Убийца из зазеркалья

Запись, оставленная на автоответчике в 15.15. 2 июня, понедельник       Привет. Это я. Да, я помню, что мы договаривались не связываться так, кроме как в крайнем случае, но… черт возьми. Мне кажется, это как раз тот самый случай. Сегодня я говорил по телефону *слышен вздох* — что очень непривычно для меня, ты знаешь. Звонил прежний квартиросъемщик, спрашивал, не находил ли я случайно его коричневых туфель. Мы разговорились. Это было очень странно. Мне кажется, раньше я любил болтать по телефону. Какое-то острое чувство ностальгии пронзило меня в тот промежуток времени, я забылся, говорил что-то, даже, кажется, смеялся. В какой-то момент мне показалось, что голос знакомый, что он улыбается там, на другом конце провода. Но именно это отчего-то начало в какой-то момент пугать. Было что-то в этом голосе… что-то такое, словно тщательно спрятанное лезвие ножа в рукаве. На прощание он назвал меня по имени. Хотя я его не говорил. Дружище, я чертовски не люблю это признавать, но… я на взводе и, мать его за ногу, я напуган до усрачки *слышен рваный выдох*. Приходи, как сможешь. Пожалуйста.       Хотя у правого обшарпанного косяка снаружи был звонок, в дверь постучали — коротко, отрывисто, без излишеств. Ленни резко вскочил с кресла, хотя упал в него не более полуминуты назад — до этого он мерил широкими шагами зал — и бросился к двери. Впрочем, сразу распахивать ее он не торопился. Нервные пальцы скользнули по цепочке, закидывая металлический крюк в специалный паз и доводя его до самого конца, глаза мазнули по чернеющему проему дверного глазка — увы, в коридоре опять не было света, поэтому неразличим был бы даже силуэт. Холодная влажная ладонь левой руки стиснула острый охотничий нож. Ленни приглушил дыхание и застыл, выжидая. — Это я, — послышался тихий низкий голос из-за двери. — Дерек. На пол секунды хозяин квартиры ткнулся лбом в серый кожзам обивки двери; робко улыбнувшись, он отложил нож в верхний ящик стенки-прихожей и загремел металлом ключей и цепочки. На пороге стоял, чуть сутулясь и немного хмуро поглядывая сверху вниз, Дерек Вуд, лейтенант полиции округа; вода все еще стекала по его черному форменному плащу, определенно короткому для его без малого двух метров роста. Черные волосы, обычно стоящие торчком, намокли и прилипли к вискам. Кинув короткий радостный взгляд в лицо визитера, Ленни отступил на шаг, пропуская того внутрь, и, высунув нос на секунду за дверь и оценив, нет ли какого «хвоста», тут же тихо прикрыл ее до щелчка, провернул ключ и снова накинул цепочку. — Да ты весь промок… давно на улице дождь? — только теперь, за весь прошедший день, он смог расслабиться и даже улыбнуться. Когда Дерек был рядом, Ленни как-то почти автоматически начинал себя чувствовать веселее и свободнее, несмотря даже на то, что ему было чертовки неудобно за себя, ведь он вечно дергал друга из-за всякой ерунды вроде утреннего звонка. Сейчас, когда тот пришел, случай показался парню сущей безделицей, не стоящей внимания, и потому Ленни почувствовал себя глупо. — Не то чтобы. Да и я больше промок из-за того, что петлял кварталами. Не страшно, немного освежиться мне не повредит, — Дерек, усмехнувшись и пару раз мощно тряхнув головой, словно большая черная поджарая псина, прошел на кухню, где, по-свойски управляясь с посудой, споро приготовил себе чашку горячего чая. Ленни прошел за ним и опустился на табурет. Бездумно, в состоянии накатившего ватным комом покоя, он с улыбкой оглядел помещение и визитера. Дерек устроился на стуле по правую руку от него; прикрыв глаза, он с удовольствием вдохнул пар, поднимающийся от чашки, и широкие крылья его орлиного носа дернулись, как у хищника. Пару дней как небритое, покрытое темной щетиной худощавое лицо с острыми скулами и глубокими темными ямками запавших щек было усталым, но при том отражало спокойствие и доброжелательность. — Расскажи мне подробнее про утренний звонок. Ленни, едва слышно вздохнув, перестал улыбаться, отвернулся и уставился в окно. На фоне серо-сизого неба прозрачные неровные дорожки дождевой воды сбегали вниз по стеклу, оставляя за собой хвосты из отдельных мелких капель. В очередной раз его буйная, нездоровая фантазия дала сбой, и снова он вынужден что-то мямлить и пытаться не выставить себя окончательно поехавшим идиотом и параноиком перед человеком, который искренне — и совершенно зря — пытается вникнуть и помочь ему в его проблемах. За это Хауэлл себя искренне ненавидел. Однако, в то же время отпустить тем или иным способом Дерека он просто не мог. Друг детства, последний близкий человек, последний, кому до него есть дело, кроме этой странной навязчивой девицы-репортерши, или кто она там, притащившейся к нему пару дней назад, Дерек с самого «начала конца» был рядом, оставался оплотом разума и рациональности. Он был первым, кого Ленни тогда вспомнил. Хотелось лишь надеяться, что Дерек доверял ему не зря… и что у него хватит терпения и дальше выносить это навязшее на зубах амплуа мальчика, который кричал: «Волки!» — Не думаю, что это важно, — он нервно провел по светловолосой голове ладонью и уронил руки на стол, — мне просто в очередной раз послышалась какая-то хрень. Не стоило тебя дергать из-за этой ерунды, я сам знаю, я.. — Ленни. — Не говори, что... — Ленни! — оборвал его Дерек. Его широкая ладонь, теплая, нагретая от горячего чая в чашке, стиснула сразу обе кисти парня; слабый электрический разряд от этого прикосновения пронесся по его нервам и рассеялся где-то в груди. — Мне не хочется в очередной раз напоминать тебе о том, о чем ты и так знаешь. Важна каждая мелочь, каждая деталь! Ты уже вышел из программы защиты свидетелей, так что теперь мы сами за себя. Проблема твоей безопасности, твоей жизни — наша с тобой, и ничья больше. — Проблема, проблема… со мной у тебя вечно одни проблемы! — вырвав руки из теплой ладони, парень резко встал из-за стола и заметался по маленькой кухне под усталым и немного обеспокоенным взглядом. — Я устал от всего этого дерьма, от этих гребаных шпионских игр, от того, что я мучаю тебя, — темный взгляд полоснул по лицу Ленни, но он, отвернувшись резко к окну, этого не заметил, — и от самого себя. Больше всего — от себя. Ножки стула с противным скрипом коротко проехались по полу; Дерек, резко поднявшись, из-за длинных ног едва не опрокинув стол, шагнул к не знающему куда себя деть блондину и, глубоко вздохнув, сгреб его в крепкие объятия. Ленни, даже не сделав попыток вырваться, просто обмяк в руках друга, уткнувшись лбом в чужие развитые грудные мышцы. Сухая ладонь полицейского несколько раз ласково огладила его затылок. — Не знаю, сколько раз я уже это повторял… Ленни, хватит себя винить. Я не верю, что ты тогда что-то мог бы сделать, и я тем более никогда и ни за что бы не поверил, что это можешь быть ты. Послышался тяжелый, протяжный вздох; воздух, втянутый легкими вместе с запахами постепенно расползающейся по дому сырости, отдушки чая, слабого запаха пота и древесного одеколона, шумно вышел изо рта Ленни. Медленно и безнадежно, елозя лбом по смятой рубашке Дерека, он покачал головой.

***

…Легкое одеяло, наброшенное словно бы чужой рукой на угловатое худое тело, не показалось Дереку надежным убежищем от прохладного и сырого воздуха комнаты; взяв с полки в шкафу клетчатый плед, он привычным движением выключил ночник и накинул ткань поверх одеяла, после чего и сам забрался в кровать. Ленни, до этого лежавший, сжавшись в позе эмбриона, вытянул ноги и развернулся, утыкаясь в грудь мужчины носом и ладонями. По мышцам Дерека пробежала дрожь — он боялся щекотки; пересилив желание дернуться из-под холодных тонких пальцев, он, напротив, сгреб парня в объятия, прижимая крепче к себе. Только теперь, в таком положении, в крепком объятии подкачанных рук, Ленни мог расслабиться полностью, только так мог уснуть, не прибегая к помощи препаратов… Дерек подавил дрожь и желание отстраниться в очередной раз: парень, проведя руками по его торсу, перевернулся на другой бок, прижимаясь теперь плотно спиной. Его холодные конечности и худое тело словно тянуло живое тепло из полицейского; впрочем, в этом как раз и был смысл — однажды, после очередного срыва из-за таблеток, заснув вдвоем на одном диване, они оба поняли, что этот способ работает лучше любого медикаментозного лечения. За пластиковым окном полупустой спальни — только кровать, старый шкаф и маленький ночной столик — снова застучали тихо капли дождя; из-за наползающих туч ночь окрашивалась в густой и непроглядный сизо-черный цвет, изредка разбавляемый всплесками белой молнии. Дерек вдохнул запах Ленни, чей затылок был сейчас чуть ниже уровня его лица; не выбритая часть растущих на макушке, достаточно длинных волос пахла каким-то невыразительным мужским шампунем и еще немного — странным, плохо передаваемым, едва уловимым запахом мокрого металла. В голове промелькнула странная мысль о том, что этот запах опасно было бы сочетать с тем, как пахнет недавно пролитая кровь… Отмахнувшись от этого осколка сонной мешанины из мыслей в своей голове, Дерек ослабил объятия, посчитав, что его друг уже тоже начинает задремывать. В ожидании, пока Ленни уснет окончательно и можно будет лечь удобнее, мужчина стал бездумно поглаживать понемногу нагревающуюся под его пальцами кожу. Это тело — его шрамы, старые переломы, звездную карту его родинок и родимых пятен он знал почти так же хорошо, как свои собственные; в детстве — потому что часть травм была приобретена при нем же, сейчас — потому что почти досконально изучил его на ощупь. Подростковые истерично-протестные продольные шрамы на запястьях, пара борозд в плече от осколков стекла, о которое Ленни умудрился порезаться, выбираясь через разбитое окно, старый перелом ключицы, о происхождении которого тот не хочет рассказывать до сих пор… ладонь Дерека спустилась ниже, на ребра, а затем и талию полусонного парня. Плоский живот и поджарость — то, о чем мечтают многие, но немногие знают, что самый верный способ это получить — постоянный и достаточно сильный стресс, и результат едва ли этого стоит. Впрочем, его друг не выбирал для себя такого. Пальцы его нагловато скользнули вниз, на уровень пупка, но тут встревоженно замерли, наткнувшись на то, что всегда будило в разуме полицейского отчаянную смесь из негодования, ужаса, злости и любопытства: рваный, жутковатого вида шрам, вырезанный собственноручно на своем теле Ленни, и собственноручно же превращенный им позже в самодельную татуировку. «Я не принадлежу тебе». Кривая и страшная своим подсмыслом надпись — Дерек не мог на нее не реагировать, игнорировать, предпочесть забыть, как это сделал измученный разум самого Ленни — но и ничего поделать он не мог. Только с бессильным гневом обходить ее стороной, не признавая, отторгая саму мысль о том, что и этот след — часть того тела, которое настолько свободно и доверчиво дается ему в руки. Засыпающий блондин потянулся, сместившись при этом чуть ниже, и его небольшие крепкие ягодицы оказались примерно на уровне бедер Дерека; тот, и без того уже несколько взволнованный, протяжно выдохнул сквозь зубы, пытаясь выпустить пар, что, впрочем, не особенно сработало — от недвусмысленного соседства в его боксерах продолжало нарастать напряжение. Возможно, все-таки стоит попробовать..? Придвинувшись чуть ближе, он опустил руку на бедро почти спящего Ленни и провел ею вниз, старательно избегая любого случайного касания ненавистной ему надписи. Парень немного напрягся, дыхание, до этого ровное, стало чуть чаще; ладонь, поощряемая молчаливым согласием, двинулась еще дальше — но тут худая рука перехватила ее и отвела назад. — Дерек, не надо. Мужчина вздохнул и покорно вернул ладонь на плечо. Возможно, он мог бы и добиться своего. Мог настоять — в конце концов, подмять, вынудить, воспользоваться доверием и получить желаемое. Но эта чертова надпись... «Я не принадлежу тебе» Горела в сознании и на кончиках пальцев красным стоп-сигналом.