Об исполняющих желания храмовниках и дубовых рыцарях

- Однозначно нет! - твёрдо сказал Нэйт. - Трес с тобой не поедет. И тебе по состоянию здоровья не следовало бы. Фалерий вздохнул с сожалением: - Так точно, капитан. - За здоровье могу сказать, капитан Фраэн, что на этом лосе можно дрова возить и крепость строить. Главного целителя Эним Тяя смутить было сложно, тем более, его слово решало. Кто, как не целитель, способен определить состояние рыцаря? В этот раз за Фалерия взялись сразу двое. Собственно, Эним Тяй, которому выпала честь первым убедиться в чудесах, творимым великим и всепобеждающим чувством любви. Он самодовольно перелистывал какой-то ветхий справочник, привалившись спиной к белёной стене армейского склада. Его коллега, деактивировав кольцо-диагност, небрежно одёрнул на Фалерии рубаху и повернулся к капитану. - Абсолютно годен. Практически полное восстановление в кратчайшие сроки! Лично я бы не отказался подробно описать случай Дэи Кверко на ближайшем научном консилиуме: раньше я о таком исцелении только слышал и не верил. Пока не убедился собственными глазами. Эним Тяй, медленно подняв от справочника глаза, снизошёл до предупреждения: - Амбиции-то поумерь! Я первый его нашёл. Кто первый засёк, того и рыцарь! - А кто первый описал - того и доклад. - Валяй! - неожиданно милостиво согласился Эним Тяй. Убрав справочник в сумку через плечо, он одобрительно похлопал Фалерия по спине, и добавил: - Короче, Дэи Кверко, по твоему возвращению с задания я на тебя рассчитываю! - Так ты что, уже составил доклад? - встрепенулся коллега-целитель. - Ага. Аж на пять свитков, и неделю назад отправил. Не слушая про перспективы развития альтернативной медицины, капитан Фраэн отправил обоих по своим целительским делам, и, подойдя к Фалерию поближе, значимо понизил голос почти до шёпота: - Ребята это всё на границу и сами прекрасно могут доставить. Тем более в отряде есть те, кто твоими луками постоянно пользуется. Объяснят, что да как. Я понимаю, это твой самый большой заказ за последние годы... - За всю жизнь, - поправил Фалерий, порывисто обнимая Треса, так крепко, что у того глаза слегка выпучились. Фраэн не отставал: - Я, конечно, не вправе тебя отговаривать, но всё же подумай… - Не переживайте, капитан. Всего-то обычная поездка на границу. Съезжу и вернусь. Фалерий ещё пару секунд потискал Треса прямо в воздухе, оторвав его с земли, потом поставил на место, ещё раз тиснул как следует, похлопав по попе, и шепнул на ушко: - Я люблю тебя. Потом обернулся к старательно строившему «морду кирпичом» Арчеру для прощального рукопожатия. - Надеюсь, ты хорошо приглядишь за моим сокровищем. - В оба глаза, - заверил Арчер. - И мелкоту свою к этому делу приобщу. Ты, главное, сам скорее возвращайся. * * * Трес хмуро шёл за Арчером по пыльной городской улочке, таща на одном плече мешок со своими драгоценными пожитками, а на втором - лук в чехле и колчан. - Мне бы не хотелось тебя стеснять. - Да не парься, не стеснишь. Поживёшь, пока не вернется Фалерий, либо твой официальный «хранитель тела». Моя детвора в восторге будет. - Фалерий так радовался этому заказу… Как думаешь, все обойдётся? - Ну, по сути, там делов - довезти партию луков и провести инструктаж. И весь путь по территории Дариана. Ничего криминального случиться не должно. Хотя, брат наш, рыцарь, порой сам себе на жопу приключений ищет. - Арчер задумчиво почесал бородку. - Но ты себя не накручивай: капитан всех жёстко предупредил, что, если влезут по дороге куда, - таких пиздюлей пропишет, что бег по плацу и наряды вне очереди раем покажутся. Ты не смотри, что он у нас на внешность весь из себя аристократичный; в его возрасте капитаном просто так не станешь! - Рыцари - элита, они умеют думать, - медленно проговорил Трес, не особо вникая в ободряющую болтовню Арчера. - А те, кто не умеют, идут в городскую стражу, - продолжил лучник любимую фразу всех рыцарских наставников. * * * Трес. Арчер начал с того, что привел меня в кабак. Самый настоящий кабак, под вывеской «Пьяный лучник». В ответ на мой недоумённый взгляд Арчер хотел было шуткануть на тему, что мол, придётся тамплиеру в дарианском кабаке обитать. После чего я упёрся (реально упёрся, руками в дверной косяк) и потребовал объяснений. И предупредил, что, если оный Арчер будет передо мной выделываться, как перед девицами на посиделках, то я ему весь этот притон разметелю, обрушу крышу, и вообще мало не покажется. Меня аж трясти начало немного; пришлось дышать глубже, уговаривая себя не буянить. Как будто мне мало того, что Вейн сейчас умирал где-то в дремучих лесах, да вот ещё высокое начальство внезапно послало Фалерия сопровождать на границу большую партию его луков… Как будто нарочно я лишился по очереди и Хранителя, и Покровителя! И кого мне предложили взамен?! Святители Всеблагие, дайте терпения… Я утешал себя тем, что, если мне не понравится у Арчера, сбежать в армейские казармы всяко успею. Тем временем, Арчер приметил громко и неприятно треснувшую потолочную балку, на которой вздрогнула люстра на восемь свечей. Видимо, что-то понял, кивнул, мотнув русой косой, и объяснил уже без своих обычных шуточек, что кабак достался ему от деда, который открыл заведение сразу после ухода с рыцарской службы. И что на втором этаже тут имеются жилые комнаты, половина из которых - хозяйские. Где он, собственно, и живёт. Он …и его четверо детей. Во всякое другое время я бы обрадовался перспективе пожить немного в обычной семье, но тут представил шум-гам, и мне стало совсем нехорошо. Забиться в угол, ни на кого не глядеть… Когда подобное состояние настигало меня в Храмовой цитадели, всегда существовал вариант укрыться от любопытных глаз и ушей в книгохранилище. На худой конец - в погреб, картошку перебирать. А тут куда я денусь? В сортире закрыться? Так ведь оттуда меня выгонят в первую очередь. Неожиданно проникнувшись моим подавленным состоянием, Арчер без дальнейших разговоров сопроводил меня куда-то наверх по полутёмной деревянной лестнице, шуганув по пути двух подростков, мальчика и девочку, - надо полагать, тех самых детей. Из ещё более тёмного коридора второго этажа я был впихнут в одну из комнат; так и не понял, в чью, но кроватей там было три. - Вот это твоё место пока будет. - Арчер указал на одну, застеленную красным, слегка вытертым по краям бархатом. Я устало опустился сверху, скинув прямо на пол мешок и оружие. - Благодарю тебя, Арчер. Я очень плохо спал эти ночи. Можно мне вздремнуть? - Конечно! Как проснёшься - выходи обедать. - Последнее, что я увидел - Арчерову русую с проседью косу, нырнувшую в темноту коридора, и дверь закрылась за ним. На меня вдруг навалилась бесконечная усталость. Как вымотался-то, даже сам не заметил! Прилечь что ли в самом деле… Сапоги остались лежать рядом с луком и колчаном, а я даже не стал укрываться. Сначала думал погрузиться в медитацию, попробовать соприкоснуться разумом с Вейном, передать ему хоть немного своей энергии. Фалерию я об этом, конечно, не говорил: зачем зря тревожить. Лучный мастер прекрасно понимал, что я беспокоюсь, но с лишними утешениями не приставал, давая понять, что он меня в любом случае поддерживает, и я ему был за это безмерно благодарен. А вот Вейн… Через неделю после его отъезда из столицы я увидел ТОТ сон. Всё в каком-то бесконечном сером мареве, и было трудно дышать. Но меня не покидало знание: это место связи, чуть ли не в сознании самого Вейна, и я должен его искать, даже если он меня не зовёт. И должен найти. И должен сам позвать. Вейн... Тьма расширилась, у неё появился горизонт. И давящее сумрачное небо. Нет, не сюда, не сюда. Вейн! На миг мне показалось, что я чувствую слабый отклик, как дуновение свежего ветра. Вейн! Вейн, отзовись! Я иду, я тебя не оставлю! Разорвать руками эту мглу, как серую паутину, потому что всё настоящее за ней, туда, а там-то как раз и свет! Свет… мягкими потоками заливающий всё вокруг. И Вейн стоит с закрытыми глазами, на нем всё ещё клочья той серости вместо одежды, и местами, видимо, раны, - сложно сказать. Но он не смотрит на меня. Он открывает глаза, и перед ним сгущается, проявляясь, столб более яркого света - его Хранитель. Я знаю, что могу, при желании, посмотреть Вейновыми глазами, но мне это не нужно. А что мне нужно? Для чего я здесь?.. Хранитель улыбается и протягивает ему руку, состоящую из света, и Вейн в ответ тоже улыбается и тоже протягивает руку… НЕТ!... Откуда только силы взялись, я подался вперёд, словно бредя сквозь тяжёлую воду, и встал между ними, загородив Вейна собой. Хранитель теперь смотрел не на него, а на меня в упор, но, как это странно, не гневался: я чувствовал его радость и немного разве что удивление. «Не отдам!» - заявил я Хранителю всеми силами своей души и отчаянной решимости. - «Не отдам, и Они - свидетели!» Тотчас на моё плечо справа опустилась ладонь моего собственного Хранителя, а слева - моего Покровителя. И я ощутил, что Они меня поддерживают. От радости на глаза навернулись слёзы: - Я его забираю! Я - Трэс Вэсэс Глориосо, силой и властью Распрямляющего Пути, данной мне, я забираю его, сэра Айвейна Эрнеста Рэйна! Под свою руку и под свой покров! И делюсь с ним… Я хотел сказать: «жизнью», но не успел договорить: Хранитель Вейна, благожелательно кивнув, как вообще может кивнуть свет, растворился, не дослушав. Но то, что мои первые слова были услышаны и приняты, - это чувство оставалось в моём сердце ещё несколько дней после того сна. Что это было? Просто ли сон, или я в самом деле сподобился лицезреть Хранителей и даже чего-то там потребовать? Весь следующий день после того сна я провел, как в тумане. Фалерий косо поглядывал на меня из-за верстака, загибая в пресс проклеенные слои моего будущего лука, но ни словом не упрекнул и ни о чём не спрашивал. Наверное, понимал, что, раз уж связался с блаженным на всю голову священником, то и терпеть придётся всякое. … И после того сна в моём отношении к Вейну что-то изменилось. Я и сам не понимал, что именно. Вроде всё то же, я продолжал за него переживать, умом понимая, что знакомы-то мы с ним всего ничего, и что сам Вейн мне ничем не обязан по-прежнему, и вообще-то мы, положа руку на сердце, чужие друг другу люди. И всё же, что-то сдвинулось между нами. Как будто для меня приоткрылась некая дверь… Я не мог понять, воображение ли шутит шутки со мной, или я взаправду научился чему-то особенному, но теперь при каждом удобном случае, а перед сном обязательно, погружался в медитацию и мысленно связывался с Вейном. Спрашивал, всё ли у него хорошо, не надо ли где подлечить? Делился собственными силами. Вот и сейчас - прежде, чем заснуть, я мысленно призвал Вейна, попытался почувствовать, где он, что делает. «Вейн? Я хочу поговорить. Ответишь мне?» "Я тебя слышу... " - отозвался тихий голос. Легче лёгкого - мысленно протянуть руки и приложить кончики пальцев к вискам мечника, делясь своей энергией. «Болит что-нибудь?» "Нет, ничего не чувствую", - раздалось в ответ. Я мысленно пошарил вокруг и ощутил присутствие магических артефактов и эликсиров. «Значит, тебя не бросили, маги нашли тебя. Хвала Провидению! Я так волновался… Наверное, скоро сможешь поехать обратно домой? Или с тебя ещё потребуют дополнительных отчётов?» "Я уже в дороге. Скучаю. Отчёты пусть лесом идут". - Смешок. - "Пирожков напечёшь к приезду? Или булочек с маком..." Мне от радостного облегчения тоже смеяться захотелось: «С ромашками тебе пирожков наверчу, они как раз взошли под забором! Кстати, спасибо за наручи: как раз мне в пору пришлись. И ещё, привет от соседа через дорогу: он спрашивал, кто нам… кто тебе защиту на дом ставил, он тоже подобную хочет. Только такую, чтобы бабка его, которая из Валенсии, пароль от входа половине города не разболтала…» "Да хоть с ромашками, хоть с одуванчиками, но лучше с картошкой или грибами. Наручи для тебя выбирал специально." - Опять смешок. - "Вернусь - поцелуешь. Соседу тоже привет. Хрен его знает, кто защиту ставил, там Ольрис и два мага-профильника побывали..." Радость и внутренняя расслабленность быстро дали себя знать: я тоже хихикнул, на редкость глупо и, боюсь, вслух. Уже хорошо чувствуя, что неумолимо проваливаюсь в сон. Это же сколько ночей я нормально не спал, снедаемый тревогой, и постоянно мысленно делясь с Вейном собственными силами?... «А чего ждать, давай сразу тебя поцелую!» И уснул окончательно. "Ну вот, так и не поцеловал", - подумал Вейн и проснулся. Задремал, похоже, под монотонный стук копыт и тихое покачивание. Ехали не спеша, а рыцарь – существо, приученное спать как угодно и где угодно, покуда возможность имеется. * * * Трес проснулся даже не к обеду, а ближе к вечеру, когда в трактире на нижнем этаже начал собираться и вовсю шуметь народ, а с кухни особенно густо потянуло жареным и всяческими соусами. Потянувшись, парень некоторое время лежал, не открывая глаз. Впервые на его памяти мысленный диалог с Вейном прошёл так чётко и внятно, будто вживую пообщались. Надо же… А было бы неплохо иметь такую возможность, безо всяких артефактов: связался - и говори себе, сколько хочешь! Предупреждать, опять же, можно. Не оставляя каких-то там записок, за которые потом по заднице бьют… Трес лениво улыбнулся, передвигая из-под головы подушку так, чтобы можно было ее обнять, полежал так ещё немного. Потом всё же приоткрыл глаза. И испуганно подорвался на кровати. Рядом с ним, прямо на полу, сидели двое мальчишек. Аккуратно подвернув по-восточному ноги и сложив руки на коленях, они рассматривали Треса, как некую занятную диковинку, по счастливому недоразумению попавшую к ним в спальню. - Что такое «те деум лаудамус»? - безо всякого предисловия спросил тот из них, что был пониже и помладше. - «Тебя, Бога, хвалим», - на автомате выдал Трес, в свою очередь недоумённо моргая. - А вы кто такие? Старший тотчас выпрямился, приняв более солидный вид, и важно ответил: - Мы - дети Эдмунда Арчера! «Кого-кого?» - чуть не спросил Трес, спросонья не сообразив, что у Арчера, понятное дело, кроме фамилии, должно же быть и имя. - Я Эдвин, мне уже двенадцать. А это вот Мартин, ему пока семь только. - Аааа… - понимающе кивнул Трес, садясь и пытаясь одной рукой расправить свалявшуюся во сне чёлку. В другой руке у него по-прежнему была подушка. - Точно, Арчер ведь говорил, что у него несколько детей… Так это я… вашу кровать занял? - Мою, - почтительно склонил голову старший Эдвин. - Но не беспокойтесь, господин Предгорский, для меня это большая честь! Тресу понадобилось добрых десять секунд, чтобы понять - это мальчишка к нему сейчас обратился. «Господин Предгорский» по отношению к бывшему храмовнику звучало так же нелепо, как и тамплиерское «Трижды Славный». - Вот что, Эдвин. Давай оставим все эти официальные обращения. Называй меня «братец Трес», будь так добр. - Хорошо… братец Трес. - А что такое «плени сунт цэли»… - начал было младший, но тут с первого этажа донеслось: - Мартин, ну-ка, быстро убрал свои побрякушки со стола! И мальчишка, виновато втянув голову в плечи, умчался, тихонько напевая себе под нос отдельные фразы торжественного богослужения. - Я что, ещё и во сне разговаривал? - пробормотал Трес, озадаченно глядя ему вслед. Благодарение всем Святым, если вслух только молитвами ограничился… Во всяком случае, вопросов, наподобие: «Так чем же всё-таки кузнец стучал в дверь?», не последовало. - Мартин очень любит иноземные языки, - вежливо пояснил Эдвин, отодвигаясь от кровати, чтобы дать гостю место нормально спустить ноги. - Отец даже подумывает отдать его на курсы переводчиков, если Мартин проявит в школе должное усердие. «И, если до того Арчер не пристрелит меня за то, что пристрастил его младшего к молитвословию», - обречённо подумал Трес, нашаривая сапоги. Немедленно спохватившись, Эдвин собственноручно помог гостю обуться. - Братец Трес… - запнулся он, слегка краснея, - а можно я у тебя что-то невежливое спрошу? - Спрашивай… - Ох, кажется, там были, всё-таки, не только молитвы. - Твой лук и стрелы… Это ведь работа мастера Фалерия? - Его, - согласился Трес, тоже начиная понемногу заливаться краской. Воспоминания о Фалерии что-то совсем никак целомудрием не отличались. Вот сейчас как спросит что-нибудь, достойный Арчеров потомок… Тот поёрзал в нерешительности: - Дело в том, что… он мой любимый мастер. Я тоже мечтаю луки делать. Только пока не умею. Но я хотел бы у него учиться! Отец сказал мне категорически не приставать к господину Фалерию со своей ерундой, но ведь это не ерунда! - Эдвин порывисто вздохнул. - Это, может быть, дело всей моей жизни, моё предназначение! Братец Трес, помоги мне попасть к Фалерию в ученики! - Эдвин, привстав на колени, схватил его за руку поверх подушки. - Пожалуйста!! Трес немного помедлил, вспоминая самого себя месяц назад, и невольно улыбнулся: ну чем не зеркало! Между тем, пальцы мальчишки всё ещё крепко держали его запястье, что само по себе было знаком. - А почему бы и да! - не скрывая лукавой усмешки, ответил он, свободной рукой разлохматив Эдвину волосы. - Вот вернется Фалерий с задания - сразу его и спросим. Думаю, он от ученика не откажется. Или даже от двух, потому что я то же самое планировал. Если что, за одним верстаком стоять будем и в одном ведре клей перемешивать. А что, Эдвин, лук-то у тебя есть? - Конечно, есть! - просиял тот, всё ещё не вполне веря своему счастью. - Батина старая запаска мне туговата, так я сам из ореха выточил… - Вот! Ты и то успел больше, чем я за всю свою жизнь! Я-то ещё и стрелы ни одной не оклеил перьями, можешь представить… Ну-ка, где ты тут обычно тренируешься, веди! А завтра я тебя с собой на полигон возьму, если пообещаешь под руку не квакать и под мишени не выскакивать. Эдвин аж задохнулся от счастья: - Ух ты! А… братец Трес, а вдруг батя не позволит?... - Это Арчер-то? - Трес самодовольно хмыкнул. - Уговорю! * * * Отец, который на самом деле приходился Алисии и Бену дядей, ещё с вечера предупредил, что приведёт к ним в дом одного знакомого, которому негде перекантоваться. Что парень чужеземец, из Валенсии, бывший храмовый тамплиер, а потому может показаться странным. Но бояться его не стоит. И что жить он будет в комнате с Эдвином и Мартином, потому что ему нельзя ночевать одному. Алисия с братом специально засели на лестнице, чтобы увидеть, кого же приведёт с собой дядя Эд. Подробно рассмотреть не удалось, дядя с гостем слишком быстро прошли мимо, да и темновато было у них в коридоре. Но, первое чувство, что испытала девочка, было сродни разочарованию. Алисия много читала и как-то совсем по-другому представляла себе храмовников. А этот был маленького роста, всего-то на пару сантиметров повыше самой Алисии. И очень юный. Не мальчишка, конечно, парень, но едва-едва старше Бена года на три. И одет вовсе не в жреческий наряд или белые с золотом доспехи, а в самые обычные штаны и рубаху. Да ещё и волосы, вместо традиционного высокого хвоста, какие-то несуразно короткие... Уже после, когда гость вечером ужинал в нижнем зале, удалось рассмотреть, что глаза у него и впрямь подведены краской, как описывалось в книгах. Это до некоторой степени примирило девочку с неказистым видом тамплиера. Интересно, что его заставило покинуть Храм и сбежать в чужую страну? Алисия читала о том, насколько люди в Валенсии подвержены влиянию храмовников, сколько там религиозных ограничений и искренне сочувствовала живущим там. Наверное, она бы с удовольствием расспросила этого юношу о его родине, но с ним за столом, что-то оживлённо обсуждая, уже сидели Эдвин с Мартином, а вмешиваться в чужой разговор было бы невежливо. Поэтому Алисия занялась своими делами, справедливо рассудив, что гость останется у них в доме на несколько дней, а, следовательно, ещё будет возможность с ним поговорить. Уже ночью, когда в доме все заснули, Алисия засиделась над эскизом платья, которое хотела бы сшить для себя на праздник Середины Лета. Её наставница поощряла подобную инициативу, видя в девочке большой потенциал. Знакомый маг говорил дяде Эду, что видит в ней хорошие способности, и что её стоило бы отдать на обучение в магическую академию. Но Алисия вовсе не хотела учиться на магичку. Её привлекала одежда. Изобретать новые фасоны и наряды, зарисовывать их на листах бумаги, а потом воплощать в реальность - что могло быть интереснее?! В детстве она сама шила платья для своих кукол, и они у неё были самыми шикарно разодетыми. Подружки в очередь становились, упрашивая, чтобы она и их куклам сшила что-нибудь подобное. К счастью, отец был человеком не тщеславным, прислушался к желанию своей племянницы и отдал её в ученицы к лучшей модистке города. Пройдёт совсем немного времени, и к уже взрослой мастерице Алисии Арчер будут выстраиваться очереди желающих одеваться в её наряды. Девочка в этом нисколько не сомневалась. А пока этого не произошло, зарисовывала пришедшие ей в голову идеи. Магический всплеск, долетевший откуда-то с нижнего этажа, заинтересовал её. Он не был похож на сработавшее охранное заклинание из стоявших на доме. Это было... что-то настолько другое, что Алисия взяла свечу и отправилась посмотреть на причину магических возмущений. Ей пришлось пройти весь коридор и спуститься по лестнице в нижний зал. Увиденное заставило девочку удивлённо распахнуть глаза и прикрыть ладонью рот, чтобы не вскрикнуть. Она быстро, но бесшумно развернулась и кинулась обратно на второй этаж, в комнату дяди Эда. К счастью у него не было привычки запирать дверь, иначе пришлось бы стучаться, а это могло разбудить братьев. - Отец! - девочка затрясла Арчера за плечо. - Отец, там внизу такое!.. Арчер едва успел заснуть, и, ему даже начало что-то сниться, как ночной отдых был прерван Алисией. Насилу продрав глаза и набросив на себя домашнюю рубаху, мужчина, ворча и ругаясь про себя на некоторых личностей, которым не спится, поплёлся вниз. И, точно так же, как племянница, замер, глядя на танцующего Треса. При свете одной единственной свечи, было видно, что валенсийский подопечный, плавно разводя руками и так же медленно кружась вокруг своей оси, движется по тёмному залу. Странный танец беглого храмовника был бесшумен и не лишен некоторого изящества; в полутьме казалось, словно на границе мира сотворённого порхает нечто тонкое и хрупкое, готовое развеяться от неосторожного выдоха зрителей. Наваждение продолжалось ровно до того момента, пока Трес, пройдя по дуге между столами, не начал возвращаться. Глаза у парня были плотно сомкнуты; на губах словно перетекала, не имея чёткой формы, полоумная улыбка. Между сжатыми в кулаки пальцами зажато по... деревянной трактирной ложке. По три ложки на руку. Трес взмахивал ими, как подобием вееров, смахивая накапливающуюся энергию в центр зала. Совершенно не обращая внимания на появившийся свет и зрителей, Трес очередным прыжком развернулся мимо Арчера, заходя на второй круг. - Что он делает?! - раздался рядом с ним возбуждённый шёпот. - Не видишь разве? Танцует! С трудом подобрав челюсть, Арчер обернулся, и обнаружил, что Бенджамин тоже присоединился к ним. Хорошо хоть младшие спят, а то бы вся семья собралась поглазеть на "представление". - И с какой такой радости он танцует, хотелось бы узнать? Да ещё и ночью?! - не унимался подросток. - Это называется, кажется, Танец Благодати, или как-то похоже, - авторитетным тоном заявила Алисия. - Я об этом читала. По валенсийским религиозным поверьям, он приносит тем, кто его увидел, радость, удачу и вообще что-нибудь хорошее. - Детские сказки! - фыркнул Бенджамин. - Алис, ты же уже большая, как ты можешь в такое верить? - Кто сказал, что я верю? - возмутилась девочка. - Это интересно и познавательно! Читал бы что-то кроме своих учебников, может, был бы образованней! - Делать мне больше нечего, как про каких-то храмовников читать! Это только тебе такое интересно, маленькая святоша! - А ты - сухарь! - обиделась Алисия, ткнув брата локтем в живот. Тот зашипел от боли и ухватил сестру за воротник, собираясь проучить. Но тут вмешался Арчер, всё это время наблюдавший за Тресом. - Так, прекратили это! - негромко, но внушительно скомандовал он сердитым шёпотом. - Бенджамин, прекрати дразнить сестру. Алисия, девочке не пристало драться, тем более с братом. И вообще, шли бы вы оба спать. Пока дети препирались, а Арчер призывал их к порядку, танец бывшего храмовника закончился. Как и чем, лучник не видел, но ощутил подобие упругой волны, толкнувшей его в спину. У Бенджамина и Алисии порыв ветра разметал волосы и едва не затушил свечу. - Идите, давайте. - Арчер развернул детей к лестнице и подтолкнул. - Спать давно пора. - А ты? - хором спросили племянники. - А я, - Арчер оглянулся на Треса, что как раз начал подниматься с колен после окончания танца, - за гостем нашим пригляжу. Чтобы не случилось с ним ничего... Трес, медленно приходя в себя, часто дыша и моргая, встал вертикально, всё ещё сжимая между пальцами кабацкие ложки. Зрение не сразу вернулось к нему, но, увидев свет, которого в зале быть не должно, он сразу заподозрил, что у его танца оказались случайные свидетели. И точно. Промигавшись, он увидел у дверей Арчера со свечкой. Тресу стало неловко. Хотя, с чего бы? Ничем предосудительным он тут не занимался. Ну, подумаешь, потанцевал в центре зала. Среди ночи. В чужом кабаке… Особенно стыдно почему-то было за ложки. - Арчер? - Трес спрятал руки с ложками за спину. - А что ты тут делаешь так поздно ночью? Эдмунд проводил жест бывшего храмовника задумчивым взглядом. - Действительно, что это я делаю поздней ночью в своём доме? - сказал он, намеренно выделив интонацией слово "своём". - Шум услышал непонятный, спустился посмотреть. А тут ты... танцуешь. И не спится же. - Арчер повернулся, направляясь на кухню. - Пойдём, - позвал он за собой Треса. - Тебе чего лучше сделать: чаю успокоительного заварить или молока с мёдом? Говорят, помогает. Заодно и ложки занесёшь на место. - Лучник глянул на покрасневшего Треса, усмехнулся и добавил. - А танец у тебя красивый был. Окончательно смутившийся парень покорно пошёл вслед за лучником. - Мне НАДО было! - принялся объяснять он ему в спину. - Мне, чтобы нормально себя чувствовать, нужно танцевать хотя бы раз в неделю… Лишнюю энергию сбрасывать! У Фалерия танцевать было негде, так я за последние недели чуть не свихнулся… А у тебя зал большой… А ложки - это потому, что я привык танцевать с веерами, энергию ими смахивать. Не переживай, я их вымою! Арчер только вздохнул, слушая сбивчивые оправдания и думая, что валенсийцы и вправду какие-то свихнутые. Честно говоря, если бы не личная просьба Фалерия, он бы сам ни за что не привёл к себе это чудо... с ложками... Веера ему нужны, надо же. - Почему ж не сказал, что тебе требуется? - проворчал он, поставив свечу на стол и начиная растапливать плиту. - Может у Алисии нашлось бы что-нибудь. Девчонки, они любят всякие побрякушки. Раковина там, - ткнул Эдмунд пальцем в угол. - И, ты ещё не сказал, что будешь: молоко или чай? - Воды, - без колебаний ответил Трес. Подумал мгновение и добавил: - Кувшин. - Воды так воды, - не стал спорить Арчер, переставляя на стол кувшин. - Хотя зря ты от чая отказываешься. Тебе бы самое то было, чтобы расслабиться и заснуть. Брякая ложками в раковине, бывший храмовник какое-то время молча хмурился, потом выдал: - Не понимаю. Как к вам в Дариан попал, так только и делаю, что извиняюсь перед кем-то за то, что сделал. Перед Вейном, перед Фалерием, перед капитанами, перед тобой вот... Хвала Провидению, перед Фалерием хоть оправдываться не приходилось, как перед всеми остальными. Каждому объяснять, что, вот, я такой, какой есть, и другим быть не могу. Трес сгрузил ложки в решётчатый ящичек-сушилку и покосился на них, вытирая руки. Стали ли эти ложки теперь чудотворными - кто знает? Но кому-то из посетителей «Пьяного лучника» явно повезёт больше после обеда-ужина. Арчер проверил уровень воды в чайнике и плюхнул его на плиту. Сел за стол, подперев руками голову, слушая храмовника, у которого в речи постоянно мелькало имя Фалерия. Трес умостился напротив Арчера, придвинул к себе кувшин и, положив на него сверху обе ладони, закрыл глаза и наклонил голову. Потом облегчённо выдохнул, точно сбросив невидимую тяжесть. - Это магия, - объяснил он в ответ на недоумённый взгляд Арчера. - Обычная магия, такая, как у любого другого здесь, в Дариане. Фалерий мне рассказывал, что почти все лучники и мечники что-то умеют, каждый своё, какой-то Дар. Вот и я умею. Манипуляции с кувшином озадачили Эдмунда, хотя объяснение звучало логично. - Получается, если у нас маги произносят заклинания для оперирования своей Силой, то у вас для этого используют молитвы? А эффект получается одинаковый? - поинтересовался лучник. - И, у нас маги делятся по направлениям способностей: целители, боевики, экзорцисты, бытовые мастера... Но, я никогда не слышал о священниках, например, чистивших молитвами выгребные ямы. Эту сторону магии ваша братия обходит? - Он кивнул на кувшин. - Вот ты сейчас на воду воздействовал своей... молитвой, и что, она приобрела какие-то особые свойства? Стала целебной? Трес поморщился, не особо вникая в ерунду, которую нес лучник. - Смотри, дошутишься - пойду, у тебя в сортире засяду и благословлю его хорошенько. Будет тебе дополнительный доход: брать деньги с клиентов за пользование чудотворным сортиром. А вода… - юноша рассеяно скользнул взглядом по глазурованному боку кувшина, прихватил из миски подсоленный сухарик и отправил в рот. Есть ли смысл говорить Арчеру, что за кувшин ТАКОЙ воды отец Настоятель брал в обмен только равный вес серебра?.. Бесполезно. Не поймет, ещё начнет глумиться. Вот Фалерий бы понял… - Можешь вылить, - проговорил он, наконец. - Или полить грядку с огурцами. - У меня от неё вместо огурцов виноград вырастет? - хмыкнул Арчер, дотягиваясь до закипевшего чайника и заливая травяную смесь в большой кружке. - Если нет, так зачем Силу тратить, для грядок и колодезная сойдёт. А насчёт сортира: может у вас в Валенсии народ бы и платил бы за подобное. Наши же плечами пожмут, да на смех поднимут, так что не надрывайся. - Главное, чтобы этот виноград потом от тебя по всей грядке бегать не начал, а то мало ли… - ухмыльнулся бывший храмовник. - Точно не хочешь такое же? - Арчер, прекращая тему использования Силы, кивнул на свою кружку, откуда потянуло приятным травяным ароматом. - Я сейчас даже печенье достану, что Алисия пекла. Попробуешь. Заманить Треса на печенье было легче простого; отставив кувшин, парень с предвкушением уставился в чашку. - Я тоже такое завариваю, только мяты кладу побольше и иногда щавеля. Плесни и мне немножко. И печеньки ваши давай, с удовольствием заценю. Молодец у тебя Алисия, на все руки мастерица! А мама её где, жена твоя? - Я лимонника ягоды добавляю частенько. Но они бодрят, а сейчас ночь, так что это лучше с утра уже. А если кисленького хочешь, я могу барбарис сушёный дать, добавишь. - Арчер отцедил травяной отвар в две кружки поменьше. Одну из них подвинул Тресу. Достал из буфета глубокую миску с печеньем и тоже поставил перед храмовником. - А мамы у Алисии и Бена нету. Умерла она больше восьми лет назад. Только она мне не женой была, а невесткой. За братом моим старшим замужем. А Бен и Алис мои племянники. Трактир, видишь ли, после смерти отца, ему достался, он тут и хозяйничал. Меня в ту пору невозможно было заставить заниматься семейным делом, всё на полигоне пропадал, да на задания с отрядом выезжал. А потом с моим братом и его супругой несчастье случилось... Лучник прервался, сидя с несколько изумлённым видом, словно не собирался рассказывать о личной жизни, да вот проговорился. Потом махнул рукой и продолжил: - И стал владельцем трактира я. И над племяшками опёку оформил, чтобы их в приют не забрали. Родные же. Алисия тогда совсем кроха была, пять лет всего. Бенджамин чуток постарше, ему семь на тот момент стукнуло. Но, всё равно, дети. Им, наверное, проще было называть меня отцом, чтобы пережить горе. А я и не возражал. Отец, так отец. Хоть кто-то так называл, потому что своих детей мне некогда было заводить. Для меня ж трактирное дело внове оказалось, ещё и спиногрызов двоих воспитывать, я насилу справлялся. Службу в отряде пришлось бросить, пока въехал, что и как. Выражение лица у Треса стало сложным. Словно он хотел что-то спросить, но набитый печеньем рот помешал. Пока его гость боролся с хрустящими сладкими кусочками, Арчер обнял ладонями кружку и продолжил рассказ. - Ты сейчас спросишь, а как же младшие? Тут странная история вышла. Я встретил Ванессу, когда она была в отчаянном положении. Ей, в буквальном смысле слова, некуда было пойти. Я не особо вникал в подробности, что там вышло у её мужа, но получалось, что он одолжил у кого-то большую сумму денег, связался с нехорошими людьми, а потом умер. Сам или помогли ему, я тоже не выяснял. За долги забрали дом и всё имущество. Его вдова с маленьким сыном, да ещё беременная в придачу, оказалась на улице. В общем, я её пожалел, что ли. Тем более, мне очень нужна была помощь в воспитании Алисии и Бена. Потому что разорваться на управление трактиром и на племянников у меня никак не получалось. Ну, я и подумал, почему бы и нет? Где двое детей, там и третий. Это я уже после узнал, что ещё и четвёртый будет. Бонусом, так сказать, - хохотнул лучник. - Мы с Ванессой поженились, чтобы люди дурного не болтали. И прожили довольно мирно вместе почти шесть лет. С детьми она была ласкова, и со своими, и с моими. А потом встретила другого мужчину и ушла к нему. Я Ванессу даже понимаю: несколько лет подряд крутиться с домашними делами и детьми, без продыху, кого хочешь достанет. Я-то, как с трактиром разобрался, да совсем невмоготу дома становилось, сбегал с отрядом на патрулирование. Пару месяцев по лесам разбойников погоняешь и готов дальше трудиться. А дела-то на Ванессу оставались. И дети, все четверо. Это сейчас я уже могу себе позволить нанять управляющего, пока меня нет в городе. А тогда за всем ей приходилось следить. Тут, кому хочешь надоест. Вот Ванесса и не выдержала, ушла. Эдвин и Мартин решили со мной остаться. Да я бы и сам не хотел их отпускать. Её новый муж из бродячего театра, так что теперь она с ним ездит. А это не лучшая жизнь для детей. Вот так вот и стал я многодетным. - Но... - Трес наморщил лоб, раздумывая. - Тогда получается, они все не твои дети? - Как это не мои?! - возмутился Арчер. - Я их всех с сопливого возраста вырастил, а Мартина так вообще с рождения. Конечно все мои! Они меня отцом зовут. Лучник обнаружил, что у него в кружке ещё плещется уже остывший отвар и в пару глотков допил его. Трес, напротив, ничуть не удивился Арчеровой откровенности. Для него, как для священника, слушать чужие излияния души было делом само собой разумеющимся. - Восхищаюсь я тобой, Арчер, - проговорил он негромко, тоже понемногу прихлёбывая отвар. - Столько всего почти в одиночку вытянуть… Вырастить таких прекрасных детей… Даже завидно немного. Вот только не понятно, почему же ты тогда во второй раз не женишься? - Да как-то... То всё по молодости некогда было, да и не хотелось. Потом, вроде как женат был. Да, мы с Ванессой не любили друг друга, но она была хорошей хозяйкой и подругой. А после неё всё не везёт мне с отношениями. Не находится человек, чтобы и сердце к нему лежало, и я ему нравился, и чтобы к детям хорошо относился, да ещё и свободный был. - Лучник вздохнул, недоумевая, с чего его так потянуло на откровенность, и мысленно добавил: «А ещё, некоторые личности по природе своей пеньки дубовые, не желающие видеть, как к ним относятся». - Угу, - ответил Трес сквозь полный рот печенья. И, с трудом проглотив, предложил: - Ну и, раз уж мы подняли эту тему: а ты хотел бы?... В смысле, человека своего найти. Такого, чтобы и он, и его. Такого, чтобы сразу по всем параметрам подходил. - Парень сделал неопределённый жест рукой, ненавязчиво положив её Арчеру на запястье, как бы в порыве разговора. План у Треса созрел мгновенно, даже без особого осознания, хорошо это или плохо. - Подумай хорошенько. А, Арчер? - А кто не хотел бы найти своё счастье? - вопросом на вопрос ответил лучник. И невольно зевнул, не успев даже прикрыть рот ладонью. - Ладно, - он решительно поднялся, увлекая храмовника за собой. - Пока мы тут лясы точим, полночи уже пробежало. Пойдём, провожу тебя до комнаты, чтобы, чего доброго, снова не заблудился, Трес Вэсес Глориосо. - Полное имя своего гостя он выговорил с трудом и досадливо покачал головой. - И кто только тебе такое имечко дал, язык сломать можно, пока позовёшь. - Это не имя. Это титул. - Трес, кое-как обтерев рот от крошек, поспешил следом. Не перечить же хозяину дома, если он спать велит! - Вот, лишнее доказательство, что тамплиеры ваши прибитые на всю голову, - проворчал Арчер. - Это же надо, человека вместо нормального имени титулом назвать. Он довёл Треса до дверей комнаты своих младших сыновей. - И да, кстати, чтобы ты знал, Арчер: я завтра Эдвина с собой на полигон возьму. Пацан, между прочим, по лучному делу изнывает, а тебе и дела нет! Так что, как хочешь, а я беру его под своё попечительство. Арчер скептически ухмыльнулся. - Не припомню, чтобы мы с тобой женились, Трес. Ты, кажется, забыл, чей он сын? Если Эдвину действительно так хочется на стрельбище, то я завтра его с собой и возьму. Хотя стоило бы ему уши надрать, за то, что навязывается к чужому человеку, вместо того, чтобы отца попросить. Но, так уж и быть, выполнит с утра все свои обязанности по хозяйству, и пусть идёт. А то шустрый он - перекинуть работу на сестру и братьев, а самому уйти развлекаться. Просто сейчас у меня не получится ходить каждый день, слишком много дел нужно приводить в порядок после отсутствия. Но, могу отпускать его с тобой, если пообещаешь, что вы с ним ни в какие неприятности не встрянете. Я видел, как ты стреляешь, Трес. Неплохо. Для начала Эдвину и такой наставник сгодится. Он приоткрыл дверь в комнату и легонько подтолкнул туда храмовника. - Спать иди. Чтобы нормально научиться стрелять, нужно, для начала, высыпаться. * * * На следующий день Трес, выполняя обещание, уже бодро входил в ворота полигона лучников, как к себе домой. А он-то думал, что без Фалерия там будет пусто, скучно, да и вообще, - сутки назад и помыслить не мог ни о какой тренировке, утомлённый морально и физически. А вот поди ж ты, резво пронёсся по утренней заспанной улице, да так, что Эдвин с Арчером едва за ним поспевали. Стража в воротах приветственно отсалютовала им копьями. Трес, как само собой разумеющееся, покровительственно им кивнул, и ещё успел удивиться, почему они благословения не попросили. Арчер, у которого было больше оснований принимать приветствие на свой счёт, не переставая болтать с сыном, поочерёдно дружески стукнулся со стражами кулаком в кулак. На полигоне у Треса давно обозначилось свое излюбленное место для стрельб, почти у самого края: чтобы народ меньше таращился, если вдруг что. И это не раз его выручало в случаях особо невменяемых приступов обожания со стороны Фалерия. Народ, конечно, все равно пялился, но хоть не по центру поля. Сегодня оказалось особенно удобно: Трес уступил Эдвину свою, крайнюю, мишень, подтащив её поближе, чтобы пацану было не так напряжно сразу бить на дальность. Вдвоём с Эдвином они сходили на склад и при помощи кладовщика выбрали лук послабее, как раз по подростковой силе. Трес только умилялся, глядя, с каким восторгом Эдвин разглядывает свой первый настоящий лук и как всаживает в мишень одну за другой все двенадцать стрел. - Замену себе привёл, Арчер? Хороший стрелок растёт! - проходящий мимо Нэйт хлопнул Эдмунда по плечу. - Дык, должен же кто-то в семье по батькиным стопам пойти, - ответил рыцарь. – Старшие - будущий мастер финансов и швея-модистка. Вся надежда на мелкоту. Этот вон ещё и луки строгать хочет, но пусть сначала стрелять научится. Эх! Нет бы арбалет для батьки смастерил, а то всё луки, да луки. Фраэн в ответ засмеялся: - Можно подумать, ты из лука хуже стреляешь! До сих пор не пойму, на кой тебе арбалет, когда все в твоей семье были лучниками? - Ну, лёгких путей не ищем, - развёл руками Арчер. Трес слушал их в половину уха, с удовольствием наблюдая за мальчишкой. Как всё-таки приятно не чувствовать себя чужим на полигоне! И месяца не прошло, как на Треса перестали обращать внимание, оглядываться и перешёптываться. А сегодня, впервые будучи здесь без Фалерия, Трес вдруг осознал, что на него самого никто не смотрит. Вообще никто. Ну, пришёл и пришёл, стреляй на здоровье. И до его успехов никому, кроме капитана, дела не было. Трес серьёзно заподозрил, что львиная доля чужого внимания относилась не столько к его скромной персоне, сколько к их с Фалерием неопределённому роману. Любопытные лучники гадали, что у них там и как, да ответит ли тамплиер взаимностью, да когда они поженятся… «Уже и поженились бы, если бы я согласился», - невесело усмехнулся Трес своим мыслям. Почему-то вдруг очень захотелось, чтобы Фалерий сейчас был рядом. Рассказать ему: посмотри, я привёл вам нового ученика! Фалерий бы обрадовался и стал показывать основы правильной стойки и прицела. Трес-то что, какой из него учитель, ему самому учиться и учиться… Он даже невольно оглянулся на бревно возле забора, где Фалерий любил сидеть в перерывах между стрельбами. Работая по своей мишени, Арчер время от времени поглядывал в сторону детей. Эдвин сиял, что твоё солнышко и Трес от него не отставал. Беглый храмовник и так-то не выглядел на свой возраст, а уж когда улыбался, смотрелся и того моложе. Действительно, больше семнадцати дать трудно. Если бы самого Арчера не повернуло с юности на арбалетах, да не унесло в рыцарку и позже в отряд, глядишь, мог бы у него быть сейчас такой сын... Эдмунд фыркнул, отцепил от пояса флягу, сделал несколько глотков и поплескал немного себе в лицо. Похоже, голову ему уже напекло, раз такие мысли полезли. Снова посмотрел, как Эдвин с Тресом что-то обсуждают и смеются, и подумал, что будь здесь Фалерий, его бы эта сцена порадовала. Против ожидания, эта мысль не вызвала обычного раздражения. Просто представилось, как Фалерий бы возился сейчас с этими двумя. Из него вообще был хороший наставник, учить он любил и умел. У Треса, видимо, тоже возникали подобные мысли. Потому что он, нет-нет, да и поглядывал в ту сторону, где Дэи Кверко обычно отдыхал между заходами. Как бы невзначай, Арчер подошёл к ним, протянув Эдвину флягу. - Хочешь? И, пока мальчишка жадно глотал из горлышка воду, спросил Треса, кивнув на бревно: - Скучаешь по Фалерию? - Скучаю, - чистосердечно вздохнул Трес. - Я уже привык всё время быть рядом с ним. Знаешь, как… Как постоянная опора за спиной. И на любой вопрос ответит. И всегда поможет. У меня никогда не было старшего брата… - Старшего БРАТА? - недоверчиво уточнил Арчер, решив, что ослышался. Трес даже покраснел немного и счёл необходимым уточнить: - Настолько родного и близкого человека. - А, ну-ну… - неопределённо хмыкнул лучник, испытывая сочувствие к боевому товарищу, которого угораздило запасть на иноземное чудо, искренне считающее его всего лишь братом. * * * На следующий день над столицей Дариана зарядил бесконечный дождь, и полигоны затопило по щиколотку. Трес, от нечего делать, напросился помогать Арчеру в трактире. Сам Арчер был не против: в таком большом хозяйстве лишних рук не бывает, а дети тем более обрадовались. Беглый храмовник не гнушался никакой работой, всё делая с удовольствием и явной привычкой, умудряясь при этом ещё и интересно рассказывать всякие исторические хроники. Чистил ли он овощи, мыл ли посуду, помогал ли протирать столы в общем зале, - дети с удовольствием вертелись рядом, попутно занимаясь тем, на что в обычные дни их было не загнать. Особенно самый младший Мартин. Нудные домашние дела мальчишка терпеть не мог. Зато с удивлением обнаружил, что под интересные рассказы даже самая скучная работа, вроде подметания пола и чистки картошки, проходит незаметно, а ощущение по итогу такое, словно чем-то прекрасным любовался, аж дух захватывает! Трес для него оказался кладезем информации о Валенсийских обычаях, традициях, да ещё и носителем языка, с которым можно вот так вот запросто общаться, сидя бок о бок над ведром с очистками! Памятуя о неприятии дарианцами всего, что касалось религиозного культа, Трес старался по возможности не касаться своей жизни в храмовой Цитадели, да куда там! Такое не обойти, не объехать; приходилось изо всех сил следить за словами и не вдаваться в подробности. Мартин, тем не менее, наседал… По счастью, Арчер вскоре отправил детей закупиться зеленью для стола и другими продуктами. До рынка было недалеко, для посетителей рановато, и Трес напросился с ними вместе, заодно, на правах старшего, притащить домой побольше груза. Ему вручили две глубокие корзинки и большой заплечный короб, плетёный из широких полос какой-то пёстро раскрашенной местной лозы. Больше всего, помимо желания стать известной всей столице модисткой, Алисия хотела поскорее повзрослеть настолько, чтобы дядя Эд, уезжая с отрядом на патрулирование, мог оставлять трактир на них Беном. Чтобы не нужно было каждый раз искать управляющего. С такими желаниями было не сложно расти очень серьёзной и обстоятельной девочкой. А наличие целых двух младших братьев очень этому факту способствовало. И, неважно, что Эдвин был младше всего на год, это не мешало Алисии успешно его воспитывать. Бен, хоть и был старшим, и учился в специальной школе при казначействе, со свойственной мальчишкам непрактичностью, тоже нуждался в присмотре. Иначе, за своими книгами да свитками, мог забывать поесть и переодеться в чистое, если бы сестра его не шпыняла. Поэтому, когда в их доме появился Трес, и отец сказал, что он иноземец и за ним тоже нужен пригляд, Алисия без раздумий взяла бывшего храмовника под свою опёку. Даже когда выяснилось, что он не так юн, как выглядит, девочка не смогла начать относиться к нему, как к взрослому. Валенсиец оказался забавным парнем. Он рассказывал много интересного, Эдвин с Мартином всё время вокруг него крутились. Ещё выяснилось, что он прекрасно умеет управляться с домашними делами. Он охотно помогал на кухне с посудой, в комнатах и в зале с уборкой, на огородике за домом с поливом и прополкой. К плите, правда, отец его не подпускал, но с чисткой овощей юноша управлялся тоже весьма ловко. Свои умения он, смеясь, объяснял тем, что при Храме не имелось слуг, и братия организовывала свой быт самостоятельно. И вот это было совершенно непонятно. По тому, как Трес держался, как говорил и, по тому танцу, что они видели ночью, получалось, что он должен относиться к верхушке храмовых служителей. А получается, ему приходилось там трудиться, как слуге? А какой тогда смысл быть священнослужителем? Ведь он должен посвящать себя помощи людям? В чём именно заключалась такая помощь, Алисия не знала, и это тоже было любопытно. Ведь с виду, если не считать разрисованных глаз, Трес не отличался бы от обычного парня. Даже когда начинал рассуждать на философские темы строения и взаимодействия в мире. Подумаешь, студенты магической Академии ещё и не так заумно высказываются. Правда, стоило оказаться с Тресом на улице, а тем более, на базаре, становилось очень ясно, насколько он далёк от жизни. И в насколько закрытом месте жил. Мало того, что его восхищали даже довольно простые лавки и мастерские, привычные жителям города. А ещё, он совершенно не разбирался в качестве продуктов и не умел торговаться. Ведь все знают, что изначальная цена раза в два, а то и в три выше, чем конечная. И торговаться нужно обязательно, иначе разориться можно. Это знают все... кроме Треса. Понаблюдав, как он едва не заплатил целых пять монет за пучок моркови, ценою от силы в две, Алисия решительно отстранила гостя от покупок, оставив ему роль носильщика. Пока Алисия расплачивалась с очередным продавцом, а мальчишки загружали пучки пряно пахнущей зелени и овощи по корзинкам и заплечным сумкам, Трес, бережно упаковавший свою часть ноши, отвлёкся на соседний прилавок с пряностями. Хорошая находка! Надо будет забегать сюда почаще. А ещё, на досуге, принести шкатулку с пряностями, оставшимися от прошлых хозяев у Вейна в доме. Как раз можно будет узнать у лавочника, точно ли это всё пряности и, если да, то для каких блюд они в Дариане используются, да не испортились ли. А потом храмовника настигло странное ощущение, будто его тянут за рукав. Прямо под плащом. Трес осторожно скосил глаза и увидел рядом с собой соседку из дома через дорогу, ту самую, которая просила совершить над её внучком обряд имяположения, из-за которого Трес памятно огрёб от Вейна по заднице. Вид у бабки был довольный донельзя; тёмные глаза не по-старчески остро поблёскивали из-под капюшона; в руках была корзинка с продуктами, накрытая от дождя куском промасленной бумаги. - Доброго дня, донья Эстефания! - вежливо поклонился Трес, краем глаза замечая, как навострил уши Мартин, шёпотом повторяя валенсийское приветствие, даже почти без акцента. - Тебя-то мне и надо, касатик! - понизила голос та, тоже немедленно переходя на валенсийский. - Наклонись ближе. Тут одного хорошего человека напутствовать надо. Уж ты бы смилосердствовался? Трес озадаченно замолчал, метнув встревоженный взгляд на детей. Они, конечно, не понимали по-валенсийски, но мало ли… Спрашивать, срочно ли понадобилась его помощь, да может ли напутствуемый подождать, было бы и вовсе кощунством. - Далеко отсюда? - Недалече. По ту сторону рынка. Были вещи на этом свете, которыми Трес был готов пожертвовать немедля. А были и такие, с которыми он не расстался бы и под пытками. И помощь страждущей душе относилась именно к последней категории. «Если это в твоих силах - помоги» - гласила резная в мраморе надпись над главным входом в Храмовую Цитадель. Трес обернулся к Алисии. - Я отлучусь на пару часов. Отведешь мальчишек домой? - Вот ещё! - вскинулась девочка. - Сами дойдут! А я пойду с тобой, братец Трес. - Я тоже! - так и подпрыгнул Мартин, живо смекнувший, что Трес собрался туда, где будут много говорить по-валенсийски. - Что?! - Тут кто угодно бы растерялся, не только храмовник. - И не мечтайте! Да Арчер меня за такое на пороге пристрелит! - Как на полигон сходить, так ты его уговорил! - добавил Эдвин немного завистливо. Ему не было особого дела до валенсийской культуры, но посмотреть чего-нибудь новенького и он был не прочь. - Дети! Прекратите этот балаган! Меня просят навестить умирающего. Вам правда очень хочется меня сопровождать? Мартин уже открыл рот выдать решительное «ДА!», но увидел разом построжевшее лицо брата и удивлённо замолчал. - Мы лучше домой. Пошли, Мартин. - Отец велел за тобой присматривать, - упрямо стояла на своём Алисия. - Эд и Март отнесут домой то, что может испортиться. - Она начала пересортировывать свёртки и кульки, перекладывая их из корзины в корзину. Молоко, сметану, а также мясо и зелень девочка впихнула Эдвину. Мартину досталась небольшая плетёнка с яйцами. Тяжёлые овощи и крупы они с Тресом возьмут с собой и принесут домой позже. - Вот так, - сказала Алисия, подхватывая корзину и оставляя для храмовника короб. - Я готова. Трес ещё несколько секунд играл с ней в гляделки, нехорошо сощурившись, но довольно быстро понял, что девочка настроена решительно. - Ну хорошо, - медленно проговорил он, наконец. - Идём. Ты у нас девица умная и взрослая. За свои поступки отвечаешь сама. И понимаешь, что меня не развлекаться зовут. Потом, чур, не рыдать, не жаловаться и во сне ночами не орать. Он ещё раз, на всякий случай, кинул вопросительный взгляд на девочку, но та только решительно кивнула. На деле всё оказалось совсем не так страшно, как предсказывал Трес. Даже вообще не страшно. Донья Эстефания, доковыляв до нужного дома и сдав священника семье умирающего, сочла свой благочестивый долг выполненным сполна и удалилась. Для Алисии поставили удобный стульчик в прихожей, и она осталась караулить свой и Тресов мокрые плащи, корзинки и сумки, а сам он прошёл в соседнюю комнату, сопровождаемый двумя незнакомыми пожилыми валенсийками. Через двери был виден только угол кровати со смутными очертаниями тела, укрытого одеялами, и часть занавеса. Присев возле этой кровати на низенькую скамеечку для ног, Трес взял лежащего за руку, наклонился… и начал говорить. Напутствие было странное даже на первый взгляд. Трес ни о чём не спрашивал; наоборот, спрашивали его. Причём, чем больше он говорил, тем чаще звучали вопросы, сначала полные недоумения и даже недоверия, потом - откровенного удивления, постепенно становившегося… ощутимо радостным. При этом, спрашивал не только лежащий на постели (кто это - мужчина или женщина, с такого расстояния было не разобрать), но и обе пожилые валенсийки, которые сначала почтительно стояли у священника за спиной, а потом, сами не замечая, переместились к изголовью кровати, не только изумлённо слушая, но даже, время от времени, осмеливаясь перебивать. Они жадно внимали речам молодого священника, неосознанно комкая простыни, вытирая платками набегающие слёзы, и стараясь не рыдать… сквозь явную радость! Речь тамплиера постепенно от мягких, воркующих интонаций утешения, перешла на воодушевлённый рассказ. Со стороны это очень скоро стало выглядеть, будто Трес в лицах, с красками и эпитетами, повествует о каком-то недавнем приключении, полном весёлых и местами нелепых ситуаций. В какой-то момент пантомима перешла на уровень забавного анекдота; валенсийки немного ошалело, но искренне начали смеяться сквозь слёзы, а Трес - размахивать руками, показывая некий оживлённый диалог со спором и, похоже, даже взаимными оскорблениями спорящих. - И… - громко произнёс Трес, на мгновение останавливаясь перевести дыхание. Тут же закрыл глаза, выдыхая, и Алисии стала заметна лёгкая, почти невесомая волна, плеснувшая во все стороны от храмовника, будто пушинка от одуванчика упала в стоячий пруд. Трес открыл глаза, продолжая говорить, и вот с этого момента девочке стало откровенно не по себе. Потому что до сих пор храмовник обращался по очереди ко всем присутствующим, иногда даже беря их за руки, а теперь он смотрел не только на обеих женщин, но и в левый верхний угол потолка. Обе валенсийки, поглощенные своими переживаниями, даже не сразу это заметили. А уж когда заметили… - И не вздумайте её задерживать, дамы! - уже на пороге дома обратился к ним Трес, кутаясь в плащ, накидывая капюшон на голову и благосклонно позволяя целовать себе руки, не особо вслушиваясь в бесконечный поток вздохов и благословений. - Вёдра слёз ещё никому не приносили ни пользы, ни утешения. Другое дело… - Он понизил голос до шёпота и заговорщически улыбнулся обеим. - Другое дело - Благодарность! Вот об этом помните. Он кивнул им, закидывая за спину короб с овощами, бегло благословил женщин, высунув руку из-под плаща, и, уже сходя с крыльца, махнул идущей следом Алисии: - Как ты? Не очень устала меня ждать? - Совсем не устала, - ответила та, догоняя храмовника и пристраиваясь рядом. - Только соскучилась. Мне совсем было непонятно, о чём вы там разговаривали. И не видно почти ничего. И почему ты говорил о кошмарах? - с ноткой досады добавила девочка. - Там не было ничего, чтобы испугаться. Но эти люди, когда провожали тебя, казались очень довольными. Братец Трес, ты сделал для них что-то хорошее? Трес неопределённо повёл плечами под лямками тяжёлого короба. - Как говорится у нас в Священном писании, всякое дерево узнают по плоду его. То же самое и с делами. Не столь важно, ЧТО ты делаешь, сколь - ДЛЯ ЧЕГО. Вот я сейчас отправил на тот свет человека. Как ты считаешь, это благой поступок? В голосе бывшего храмовника, как ни странно, не было и намека на сожаление или хотя бы печаль. Наоборот, он точно с праздника возвращался. Алисия недоумённо хлопнула ресницами. - Но ведь ты не убивал его, братец Трес. Я же видела, - уверенно сказала она. - И оружия у тебя никакого при себе не было. И, ты говорил моим братьям, что тебя зовут к умирающему. А, раз этот человек и так умирал, то как же мог его убить ещё и ты? - Убить можно и без оружия, это ты, как маг, хоть и недипломированный, сама должна знать. А я и не говорю об убийстве. Я просто помог человеку переменить миры. Днём раньше, днём позже, - моя задача была организовать самый лучший момент для перехода. Лучший для всех, в том числе для родственников. - Он помолчал немного и добавил: - Я бы больше рассказал, но, боюсь, мало кто в Дариане это оценит. Так что, Алисия, попрошу тебя тоже особо не рассказывать о том, что ты сегодня увидела. Договорились? - Если ты помог этому человеку, значит, сделал благое дело, - пожала плечами девочка. - И, он ведь сам попросил о помощи? Я видела, как радовались его родные. Не понимаю, за что и от кого к тебе могут быть претензии. Но, если ты просишь, я никому ничего не буду рассказывать. - Тут она хитро прищурилась. - Однако, в следующий раз, если тебя к кому-то позовут, я тоже хочу пойти с тобой! Трес только усмехнулся: - Значит, Арчер не пристрелит меня на пороге. Он будет за мной по столице с арбалетом гоняться, чтобы я к его порогу, не дай Создатель, на перестрел не приблизился! - Не придумывай глупостей! - раздражённо нахмурилась Алисия, перекладывая корзину из руки в руку. - Отец, конечно, не одобряет ваши валенсийские заморочки, но убивать тебя точно не станет. Я же не собираюсь учиться у тебя. Мне просто любопытно. Один маг, друг дяди Эда, уговаривал меня идти учиться в Академию. Вот я и хочу посмотреть, будет ли мне интересно заниматься магией. - Поверь, магия Душ - не самый востребованный раздел. Но вот один из самых опасных точно. - Трес призадумался, потом кивнул: - Ну что ж, попробуй! * * * Капитан Фраэн стоял у окна и невидящим взглядом смотрел во двор, где на плацу муштровали новобранцев. Его рука безотчётно комкала полоску бумаги с наспех начертанными на ней символами. Шифрованное послание, что ему принесли некоторое время назад. Он перечитывал его снова и снова и никак не мог поверить в написанное. Не хотел поверить. Скрипнула дверь кабинета, за спиной раздались торопливые и очень знакомые шаги. Фраэн не шелохнулся, даже когда его обняли такие надёжные руки, а родной голос произнёс: - Нейт, что стряслось? Я почувствовал, что тебе плохо и сразу пришёл. Что бы ни случилось, помни - ты не один. Поделись со мной. Вместе мы справимся с любой проблемой. Фраэн выдохнул, и чуть шевельнул рукой, убирая ладонь с записки. - Вот, посмотри сам... Ульрик Миред взял листок. Шифр был ему знаком, поэтому проблем с прочтением не возникло. - Ты уверен, что это правда? - спросил он чуть изменившимся голосом. - У меня нет оснований не доверять источнику информации, - глухо ответил Фраэн. - Как это произошло? - Пока не известно. Это предварительная информация. Будет расследование. - И... что ты будешь делать? - Не знаю. Я там бессилен. Там будут работать маги, а нам остаётся только ждать. - Скажешь Тресу? Возникла пауза. - Нет, - наконец через силу выдохнул капитан лучников. - Почему? - Как я могу, Ульрик? У него уже уехал Вейн, и неизвестно, сумеет ли вернуться. Так ещё и сказать ему, что Фалерий пропал? Совсем выбить из колеи? Ты забыл, что тогда произошло в шатре? А если такое случится здесь, в городе? И рядом не будет сэра Рэйна, чтобы удержать его. - Прости, ты прав. - Капитан мечников покаянно склонил голову, уткнувшись носом в макушку любимого. - Значит, будем молчать? - Рано или поздно сказать придётся. - Фраэн со вздохом откинул голову на плечо Миреду и положил ладони поверх обнимающих его рук. - Но, сначала я хочу узнать результаты расследования. - Кто-нибудь ещё не может проговориться? - Нет. Знаем только мы с тобой и те маги, которых направили на расследование. - Хорошо... - Миред сжал объятия чуть крепче. Ему очень хотелось утешить Фраэна хотя бы поцелуями, но они сейчас на службе, где подобное недопустимо. Мечник сокрушённо вздохнул. - Фалерий был хорошим воином. Это большая потеря для нас. Мне очень жаль, Нейт... - Я знаю, Ульрик, я знаю... - голос лучника немного потеплел. - Спасибо за поддержку. Тёплые губы коснулись на мгновение его виска, кожа согрелась дыханием. - Мне... можно будет прийти к тебе сегодня вечером? Просто не хочу оставлять тебя одного после таких новостей. - Можно, - ответил Нейт. Он, в свою очередь, чуть повернул голову, так же на мгновение прижавшись щекой к щеке Миреда. И точно так же сожалея, что они не могут позволить себе бо́льшего. - Я буду ждать. И, Ульрик... - Да? - Спасибо, что ты есть у меня... * * * А дальше Тресу пришлось составлять расписание на каждый день, потому что он понял, надо как-то распределять нагрузку, в самом-то деле. Помимо помощи в трактире и упражнений на полигоне, к которым добавился Эдвин, категорически заявивший отцу, что он теперь будет ходить на стрельбы «всегда!», особенно с Тресом в качестве наставника, Мартин тоже не упускал своей очереди повиснуть с вопросами: «Научи меня, как сказать вот это!» И ладно бы только сказать, но разговорной речи Мартину было явно мало. Стоило Тресу однажды, вывалив вещи из мешка, забыть на кровати молитвенник, как мальчишка обрадовано в него вцепился с воплями: «Хочу читать и писать по-валенсийски!» Кончилось всё это дело тем, что Арчер, в одно прекрасное утро застав младшего за старательным переписыванием молитвенника в свою лучшую тетрадь, отозвал Треса на разговор. После чего последнему пришлось, в качестве искупления, сходить в лавку и приобрести специально для Мартина книгу валенсийских легенд и сборник стихов вполне приличного содержания. У Треса уже голова шла кругом, когда ко всем этим радостям начали добавляться просьбы своих же земляков-валенсийцев. На самом деле переселенцев из Валенсии в Дариане было не так уж и много. В столице они образовывали отдельную диаспору, жили скромно, во всем уважая законы этого государства, никаких публичных мероприятий не устраивали, справляя обряды своей веры исключительно в стенах дома. Валенсийская молодежь, влившись в дарианское окружение, постепенно перенимала местные обычаи, понемногу утрачивая интерес к внешней атрибутике ритуалов. Трес, со своей стороны, даже не думал продвигать в дарианской столице Златовратную религиозную доктрину. Тем более, что сам был, с некоторых пор, далеко не со всеми священными писаниями согласен. Но ортодоксальные валенсийские переселенцы, особенно, конечно, пожилые, жаждали утешительного слова и восприняли появление настоящего, хоть и беглого, Златовратного храмовника в столице как благой знак свыше. Новость о понятливом и благонравном молодом священнике разнеслась среди местных валенсийцев быстрее, чем иной королевский указ. Теперь не проходило и дня, чтобы Треса не призывали в какой-нибудь дом для проведения либо поминальной, либо заздравной службы. Он не отказывал никому, пользуясь тем, что Арчеру глубоко до флюгера, где там мотается беглый храмовник по несколько часов в день, главное, вечером всегда возвращается. Трес частенько задумывался о том, что, будь в столице Вейн - и кое-кому бы точно не поздоровилось. Вот Фалерий бы понял… Вздыхая и укоризненно качая головой, парень отправлялся к очередному «прихожанину», приводя соплеменников в восторг и каждый раз думая, что не так всё и плохо! Ну в самом деле, кому мешает, что люди радуются у себя в доме?... И, конечно, в каждой семье его старались накормить, угостить и ещё и с собой вкусностей навязать. От угощения Трес тоже никогда не отказывался по одной простой причине: совместно разделенная трапеза свято почиталась правоверными валенсийцами, как, практически, принятие в семью. Обычай, похоже, уходил корнями в неимоверно глубокую древность. Верховный Настоятель к подобным «вкушаниям» под кровом мирян относился с неодобрением, сам никогда нигде на банкет не оставался (только в крайних случаях, когда знатность прихожанина, либо ночёвка под чужим кровом не давали уважительного повода отвертеться). Но Тресу обычно не препятствовал. Ровно до того момента, пока вдруг не обнаружил, что в семьях, где молодому Распрямляющему случалось отобедать, столовые приборы, которыми парень пользовался во время трапезы, особенно, почему-то, кубки, начинали ставить на домашние алтари, почитая чудотворными. После чего Тресу было сделано соответствующее внушение, что, мол, негоже вкушать с кем попало. Возможно, именно по этой причине беглый храмовник сейчас оттягивался на полную катушку, зависая каждый день в каком-нибудь новом доме, мысленно роднясь со всеми подряд прихожанами и чувствуя себя на седьмом небе от сознания собственной пользы. Он с удовольствием благословлял всё, что его просили благословить, будь то дети, хлеб, огород или домашняя скотина (а порой и всё сразу), а подаренные в благодарность вкусности неизменно относил Арчеровой ораве, где это всё быстро подъедалось. В один из дней Трес ужинал в гостях у одного крестьянина, куда был приглашен не только ради исполнения заздравной службы, но и какого-то туманного «… если возможно, брат Трес, шоб с очищением». На уточняющий вопрос, что имеется в виду под «очищением», крестьянин долго мялся, ссылаясь на то, что не знаком с храмовой терминологией. По итогу, Трес решил его не мучить и посмотреть по обстоятельствам, может, болеет у них кто, мало ли. Хвала Создателю, все домочадцы были живы здоровы, но неприятный сюрприз Треса таки поджидал. Даже не успев разложить на домашнем маленьком алтаре принесенные с собой для богослужения вещи, парень почувствовал… сначала даже не понял, что именно. Не то воздух вокруг него сгустился, от чего стало немного сложно дышать. Не то что-то уплотнялось прямо тут, в доме, пытаясь обрести форму, и присутствие священника этому чему-то явно не нравилось…. Трес, несколько раз судорожно выдохнув, медленно выложил на алтарь ещё не разожженную курильницу. Потом сунул руку в свой мешок, вынимая первое, что попалось - глиняный чернолощёный стакан, который он обычно использовал для освящения воды. - Хозяин, - слабым голосом позвал он, стараясь не делать резких движений. И тут же добавил, тихо, но властно: - Самое большое ведро воды мне - живо! И, когда хозяин в спешке скрылся, молодой храмовник повернул голову и, прищурившись, оглядел столпившихся у дверей любопытных домочадцев. - Все - ВОН! И чтобы никто не смел приближаться к крыльцу, пока не выйду! Соседи-дарианцы с любопытством наблюдали: что это такое творится в доме через дорогу? Вся семья переселенцев-валенсийцев, дружно сбившись в кучку, сидела на огородных грядках, глядя на дом, словно чего-то ждала. Длилось это, впрочем, совсем не долго, никто не успел даже встревожиться как следует и вызвать стражу. На пороге показался юноша в белом, махнул им рукой, приглашая внутрь, и на том зрелище и кончилось. - Чего это они? - поинтересовалась у мужа соседка, наблюдавшая из окна кухни, попутно споласкивая тарелки. Тот только сплюнул: - Да, небось, опять какой-то день своей веры празднуют. Ну их. Спасибо и на том, что хоть молча. В доме крестьянина действительно молчали. Все потрясённо разглядывали облитые водой стены, местами даже потолок. Воткнутые прямо в паркет столовые ножи по углам; пятна копоти на оконных стёклах. Невозмутимый, как дарианский часовой, Трес оправил мокрые по локоть рукава белой жреческой рясы, задвинул ногой под стол пустое ведро из-под воды и, как ни в чем не бывало, пояснил: - Ну всё, а теперь займемся службой, как я и обещал. Позже, уже проводив молодого священника, жена хозяина дома, кутаясь в шаль, спросила мужа, (отвлекая того от размышлений, стоит ли, не смотря на лето, дополнительно протопить дом, чтобы высушить комнату; или, пусть оно своим порядком сохнет?), боязливо оглядываясь по сторонам: - Аугусто, а надёжно этот брат Трес дом-то освятил? Не вернётся ли? А то, молод он дюже. - Дак, где ж мне знать? - развёл руками её супруг. - Слухи про него ходят разные… Но, те у кого он побывал, хвалят. Особливо, донья Эстефания. А уж она-то знаешь какая. Все обряды назубок помнит. Говорит, парнишка этот всё правильно делает, как положено. - Да ведь мы-то и не видели, что он тут делал? - продолжала сомневаться женщина. - Я видел! - влез в разговор самый младший из отпрысков большого семейства, мальчуган лет восьми. - Да когда же, Пабло? - изумились родители. - Пока вы на грядках сидели! - похвалился сорванец. - Все сидели, а я к окну огородом прокрался. И заглянул. И увидел такооооооое! - Вот, прости Создатель, несносный олух! - забранилась мать, хватая сына за ухо. - А если бы ты своим присутствием обряд сорвал?! Или, не доведите Хранители, навредил себе?! - Ай! Ой! Матушка! Не надо! Я не хотел! - Погодь, Адора, - перехватил её руку хозяин дома, не давая супружнице хорошенько оттрепать Пабло за непослушание. - Пусть расскажет, что он там увидел. Ну, сынок? Хлюпая носом и держась за пострадавшее ухо маленький сорванец начал говорить… Трес. ...Шишига... Мои губы сами собой расползлись в хищной улыбке. Теперь становилось понятно, почему хозяин ни словом не упомянул о своей проблеме. О таком вслух не говорят. Чтобы не накликать... Накликивать, впрочем, было просто дальше некуда! Максимальный уровень полноценного, хорошо вызревшего шишиги давил на уши не хуже высокогорного воздуха, только снаружи. Я их всегда терпеть не мог. С детства вообще боялся. Пока однажды Отец Настоятель не засунул меня, мелкого, - реально, причём, засунул, в прямом смысле, - в один дом, где я с перепугу развоплотил своего первого шумного духа. После того памятного случая я уверовал в собственные силы, и с тех пор ещё не бывало в моем присутствии такого духа, с которым бы я не справился. Однако же, моя ненависть к шишиге никуда не делась, с годами только окрепнув. Оставался ещё вопрос, почему хозяин, подцепив неизвестно откуда шишигу, обратился к священнику, а не к магу. Ну, это дело десятое. Закатав до локтя рукава белой, в лучших жреческих традициях, рубахи, я зачерпнул из ведра полный кубок и приготовился. Для начала надо было проверить, точно ли здесь орудует шумный дух, а не чьё-то неугомонное привидение или ещё какая-нибудь пакость. Надо было развести его на проявление. А что больше всего выбешивает подобную нечисть? Правильно: угроза и беззащитность. Угрозу я представлял нешуточную даже в спокойном состоянии. Оставалось прикинуться беззащитным. Выдохнуть, расслабляясь. Мысленно развеять, сделать невесомыми и прозрачными наружные слои ауры. Ну, вот он я, гляди! Такой сильный и такой дурак. Как палочка, засунутая в шмелиное гнездо. Приманка, за которой не ощутить крючка. Шишига оказался действительно хорошо вызревший, на славу откормленный страхами всей семьи. Я бы сам испугался. Лет пятнадцать назад. Кто хочешь испугается, когда в тебя летит кухонный нож, посуда, какие-то ещё вещи, причём, замечаешь их уже в полёте! Я привычным движением обдал первую партию летучих предметов водой из стакана, размахнув ее по горизонтальной дуге. Всё, что соприкоснулось с водой, тотчас осыпалось на пол. Подобрал нож: даже ручка ещё теплая, поди ж ты, какая дрянь! И сразу, даже не присматриваясь, влил в этот нож собственную энергию Распрямляющего. Вот только попробуй теперь! Оно попробовало. Я азартно кинулся в атаку, метаясь, как заяц, по всей комнате, вводя в заблуждение поднятые вдогонку вещи, то и дело хлестая водой где ни попадя, особенно, если вдруг начинало ещё и загораться. Шумный дух последней, самой опасной стадии, когда умеет не только бросать, но и поджигать. Меньше всего меня заботило, что будет с вещами бедного крестьянина, от души облитыми водой, но, честно, это была совсем не великая цена за избавление от шишиги. Добротно намоченные вещи сорваться в полет уже не могли; я искал глазами и внутренним чутьем источник всего этого проявления. Дверь, ещё дверь, окно, печь, соседняя комната, крышка в погреб... хм. На мгновение остановившись у противоположной стены, я с интересом присмотрелся к спуску в погреб. Пожалуй что там. Внутренний голос не возражал. Ну и отлично! Оставалось пригвоздить шишигины проявления в этой комнате, что называется, "распять его за все четыре ноги", чтобы не мог больше беситься и не бросил мне чего-нибудь в спину, пока я буду перерубать «якорь». Благо, ножей в этом доме хватало. Тот, который уже был у меня в руке, отправился прямиком в один из углов комнаты. - Exorcizamus te, - выдохнул я тихо и злорадно, втыкая острие в деревянную плашку паркета. На грани подсознательной слышимости что-то завыло и заерзало. А вот хрен тебе! И ещё один нож, предварительно вместе с рукоятью окунутый в святую воду! - Exorcizamus te! Второй, третий и четвёртый ножи были точно так же воткнуты мной по всем четырём углам. Оставалось отдышаться, вытереть с лица и рук водяные брызги и приступить к главному. Я не знал, кто или что у них там было в погребе, и знать того не хотел. Достаточно было того, что "якорь" шишиги - источник проявления шумного духа, - находился именно там. Усевшись на мокрый пол рядом с закрытым люком, я положил обе руки ладонями на его крышку и закрыл глаза, мысленно нащупывая тот самый энергетический "канат", на котором держалось всё проявление. Ага, нашёл! Теперь дело за малым: дать волю своей энергии Распрямляющего, запустив ее по этому самому канату прямо в сердцевину якоря. С глубоким моральным удовлетворением я слушал, как неслышимо тренькают, разрываясь, составные волоконца "каната"; дождался, чтобы их осталось меньше половины, и развел энергию Выпрямления в стороны, начисто отсекая "канат" от источника. В погребе стало тихо. И чисто. Прислушавшись и, на всякий случай осмотревшись, я убедился, что шишигино проявление уничтожено полностью, без малейших остатков. Ну, что ж! Можно звать хозяев. Ай да я молодец! Мысль о том, что же за гадость осталась у хозяина в погребе – мелькнула и исчезла, так мыслью и оставшись. Какое мне, в сущности, дело до недоброжелателей, подкинувших в этот дом шумного духа? Пусть Аугусто сам разбирается, с кем он до такого «подарочка» не поладил. Я свою миссию выполнил, и даже более того: договаривались мы с ним на очистительную церемонию, а в результате пришлось заниматься полноценным экзорцизмом. Дом этот я, как и было условлено, не только очищу молитвой, но и вообще полностью переосвящу: расходников хватит, а святой водой я тут и так уже все стены вымочил и пол до фундамента. Я уже шел к двери, когда краем глаза заметил мелькнувшую в окне лохматую детскую макушку. О! Никак, хозяйский мелкий подглядывал? Ну… Оставалось только вздохнуть и покачать головой. Говорил же – не приближаться! На счастье пацана, ничего действительно страшного на сей раз не происходило. По моим меркам, конечно. * * * Сюда Треса тоже привела неугомонная донья Эстефания, которая, похоже, была в курсе всех дел своих соотечественников в городе. Дом был не сказать, чтобы маленький, но какой-то неряшливый. С покосившимся забором, облупленными стенами, обшарпанной дверью... Внутри дело обстояло лишь не намного лучше. Мебель и прочая обстановка была добротной, но довольно старой и обтрёпанной. Видно было, что когда-то эта семья знавала более обеспеченные времена. Женщина, встретившая их внутри дома, тоже выглядела измождённой. В чертах лица застыла горькая обречённость. Чувствовалось, что она почти смирилась с неизбежным. Но надежда ещё тлела в сердце, и эта надежда сейчас смотрела на бывшего храмовника из её глаз. - Вот, Тонья, - проскрипела донья Эстефания. - Привела я того, о ком Марте рассказывала. Он - хороший мальчик. Не гляди, что такой молоденький, он уже Предстоятель Златовратного Храма. И знающий, к тому же. Это он у Аугусто-плотника шишигу извёл, и вам поможет, если Создателю будет угодно. - Младший предстоятель, - скромно уточнил Трес, вежливо поклонившись. - Донья... Антония, правильно? Пожалуйста, проводите нас к девочке. Я не обещаю вам чуда, но постараюсь сделать всё, что в моих силах. И расскажите, как ваша дочь заболела. Эта история, к сожалению, не изобиловала подробностями. Мать девочки и сама толком ничего не знала. Дочь росла весёлой, здоровой и любознательной. Просто с какого-то момента начала слабеть. Незаметно, исподволь, день за днём силы ребёнка и жизнерадостность таяли. Сначала это списывали на недостаток фруктов, потом решили, что не хватает солнца и свежего воздуха. Далее уже забеспокоились и начали ходить по целителям, даже нескольким магам показывали... Всё без толку. Целители прописывали укрепляющие настои и отвары, капли, пилюли. Маги обследовали ребёнка, но ничего не обнаружили. Ни точно определить болезнь, ни назвать причину, от которой чахнет девочка, они не смогли. За два года у доньи Антонии от дочери осталась лишь блёклая тень. И даже самые оптимистичные прогнозы не обещали её жизни дольше пары месяцев. Если поначалу у Треса была мысль вежливо отвертеться, под предлогом, что он не целитель, то при виде девочки мысль эта стыдливо съёжилась и уползла. Маленькое исхудавшее тельце под слоями одеял. Полупрозрачное личико, утопавшее в подушках. Тонкие пальчики, перебирающие бахрому покрывала. И глаза... Казавшиеся огромными, они смотрели неожиданно осмысленно и с такой ВЕРОЙ в помощь, что Трес сломался. Язык не повернулся отказаться. "Будь, что будет", - решил он, останавливаясь возле кровати и закатывая рукава. - "А я сделаю, что смогу". Ему не было нужды читать заклинания, делать движения руками или вообще как-то воздействовать. Он просто закрыл глаза и выдохнул, привычно представляя, как раскрываются невидимые двери души и ума, как всё вокруг становится прозрачным и чётким одновременно, понятным до самых основ и способов сотворения. И тут… Он увидел ЭТО так ясно, словно мог потрогать руками. Увидел, как эта тварь, сидя над сердцем девочки, медленно пульсирует, вытягивая и без того невеликие крохи жизненных сил ребёнка. Трес отступил, потирая пальцами зудящие глаза и понемногу восстанавливая дыхание. - И никто из магов не видел, в чём проблема? - обратился он к женщине, безмолвно замершей в дверях комнаты. Донья Антония покачала головой: - Никто. Трес нахмурился. - Дайте мне чернильницу, перо и бумагу, - попросил он. - Я хочу пригласить сюда одного... друга. Отнести записку по адресу было поручено Алисии. Девочка снова увязалась за ним и соседкой-бабулей под привычным предлогом, что отец ей поручил приглядывать за гостем. К счастью, господин Ольрис Радан оказался дома, и юной барышне Алисии Арчер не пришлось бегать в его поисках по всему городу или ждать на пороге. Серый Мыш с непередаваемым чувством смотрел на записку, гласившую: "Ольрис, нужен твой совет. Пожалуйста, приходи. Всё объясню на месте. Трес" Маг в этот момент как никогда понимал Вейна, отшлёпавшего это валенсийское недоразумение. - Во что ещё он успел встрять? - возмущался Ольрис, собираясь. - На пару дней невозможно одного оставить! Шнурок, отзываясь на негативные эмоции хозяина, вторил ему недовольным резким шипением. Впрочем, отказаться маг и не подумал, себе дороже выйдет в результате. В конце концов, если там окажется что-то незначительное, он сумеет стребовать с Треса компенсацию за потраченное время. Вон, у него ещё несколько фолиантов на древневаленсийском лежат, перевода дожидаются. - Ольрис! Как хорошо, что ты пришёл! Трес так кинулся ему навстречу, что Мыш не сумел удержать суровую мину. - Пришёл, куда ж я денусь, - фыркнул он, оглядываясь по сторонам, чтобы понять, в чём причина такого поспешного вызова. - Что ты уже успел учудить? - Не я. - Трес замотал головой, и, схватив мага за рукав, потащил за собой к кровати в дальнем углу комнаты. - Вот! Мать ребёнка говорит, что показывала её магам, но никто из них не увидел проблемы! Посмотри и ты, ты же лучший! - Ну, не сказал бы, что прям лучший, - самокритично ответил Ольрис, поддёргивая рукава. - Есть в Ковене ничуть не хуже меня специалисты. Но, я так полагаю, речь шла не о них. Он протянул ладони, медленно поводя ими над больной девочкой. Что-то он определённо чувствовал, но так нечётко и неопределённо, что стало понятно, почему обследовавшие ребёнка маги ничего не обнаружили. - На первый взгляд, здесь только повышен уровень некротической энергии. Повышен не особо значимо, как если бы рядом просто было кладбище, - задумчиво произнёс он. - Но здесь город, и, насколько мне известно, кладбищ рядом нет. И под домом захоронений тоже нет, ведь правда? - Мыш остро глянул на женщину, так и стоявшую в дверях. Та поспешно отрицательно замотала головой. - А что чувствуешь ты? - обратился он к храмовнику. - В том-то и дело, что я не чувствую. Я вижу, - серьёзно ответил Трес, не открывая глаз. - Вижу эту тварь. - Ага, вот как... Ольрису понадобилось несколько раз сменить спектр магического зрения, прежде чем ему тоже удалось что-то разглядеть. - Вот здесь? - спросил он, зависнув ладонью над областью сердца девочки. - Тёмное мохнатое пятно, да? Или ты видишь это иначе? - Похоже на мохнатую пиявку, - подтвердил Трес. - Ты знаешь, что это такое? - Он с надеждой взглянул на мага. Мыш покачал головой. - Мне подобное ещё не попадалось. И описаний ничего похожего я не припомню. - Его глаза зажглись азартом. - Я должен заполучить этого душееда для исследования! - Эммммм... - смущённо произнёс Трес. - Ольрис, но я не смогу изловить эту мерзость. Я могу только уничтожить её, - и развёл руками в ответ на вопросительный взгляд. - Меня не учили магии, как тебя. Такие сущности очень цеплючие. Едва я отторгну её от ребёнка, как она тут же попробует вцепиться в кого-нибудь рядом. Чтобы не допустить этого, её придётся уничтожить. - О, ну тогда я буду тебе помогать, - беззаботно ответил Мыш, снимая с пояса сумку и начиная в ней копаться. - Ты отцепишь тварь от девочки, а я - поймаю её. На столе рядом с сумкой, на глазах изумлённых зрителей, постепенно вырастала горка вещей, даже на первый взгляд превышающая размеры этой самой сумки. Несколько толстых фолиантов, какие-то свитки, связка амулетов, тщательно закупоренный чернильный прибор, целая батарея скляночек и флакончиков, свёрнутый дождевик... - Да где же оно! - бормотал маг, залезая в своё многомерное творение уже по локоть. - Опять на самое дно завалилось! - Тебе раньше Пушок помогал. - Трес покосился на шнурка, что тряпочкой свисал с шеи хозяина. - Он и помогает доставать всякую мелочь, - отозвался маг. - А эта вещь массивная, Пушок её просто не утянет. - Ну, тогда бы список завести, - предположил храмовник. - И заклинание, чтобы нужная вещь, пронумерованная по списку, попадалась. - Ага, и первое, что я тогда буду искать в сумке, это сам список! - раздражённо закатил глаза Ольрис. - О! Ну наконец-то! - Он победно выдернул руку с небольшой, но увесистой, странной и сложной конструкцией из переплетающихся серебряных проволочек, кристаллов и закреплённых артефактов, окружавших прозрачную сферу. - Ну, значит так, - деловито продолжил маг, что-то настраивая и устанавливая ловушку на спинке кроватки. - Ты выгоняешь этого душееда из ребёнка, а я его ловлю. Всем остальным, - он обернулся к зрителям, внимающим в безмолвном благоговении. - Выйти из комнаты и закрыть дверь. И не входить, пока мы не позовём. - Я могла бы остаться и помочь, - нерешительно заикнулась Алисия, молитвенно сложив руки. - Я ведь тоже немного могу видеть! - Нет! - категорически ответили сразу оба. - Это слишком опасно, - начал объяснять Трес. - А я обещал твоему отцу, что мы ни в какие безрассудства встревать не будем. Мыш скептически фыркнул, но, со своей стороны присовокупил: - У тебя нет магического образования. Ты не учишься в Академии. Так что, твоё место сейчас за дверями, вместе с другими гражданскими. - Трес тоже не учился в Академии! - попыталась возразить Алисия. - У него было частное образование. Он имеет право здесь находиться, - парировал Ольрис и указал на дверь. - А твоё место там. Девочка, надувшись, вышла. Маг оглянулся, убедившись, что все домашние исполнили его распоряжение, посмотрел на Треса и кивнул. - Начинай... - Угу. Трес мгновенно переместился в изножье кровати, встав прямо на виду у девочки, снова закрывая глаза. Постоял так некоторое время, внутренне настраиваясь. Потом чуть развёл руки в стороны, совсем немного, как если бы он собирался подпрыгнуть. Для него это была обычная рабочая стойка, и так, к слову, работали с тонкими планами все Распрямляющие. Они не применяли заклинаний или магических ударов; не пользовались артефактами. Они сначала открывали Путь. А потом выпрямляли его. Или заворачивали, - это уж смотря по обстоятельствам. И без разницы кому - человеку ли, животному, или застрявшей между измерениями душе, или любой другой форме жизни. Трес не двигался, даже почти не дышал, но вооруженному магическим зрением Мышу стало заметно, что тварь точно приподнимают две ладони - медленно и деликатно, но неумолимо; и одновременно словно перерезается связь с телом девочки, а того более - с её душой. Трес словно нашаривал и вынимал одно за другим серые щупальца, глубоко увязшие во внешних и внутренних энергетических оболочках. Даже если родные девочки и подглядывали сквозь неплотно сомкнутые двери, они бы не увидели и десятой доли того, что творилось там на самом деле. В магическом континууме вокруг всё полыхало от исходящей Силы, а тварь верещала, как резаная, даром, что никакого рта у неё не было. Когда дело доходило до серьёзной работы, с Ольриса мгновенно слетала его обычная насмешливость. А чёткие экономные действия показывали, за что он считался одним из лучших выпускников Академии. Мыш внимательно и с интересом следил за каждым видимым и невидимым движением Треса, уже прикидывая, как впоследствии выжать из храмовника все подробности методики и можно ли её использовать обычным магам. Впрочем, это не мешало ему подготовить энергетическую петлю, и, едва тёмная сущность отлепилась от груди ребёнка, захлестнуть её, словно арканом, не позволяя ни вернуться обратно, ни рвануть внедряться в кого-то ещё. Дальше уже было дело техники: оглушить тварь заклинанием, подтянуть к ловушке, направить, предоставив всосаться в хрустальную сферу, и запечатать. Амулеты на ловушке сменили цвет, показывая, что выработались до конца, и Мыш приподнял в ладонях шар с неистово крутящимся внутри тёмным сгустком, удовлетворённо разглядывая. - Не урони! - тяжело переводя дыхание, вытолкнул из себя Трес. - Не переживай, - отмахнулся маг. - Это зачарованное стекло, не бьётся. Он бережно положил сферу в карман мантии, а после отошёл к столу, начиная перебирать скляночки и флакончики. - Кстати, - предупредил Мыш. - Я обязан доложить о происшествии в Королевский корпус магов. Во-первых, пусть обследуют здесь всё, ведь откуда-то эта тварь взялась и прицепилась к ребёнку. Во-вторых, пусть нормального целителя приставят, чтобы подлечить девочку. - Донья Антония говорила, что у них нет денег на магов и целителей, - заметил Трес. - А те, кого они имели возможность пригласить, ничем не помогли. - Это вообще ни в какие ворота! - согласился Ольрис. - Я расспрошу мать девочки, кого именно они приглашали. Если это были шарлатаны, то их следует строго наказать. Если это были маги с лицензией, то они должны были передать сведения о таком случае в Академию и расследовать. Я подниму архивы, и если обнаружится, что такое обращение проигнорировали... кому-то очень не поздоровится! - глаза его зловеще блеснули. - Ну и третье, - продолжил он. - Тебя нужно зарегистрировать в городском реестре, как экзорциста довольно высокого уровня. Твои методы изгнания сущностей отличаются от общепринятых, но это потому, что у тебя школа другая. Главное - результат, а в эффективности твоего метода я сам убедился. Ольрис выбрав пару штук флакончиков, оставил их на столе вместе с наспех накарябанной инструкцией по применению. - Передай это матери девочки, - сказал он Тресу. - Пусть даёт ребёнку, как написано. Это поможет ей окрепнуть, пока целители не возьмутся за дело. - А зачем тебе вообще этот… шишеед? - Трес с большим сомнением покосился на магов карман. - Я бы его сразу грохнул. Не дай Создатель - вырвется… - Так и я с ним играться не собираюсь, - рассеянно пояснил Мыш, не глядя сгребая все свои вещи обратно в сумку. - Я собираюсь эту тварь исследовать, чтобы разработать действенный метод их выявления и уничтожения. А вырваться оно не сможет. Там, на ловушке, такая защита стоит, что выдержит, даже если я умру. И, кстати, - маг зачем-то погладил карман, где лежала ловушка, и, не сдержавшись, смешливо фыркнул, - это создание называется душеед. Хотя, я бы не отказался, если бы оно питалось шишками. - Ну, шишками так шишками, - согласно кивнул Трес. – Шишееды – они такие! …А к концу недели донья Эстефания принесла Тресу благодарственный подарок от валенсийской общины: в вышитом белым по белому шёлковом платке лежал серебряный кубок. Точно такой же формы, как тот глиняный, в котором Трес на службах освящал воду. Парень хотел было отказаться, но, встретившись глазами с бабкой, понял, что лучше промолчать. Иначе следующим даром к кубку будет серебряное ведро. «Впрочем, - подумал он чуть погодя, - если мне предстоит работать в отряде штатным экзорцистом, серебряное ведро лишним не будет!» И пошёл к уже знакомому мастеру, тому самому, что сделал ремень, украшенный магическими жуками. Уж этот-то серебряному ведру не удивится!