the clouds above will sing

Тайлер затягивается и выдыхает дым в лицо Джошу Дану, сказавшему какую-то глупость.  — Это так не работает, — шутливо-возмущенно произносит тот, отмахиваясь от дыма и отходя назад. — Знаешь, я знаю, чем мы можем заняться.  — И чем же? — брюнет вопросительно вскидывает брови, тоже отходя назад.  — Мы, типа, ничего друг о друге не знаем, так что было бы неплохо…  — Что-нибудь узнать.  — Верно. Тайлер кивает и принимается что-то искать в карманах своих джинсов. И находит: это маленький мяч-попрыгунчик.  — Ты говоришь что-то и кидаешь его мне, я говорю что-то и возвращаю его тебе. Игра такая.  — Впервые слышу.  — Потому что я только что это придумал, — он улыбается, и парень цветок невольно улыбается в ответ. — Так что, ничего не имеешь против?  — Неа. Ты первый. Брюнет закатывает глаза, вертя мячик в руках и размышляя.  — Я атеист. Настал черед бровей Джоша Дана удивленно взлететь, на что Тайлер только смеется:  — Шутка. Я праведный христианин и, эм, иногда пишу стихи, ну, ты знаешь, чтобы избавиться от плохих мыслей, — красноволосый кивает, — и они часто получаются… довольно невеселыми. Дин видел некоторые из них, но настоящая депрессия от семидесяти баллов по Зунгу там — обычное дело, и об этом даже он не знает, — Тайлер кидает мячик в парня. — Твоя очередь. Тот задумывается.  — На самом деле я брюнет. И Тайлер закатывает глаза:  — Я тебе душу открыл, а ты мне про цвет волос. И Джош Дан закатывает глаза в ответ:  — Я в них тоже всю душу вложил! Держи свой кретинский мяч. И Тайлер держит свой кретинский мяч и говорит:  — Я влюбился в Дина в тот самый момент, как впервые его увидел, и, собственно, примерно тогда и понял, что девушки меня никоим образом не привлекают. И Тайлер передает свой кретинский мяч Джошу Дану. И Джош Дан говорит:  — Мы с Дином сблизились на почве того, что оба были жертвами гомофобии. И Тайлер недоуменно смотрит на него, а потом его взгляд проясняется:  — То есть, ты тоже…  — Ага, — он усмехается, — наверное, это самый странный каминг-аут в моей жизни. И Тайлер фыркает в ответ:  — Наверное. За следующую сигарету Джозеф узнает о парне-цветке много нового: его любимые группы — Blink-182 и Green Day, он ненавидит кофе и обожает любой чай (только, разумеется, качественный), у него много веснушек, за тоннели (Тайлер заметил их лишь тогда, когда сам Джош Дан упомянул об этом, и сделал вывод, что надо перестать смотреть лишь на волосы) его чуть не выгнали из дома, что у него есть татуировка…  — Покажи, — тут же выпаливает брюнет, на что получает странный взгляд. Джош снимает толстовку и закатывает длинный рукав футболки, демонстрируя рукав. — Круто.  — Он еще не совсем доделан, — парень-цветок пожимает плечами, — но скоро будет еще круче. Тайлер тянет руку вперед.  — Можно?  — Конечно. Он проводит пальцами по изображенному дереву и вселенной на плече Джоша Дана, почему-то глупо улыбаясь. Это выглядит потрясающе — так он и говорит. Еще он говорит, что, должно быть, его мастер — сам господь, спустившийся с небес, и еще говорит, что он часто любит ходить в лесу недалеко от его дома и рассказывать деревьям то, что не может рассказать людям, и они часто бывали там вместе с Дином. Джош Дан внимательно слушает, кивая, а затем прижимает Тайлера к себе, заключая в крепкие объятия и пряча лицо где-то на его плече, на что тот только вздыхает и обнимает в ответ.  — Ты дрожишь. Парень-цветок кивает:  — Знаю. Извини.  — Все в порядке. Тайлеру послышался тихий всхлип, но он невозмутимо списывает все на ветер, только прикрывая глаза и понимая, что вот оно, то, чего ему не хватало, то, ради чего он проживал весь этот кошмар. Джош понимает, Джош всё понимает, наверное, даже лучше самого Джозефа, Джош всегда понимал, и от осознания того, что брюнет умудрялся избегать его все эти долгие несколько дней, ему становится только хуже, так что сейчас он может только сильнее сжать парня-цветка, что ниже его лишь на несколько сантиметров и куда шире в плечах, но сейчас кажется очень маленьким.  — Пойдем в Тако Белл?  — Пойдем. Джош Дан показывает короткую дорогу до спасительного ресторана, и весь путь они молчат: парень-цветок пытается незаметно утереть слезы, а Тайлер делает вид, что у него отлично получается. Внутри заведения буквально никого, и они, сделав заказ (Джозеф несколько раз повторил, что внутри его тако не должно быть никаких томатов), садятся на диванчики напротив друг друга и смотрят в противоположные стороны, прерываясь лишь для того, чтобы забрать еду. Когда тишина становится слишком жестока, Джош Дан нарушает ее, разворачивая тако. Тайлер вздыхает.  — Я не верю, что он мертв, — говорит он, отпивая немного купленной ими одной на двоих колы, — ты понимаешь, я просто… будто живу в идиотском кошмарном сне, где мне снится один и тот же идиотский кошмарный сон.  — Ты тоже его видишь? — он кладет тако обратно, так и не откусив от него. — Мне ужасно страшно закрывать глаза, я… каждый раз…  — Ты был там? Джош Дан кивает, и Тайлеру вдруг захотелось обнять его еще сильнее, ему захотелось сказать что-то в духе: «О господи, мне жаль», но он говорит:  — Как это произошло? Джош Дан молчит довольно долго. — Я… в очередной раз пытался помириться с ним и шел с ним до самого дома, пытаясь в чем-то убедить, и… — он проводит рукой по волосам, вздыхая, — мы переходили дорогу. Откуда-то выскочил этот уебок, и Дин отпихнул меня. Тайлер спрашивает себя, как в трех предложениях можно убедить то, что сломало его жизнь.  — Надеюсь, — он поднимает колу, чокаясь с воображаемым стаканом красноволосого, — в раю есть газировка.  — И хорошие сигареты.  — И тако. Потом Джош все же возвращает Тайлера домой, ибо «я боюсь твою маму», и брюнет наблюдает в окно, как он уходит, буквально чувствуя, как его спину прожигают взглядом. — Мам? — парень поворачивается. — О, папа. Здравствуй.  — Молитва перед сном, — напоминает тот, хмурясь.  — Я всегда молюсь перед сном. «Ложь».  — Часа в три ночи? Надо ложиться спать вовремя, Тайлер.  — Ты собираешься отправить меня в кровать в одиннадцать вечера?  — Да, собираюсь.  — И в этом заключается вся ваша помощь? — парень усмехается. — Это не помогает, если ты не знал, это нихрена, черт возьми, не меняет!  — Тайлер, успокойся, помолись и ложись спать.  — А если я не хочу? — из ниоткуда взявшийся гнев буквально сжирает его изнутри, заставляя кричать. — Я не хочу спать, я не хочу опять видеть чертов кошмар, из которого нет выхода, потому что Дин умер!  — Это истощает тебя, поэтому тебе надо больше спать.  — Я не хочу спать больше, я хочу, чтобы это всё закончилось!  — Тайлер… Он падает на колени, пряча лицо в ладонях и тихо всхлипывая.  — Папа, я просто хочу, чтобы все закончилось. Не подходи… уйди. Уходи. Пожалуйста. Оставь меня одного. «Не оставляй меня одного». Его отец все же уходит, и Тайлер беззвучно воет, заваливаясь набок с глухими рыданиями, истерично оттягивает волосы, царапает голову, царапает лицо, жмурясь и открыв рот, но так не выдавив и не звука. Он не может кричать, не может, даже если и хочет, даже если это единственное, что хоть немного сейчас поможет; Тайлер перекатывается на другой бок, ударяясь позвоночником о край своей кровати, и тихо шипит не то от боли, не то от досады из-за такого происшествия, не то от всех своих эмоций, он не может дышать, хоть глубоко и медленно, хоть быстро и мало, он не может раскрыть глаз, он не может, не может, не может… Когда раньше такое происходило, рядом всегда оказывался Дин, он садился рядом и обнимал парня, заставлял его дышать, заставлял его открыть глаза и посмотреть на него, и сейчас его здесь нет. В самый тяжелый час он не появится, и осознание этого заставляет Тайлера буквально бить кулаками в стену от безысходности. Он не выживет один. Он не выживет. Не выживет. И Дин больше никогда не улыбнется. Не сыграет с ним на барабанах. Не поможет ему и не попросит помощи. Не сможет исполнить ни одно из своих мечтаний. Тайлер кричит. Это помогает, это отпускает его, и он снова может дышать, открыть глаза, хоть из-за слез ничего не видно, он может что-то почувствовать. Он забирается на кровать и, жадно допив всю воду из стоявшей там бутылки, отрубается, едва его голова касается подушки. На следующий день у него ужасно болит голова, так что просыпается парень довольно рано: судя по тишине, даже сестра и братья еще не встали. Это хорошо. Сейчас тишина добра. Он осторожно подходит к своему столу, тихо доставая себе лист бумаги и ручку, задумчиво вертя все это в руках и думая. Тайлер не был на похоронах Дина — не смог заставить себя прийти, лицезреть его семью, всю эту атмосферу и самого несчастного человека. Хотя у него была заготовлена речь, хорошая речь, красивая речь… Он буквально выучил ее наизусть, так что сейчас старательно переписывает, чтобы буквы можно было разобрать, чтобы все было понятно и красиво. Есть ли тут где-то рядом центр печати, где можно это заламинировать?.. Его прерывает стук в комнату.  — Спишь?  — Нет, — вздыхает брюнет, преодолевая невероятно долгий путь до двери и открывая ее. — Мам? Привет. Тут есть рядом центр печати? Мне надо листок заламинировать. Женщина рассеянно пожимает плечами.  — Не уверена, что могу ответить на этот вопрос в семь утра. Раз уж ты проснулся… будешь завтракать? Остальные уже встали.  — Думаю, не откажусь. За столом непривычно тихо. Тайлер невозмутимо ест омлет, делая вид, будто не видит, как вся остальная семья сверлит его взглядом (даже маленький Джей, которого наверняка в случившееся не посвящали, но который совсем не понимает, что стало с братом), и его, кажется, сейчас стошнит.  — Почему вы все на меня так смотрите? — вздыхает брюнет, откладывая вилку в сторону и обводя взглядом семью. Зак тут же ставит свою посуду в мойку и уходит, пробормотав, что ему надо собираться, Джей, подумав, идет следом просто потому, что с Заком куда спокойнее, чем с нервничающими родственниками, Мэдисон спрашивает брата, почему он такой грустный. — Тебе разве не рассказали, Мэдди? — девочка мотает головой. — Помнишь Дина? — она кивает. — Дин мертв.  — Так, всё, Мэдисон, иди собираться, — хмуро произносит их отец, поднимая дочь со стула и мягко направляя в сторону коридора. — А то опоздаешь, Зак и Джей вот уже ушли.  — Мертв? — тихо спрашивает она.  — Мэдисон, собирайся!  — Мертв, — так же тихо подтверждает Тайлер. Его сестра уходит, отец только вздыхает, проводя ладонью по лицу.  — О чем ты думал?  — Ей одиннадцать, имеет право знать.  — Тайлер…  — Джей, может, еще и маленький, а Мэдди точно нет, и она всегда любила проводить время с Дином, и… От приступа гнева Тайлера его родителей спасает звонок в дверь. Парень глубоко вздыхает.  — Я открою, — правда, его уже опережает Зак, который только кивает и, поздоровавшись с кем-то, отходит в сторону:  — Тай, к тебе. Он мило улыбается родителям и идет к двери, ожидая увидеть там кого угодно, хоть Джоша Дана, но…  — Привет, Тайлер, — стоящей на пороге женщине чуть больше сорока, она очень рано поседела и совершенно не походила на ту версию себя, что парень видел еще с пару недель назад.  — Миссис Купер, — говорит он не то с удивлением, не то с каким-то чувством вины. — Зайдете?  — Нет, я быстро, — она пробегает по старшему из детей Джозефов усталым взглядом своих голубых глаз, которые ему всегда безумно нравились, — мы… разбирали вещи Дина, вернее, я разбирала, просто… не могла спокойно проходить мимо его комнаты и знать, что там все как будто он еще жив. На заднем плане материализуется мать Тайлера, и он тут же проклинает все на свете за это. Мысленно.  — Миссис Купер! Заходите, у нас есть еще кофе, — в ответ вошедшая лишь усмехается.  — Хорошо, убедили. Тай, возьми коробку, — женщина проходит на кухню за миссис Джозеф. — Так вот, я разбирала вещи Дина и нашла довольно много всего, что, как мне кажется, должно остаться у тебя. О, как много кофе, — садится за стол, — спасибо, Келли. Тайлер садится рядом, держа в руках коробку, проводя по ней пальцами и понятия не имея, хочет ли он знать, что там внутри. В итоге открывает: там находит фотографии, все милые вещи, что он дарил Дину, но пока эмоции отступили, и на дне лежит что-то интересное… Два заклеенных конверта, один — для него, другой — для парня-цветка.  — Тут сказано, что это для Джоша, — он осматривает конверт: внутри, похоже, только один листок. — Да и некоторые вещи…  — Да. Я подумала, что вы с ним общаетесь, и ты сможешь ему это отдать, потому что… знаешь, наверное, почему. Тайлер склоняет голову набок — у наших родителей сложные взаимоотношения.  — Частично. Я смогу все ему передать, конечно, и… мам, — он поворачивается к сидящей напротив родительнице, — ты… можешь, пожалуйста, оставить нас? Ненадолго, — та хмурится, но уходит, и парень наконец-то выдыхает с облегчением.  — У вас вкусный кофе, — женщина даже улыбается, поворачиваясь к Тайлеру. — Как ты, солнышко? — он неопределенно пожимает плечами, отводя взгляд. — Ты хотел, чтобы Келли ушла, потому что она… она не знает?  — Не знает, и я очень хочу, чтобы так и оставалось. Миссис Купер кивает, делая глоток.  — Дин очень любил тебя, если он и переставал о тебе говорить, то только чтобы ответить на твой звонок, сообщение или сделать что-то для тебя. Он так… — она смаргивает выступившие слезы, — представить не могу, каково тебе сейчас или каково Джошу, они ведь тоже были так близки. На мгновение Тайлеру захотелось засмеяться.  — Потерять сына — все равно больнее всего, — он осторожно касается ее руки, — вы не должны чувствовать вину. Как и я или тот же Джош.  — Я знаю, кто виноват, — женщина вздыхает, — и я… это понимаю. А ты? Ты чувствуешь вину? «Ежесекундно».  — Иногда. У меня должен был быть шанс его уберечь… — парень жмурится, снова чувствуя, что сейчас зарыдает. — Почему это произошло именно с ним?  — Я очень хочу знать, но я не знаю, — Тайлер садится ближе, тут же оказываясь в чужих объятиях. — Ты так на него похож, такой же милый, такой же… Дин так много хотел сделать, я могу смириться с тем, что его нет у меня, ведь рано или поздно его бы все равно не стало рядом, но то, что он не сможет ни разу больше увидеть света, поступить в университет, научиться играть еще лучше просто не дает мне смириться.  — Он этого не заслужил.  — Не заслужил, определенно, — миссис Купер вздыхает и отстраняется. — Тебе не надо в школу?  — Нет, родители оставили меня дома, но мне все равно надо зайти в копи-центр, вы не знаете, где есть ближайший?  — Могу пройтись с тобой. Тайлер улыбается и получает улыбку в ответ.  — Круто. Я переоденусь, окей? Две минуты. Она кивает, и парень, окрыленный возможностью сделать то, что ему необходимо сделать, быстро переодевается, заглянув к родителям — те ничего против не имели. Миссис Купер и Тайлер идут в тишине, пока та не просит прочитать его речь, а, прочитав, кивает:  — Ты хороший человек, Тайлер Джозеф.  — Я?  — Да. Я всегда знала, что Дин в тебе не ошибся, — она отдает ему листок и треплет парня по волосам. — Вот копи-центр. Справишься дальше сам? Хорошо. Удачи.  — И вам. С заламинированным текстом и кнопками он едет на кладбище, которое всегда пугало его, напрягало, тревожило: слишком много угасших судеб и тишины для одного места. Он не знает, куда идти, и пытается просто довериться интуиции или чему-то такому, но терять бдительность на кладбище… Нет, нет и нет. Долго искать ему не приходится. Чёрным по серому высечено: Дин Александр Купер. Какое-то идиотское имя, думает Тайлер, опускаясь перед памятником на колени и кладя подле него свою речь. — Привет, — говорит парень, нарушая созданную ветром и чирикающими птицами атмосферу, — прости, что не пришел на похороны. Мне было… слишком тяжело, ты понимаешь, так что я принес речь, которую сказал бы тогда, и ты знаешь все, что в ней написано, верно? — он проводит пальцами по буквам. — Твоя мама занесла коробку, там всякие памятные вещицы для меня — я еще не успел все рассмотреть, торопился к тебе — и немного для Джоша. Ну, который Джош Дан. Мы с ним познакомились, он пытается поддержать меня, будто я не вижу, что ему тоже больно, но помощь он не принимает. И еще… мне жаль. За все те шаги, которых ты не сделаешь, все те песни, которые ты не сыграешь, все те цвета, в которые не покрасишь волосы, все татуировки, которые ты хотел сделать… — Тайлер проводит по собственному левому запястью, где болтается резинка. — Особенно здесь. Я задумываюсь над тем, чтобы тоже набить, но… это из разряда мечтаний, сам понимаешь. Он вздыхает и качает головой. — Почему ты ушел, почему?! Почему ты оставил меня, господи, почему ты сделал это, и почему меня тогда не было с тобой, почему, Дин?! — он бьет кулаком по памятнику, снова заливаясь слезами. — Почему… Кто-то должен быть виноват, Дин. Тот водитель или кто-то еще… кто виноват? Кто, скажи? — простая в своей гениальности мысль приходит ему на ум, простая, как дважды два. — Джош Дан. Ты оттолкнул его и поэтому не успел отойти, если бы его там не было, ты… не был бы здесь, да? — он сверлит взглядом памятник, тот, естественно, не отвечает. — Джош Дан. Это сделал он, да? — Тайлер наклоняется вперед, целуя выгравированные буквы. — Я сделаю все, чтобы он понес наказание, клянусь своей любовью к тебе… — его прерывает телефон. — Да? Дженна, привет, у меня все окей, да… Ты не знаешь случайно, где сейчас Джош Дан? У Брендона? Который Брендон Ури? Ага, спасибо большое, ты очень помогла. Я пойду. Он проводит пальцами по памятнику и грустно улыбается. — Я еще вернусь. Начинает капать дождь. Тайлер знает адрес Брендона Ури, потому что все знают адрес Брендона Ури. У этой самопровозглашенной иконы стиля (Тайлеру говорили, что он просто завидует этому парню с тонной лака для волос) дома всегда кто-то был, всегда что-то происходило, всегда было какое-то движение, даже если и не масштабная вечеринка. Конечно, Джозеф посетил лишь одну, и то по настоянию Дженны, но улица и дом навсегда остались в его памяти. Впервые это знание пригодилось. Прогулка до нужного дома занимает ровно двадцать одну минуту, и за это время брюнет пытается навести порядок в своей голове, пытается придумать, что сказать Джошу Дану, но получается полнейший хаос и ничего адекватного. Что ж, остается надеяться, что у него получится и так — знакомые красные волосы, заметные даже издалека, только разжигают его ярость: у Дина ведь в последние дни тоже были красные. Медленный вдох, медленный выдох. — Тайлер? — парень-убийца приветливо улыбается, отойдя от своих приятелей к нему. — Присоединишься? Брендон где-то в доме, ищет свои, типа, очень пафосные сигареты и хочет нас впечат… Кулак Тайлера прилетает ему в скулу и задевает глаз; парень-убийца отшатывается, предостерегающим движением руки останавливая остальных от вмешательства. Джош Дан знал, что так будет. — Ты, — шипит Тайлер, приближаясь к нему, — ты убил Дина. Ты виноват. Ты знаешь это? — красноволосый не отвечает, и Тайлер толкает его в грудь, делая шаг вперед. — Ты убил его! Если бы тебя там не было, он был бы жив! Молчание выводит Джозефа из себя, господи, этот человек убил Дина, этот человек сейчас стоит перед ним с растущим синяком на скуле, этот человек знает, что получит еще, и при этом ничего не предпринимает. Тайлеру хочется кричать. — И после этого ты еще делал вид, что помогаешь мне, ты, блять, утешал меня, господи! Это совершенно… совершенно отвратительно! Ты это сделал, ты! — он часто моргает, позволяя слезам бессильной ярости стекать по щекам. — Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! Джош Дан не смотрит. — Ты убил его! Ты убил, блять, своего лучшего друга! Что это? Почему так вышло? Он не хотел с тобой общаться? Не хотел выслушивать твои кретинские извинения? Заменил тебя мной? Джош Уильям Дан, ты… ты просто кусок дерьма, а не человек! — Тайлер снова бьет его, но завядший цветок не реагирует. — Ты меня вообще слышишь? Слушаешь? Слушай, потому что если я еще раз увижу тебя, гребаный мудак, то, клянусь господом, я лично отправлю тебя к Дину вымаливать прощение! Ты понял меня? — он гневно бегает взглядом по лицу парня-убийцы, который выглядит так, будто он тоже мертв. — Ты ужасен, твою мать, ты просто отвратителен, и даже если твои дружки, стоящие у дома, меня побьют, правда не изменится! — Они не будут тебя бить, — наконец говорит Джош Дан, и его голос тих и беспомощен, но Тайлеру все равно. — Потому что у тебя не хватит подлости позвать их. Потому что ты знаешь, что я прав, — Джозеф глубоко вздыхает. — Надеюсь, ты получишь по заслугам, Джошуа гребаный Дан. Тайлер разворачивается и идет туда, откуда пришел, слушая тишину и собственный бешеный пульс. Он чувствует себя ужасно. Джош Дан стоит на месте еще с минуту, затем идет обратно к приятелям и закуривает. Он не чувствует ничего, а, когда появляется Брендон и с охами-ахами приносит лед, который вынуждает приложить к месту удара, к этому ничего прибавляется ужасная боль. Дождь льет все сильнее. Они оба жалеют, что не взяли зонт.