Об исполняющих желания храмовниках и дубовых рыцарях

…А вот и он! Полигон лучников. Трес прикрыл за собой тяжелую створку ворот и остановился в нерешительности, оглядываясь в поисках знакомых. Так ни одного и не приметил. Он даже представить себе не мог, что лучников в столице так много! …Сколько же их тут, Святые Угодники!... Гораздо больше, чем было в отряде. И даже больше, чем в двух таких отрядах… Или даже в пяти… …И такой огромный полигон!... Между тем, пока парень, робко прижавшись спиной к воротам, смотрел по сторонам, некоторые досужие лучники успели приметить и как следует обсудить его самого. - О, свежее мяско! - Новичок, что ли? А почему без погон? - И что за зверек с такой раскраской? - Да это же… Парни, шоб меня дождь намочил, это же валенсийский тамплиер! - Чтоооо?! Мужиков немедленно посрывало с места: не каждый день увидишь представителя недружественной державы прямо на собственном полигоне! Взяв окончательно оробевшего Треса в полукольцо, они принялись засыпать его вопросами, главным из которых был: «Какого улля ты тут делаешь?» Трес, крепко памятуя о том, что нужно соблюдать максимальную секретность, попытался отбиться общими фразами, мол, пострелять пришел. Но не тут-то было! - Ребята, шо я вам расскажу! Хотите увидеть живого тамплиера? - Да что ты свистишь… - начал было кто-то из парней. – Вчера по-пьяни синих люликов по стенам ловил, сегодня тамплиеров гоняет! - Да клянусь, я с утра воще ни капли! – обиделся гонец, принесший новости. – Это Онтховы парни его поймали и допрос устроили! Что там было - ну просто смех на палочке! А ничо такой пацан, симпатичный, только глаза размалеваны, как у бедуина… - Вот трепло! - ГДЕ? – немедленно бросивший целиться Фалерий угрожающе воздвигся над гонцом. Тот аж присел от неожиданности и махнул рукой в сторону ворот. - Да на входе! Эй, Фалера, куда ты понесся? Его нельзя убивать, он к Нэйту пришел!... Но лучного мастера уже и след простыл. Парни озадаченно переглянулись. Не сговариваясь, отправили по колчанам неиспользованные стрелы и пошли смотреть, что там такое занятное происходит. …Трес уже успел двести раз пожалеть о том, что вообще сюда пришел. Лучше бы дома остался, полы бы помыл, пыль бы протер! Выводы напрашивались неутешительные: местное лучное братство ОЧЕНЬ недолюбливало валенсийских храмовников. Зато ОЧЕНЬ любило пошутить. В итоге шутки сыпались такие, что беглому храмовнику сначала захотелось провалиться сквозь землю, или хотя бы просто убежать, а потом его помаленьку начала накрывать откровенная злость. В конце концов, он им кто? Тряпка для ног? Мишень для неумных пошутилок? …Он, Трижды Славный, великая ценность Человечества?!... Трес гордо выпрямился и, не слушая ехидные комментарии и шуточки в стиле лучшего армейского юмора, скользнул ненавидящим взглядом по самым ретивым хохмачам, стараясь, во избежание нанесения серьезного урона, не смотреть им в лица. - Ух! - Что за!… - Ай, бля!... Но, не успел еще никто толком понять, что случилось, как в собравшейся толпе произошло довольно сильное движение, и к воротам бесцеремонно протолкался разъяренный Фалерий. - А ну, отвалите от него! - Шо за нах, Фалера! Он нам тетивы порвал! - Ага, еще скажите – перегрыз! - Мастер, вопреки обыкновению, не обратил внимания на неправильное произнесение своего имени. Народ уже не знал, на кого больше дивиться: на «живого тамплиера» или на перекошенное лицо всегда спокойного Фалерия. - А мне… - Рука в говне! Да вы знаете, что этот парень – почетный гость капитанов Фраэна и Мирэда?! - Он не сказал… - А обязан был?! Или вас никогда не учили гостей встречать?! Лучники потихоньку подались в стороны, заподозрив, что тамплиер, должно быть, по совместительству – маг, а у Чокнутого Мастера поехала не только крыша, но и фундамент. Дальше стало еще интереснее. Молодой тамплиер, до сих пор молча прятавшийся у Фалерия за спиной, вдруг протянул руку и крепко, как-то очень по-детски взял его сбоку за поясной ремень, сразу над колчаном. Фалерий мгновенно заткнулся и, все еще переводя дыхание, поспешил оглянуться. Как только их глаза встретились, на лице парня засветилась робкая улыбка. - Я пострелять пришел… Фалэрэ… Лучник выдохнул и, по-видимому, перестал дышать совсем. Зато на его лице отразилась точно такая же улыбка. У половины мужиков поотвисали челюсти. В толпе понемногу воцарилось гробовое молчание, даже стали слышны возгласы тренирующихся с противоположной части поля. Глядя, как мастер, приобняв тамплиера за плечи и не смотря ни вперед, ни под ноги, - только на него, - уводит парня на свою часть полигона, некоторые из лучников даже стянули с головы шапки, сами не понимая, почему. Первым торжественную тишину нарушил один из фалериных знакомых, с золотом на погонах. Он смотрел на все происходящее с некоторого расстояния, облокотившись о приставную лестницу, и вдруг громко выдал: - Двадцать золотых. Меньше, чем через полгода Фалерий на нем женится! Трес. … На следующее утро, сразу после того, как Вейн благополучно уехал на какое-то свое загадочное задание, я получил официальную бумагу (принес посыльный от капитана Нэйта). Это было Высочайшее распоряжение о том, что бывшему Младшему Предстоятелю Валенсийского Златовратного Храма, именуемому Tres Veces Glorioso, разрешено свободное проживание во всея Дариане (включая столицу). С условием, что я не причиню никакого ущерба местным жителям. И добавлено, что впредь буду именоваться Трес Предгорский… Смешно: раньше был Трижды Славный, а теперь по названию родной деревни – Предгорский. Как простой крестьянин. Ну а чего я хотел, крестьянин и есть… Бумага, к слову сказать, была плотная, золотистая и шелковая на ощупь. Одним словом, жутко дорогая. И оформлена по всем правилам, с королевской гербовой печатью в углу. А еще эта бумага гласила о том, что с сегодняшнего дня моим хранителем тела – и до последующих распоряжений начальства, - является лучник - обладатель серебряных погон Фалерий Дэи Кверко. Коего мне необходимо будет отыскать, дабы отдать себя под его охрану и покровительство. Одним словом, теперь меня ожидало теплое крылышко Чокнутого Мастера. Положа руку на сердце, я немного побаивался. В конце концов, Фалерий вообще не в курсе, кто я и что я на самом деле, и в чем моя великая ценность… И говорить ему об этом тоже было нельзя. СОВСЕМ нельзя. Особенно, как я понимал, он категорически не должен знать о моем умении исполнять желания. …Ну ладно, как-нибудь переживем. Главное – языком лишнего не трепать… Когда я встретил на лучном полигоне Фалерия (а точнее, когда ОН меня там нашел), мне сразу бросилось в глаза, что Чокнутый Мастер за последние пару дней успел привести себя в порядок почти так же, как я сам. Во-первых, он тоже «покрасил голову». Уж в чем, а в этом вопросе меня было не обмануть: я даже взялся бы сказать, по блеску его волос и оттенку этого самого блеска, какую именно краску он использовал. Свои волосы у Фалерия были тоже черные; похоже, что мастер просто закрасил седину, дабы казаться моложе. Во-вторых, он подстригся, подровняв «патлы» по обеим сторонам лица, и выглядел теперь аккуратно и вполне даже симпатично. Да и цветом лица больше не напоминал свежего покойника: видать, выспался наконец-то и отъелся. Меня впервые посетила довольно четкая мысль о том, что Фалерий на самом-то деле очень даже хорош собой. Высоченный смуглый брюнет с голубыми глазами и по-благородному утонченными чертами лица. А еще у него волосы длинные. Краса и гордость любого храмовника; в какой-то момент я даже залюбовался. Фалерий довольно быстро заметил мои завистливые взгляды, спросил, в чем причина, но, к моему удивлению, смеяться надо мной не стал, а просто перекинул длинный «хвост» вперед через плечо и дал потрогать, попутно пообещав поделиться хорошим рецептом с его родины – для укрепления и здоровья волос. В это утро одет он был во все новое, - зеленое, как полагается столичному лучнику; при столичных гербах и серебряных погонах. При этом создавалось такое ощущение, что Фалерий собрался либо на парад, либо, что всего вероятнее, - на свидание. И я даже начал понемногу догадываться – с кем. Это смущало. Если честно, я в тот день надеялся поучиться у него новым техникам и подкорректировать старые, но Фалерий, похоже, был реально на ту пору чокнутый. Сначала извинился, что сегодня не сможет меня ничему научить, потому что слишком волнуется, когда стоит рядом со мной, и даже отхлебнул своей неизменной валерьянки, чтобы успокоиться и унять колотящееся сердце. Потом, когда я наладился просто пострелять в свое удовольствие, выяснилось, что это тоже не сбудется, и опять из-за Фалерия. Сам он продолжать тренировку и не думал. Присев на зрительское место на бревне, мастер, подавшись вперед, смотрел на меня, как на лучший в мире пирожок, от чего мне становилось неловко и почему-то жутко хотелось почесаться. А что может быть хуже, когда тебя отвлекают, не давая сосредоточиться на мишени?... …И чего он на меня так влюблено выпялился, как в первый раз видит?! Вскоре стало ясно – почему. Я-то ведь тоже подстригся и переоделся – тоже в зеленое, с закосом под лучников, и отдохнул как следует, и, конечно, выглядел не в пример лучше, чем при нашей последней встрече. …Ох, Фалерий, держал бы ты свои эмоции при себе!... В какой-то момент я не выдержал, поскреб пальцами в кожаной перчатке сначала за ухом. Потом шею. Потом середину груди, потом живот… Не дожидаясь, где у меня дальше зачешется, топнул ногой, теряя терпение, и покинул линию прицела, решительно направившись к зрительским бревнам. - Фалэрэ! – Я снизил голос до шепота, от чего получилось подобие змеиного шипения. – Хватит жрать меня глазами! Я от твоих взглядов уже чешусь, как будто у меня блохи! Фалерий улыбнулся, отчего его выражение лица стало еще менее умным, и выдал: - Извини, ты просто… такой МИЛЫЙ… - Боже милосердный… – Я поправил поясной колчан и сел рядом, пытаясь мысленно успокоиться и не наговорить лишнего. – Фалэрэ, я все понимаю, но ты теперь мой телохранитель! А разве телохранители не обязаны смотреть по сторонам, чтобы не пропустить врага? - Я смотрю и по сторонам тоже. – Продолжая умильно улыбаться, мастер протянул руку и вытащил у меня из волос запутавшийся листик. Мне до ломоты в пальцах захотелось отобрать у него этот листик, а заодно - флягу с валерьянкой, выхлебать все, что в ней осталось, а самой флягой треснуть его хорошенько по лбу. - Народ уже шеи посворачивал, глядя, как ты на меня слюни пускаешь! Фалерий на всякий случай вытер угол своего рта кулаком: - Да какое мне-то до них дело? Мне оставалось только обреченно вздохнуть и развернуться в сторону мишеней. …Моя так и стояла почти не тронутая. Между прочим, несколько лучников по соседству, как только я обернулся, немедленно схватились целиться, деловито поправлять пояса и как ни в чем не бывало рассматривать оперение на стрелах. Ох ты ж блин, любители романтических историй! Или это Фалерий был в своей среде настолько знаменит, что народ рад собирать любые сплетни, лишь бы новые?... …Спасибо хоть на том, что нас никто не слышал! - Фалэрэ, я тебя боюсь, - наконец проговорил я со вздохом. Фалерий, никак не ожидавший от меня подобного заявления, заметно дернулся: - Что?! Меня? Почему?! - Потому что ты не держишь себя в руках. - Прости, я… обычно держу себя в руках. А тут, правда, как-то… расслабился. – Обижаться на очевидное Фалерий и не подумал, но хотя бы обрел осмысленное выражение лица, сделал над собой зримое усилие, отрывая взгляд от милого меня, и тоже посмотрел в сторону мишеней: ему сразу «полегчало», и дальше мы уже перешли к серьезному обсуждению планов на ближайшее будущее. - Я думаю завязать со службой и вернуться к своему любимому делу, - доверительно сообщил Фалерий, прилагая все усилия, дабы отводить от меня взоры, полные нескрываемого обожания. – Приведу в порядок дом и стану продолжать делать луки… - Ух-ты! – Мое восхищение немедленно перевесило не то что мысли об осторожности, а и вообще убило любой здравый смысл. Как, впрочем, и всегда, когда тема сворачивала на лукоделие. Как представил Фалерину мастерскую, даже дух захватило! – Вот бы посмотреть!... Ты знаешь, я ведь с самого детства об этом мечтал. Луки делать. Фалерий, не удержавшись, снова посмотрел на меня; сначала с некоторым удивлением. – Надо же! А я и не знал, что это твоя заветная мечта! – Потом помолчал пару мгновений и добавил немного неуверенно, явно сомневаясь, соглашусь я или нет: - Хочешь ко мне в гости? - Хочу! – Я и правда хотел. Тогда уже мастер искренне улыбнулся, поднимаясь с бревна и подавая мне руку: - Тогда пошли! Покажу тебе мастерскую. Может, тогда перестанешь меня бояться. …Дом Фалерия по своему внешнему виду и размерам очень напоминал Вейнов, только находился совсем в противоположной части города. Весь этаж занимала та самая мастерская. Было похоже на то, что Фалерий, получив дом в собственность, первым делом снес здесь все внутренние стены, благоразумно не тронув несущие потолочные балки и столбы, чтобы чердак не обвалился. Оставил только боковую пристройку с ванной и кухней. Зал в итоге получился здоровенный, но его размеры как-то терялись в общей загруженности. …Чего тут только не было! Начиная от двери. Целый стол только с минералами: ящики, коробки, плетенки со всевозможным камнем, от друз ясных, без малейшей щербинки, драгоценных кристаллов и до россыпей речной гальки, песка и мела. Разноцветные булыжники поувесистей просто лежали горкой на полу. Одна здоровенная глыба, явно кусок аметистовой густо-фиолетовой жеоды, стояла, прислоненная к стене, и так походила своей формой на кресло, что от желания присесть удерживали только поблескивающие острия кристаллов. Как ее Фалерий сюда впер, и в какую сумму денег она ему обошлась – было страшно и помыслить! Впрочем, Чокнутый Мастер уже успел неоднократно к ней приложиться, судя по одному краю, точно погрызенному мышами или кем покрупнее. Нагнувшись, Трес заметил следы зубила. Второй стол целиком занимали артефакты животного и растительного происхождения: прямо-таки некромантский набор зубов-когтей-косточек всех сортов и размеров, и тут же пучки птичьих перьев (красивых и не очень, а то и вовсе облезлых), и связки трав и веток под потолком. Длинные полки вдоль стен, само собой, были заняты неисчислимым множеством баночек, горшков и пузырьков с порошками, жидкостями и снадобьями, а еще всяким инвентарем, типа ступок, колбочек, щипцов и крошечных тиглей, годящихся больше для лаборатории знахаря-алхимика, нежели лучного мастера. …Ну, а что касается самих луков – с этим у Фалерия точно было все в порядке! Добрая треть мастерской - самая дальняя от входа и от камина, - напоминала богатый дровяной склад. И не только напоминала, она этим складом и была. Со стеллажами вдоль стены, на которых были рядами уложены грубо наколотые четвертинки стволов, с корой с одной стороны, - заготовки. Все партии были заботливо помечены годом вырубки. Дальше - местная и импортная древесина, наверное, всех видов, цветов и запахов, какие Фалерий только смог достать, - бревнами и досками, палками и жердями, поленьями и шпоном; ящиками, кучами, штабелями. Начерно обтесанные болванки под луки стояли и лежали в углу. В особом шкафу - отдельно уложенные и подписанные связки древок, по дюжине в каждой; плотно обмотанные полосками холстины. Самая любимая Фалерием часть зала и была, собственно, масерской. Как положено, с длинным верстаком и уймой непонятного инструмента на всех горизонтальных поверхностях. Середину зала занимал собственно верстак и приспособления, как догадался Трес, для сушки заготовок: прессы и изогнутые формы. Здесь же стояли небольшие деревянные и каменные ведра и бочонки: надо полагать, для воды и клеевых растворов. Тут же поодаль располагался очаг, поднятый для удобства на постамент. Судя по всему, в этом зале Фалерий и жил, потому что у самой дальней от окон стены располагалась кровать, обеденный стол, шкаф для одежды и рукомойник. Можно было без труда представить, как трудился здесь Чокнутый Мастер, не замечая смены дня и ночи, когда его осеняла очередная бредовая – и в целом гениальная – идея! Были ли какие-нибудь комнаты во втором этаже – Трес не знал, а Фалерий, судя по всему, показывать не собирался. Но и без второго этажа тут было на что посмотреть! Готовую продукцию мастер хранил здесь же, в «жилой» части зала. Самые его любимые образцы были развешаны прямо над кроватью, штук пять, друг под другом. Остальные располагались по стенам, и у каждого снятая тетива была заботливо уложена в мешочек, привязанный к одному из рогов. Пол устилал изрядный слой опилок и стружек; впрочем, было заметно, что «жилую» часть Фалерий таки сподобился прибрать, - совсем недавно, как понял Трес по некоторым признакам. Опилки местами слежались так плотно, что с годами образовали с деревянным полом единое целое, и мастер не сумел их отскрести обычным веником. «Не иначе – надеялся, что я к нему в гости загляну!» - не удержался от ехидной мысли Трес, потихоря ковырнув напластования носком сапога и едва не подпрыгнув, когда из трухи ему под ноги выкатился медный гвоздь. Странно даже, что не дохлая мышь или что похуже. - Ну, что тебе показать? – осведомился Фалерий тоном, полным энтузиазма и гордости, широким жестом обводя свои лукодельные угодья. - ВСЁ!! – радостно отозвался Трес, ненавязчивым движением заталкивая гвоздь обратно в ямку. – А вон те, красивые, можно потрогать?... - Конечно. - Мастер проникновенно улыбнулся и протянул руку к верхнему луку над кроватью. - Тебе все можно. Смотри. Один из моих лучших! Орешник с косыми пиритовыми прожилками и вставками из малахита. - Оооо!... - А вот это – Черное дерево, пробный вариант для спецзаказа. Прослоен серебром и мамонтовой костью. - Красота-то какая! - А вот это… Трес посмотрел на луки… и подумал, что, были бы у него такие, он бы их не то что над кроватью у себя повесил, он бы вообще с ними в обнимку спал! От красоты, плавности изгибов, чистоты цвета и гладкости полировки просто дух захватывало! Уже не говоря о том, что Фалерий, как обычно, умудрился сочетать несочетаемое. …Рыдать от восторга беглый храмовник на этот раз не сподобился. Если бы у него спросили, он сказал бы, что чувствует себя не как в сокровищнице, а, скорее, как в храме, где Великий Мастер творит некие великие произведения. Но, как бы там ни было, через пару часов восторженных ахов и вздохов Трес понял, что в голове у него помаленьку заваривается каша, и не пора бы ее расхлебать. То есть, передохнуть. А заодно и поесть. Мастерство по изготовлению луков, как и всякое другое, содержало в себе уйму тайн и загадок, а проще говоря – секретных особенностей, плодов многовекового опыта поколений таких же мастеров. Осмыслить все это за один день было нереально. - Фалерий… - М-м? - А… - голос Треса заметно дрогнул. – А откуда такая прелестная вещь? Прямо над изголовьем кровати висела небольшая миниатюра под стеклом. Насколько парень мог понять, написанная на костяной пластинке дорогими красками и профессиональным художником. Сюжет был явно заимствован из древней мифологии: сидящий на обрывистом морском берегу юноша в белоснежной тунике и с арфой в руках. Задумчивый и мечтательный взгляд устремлен вдаль; черные волосы длинными локонами небрежно разбросаны по плечам. Длинные пальцы чутко касаются струн: вот-вот дрогнут, и губы разомкнутся в песне, и родится новый мотив, летя над волнами вместе с благовонным ветром… Фалерий посмотрел на миниатюру, тепло улыбнувшись: - Мамина любимая картина. И моя тоже. - А это кто на ней? – осторожно поинтересовался Трес и, не выдержав, уточнил: - Это… это твой брат? Ему сразу представилось, как Фалерий… Ну зачем бы еще вешать картину с таким красивым юношей у себя над кроватью!... Беглого храмовника даже в жар бросило. Фалерий, никаких его переживаний не заметив, снял миниатюру со стены, откровенно любуясь, обмахнул рукавом пыль, и протянул ее Тресу посмотреть поближе. - Нет, это не Делео. Это я. Мне здесь четырнадцать лет. Правда, красавец был? Эту миниатюру нарисовал мой отец; он был придворным живописцем при покойном короле. Это он расписал знаменитый плафон в городской ратуше… Ах да, ты же еще не видел. - И ты правда умеешь играть на арфе и петь? – Трес, попутно отмечая в уме все Фалерины таланты, уже смекал, что, при таком раскладе они могли бы петь и вдвоем: ведь так иногда хотелось ощутить поддержку второго голоса… Но увы. Мастер только головой покачал, негромко рассмеявшись: - Честно тебе скажу: ни голоса, ни слуха у меня нет. Мы с мамой по этому поводу всегда потихоньку подсмеивались над этой картиной, а отец только вздыхал. Он-то всегда мечтал, чтобы его дети следовали путям творчества… - А у Делео был портрет? – Тресу было любопытно до неприличия, как он ни старался сдерживаться. В самом-то деле, интересно же, как выглядел знаменитый Фалерин брат… - Был, конечно. Вот только… я у него так и не добился, куда он его дел. Говорил, что потерял… Но, я подозреваю, - он его подарил кому-то… Трес впервые отважился заговорить с Фалерием о его брате, и сразу приметил, как сник лучный мастер, и глаза его заметно потускнели, подернувшись печалью. - Прости, что спрашиваю. – Парень замялся: вот же, как неловко получилось! - Ничего страшного. Должен же я, наконец, произнести это вслух! Не все же в себе держать, столько лет. – Он задумчиво посмотрел в окно, потом вдруг обернулся к Тресу и заговорщицким шепотом предложил: - А не пора ли нам поесть, как ты думаешь?... К немалому удивлению Треса, «поесть» в Фалерином понимании было – отправить соседского мальчишку в ближайший трактир за едой, что он немедленно и воплотил в жизнь. Сам Фалерий готовить не умел совершенно, ничего в этом не смыслил, и кухонной посуды у него было еще меньше, чем даже в необжитом доме у Вейна. Трес. Когда день склонился к вечеру, а там и к ночи, я заикнулся было о том, что мне пора домой. Точнее, не домой, пояснил я, поймав недоуменный взгляд Фалерия, а в казармы капитана Нэйта. На вопрос, что я забыл в казармах лучников, пришлось честно признаться в своем паническом страхе оставаться на ночь одному, на что Фалерий только хмыкнул: «Всего-то?», и совершенно естественно предложил мне остаться у него, и не просто на одну ночь, а вообще сколько потребуется. - Фалэрэ, ты не понял! - Мне уже порядком надоело хлебать стыда за свои страхи и комплексы, но деваться было некуда. – Тебе придется не просто оставить меня ночевать в своем доме, но и вообще меня в свою постель положить! И без того не шибко круглое лицо лучного мастера вытянулось еще сильнее. - Иначе я просто не усну! – поспешно добавил я, сам ужасаясь от того, как можно понять мои слова. И добавил вообще эпическое: – Но трогать меня нельзя!! Фалерию понадобилось добрых полминуты, чтобы полноценно въехать во все сказанное, после чего он тряхнул длинными прядями и совершенно спокойно заявил: - Да без проблем! Можешь спать в моей кровати, если тебя не смущает матрас с сеном. И… чем тебе лучше всего поклясться, что я не буду тебя трогать? Он улыбнулся. Мне стало совсем стыдно. - Ничем. Я тебе верю. Кровать у него была, как ни странно, двуспальная, хоть и не слишком широкая. Мне как-то всегда думалось, что, уж если какой мастер днюет и ночует в мастерской, то у него будет там, максимум, узкая койка у стены. Фалерино же ложе, хоть и не роскошное, находилось даже в некоем подобии алькова (наверное, чтобы сквозняки не донимали) и даже с занавесом. Простыни были свежие и чистые (я заподозрил, что Фалерий их перестелил тогда же, когда подметал пол), покрывало сверху – дорогое и узорчатое (тоже недавно из сундука, судя по крепко заломившимся складкам). И подушек аж несколько штук, разного размера. Против воли закралась недостойная мысль: а приглашал ли он сюда кого-нибудь, и как часто?... Проще всего, конечно, было спросить Фалерия напрямую. Но я не был уверен, что хочу услышать ответ. В конце концов, насколько мне известно, до сих пор Фалерины помыслы не шли дальше его драгоценного брата. До сих пор. Медленно расшнуровывая и стаскивая сапоги, я задал себе серьезный вопрос. Вот сейчас я собираюсь ночевать в одной постели с, положа руку на сердце, малознакомым мужиком. Который, вообще-то, ко мне неравнодушен. И которому я сам не так давно был готов отдаться. А готов ли сейчас? Нет, не готов. Я искренне восхищался Фалерием, как мастером огромного таланта и великим профессионалом своего дела. И на отношение ко мне не мог пожаловаться: такой заботы и предупредительности в жизни не видывал. Фалерий постепенно становился мне кем-то вроде настоящего Покровителя: наставника, любимого учителя и одновременно – очень близкого любящего родственника, а точнее, точнее, точнее… Старшего брата. Я с грохотом уронил сапог, заставив мастера удивленно поднять голову от верстака, за которым он продолжал что-то увлеченно допиливать. Вот блин, а ведь Фалерий своего добился! Небось, только и хотел, что своего обожаемого братца возродить! Возродил, прости господи. Я же не просто так тут присутствую, я желания исполняю. В том виде, в каком они сформулированы! - Фалэрэ… - слабым голосом позвал я, в ужасе от того, ЧТО мне сейчас предстоит ему сказать. - Да? - Ты… случайно… пока со мной общался… У тебя не было такого желания – чтобы к тебе вернулся твой брат? Фалерий с не меньшим грохотом выронил из рук лобзик и суеверно уставился на меня. - Ты что, его ВИДИШЬ здесь?! - Нет! – удивленно ответил я. Потом понял по лицу мастера, что он не сильно мне поверил, и поспешил добавить: - Не волнуйся, когда я захожу в дом, никакие призраки уже не могут туда вернуться! - Почему? - Эм… Ну… Я ведь священник! – Пусть довольствуется этим объяснением. Не говорить же ему, что такое Распрямление, и что работает оно не только для живых… …Именно поэтому меня еще в детстве протащили по всем «злачным» кладбищам Валенсии, а потом время от времени возили «в гости» к именитым владельцам богатых замков, - всегда с заходом в фамильный склеп… К тем, естественно, кто мог такую услугу Братству оплатить. Хотя, по мне, так лучше пожертвовать на Храм часть состояния и спать спокойно. - Я другое имел в виду. Не было ли у тебя такого желания, чтобы я заменил тебе брата?... Прости, что спрашиваю такое, но это все-таки очень важно… Фалерий чуть заметно вздрогнул: видать, и сам задавался подобным вопросом. Однако же, ответил сразу и честно: - Знаешь, на привале, когда ты принес пирожки… И сказал, что выпросил их специально для меня… Я тогда окончательно убедился, что ты и Делео ни капли не похожи. …Ну да. Я тоже тогда об этом подумал. Значит, правильно догадался. - Делео никогда бы не стал делать что-то за просто так. Тем более – для меня. – Фалерий опустил голову, словно рассматривая что-то на зажатом в тиски брусе, а потом полез под верстак за лобзиком. – У меня было время подумать, в этом походе. И я понял, как мне кажется, замысел Провидения. Делео умер не в наказание мне, а в награду. Проживи он еще с десяток лет, и проблем у него… и у меня… да и у всего города… было бы в десять раз больше. В целом, Фалерий вел себя предельно корректно. Я сам, наверно, больше волновался, чем он. Переживал, что… ну а вдруг… Он-то спокойный, конечно… И клятву я с него не стал брать. А ну как… Вот протянет руку и… Успею я ему объяснить про свой драгоценный Дар, который смысл жизни?.. Пока я предавался этим переживаниям, прямо поверх одежды завернувшись в Фалерино одеяло, мастер прибрал инструменты, снял рабочий фартук и, затушив свечи, как ни в чем не бывало, завалился рядом со мной, как был – в штанах и рубахе. Надо полагать, так он старался показать чистоту своих намерений. Похоже, что Фалерий и впрямь человек честный. А главное – сдержанный. Он даже украденный поцелуй не собирается мне возвращать, хоть и обещал… - Фалэрэ, - Мне все-таки надо было озвучить то, что меня зацепило в его последних словах. - Как ты можешь знать, в наказание или в награду? Любое событие в нашей жизни – это не дар и не проклятие. Это проверка. Проверка того, как мы сможем выйти из ситуации. Как НА ЭТОТ РАЗ сможем. Фалерий с удовольствием вытянулся, закладывая руки за голову: - Да какая, в сущности, разница: хорошо ли, плохо ли! Главное, что я тебя встретил. Наступило молчание. Я замер под одеялом, как в засаде, внезапно осознав, что дальнейшее зависит вовсе даже не от Фалерия, вот уж напрасно я его боялся, а только от меня. Не протянет он ко мне руку. И вообще, через пару минут заснет, если не отвлечь. И единственный, кто сейчас может протянуть руку – это я сам. …Мне аж жарко стало. - А вдруг я для тебя – тоже испытание? – Я осмелился высунуть голову из-под одеяла. Благо, в темноте все равно не видно, каким багрянцем полыхают мои щеки. Фалерий, надо отдать ему должное, и не пошевелился. - Даже если так, я к этому готов. Ты – лучшее испытание в моей жизни. Я крепко зажмурился, окончательно потонув в жару и мыслях. …Снова всплыло в памяти: единственный человек, которому я здесь по-настоящему нужен… И не из-за моего дара… И не потому, что я на кого-то похож… И не важно, какие у меня при этом недостатки… и какую религию я исповедаю…Внимательный, терпеливый и добрый. И собой хорош. И знаменитый лучный мастер… Святые Угодники! Это ж в какую мечту я попал?... …Ну уж нет!... Нет, нет, нет!! Не слишком ли густо для первого дня?!... - Спи! – решительно проговорил я вслух, комкая в руке край подушки и старательно подавляя желание побиться лбом о резное дубовое изголовье кровати. Похоже, нешуточное испытание привалило как раз таки МНЕ, а никак не Фалерию! - М? – лениво удивился мастер сквозь дремоту. – Это ты мне… приказываешь, что ли? - Да!! - Ну что ж, твое слово для меня – закон, Трэс Вэсэс Глорьосо. – Фалерий невозмутимо повернулся ко мне спиной и послушно отъехал в сон. Я медленно перевел дыхание. Все-таки, несомненно, есть свои плюсы в том, что люди рядом со мной засыпают быстро и глубоко. Если бы Фалерий остался бодрствовать и вести речи в том же духе, то еще неизвестно, чем бы в итоге для меня закончилась эта ночь. …Надо будет заставить Фалеру завести ночник. Здесь слишком темно. Непривычно. Зато спокойно. Задвинутый в узкий кроватный промежуток между стеной и Фалерием, я вдруг почувствовал себя в полной безопасности, лучше даже, чем в Цитадели. И с чего бы?... Это ведь не крепость, а обыкновенный дом, да еще и превращенный в мастерскую. Мне вдруг вспомнилось, что ночевать я собрался, во-первых, практически на дровяном складе. Что в противоположной части зала штабелями лежат бревна с остатками коры, и там может быть остаток же лесной живности. Жуки, муравьи, уховертки, кто там еще в коре живет. И в слое опилок на полу. Не одни же гвозди у него там, в самом-то деле… Во-вторых, еще неизвестно, какие ингредиенты хранятся у Фалерия на полках вокруг алхимического стола. Точно ли там все неживое? Не просочится ли из неплотно закрытой коробки, да не заползет ли в кровать, чтобы возыметь со мной более тесное общение, навроде того шипящего шнурка у Ольриса?... Бррр!... …И вообще, насколько дружелюбный и многообразный зверинец в этом полузаброшенном доме?... Что касается Фалерия, то ему можно было только позавидовать: дрыхнет спокойно, как человек, привыкший всю жизнь спать, что на дровах, что на земле, что на голых камнях. Интересно, если бы он поутру обнаружил у себя под одеялом какую-то незнакомую живность, что бы он с ней сделал?... Я еле удержался, чтобы не фыркнуть от смеха. А ничего бы не сделал, выкинул бы через левое плечо, наверное. Ну, или как вариант, в очередной лук закатал в качестве пригодной составляющей, с него станется. …Подложить бы ему какую-нибудь дохлую многоножку, что ли… Так я и заснул, мысленно перебирая членистоногие варианты, сам толком не понимая, для чего мне это понадобилось – пугать лучного мастера. Да вот, дохлого ужа на веревочке можно: я так в детстве стращал взыскующих Вдохновенной ночи со мной, пока кто-то из братьев Настоятелю не пожаловался… …Под утро меня разбудил угол одеяла, как показалось спросонья, со всей дури шлепнутый мне на голову. Я кое-как продрал глаза и приподнялся на локте, попутно скидывая одеяло с головы. Куда это он так ломанул? Вроде, я ему так и не подложил ничего под одеяло… Но, как выяснилось, Фалерий вскочил ни свет ни заря вовсе не потому, что у него под боком зашевелилось что-то членистоногое и мохнатое, а… О-о-о… Понятно. Запалив одну из настольных свечек, лучный мастер схватил целый ворох писчей бумаги и принялся широкими взмахами вычерчивать и подштриховывать что-то, время от времени делая короткие пометки сбоку на полях. Один лист, второй, третий… Исписанные и изрисованные бумаги только и отлетали в сторону! Я успокоился и уронил голову обратно на подушку, закрывая глаза. Происходящее было более чем знакомо мне еще по Цитадели. Фалерий, переночевав с Распрямляющим, вполне предсказуемо огреб чистого Вдохновения. Интересно, что он задумал? Какие идеи на этот раз посетили его голову, и без того богатую на фантазии?... Утром посмотрю. Я уже начал подремывать, как вдруг Фалерий, ничуть не смущаясь, плюхнулся рядом со мной на кровать, комфортно развалившись длинным костлявым телом прямо у меня на ногах, и торжественно объявил: - Смотри! - Ну? – Мне было лень, но пришлось. Тут спать хочется, едва светать начало, а этот Чокнутый Мастер опять, небось, придумал, чьи кости с какими минералами смешать… Впрочем, когда я сфокусировал взгляд на приставленном почти к самому моему носу бумажном листе, сон слетел мгновенно. Фалерий, оказывается, вполне профессионально рисовал, умудряясь строить целые чертежи без линейки. Ну еще бы, если у него отец – придворный живописец… Среди нескольких схематичных набросков, как я догадался, лучных плеч, выделялся один, самый проработанный, подробный и жирнее всех прорисованный углем. Был это вид лука спереди или сзади, мне по неопытности понять оказалось сложно, но дело и не в том. Во всю его длину располагался простой на вид геометрический узор: сложенная вдвое и перекрученная крупными спиралями веревочка. Точнее, веревочек было две: одна шла сверху вниз, вторая – снизу вверх, и обе встречались концами в середине, как раз там, где полагается держать. - М-м… - Эта идея меня прямо во сне посетила, представляешь?! – Против всяких ожиданий, Фалерий чокнутым не выглядел; скорее, радостным и даже как-то помолодевшим. Хотя, он ведь и так молодой, всего-то на восемь лет меня старше… Мастер наклонился ближе ко мне и проникновенно зашептал: - Я сделаю для тебя лук! Совсем особенный лук, подходящий только тебе! Не исполняющий желания, конечно, но полноценный артефакт! Это будет лучшая работа моей жизни! - Спасибо, Фалэрэ… Но… У меня ведь уже есть лук твоей работы… - Та общевойсковая оглобля?! Я тебя умоляю! Сравнил тетиву с гашником… - Фалерий проворно поднялся, прихватив листок, и снова направился к столу. – Вот увидишь, в чем отличие лука, сделанного по руке, от обычной болванки! - А откуда ты узнал про Завернутый Путь? Фалерий недоуменно оглянулся: - Про ЧТО?... - Завернутый Путь. То, что ты изобразил на рисунке. Такая плетеная веревочка… Я сел на кровати, подкатывая левый рукав до самого плеча, и предъявил мастеру свое клеймо. - Вот такая. Я ведь тебе не показывал. - А, это… - Мастер неопределенно мотнул головой. – Не показывал, но я видел, как ты такую заплетаешь. Сначала, когда благословением весь отряд наделил. А потом, когда ты в лесу Колина в лоб целовал. И еще, когда пирожки благословил. Фалерий, заметив что-то интересное, оставил листок на столе и снова приблизился, на этот раз только наклонившись, чтобы рассмотреть мою руку. - Ты видишь энергетические волны? - Я уже не знал, чему больше дивиться: тому, что Фалерий обладает еще и таким талантом, или тому, что он, оказывается, за мной с первого же дня очень конкретно следил. …Если и до кустов – я его точно убью! - Ага, вижу. – Фалерий сел на корточки, выпрямив спину и почему-то нахмурившись. – Раскаленное железо. Кто это сделал? Меня на мгновение посетила соблазнительная мысль свалить вину на Верховного Настоятеля и подождать пару недель, пока не придет известие о его трагической кончине при странных обстоятельствах. Во всяком случае, выражение Фалериного лица на тот момент соответствовало. - Не переживай, это сделал приговоренный к смерти преступник; мне тогда года четыре было… Но он-то точно и часа не прожил! – попытался я успокоить Фалерия. – Понимаешь, меня так отметили, потому что я слишком ценен для нашего Братства… был. …Нет, кажется, я все-таки сдал Верховного. - Не вздумай никому мстить! Это дело прошлое. Фалерий ответил таким нехорошим взглядом, что мне пришлось дотянуться до него и увесисто толкнуть пальцами в середину лба. - Это дело прошлое! – повторил я с нажимом. – Думаю, тебе стоит это знать… Все, кто причиняют мне зло, огребают почти мгновенную отдачу. Никто не спасется! Я почему-то был уверен, что Фалерий испугается. Ничуть не бывало; мастер, наоборот, улыбнулся и чуть ли не с облегчением вздохнул: - Ну, хвала Провидению! Тут уже я открыл рот: ну ничего себе, виданное ли дело - дарианец Провидению хвалу возносит!... Фалерий, тем временем шутливо разворошил мне волосы на макушке и, поднимаясь с колен, промолвил: - Все, я пошел работать. А ты спи дальше. Мне стало смешно, ситуация повторялась: - Это ты мне… приказываешь? - Да! – с важностью заявил мастер, надевая рабочий фартук, и подмигнул. - Как ты сказал… А, вот: твое слово для меня – закон, Фалэрэ Дэи Кверко!… И я, подражая ему же, перевернулся на другой бок, лицом к стене, с честным намерением досыпать. И не видел, как дернулись было у Фалерия руки, а потом медленно опустились. Как будто он едва не поддался некоему сильному душевному порыву, но вовремя передумал и сдержался.