Октябрь, 1919 год
Татьяна сидела на подоконнике и со слезами на глазах наблюдала, как первый снег засыпал мостовую. Он казался воздушным, чем-то напоминал сахарную пудру, девушка даже ощущала этот сладковатый приторный вкус на кончике языка. Боже, как она хотела съесть какой-нибудь десерт, но холодильник был подчистую пуст. На той неделе Петр заполнил его доверху. Приобрел за свой счет овощи, фрукты, мясо птицы, курицы, молоко, даже не забыл про любимые французские эклеры девушки. Его визиты становились все чаще и чаще. Порой он даже не стучал в дверь. Мать со спокойной душой отдала ему ключи от квартиры. Петр заходил внутрь, тихо разувался, шел на кухню. Но никогда не смел без разрешения заходить в другие комнаты. Чтобы увидеть Татьяну, ему следовало позвать ее. И девушка покорно шла к нему. Не смела противиться. Она знала, к чему все шло. Минули первые свидания, первые разговоры о финансовой стороне вопроса. Петр буквально покупал ее вместе с чемоданом долгов. И радовался приобретению, как ребенок. Их первый секс был обычным. Своего рода рукопожатие о завершении сделки. После ночи у Татьяны шла кровь из вагины. Она отнеслась к этому спокойно, без истерик. Страшно не было, только зудящая боль где-то внизу живота. Догадывался ли тот о ее ранней беременности? Готова ли она сообщить об этом, когда все права на жизнь Татьяна передала этому богатенькому красавчику в выглаженном черном пиджаке? Сейчас зародыш стал беспокоить острее. Он высасывал из нее эмоции, силы, аппетит. Ее тошнило часами, а иногда и целыми днями. Любой приватный ужин мог в любой момент обернуться катастрофой. Боже, ей так хотелось просто исчезнуть. Закрыться в своей комнате и больше никогда не выходить. Возможно ли вообще так сделать? Или дверь рано или поздно снесут? Она искала глазами одного человека. В мыслях не произносила имени, лишь держала образ. Этот юноша вставал рано, включал свет в мастерской, подходил к окну, улыбался прохожим, а те улыбались ему в ответ. Все на этой улице знали о его таланте, они обожали этого паренька в клетчатой поношенной кепке. Были готовы бежать к нему сразу же, едва отклеится подошва. Только у него был самый надежный клей, не боящийся ни воды, ни разбитых дорог. Но свет больше не загорался. Мастерская была закрыта уже около месяца. Женщина надеялась увидеть внутри хотя бы тень, но ничего… Внутри никого не было. Почему она ждала того, кто причинил ей боль, лишил женской чести? И теперь она вынашивает ребенка этого человека. Будет ли малыш похож на него, когда родится? Спросит ли об отце? И что она ему ответит? Татьяна закрыла лицо ладонями. Снова слезы. Ох, как же она устала от них. «Будто они тебе чем-то помогут. Делают только хуже», — смеялась в мыслях Татьяна. Девушка встала с подоконника, пошла в уборную. Там умыла лицо, расчесала волосы, припудрила нос. Ей хотелось выглядеть хорошо. И даже дома Татьяна наносила немного макияжа. Будто готовилась к внезапной встречи с тем, кто теперь ее полностью содержит. У нее не осталось сил на учебу. Еще полгода назад она взяла академический отпуск, когда отца не стало. Упадок семьи лишил ее надежд, Татьяна перестала верить, что это образование вообще хоть что-то даст, да и ректор относился к ее успехам скептически. И только Петр за последним ужином настоял на том, что девушка закончила обучение. Татьяна противилась, но в тот вечер согласилась, а иначе не могла. Ведь на это было потрачено столько сил. — Сейчас начался век образованных женщин, мисс Хапперт, — сказал Петр Гоутс. — Вы должны доказать этому миру, что женщины ничуть не глупее мужчин. Вы одна из немногих представительниц прекрасного пола, кто отказался от традиционных устоев патриархата. — Мой отец настоял на моем обучении. Он будто предвидел, что случится с его бизнесом в Англии. И понимал, что в скором времени мне придется выживать самой. Сейчас мне двадцать пять. По нынешним меркам я старая дева, которую никто уже не возьмет замуж. Кому нужна такая, как я? — Не говорите так, — Петр взял ее руку и нежно поцеловал. — Вы прекрасны. Квартира по соседству была куплена две недели назад новоиспеченной семейной парой. Не зная, что делать с пианино, они решили его выбросить, причем безжалостно: попросту разобрать на части и оставить подле мусорных контейнеров во дворе. Татьяна не могла позволить, чтобы подобное произведение искусства было безжалостно уничтожено. Услышав ее мольбу, Петр организовал перенос музыкального инструмента в квартиру девушки. Его поставили в гостиной, сместив телевизор матери в самый угол, где о нем вскоре попросту забыли, ибо все внимание привлек этот гигант с клавишами. Как оказалось, Петр владел навыками игры на пианино, что он и продемонстрировал сразу же, едва инструмент оказался в новых владениях. Татьяна невольно вспомнила Эрвана. Ее до сих пор пробирал стыд за то, что она так жестоко обошлась с ним. Порой она слышала шаги за дверью, чье-то учащенное дыхание, тихий кашель. Других соседей на этаже не было, поэтому девушка подозревала, что это был именно Эрван. Искал встречи с ней. Но выходить к нему она не осмелилась. Не смогла бы посмотреть в глаза. — Ты стала спокойнее, — сказала мать однажды за их традиционным обедом. Была поздняя ночь, они достали шампанское, фрукты и просто наслаждались джазовой музыкой. — Я так рада, что ты образумилась. Так горжусь тобой. Петр идеальная пассия. Ты только посмотри, как он смотрит на тебя, как желает. В его глазах ты прекрасный нераспустившийся цветок, не ограненный алмаз. Только с ним ты по-настоящему засияешь. Тот паренек был хорош собой. Но что бы он тебе дал? Боль, страдания, нищету? Ты сама находишься глубоко в яме. А этот бедолага затянул бы тебя еще глубже. Потрахалась с ним и ладно. Для женского здоровья секс с молодым жеребцом полезен. — Мать, ты несешь такую чепуху, — закатила глаза Татьяна, делая глоток спиртного напитка. — Просто ничего не говори мне, ладно? — Рано или поздно ты поймешь, что сделала самый правильный выбор в своей жизни. Петр сделает тебя счастливой. Это настоящий подарок от Господа. После смерти Марка Джексона мать стала иной. В ней что-то изменилось. Пропала агрессивность, прибавилось излишне много заботы, от которой у Татьяны порой сводило живот. Об этом нашумевшем убийстве писателя-шарлатана они не говорили. Возможно, мать не хотела вступать в дебаты, так как знала, что услышит в ответ. Да и она была в курсе того, что ее дочь видела смерть Джексона лично. Татьяна сказала ей об этом вскользь. А та просто кивнула. Мол, знаю. Последняя книга писателя по-прежнему лежала в комнате Татьяны. Мать о ней даже не вспомнила ни разу за последний месяц. Порой девушка поглядывала на нее, но теперь эта кипа бумаг, обернутая в твердый переплет, вызывала лишь отторжение. Татьяна больше не хотела вспоминать о тех событиях. Увлечение испарилось. Сейчас ей не до этого. Она обустраивала свою жизнь. Возвращала утраченное благополучие. Но ребенок в животе снова и снова возвращал к событиях, произошедшим пару месяцев назад. Не думать о них не получалось, как бы сильно девушка не старалась. Поэтому сейчас на ее глазах были слезы. Она снова была там, на обувной фабрике. Видела, как Эрван до полусмерти избивает Джорджа. На пол брызжет кровь, тишину прорезают ярость и отчаяние. Татьяна закрыла уши, чтобы этого не слышать. Нет. Все закончилось. Этого больше нет. Резкая боль в животе привела ее в чувства. Она посмотрела на низ халата и с ужасом обнаружила, что тот покрывали алые пятна. Кровь заструилась по ногам, закапала на пол. Татьяна схватилась за дверной косяк, чтобы удержать равновесие, так как успела вовремя понять, что теряет сознание. Головокружение было сильным, погружало в сон. Девушка упала на колени, уперлась руками о пол, чтобы не поцеловать паркет. Нет. Никто не должен увидеть ее в таком состоянии. Никто не должен знать, что она беременна! Татьяна попыталась встать, но снова упала. Все вокруг было в крови. Она сумела запачкать даже обои. Этого не может быть! Тут ее уши уловили звук открывающейся входной двери. Кто-то бросил сумку на пол, побежал к ней, вцепился в запястья. Это была мама. Да, это была она. Татьяна едва видела перед собой. Лицо женщины было размытым, сплошное бежевое пятно. — Доченька! Что с тобой? — в панике кричала мама и трясла Татьяну за плечи. — Что это? Татьяна! Ты слышишь меня?***
— Как она, медсестра? — Петр выглядел встревожено, но эти эмоции со стороны казались наигранными, без искренности. Девушка в белом халате поглядела на букет роз в его руке, а затем усталыми глазами изучила его выбритое лицо. Что ей оставалось делать? По правде говоря, этот молодой человек был не первым и не последним, кому она сообщала подобные известия. Многих мужчин это ничуть не шокировало. Умер ребенок и умер. Главное, что задолго до родов. А родить нового можно всегда успеть. И Петр Гоутс отреагировал на новости так же, как и все остальные. У него даже не дрогнули брови. Абсолютно спокойное лицо. Татьяна Хапперт лишилась ребенка на ранних сроках беременности. Сложно сказать, что погубило плод. Девушка потеряла много крови, был высокий риск смерти. Но помощь оказали вовремя. Бедняжку удалось спасти. Вот только вместе с малышом она утратила и себя. Медсестра давно не видела такого опустошенного лица у человека. Татьяна Хапперт будто умерла вместе с этим крохотным человечком. Она отказывалась от еды и воды. Уже на протяжении суток сидела в своей кровати и изучала трещины на заплесневелой стене. Медсестра ее понимала. Она и сама прошла через такое. Ее выкидыш случился в шестнадцать. Упала со ступеней в частном доме. Спасти ребенка не было шансов. Но здесь иной случай. Никаких травм. Просто так случилось. Тело отвергло плод. — Можно ее проведать? — спросил Петр. — Она в десятой палате. Прошу вас, не больше часа. Мисс Хапперт еще очень слаба. — Большое вам спасибо, — поклонился он девушке и вручил ей коробку конфет. — А это вам. За вашу доброту. И красивую улыбку. Медсестра засияла, схватила конфеты, будто никогда в жизни не видела сладкого, затем кивнула Петру и пошла по коридору. Явно побежала пить чай. Ну, пусть отдохнет. Слишком молода, чтобы так много возиться с несчастными роженицами. Она заслужила этот перерыв. Татьяна спала, когда Петр вошел в палату. Ее кожа была болезненно белой, на закрытых веках проступали сеточки лопнувших сосудов. Молодой человек не мог не отметить того, что за одну лишь ночь девушка изрядно похудела. Ее здоровое телосложение уменьшилось в полтора раза, будто ребенок высосал из нее всю жизненную энергию. Он поставил цветы на подоконник. Посмотрел в окно. Снова шел снег. Слишком рано пришла зима в этом году. Рядом с больницей слышались крики детей, игравших в снежки. Желала ли Татьяна услышать смех того малыша? Врачи сказали, что срок был около месяца. Значит, все сходится. Зачатие случилось именно тогда, когда произошел инцидент между Джорджем и Эрваном. Доктор Ломан посчитал, что смерть ребенка будет единственно возможным выходом из ситуации. И все спланировал. Он не был уверен, кто именно отец. Но заранее обезопасил всех от возможных последствий. — Я чувствую, как сила Вальдемара растет в моем сыне. Это неизбежно. То, что пришло в мир вместе с одним из близнецов, убивает их обоих, — сказал Доктор Ломан на одной из их частных встреч две недели назад. — Джордж не чувствует этого, даже не предполагает, к чему это может привести. Думаю, то, что осталось от Вальдемара, также не знает, в кого превращается. Оскверненная душа крайне уязвимое существо. Оно продолжает бороться со злом, но, когда силы иссякнут, мы столкнемся с ужасающим монстром в теле человека. Петр потрогал цветы и вздохнул. Как же ему хотелось, чтобы все это скорее забылось. Татьяне потребуется немало времени, чтобы прийти в себя. Сейчас же она опустошенный сосуд. И, чтобы его вновь наполнить, придется постараться. Петр надеялся, что у него все получится. Он обещал доктору Ломану, что справится. И этот человек верил в него. Молодой человек сел на край койки и погладил Татьяну по волосам. Та ничего не почувствовала, продолжала крепко спать. Ее сон был безмятежным. Петр улыбнулся. Ему нравились ее рыжие шелковистые волосы, нравилось трогать их, закапывать в локоны пальцы, массажировать кожу головы. Татьяне было приятно от его прикосновений, она никогда не сопротивлялась. Он достал из принесенного пакета фрукты, разложил их на тарелке, предварительно нарезал на мелкие ломтики, чтобы девушке было легче их съесть. Татьяна учуяла приятный аромат и открыла глаза. Она слегка улыбнулась Петру и села в кровати. — Здравствуй, — прохрипела она и взглянула на тарелку. — Большое спасибо. — Мне сказали, что вы за последний день ничего не ели. — Мой желудок отвергает еду. Я пыталась поесть утром, но меня начинало тут же тошнить. — Попробуйте съесть хотя бы кусочек. Вам нужно набираться сил, — он сел рядом с ней, взял с тарелки кусочек яблока и приблизил к сухим губам Татьяны. Та отвернулась и нахмурила брови. Петр настаивать не стал. Увидев его чуть расстроенное лицо, девушка вздохнула и откусила немного, но тошнота дала о себе знать, и Татьяна тут же положила яблоко на место. Молодой человек погладил ее по лицу, нежно, смотря на нее с чувственностью. Девушка смущенно отвела взгляд. Она не знала, что ему сказать. А тот просто не нуждался в этой информации. Петр все знал. Откуда ребенок, почему умер. Если Татьяне нужно будет излить душу, он обязательно выслушает, но отвечать не станет. Девушка должна думать, что не находится в эпицентре осуждения. Произошедшее попросту останется в прошлом.***
Петр пригласил Розальбу Хапперт на ужин в один из ближайших от больницы ресторанов. Та вырядилась эффектно, открыла декольте, несмотря на снежную погоду. Ее крупная шляпка, обшитая мехом, служила для нее одновременно и головным убором, и зонтиком, что защищал от снегопада. Молодой человек заказал им обоим бутылку дорогого французского вина, а также десерт. Оба не были голодны, поэтому решили побаловать себя чем-нибудь легким. Розальба не казалась подавленной из-за состояния дочери, выглядела чуточку веселой, расслабленной, постоянно пялилась на ухажера Татьяны, как на своего собственного, не брезговала как бы невзначай коснуться его пальцев. Петра это напрягло, и он убрал свои руки под стол. Но та не остановилась на этом и стала ласкать его колени своими туфлями, изредка забираясь в промежность. — Что вы делаете? — Это всего лишь плата за мои услуги, мистер Гоутс, — хмыкнула она. — Думаете, я бы так просто разрешила вам взять мою дочь замуж? Мы оба понимаем, что это фиктивный брак. Поэтому я получаю пользу от этой сделки. — Мы оба знаем, что вы не смогли бы продать этот завод ни одному предпринимателю из всей Европы. Это просто руины с устаревшим и негодным для работы оборудованием. — Давайте не будем обсуждать рухлядь моего покойного мужа. Ненавижу, когда эта тема всплывает в моей памяти, — ответила с придыханием та. Несмотря на свой возраст, женщина выглядела потрясающе. Точеная фигура, аккуратные морщинки, крашеные в черный волосы, легкий макияж с акцентом на глаза. Петр был уверен, что Розальба пользуется спросом у молодых мужчин. Но он никак не хотел оказаться одним из этих счастливчиком. Ему было не до этого. Хотя молодой человек был уверен, что эта особа была мастером в плане хорошего секса. В обычное время он, может быть, и согласился бы на подобную авантюру. Женщины под пятьдесят еще хорошо пахнут, у некоторых по-прежнему упругая грудь. И Розальба была одной из них. Поэтому не стеснялась так вызывающе одеваться. — Не стройте из себя дурака, Петр, — продолжила мать Татьяны. — Я прекрасно знаю, кто вы и на кого работаете. — Неужели? — вскинул брови тот. — Доктор Ломан отличный игрок в покер. И он мне задолжал денег. До сих пор не вернул. Запамятовал, наверное. Проигрывать все умеют, а рассчитываться нет. Петр вздохнул. Странно. Почему доктор не сообщил ему об осведомленности Розальбы Хапперт? Хотя следовало догадаться. Эта женщина хорошо разбиралась в истории «Бездушных». Возможно, это и свело ее с Чарльзом Ломаном. — Что вам известно? — Доктор Ломан был против этого ребенка. Как и я. И он попросил меня помочь ему. Дал специальное лекарство для моей дочери. А я должна была тихо подсыпать его в ее еду. Выкидыш случился раньше, чем мы планировали. Организм Татьяны оказался слишком слаб для ребенка. Возможно, и без лекарства случилось бы подобное с плодом. Но рисковать мы не хотели. Петр сжал пальцы. Его пробрали негативные эмоции. Он до последнего надеялся, что эта женщина не при делах. Молодой человек почувствовал себя обманутым. Значит, Татьяна с самого начала была кусочком мозаики в планах этого старика. Почему же он не рассказал об этом? Ведь настоящей целью Петра в данный момент был брак с этой девушкой. И этот брак был спланирован задолго до смерти господина Хапперта. — Вы хоть представляете, кем является эта девушка, мистер Гоутс? — спросила его Розальба и усмехнулась. — Я наблюдала за ней с самого детства. Она потрясающая. И в ней огромный потенциал. Но ее прошлое навсегда с ней. И это стало бедой Татьяны. Едва все началось, она стала частью этой истории с близнецами. Все было предопределено. — Откуда Татьяна пришла? — Спросите об этом Винни Коутс, господин Гоутс. Я так полагаю, ваши фамилия похожи не случайно, не так ли? — Винни Коутс всего лишь жертва. И сейчас она нам помогает… — Ох, Ломан совсем не доверяет вам. Возможно, подозревает, что вы работали на семью Юна. Он мало кому верит из своего окружения. Мне больше всего. Поэтому и доверил малышку Татьяну. — Что будет с Татьяной дальше? — Сейчас вы, как и планировалось, играете с моей дочерью свадьбу. Ваша семья заинтересована в этом союзе, поэтому все пройдет гладко для обоих сторон. А дальше вы предоставляете защиту Татьяне. Это условие вам поставил Доктор Ломан. Я же не противлюсь этому решению. Моя дочь должна быть защищена. Значит, Татьяна была на «Титанике»? И как много об этом знает Винни Коутс? Петр пригубил бокал вина и закрыл глаза. Розальба продолжала гладить своей туфлей его набухшие яйца, невольно он ощутил возбуждение, член тут же затвердел. Женщина хитро улыбнулась и убрала ногу. — Все вы одинаковые в молодом возрасте. Секс для вас, как голод. Вы сразу же тупеете, когда приспичит, — она осушила бокал и поставила на стол свою маленькую сумочку. — Я ненадолго отлучусь. Нужно попудрить носик.***
Петр открыл дверь своего автомобиля и посмотрел вслед Розальбе. Та уже подшофе флиртовала с официантом, который, очарованный ее упругими грудями, вел женщину под руку в сторону перекрестка. Неужели этот ушастый малец проводит ее аж до самого дома? Ну, видимо, чаевые были слишком большими. Насколько Петру было известно, женщина заложила едва ли не все свои украшения в том месяце, когда финансовая ситуация оказалась критической. Неужели Ломан смотрел на это спустя рукава? Ведь, если верить словам Розальбы, доктор был заинтересован в безопасности Татьяны. И как девушка могла чувствовать себя защищенной, если ее со всех сторон сдавливали представители банков со своими письмами с угрозами? Либо же Петр и его отец и были частью той самой помощи? Молодой человек нахмурился. Он чувствовал себя скверно. Стольким рискнуть, чтобы потом в ответ получить молчание. Его заставили пойти на этот брак. И если бы Татьяна не была столь очаровательна и красива, Петр бы сожрал себя с потрохами. Он делал это только ради этой девушки. Не более того. Возможно, в нем действительно проснулась влюбленность. Вот только испытывала ли Татьяна те же эмоции по отношению к нему? Или же она полюбила только карман его отца? Снова шел снег. Странный октябрь в этом году. Ему пришлось достать свое зимнее пальто раньше времени, даже не успел отнести его в химчистку, чтобы привести ткань в порядок. Но сейчас молодому человеку было все равно. Кто будет смотреть на его пальто, когда он большую часть времени перемещался по городу на машине? Петр сел в салон и завел мотор. Едва он нажал на педаль газа, как кто-то забарабанил по кузову автомобиля. Молодой человек вздрогнул и обернулся? Он испугался. Если это уличные бродяги, то машине несдобровать. В том году один из таких хулиганов разбил ему лобовое стекло, когда тот двигался по шоссе. Это чуть не привело к серьезной аварии. Но в окне возникло знакомое лицо. Это оказался Эрван. Петр выключил двигатель и вздохнул. Посмотрел на юношу, который злобно пялился на него в ответ. Разговаривать с ним он не хотел, так как знал, к чему это все приведет. Но Эрвана было не унять. Он постучал в окно и потребовал, чтобы Петр вышел из машины. Тот закатил глаза и сделал, что тот просил. Эрван сразу же схватил Петра за ворот пальто и притянул к себе почти вплотную. Яростное дыхание обожгло лицо. Эрван был в ярости. Петр уже был готов даже получить удар в лицо. — Ты знаешь, какие будут последствия, Эрван, — прошептал Петр. Эрван ослабил хватку и отпустил его. — Где Татьяна? — В больнице на соседней улице. У нее был выкидыш. Я думал, что Чарльз Ломан рассказал тебе, что случилось. — Я ничего не знаю об этом. Услышал случайно. Мне нужно поговорить с ней. — Она не желает тебя видеть, Эрван. Иди домой. — Я никуда не уйду. Я не позволю тебе укрывать ее. — Она выходит за меня замуж, Эрван. Свадьба запланирована на декабрь. Хочешь ты этого или нет. К сожалению, я не могу тебя пригласить. Это ради безопасности моей невесты. — Какой в жопу безопасности? Я должен ее увидеть! Слышишь ты, ублюдок?! — Мне больше не о чем с тобой разговаривать, Эрван, — резко закончил их диалог тот и решил вернуться в салон автомобиля. Но Эрван не дал ему сделать и шагу. Он схватил Петра за рукав, потянул на себя, затем ударил его ногой по щиколотке, отчего Гоутс с криком свалился на спину на присыпанный снегом асфальт. Эрван, что есть силы, ударил его носом ботинка в живот. Петр скрутился от боли и начал умолять парня, чтобы тот остановился. — К черту вашего доктора, Петр! Слышишь меня? Я не позволю вам что-то сделать с ней! Мне не нужна защита вашей шайки, понятно? Вы ничуть не лучше, чем они. — Ты не знаешь, что говоришь, — пропыхтел Петр и громко вздохнул, сжимая живот. По его губам заструилась кровь. Где-то рядом послышался вой полицейского свистка, а следом донеслись крики женщины. Кажется, они привлекли к себе слишком много внимания. Эрван сплюнул и бросился бежать. Петр попытался встать, но тут же к нему подбежал полицейский и помог подняться. — Сэр, вы в порядке? — Да, все нормально, — кивнул Петр и измученно улыбнулся. За Эрваном следом бежали двое полицейских. Успеет ли тот укрыться, молодой человек не знал. Да и ему было уже все равно. Главное, чтобы он не посмел приблизиться к Татьяне даже на дюйм.***
— Поведение Эрвана вполне предсказуемо, — задумчиво пробормотал Чарльз Ломан и откусил кусок мягкого хлеба. Они снова сидели в том самом пабе на отшибе города, где обычно всегда проходили их тайные встречи. Бармен был их человеком, больше никого не пускал, когда сюда приходил доктор со своей компанией. Он знал, что Ломан любит немецкое пиво, поэтому сразу же поставил им на стол два полных бокала. Петра от вкуса этого напитка уже воротило. Он был бы не прочь вкусить какое-нибудь вкусное вино, но здесь о подобном можно только мечтать. А пить кислятину, которой нет и года, Петр рисковать не хотел. Подобное испортит вкусовые рецепторы навсегда. — Какие у вас планы на него? Если Татьяна уже была частью всего этого, то почему вы допустили их отношения? Вы ведь прекрасно видели, что они сближаются. Если это помешает нашему браку с Татьяной… — Не помешает, Гоутс. Не беспокойся. На крайний случай у нас заготовлен план. К сожалению, Эрван лишь неприятный осадок всех наших действий. Я должен был избавиться от него сразу же, но все усложнилось. — О чем вы говорите? — Я хотел спасти своего сына. Ты знаешь, насколько мне дорог Виктор. Кроме него у меня никого не осталось. Да, сейчас мы не близки и едва знакомы. Но в нем есть то, что было когда-то во мне. Я это чувствую и вижу. Община хотела сделать его новым Старшим, так как только в нем жила та частица Лимба, которая была необходима для ритуала. — И вы хотели использовать Эрвана, чтобы извлечь эту частицу из сына и переместить ее в тело этого парня? — Именно. Но Община вмешалась. Они узнали о том, что происходит. Узнали об отступниках, то бишь о нас. И я не смог больше ничего сделать. Я бессилен против них. Они не убивают предателей, это их золотое правило. Но если что-то будет угрожать их тайному обществу, то те осмелятся пойти на крайние меры. — Эрван является Старшим или нет? — Община верит, что да. И они не допустят того, чтобы что-то вышло из-под их контроля. Но на деле Эрван не является им. Если Бездушные завершат ритуал с ним, то Эрван попросту умрет. И одному Господу известно, что станет с его душой. Это может создать проблему для всех нас. Но они ни в коем случае не должны добраться до моего сына. Они уже следят за ним. Подозревают, что это он. Но у них нет никаких доказательств. Джордж никак еще не проявил себя. Я пытаюсь узнать, что известно им. Но пока у нас есть лишь слова Эрвана о тех нападениях на него. — И что вы собираетесь делать с Эрваном? — Пока он нужен для отвода глаз. Нам необходимо следить за ним, защищать, чтобы его не убили. Если же это случится, моему сыну будет грозить смертельная опасность, а после и всем нам. Когда Джордж окажется во власти Общины, мы обречены. Я не думаю, что они позволят нам жить после столь серьезного предательства. Старшие — источник их жизни. Без него они попросту погибнут. А мы, фактически, покушаемся на их жизнь. — Но вы ведь и сами были часть всего этого. Вы сами искали этот источник жизни в Египте. И вы нашли его. Возродили культ Старшего. — Я сделал это. Но я не знал, к чему все это приведет. Я лишился своей жены, Петр. Они напоили ее ядом, когда та вышла из-под их контроля. До завершения ритуала человек может стать самым настоящим монстром, он теряет узнаваемые черты, его разум полностью осквернен. Она пыталась убить нашего сына. Вальдемара. И я понял, что натворил. И все это как попытка исправить содеянное. Возможно, я признал ошибки слишком поздно. Но иначе не могу. Теперь я рискую лишиться последнего родного человека только из-за своих убеждений в прошлом. — Я обещал помочь вам. И я помогу. — Петр. Поклянись мне. Если что-то пойдет не так, ты должен будешь убить Эрвана. Знаю, это будет нелегко, ты не из тех, кто так просто лишит человека жизни. Но это ради всех нас. Ты понимаешь? — Смерть Эрвана выведет ситуацию из-под контроля. — Это должно случиться, когда мы уже не сможем осуществлять этот контроль. Нас слишком мало, а силы Лимба слишком велики, и они кардинально меняют живое существо. Мы не можем допустить худшего. — Почему же вы не убьете его сейчас, если он так опасен? — Мне нужно время. Возможно, я найду выход. А пока просто запомни то, о чем я тебя просил, — Доктор Ломан поклонился Петру, поднялся со стула и зашагал к выходу. — Хорошая сегодня погода. Хочу прогуляться в одиночестве. Пожалуйста, не сопровождай меня.