Убийца из зазеркалья

Запылившаяся записка, лежавшая под кроватью       Мне отвратительно думать, осознавать, что моя недожизнь, мое существование, помимо всего прочего, еще и порядком отравляет твою. Знать, что ты испытываешь волнение, когда в моей чертовой голове опять, в очередной раз что-то щелкает, что это занимает твои мысли, пока ты на работе — а на твоей работе тебе никак нельзя отвлекаться, ведь это может слишком дорогого стоить — осознавать, что из-за меня ты многого лишен. И понимать, что мое исчезновение, при всем при вот этом, скорее всего станет для тебя не избавлением, но выстрелом в спину. Я говорил тебе — оставь, дай мне тихо сдохнуть в одиночестве, все закончится быстро. Но ты не послушал. Теперь мы будем оба медленно гнить в этой тухлой овощной яме.       Общежитие, новенькая многоэтажка яркой расцветки, производила весьма благостное впечатление: ровные пешеходные дорожки, парковка, новая, выкрашенная в яркие цвета детская площадка, рядом небольшое поле для баскетбола, подстриженные кусты и перечирикивающиеся в них птицы — от всего этого так и веяло штампованным ощущением семейного благополучия для среднестатистического обывателя. Несомненно, лучше грязно-серых «свечек» с загаженными проходными и замусоренными пустыми площадками перед ними, но уж больно все… идеально. А там, где пытаются создать подобную иллюзию, всегда будет какая-нибудь червоточина. Женщина прошлась вдоль ограды из кустарника и, приметив в дальнем углу двора весьма удачно расположенную скамейку, периодически оглядываясь, направилась к ней, на ходу доставая пачку из сумочки — благо, никаких знаков, запрещающих курение, поблизости не было. Помимо самого дома, где — вероятно — жил Ленни, никаких конкретных данных Соне выяснить не удалось: администратор по телефону уклонился от ее вопросов о квартире «недавно заехавшего друга, которого было бы здорово навестить», а в списках жильцов на панелях подъездов, вывешенные для отметки тех, кто оплатил услуги, а кто нет, фамилия Хауэлл не значилась. Либо, увы, он тут действительно не живет, и горе-сыщица лишь впустую тратит время, либо же парень использует ненастоящее имя, что было бы логично, учитывая все еще не совсем улегшуюся вокруг него шумиху. Заняв свой наблюдательный пост, Соня закурила, прикидывая, сколько ей предстоит ждать. Время, на самом деле, было не лучшее, почти середина дня — в такое время все обычные люди находятся на работе, а возвращаются лишь под вечер; логичнее было бы приезжать сюда либо засветло, либо ближе к шести часам, но… в конце концов, с чего это Ленни Хауэлл должен вести себя как обычный человек? И словно в подтверждение этих ее мыслей в начале дорожки замаячила нервно шагающая фигура в надвинутой на лицо бейсболке. Не веря своей удаче, Соня приподнялась, готовясь уже было взять «низкий старт», но логика подсказала — не здесь, нужно пронаблюдать, узнать о нем побольше и попытаться застать в нужный момент, ведь, как и в прошлый раз, ничто не помешает ему просто, к примеру, оттолкнуть ее на улице и сбежать в подъезд. У третьего входа фигура притормозила — да, это точно был Ленни — обернулась быстро по сторонам и просочилась за дверь. Но вдруг… вдруг он теперь так и будет сидеть в квартире, а выйдет неизвестно когда, может сегодня, может завтра, может вообще через неделю? Соня чертыхнулась про себя, теперь уже коря свою нерешительность, и закурила еще одну… из-за двери вновь показался Ленни, теперь уже с пакетами для супермаркета, и быстро направился в сторону магазина на углу, все так же поглядывая по сторонам, но явно не замечая Соню, старательно изображающую из себя декорацию в углу двора. Замечательно! Вот ее шанс! Наспех докурив, она устремилась к третьей по счету двери и практически сразу проникла за нее, проскользнув вслед за одним из жильцов.

***

      Даже сейчас, в длинном и абсолютно пустом коридоре, с пакетами продуктов в руках, он казался чересчур напряженным, нервным, натянутым, словно струна на инструменте неумелого гитариста. Бесшумно вытащив ключи из кармана и опять быстро оглянувшись по сторонам, он поднес связку к замку. — Почему вы не хотите ни с кем обсуждать все произошедшее? — вынырнувшая из закутка с мусоропроводом, выпалила Соня практически ему на ухо. Ленни вздрогнул всем телом, однако не обернулся; пакеты в его руке жалобно хрустнули бумагой. — А с чего я вообще должен что-то обсуждать с человеком, который выслеживает меня, прячется по кустам, а потом подкрадывается со спины и орет в ухо? — Вы знали, что я за вами слежу? — ляпнула невпопад Соня. — Ты это и сама знаешь. И я это знаю. Иначе бы хоть поздоровалась, — буркнул парень, все-таки открывая дверь своей квартиры и оставляя ее приоткрытой с намеком на то, что напавшая на него с расспросами женщина все же может войти. Напряжение, впрочем, не делось никуда — напротив, оно лишь сильнее росло, проникая в пространство квартиры, генерируемое двумя людьми, запертыми теперь в этом самом пространстве. Ленни, скинув обувь и кепку, прошел на кухню — стандартную кухню новостроек под съем — и Соня вошла за ним, несколько обескураженная тем, что была обнаружена с самого начала, что ее план самой застать врасплох молодого человека провалился. Молча, не глядя на нее, он выложил покупки на стол и принялся методично раскладывать их по полкам в холодильнике. Она опустилась на табурет, в повисшей тишине разглядывая его резкий профиль. Как и тогда, абсолютно пустое лицо, плотно сжатые челюсти, холодный взгляд искусственного механизма — разве что теперь образ дополнили средней длины очень светлые волосы, отпущенные на макушке и коротко подбритые на шее. Во всех его жестах сквозила скованность, но скорее не от чужого присутствия, а словно он что-то удерживал внутри себя, и это стоило столь больших усилий, что он неимоверно устал. Совершенно бездумно Соня подтянула к себе бумажку, валявшуюся на столе, но тут вдруг Ленни резко дернулся вперед, выхватил ее их рук визитерши и смял безапелляционно в кулаке. — Ничего тут не трогай, — это была не просьба, а приказ, щедро приправленный нотами угрозы. «Черт возьми. Этот парень ведь лежал в психушке. Соня, дерьмо ты боже мой, как ты могла забыть об этом?! Он провел в дурке несколько месяцев, его лечили, и не то чтобы совсем успешно, а ты в одиночку приперлась к нему домой!» — пронеслось в голове испугавшейся горе-писательницы; впрочем, эта вспышка гнева Ленни потухла так же мгновенно, как и случилась. Набравшись постепенно немного наглости, Соня повернулась к нему прямо и, закинув ногу на ногу, попыталась все-таки перетянуть на себя роль доминанта в этом крайне странном «диалоге». — Ты так и не ответил на мой вопрос. Тебе не кажется, что если ты хотя бы попытаешься вспомнить произошедшее, то тебе самому станет легче? Опять долгая пауза, нарушаемая лишь далеким тиканьем часов. Рука, стискивающая бумажку, обреченно разжалась над мусорным бачком, и парень проводил ее отчего-то погрустневшим взглядом. Туда же отправился пакет из-под продуктов; наконец Ленни закрыл холодильник и устало облокотился поясницей о кухонный разделочный стол, вздохнул и наконец выдавил: — Нет, не кажется. И я знаю, что легче не станет. Как я уже говорил — я почти ничего не помню, и не только тот чертов день. Я не могу вспомнить почти всю мою жизнь… а от того, что я все-таки вспоминаю, легче не становится. Только хуже. Наблюдавшей за изменениями во взгляде и лице Ленни Соне стало его жаль. Каково это — в одночасье потерять не только семью, но и почти все воспоминания о ней? Не то чтобы от своей собственной она была в большом восторге, но все же… Новость о почти полной амнезии «гвоздя» ее будущей книги также отнюдь не добавляла радости. Выходит, все-таки зря она все это затеяла, напрасно понадеялась, что удастся выжать эксклюзивный материал. Хотя, если… —… если нам с тобой провести хотя бы пару тестов и опросов, может быть получится кое-что прояс… — Нет, — враз ставший вновь холодным и механически спокойным, возразил Ленни. — Никаких опросов, никаких встреч. Тебе нужно держаться подальше от меня, а также от всего, что связано со мной. Конечно, ты не поймешь, что здесь происходит, — он покачал головой и опустил взгляд, погружаясь куда-то в свои тревожные мысли. — Уже одно то, что ты притащилась сюда, что вынудила себя впустить — черт подери! — он зло стиснул кисти рук на столешнице, и костяшки их побелели от напряжения. Градус нервозности подскочил вверх еще на несколько порядков. — Я не понимаю, о чем ты. Ее поза «доминанта» постепенно превращалась в поджатые в страхе к груди коленки — и она ничего не могла с этим поделать, потому что от Ленни Хауэлла, бедного мальчика-сироты, потерявшего память, беззастенчиво и откровенно веяло смертельной опасностью. — И не поймешь. Я и сам не совсем понимаю. Просто знай, что теперь ты и те, кто рядом с тобой — в опасности. — Это уг-гроза? — ее голос предательски дрогнул. Парень дернул головой, тоскливо, но в то же время как-то хищно усмехнувшись. — Можешь считать, что так. …Как она оказалась за дверью, Соня уже не помнила — просто очнулась на первом этаже общежития, спешно покидающей придомовую территорию. Срань господня, да что с этим парнем не так? Может и правда — ну его к черту? Дверь за сбежавшей со скоростью ветра девицей — как ее там? — с грохотом захлопнулась, и Ленни протяжно выдохнул через нос, ненадолго зажмуриваясь. Сквозь приоткрытые веки он бросил взгляд в сторону, на окно, где лежала свежая дневная газета. «Шок! Зверски убита семья из Денвера!» Он снова закрыл глаза и зачем-то тихо добавил: — Да… Надеюсь, что не от меня.