежнему излучали тоску и душевную боль. — Твой отец спас тебя от участи, приговоренной Общиной. Ты должен был стать Старшим. Никто не знал, как ты выглядишь. И это сыграло твоему отцу на руку. Все эти годы он покорно прислуживал узкоглазому, делал вид, что помогает. Уйдя в тень, Ким Юн передал большую часть своих полномочий Чарльзу Ломану, чтобы ни одна душа не узнала, как он выглядит. Он боялся покушений. Община была сбродом предателей. Каждый хотел власти. И твой отец это понимал. Разрушение культа Старшего — единственное, что поспособствует быстрому распаду этой секты. Старшие выбираются с детства. Твой отец мало что говорил про способ избрания. Но прежде погибнут десятки детей. И лишь один из них выживет. Я лишь предполагаю, что их испытывали голодом и мором. А затем, спасшегося ребенка, лишали воспоминаний. И прятали до совершеннолетия. Тебя вместе с матерью отправили в Россию. Затем, когда время стало подходить, вернули назад, в Англию, чтобы следить за тобой. Твое тело менялось, процесс избрания изменил его навсегда. Эрван отпил еще немного бренди и вздохнул. — Затем тебя забрали на фронт. Община решила, что это испытание для тебя, что это сделает душу, тело сильнее. Они знали, что ты вернешься. Потому что ты особенный. В противном случае эти ублюдки не стали бы рисковать. На фронте они не могли следить за тобой, они лишь свято верили, что ты вернешься. Иначе они потеряли бы столь драгоценное для них время. А ждать они не могли. Каждый день, каждый год для них был вопросом жизни и смерти. Ты сменил имя, пропал. Но твой отец быстро нашел тебя. Следил издалека. В нужное время он заявил о себе, предложил помощь. Дал нам жилье. И тогда он понял, что я — единственный шанс спасти его сына от ужасной участи. Мы с тобой были близки. И это могло помочь обмануть ритуал. Ритуал отделяет энергию от тела. Образно говоря, душу. Душа оказывается в Лимбе, заточенная в ужасном мире. Тело остается здесь. Оно начинает мироточить. Выделять целительный трупный сок. Они его пьют, год за годом. Пока тело старшего не высыхает полностью. Затем они ищут новую жертву. Но они потерпели неудачу.***
Эрван прослушал кассету. Выключил ее. Задумчиво покачал головой. Джордж сидел рядом с ним в кресле и внимательно следил за его реакцией. — Ким Юн знал, что ты записываешь разговор. Поэтому говорил одновременно и со мной. К тому же большая часть его слов обращена именно ко мне. Они не могут жить, пока жив я. Им прекрасно известно, что мне отведен крохотный промежуток времени. Но они не хотят допустить, чтобы Она переродилась. — Моя мать? — Она была Старшей, Джордж. Ким Юн сказал правду. Она не умерла тогда, на твоих руках. Ее лишь предали ритуалу. Это был первый случай, когда был избран не ребенок и когда ритуал был проведен в столь сжатые сроки. — Как это возможно? — Я не знаю. Но твоя мать что-то привезла с собой из Египта. Что-то уникальное. И это сделало ее избранной для них. Я не знаю, как именно происходит ритуал, что за этим стоит. Я лишь жертва. Я лишь передаю слова твоего отца, которые тот заключил в своих дневниках. — Если твое тело отделилось от души. То как ты находишься здесь? Физически. Ведь ты… мертв. — Меня видят только те, кто был там. В Лимбе. Для остальных я не существую. Мое тело — вот настоящий я. И скоро я попросту исчезну. Этот ребенок единственный выход. Я не позволю, чтобы Община и дальше убивала сотни невинных детей ради утоления своего нескончаемого голода. Ты нашел некоторые ответы в Египте несколько лет назад. Твоя мать нашла их гораздо раньше. И за эти ответы отдала свою жизнь. — Моя мать полагала, что жрица была первой Старшей, ее тело оставалось нетленным на протяжении долгого времени. Ее захоронение было разграблено спустя сто двадцать четыре года. Увидев, в каком состоянии мумия, грабители в страхе сожгли гробницу. Душа Старшей стала проклятием. В течение недели все, кто оказался внутри гробницы, погибли от чумы. Это напоминает действие Фантома. — Да. Только Фантом это что-то иное. Жрица не покидала пределы своей гробницы вплоть до девятнадцатого века. Ее душа осталась без сосуда. И твоя мать стала этим вместилищем. — Что ты собираешься сделать с помощью этого ребенка? — Ничего. Ребенок будет спрятан. Он будет единственным избранным для ритуала, другие дети перестанут быть пригодными. Без трупного сока Старшего Община вымрет, от смертельных болезней. Это случится не сразу, через десятилетия. И тогда весь этот кошмар прекратится. — А что будет с тобой? — Я умру. В ближайшее время. Скорее всего, в течение года. Мои силы стремительно тают, так как я поддерживаю состояние Татьяны, Сьюзен и Анны. Все, кто оказался в Лимбе или же в зоне разлома, умирают. — Что же будет с ними, когда тебя не станет? Эрван взглянул на него грустными глазами. Джордж все понял. — Поэтому когда родится ребенок, его судьба будет зависеть только от одного человека. Я думаю, что готов довериться тебе. Как тогда, на фронте, когда ты спас меня. — Я все сделаю, обещаю. Эрван улыбнулся и облегченно вздохнул. Прикрыл глаза и задремал.