the clouds above will sing

В день, когда все их жизни изменились, Джош Дан чувствовал себя просто ужасно: в нем опять проснулась вина из-за их с Дином ссоры, и он опять собирался поговорить с ним об этом. «Боже, Дан, столько времени прошло! Хватит уже». Дин был зол на него, очень сильно и очень долго зол, и парень-цветок хотел бы не знать, за что, но он знает. Красноволосый следует за ним весь день в школе, пытается заговорить, берет за плечо, когда тот уходит, ни слова не услышав, и получает только презрительный взгляд и легкий толчок в бок, чтобы освободил дорогу, красноволосый следует за ним после школы, сидит несколько часов у его дома и идет за бывшим другом, когда тот вечером собирается на теннис, и пытается сказать одни и те же слова, но Дин каждый раз затыкает его. Это ужасно. Невыносимо. Чертовски больно. Джош стоит посередь дороги чуть ли не на коленях, умоляя его остановиться и выслушать, и тогда парень все же остается, скрестив руки на груди и вскинув бровь.  — Дин, прошу, прости меня, я… — на глазах парня-цветка выступают слезы, и все становится размытым, и, может, именно поэтому случилось то, что случилось. Он только слышит громкий шум, слышит кричащего его имя Дина, и тут его резко отталкивают в сторону; парень больно ударяется спиной и локтем о бордюр, перед глазами пляшут звезды, вокруг слишком много голосов. Джош встает и снова чуть не падает от резкой боли во всем теле, но, кажется, он вполне жив и относительно в порядке. В порядке. — Дин? — негромко зовет он, затем повторяет уже громче, а потом зрение восстанавливается, и парень-цветок видит улицу, видит ночное небо (полярная звезда светит как никогда ярко), видит собравшихся рядом людей. — Дин! — он подходит к ним, отталкивает их и падает на колени, пачкая джинсы в крови, и глядит на лежащего на земле человека, который несколько минут назад был вполне живым Дином. Джош не умеет находить пульс, но что-то ему подсказывает, что сердце Дина сейчас уже не бьется. Он плохо помнит, что было дальше: полиция, скорая, его испуганные родители, пластыри, полярная звезда… дом. Красноволосый устраивает истерику, пытаясь убедить отца в том, что он способен пойти завтра в школу, и что все будет хорошо, и той ночью так и не засыпает. А на следующий день он встречает Тайлера Джозефа. Еще бледнее и печальнее, чем его себе представлял Джош, зато немного выше, и боль в его взгляде видна за километр, только как с ним заговорить? Врезаться в него — безусловно, гениальный способ, и почему-то это срабатывает. — Черт! — они восклицают одновременно, и в то мгновение, пока почти-незнакомец приходит в себя, Джош может его рассмотреть: карие глаза, темные волосы, и, боже, это засос? Уже не яркий, однако красноволосому почему-то захотелось рассмеяться.  — Прости, не смотрел, куда иду, — говорит он, резко передумывая. Зачем он это затеял, господи?! Познакомиться с Тайлером, вместе поплакать? Идиот, господи, идиот.  — Я сам виноват, что врезался, — негромко отвечает печальный юноша и собирается уходить, когда Джош, передумав опять, хватает его за руку.  — Ты Тайлер Джозеф?  — Я заблудшая душа, — нервный взгляд карих глаз даже пугает.  — Я Джош Дан, — говорит Джош Дан, все еще считая себя идиотом. — Я знаю Дина… — брови Тайлера взлетают вверх (какие красивые брови), и он снова уходит, и его снова останавливают, — эй, эй, постой. Я лишь хотел сказать, что мне жаль. Вот и все, кажется. Ему в самом деле больше нечего говорить.  — Мне тоже жаль, — «конечно, жаль, ты не знаешь, кто я». — Отпустишь меня, Джош Дан? Он не хочет. Этот милый юноша слишком печален и… вряд ли спокоен. Его нельзя оставлять одного, думает Джош, хотя, скорее, это самому Джошу нельзя быть одному.  — Дин бы не хотел, чтобы ты что-то с собой сделал, — говорит он, потому что это правда, и потому что он хочет это сказать. — Он рассказывал о тебе.  — А мне о тебе нет, Джош Дан, — ясное дело, — так что поддерживать разговор о том, каким он был клевым парнем, я не намерен, — разумеется. — Всего хорошего, Джош Дан, — его слишком вежливый ответ заставляет глаз красноволосого дергаться, и он отпускает Тайлера, все же позволив себе сварливый комментарий про его вежливость, чтобы хоть немного стало легче. Он встречает Тайлера еще дважды в тот день: когда тот разбивается у кабинета математики, рыдая так, будто выплакивает всё накопившееся за семнадцать лет жизни; и когда тот решается задать вопрос, почему Дин не рассказывал о нем. Джошу Дану снова захотелось засмеяться. Он приплетает нелепицу о родителях только для того, чтобы тот успокоился, и, уже сидя дома с Брендоном и рассказывая ему об этом, понимает, что зря это сделал.  — Джишва, что тебе вообще надо от этого Тайлера Джозефа? Дай пацану спокойно пострадать, у него любовь всей жизни умерла.  — Я не хочу, чтобы он был один.  — Вы знакомы несколько часов, и если бы он хотел твоей поддержки, то попросил бы, он же не ты.  — Не все же такие открытые, как ты.  — И не такие скрытные, как ты. Успокойся. Джош не верит ему, потому что через три дня Тайлер пишет ему, и они курят утром за школой, и это, наверное, было самое странное событие в его жизни; он видит, как больно заблудшей душе, и совершенно не знает, чем ему помочь. Ответ сам находит его тем же вечером, когда они полночи гуляют, курят и говорят о себе и о Дине, и если Тайлеру было до жути больно и холодно, то парень-цветок, кажется, увидел в нем надежду. Надежда рушится, когда милый юноша обвиняет его в убийстве Дина, заставляя всю бурю эмоций вскипать внутри парня-цветка, ломая его и выворачивая наизнанку: его единственный свет обернулся против него. Джош Дан кричит, рвет плакаты, ломает барабанные палочки, пытается перевернуть стол, рыдает на полу и отчаянно пытается заснуть. Шум он заглушает музыкой, и, хотя это ни капли не помогает, его брат Джордан делает вид, что все в порядке, и ничего не говорит. Джош ненавидит Тайлера. По этой причине он заходит в кабинет музыки и слушает, как тот играет, как поет, как прячет слезы за громкими нотами, и именно тогда влюбляется, и именно тогда ему становится ясно, что Тайлеру действительно жаль, и это делает не он. Не он. Джош прощает Тайлера задолго до того, как сообщает ему об этом. Заблудшая душа отдает ему некоторые вещи: там запечатанный конверт с именем Дана, несколько фотографий, всякие приятные мелочи… Парень долго смотрит на письмо, вертит в его руках и все же решается прочитать, в ту же секунду пожалев об этом, потому что хоть ему и стало ясно, почему Дин все еще дорожил им, почему никогда не подпускал к себе, почему просит его заботиться о Тайлере, но от всей этой информации не стало легче. Одно Джош знает — он, черт возьми, никогда никому это не расскажет и не покажет. Так нельзя. Парень-цветок зовет Тайлера к себе, хотя сам не уверен, зачем, что он хочет ему рассказать, и он боится, даже когда бледные пальцы сжимают его дрожащие ладони, даже когда его пытаются успокоить. Джошу страшно. Когда он в последний раз пил таблетки?.. И тогда он говорит Джозефу правду, позволяет себе разрыдаться, сломаться, окончательно потерять контроль, пока милый юноша держит его в своих объятиях, потому что так он в безопасности, и все хорошо. Хоть немного, но хорошо. Когда Тайлер целует его, Джош чувствует, что его единственный свет снова дает ему надежду, и сейчас он сидит и смотрит, как эта чертова заблудшая душа играет на своей чертовой укулеле, названной в честь чертового города, и пьет свой чертов чай, и он улыбается, потому что это лучшее, что могло с ним произойти, потому что у него есть надежда. Он ничего не говорит заблудшей душе, только наливает еще чаю и закрывает окно, потому что все, кажется, и так ясно. Тайлер произносит последнее you и откладывает укулеле в сторону, внимательно глядя на парня-цветка.  — Могу сыграть еще что-нибудь, если хочешь.  — Можем просто посидеть.  — Можем. Они сидят в тишине, и это первый раз, когда она абсолютно мертвая, но ни капельки не жестока. Тишина милосердна. Тайлер снова целует Джоша следующим утром, собираясь с ним в школу: это происходит быстро и обрывается в самый неподходящий момент, потому что заходит Джордан и говорит, что мама велела им поторопиться, на что его старший брат посылает мальчика к черту и сам целует заблудшую душу. Тот отвечает.  — Это было дерзко, — фыркает брюнет, с улыбкой отстраняясь и вешая рюкзак на плечо.  — Будет неожиданностью, если я скажу, что уже давно не влюблен в Дина?  — Если для тебя «давно» — это около месяца, что мы знакомы, то у меня для тебя точно такая же новость. Они снова улыбаются друг другу, и почему-то никому в голову не приходит предложить другому встречаться, может, от недостатка храбрости и интеллекта, а, может, они считают, что все и так ясно… Время покажет, да? В школе сегодня тихо, вернее, не громче обычного: Джош проводит весь день с Брендоном и их друзьями, периодически отправляя Тайлеру смс о том, что он хочет домой, и это, в общем-то, уже можно назвать традициях в их взаимоотношениях, потому что брюнет, как и всегда, отвечает ему глупыми шутками и напускным сочувствием, — да, это все веселье, которое они могли себе позволить. Дженна снова спрашивает, как у них с Джошем, и заблудшая душа отвечает, что все хорошо, на что слышит хихиканье.  — Ты улыбаешься, Тай.  — Улыбаюсь? — он фыркает. — Наверное, улыбаюсь. Что-то не так с моей улыбкой?  — Ты так в последний раз улыбался, когда был с Дином.  — Иногда я жалею, что рассказал тебе о том, что мы встречаемся, — шутливо закатывает глаза. — Хватит видеть гейство в каждой улыбке.  — Я его и не видела, но ты подал мне отличную идею, — девушка садится рядом с ним. — Так что?  — Я тебе не доверяю.  — Я расстроюсь. Давай, расскажи мне. Тайлер улыбается. Даже небо сегодня улыбается ему, кажется, даже облака поют, кажется, все наконец-то стало налаживаться; они проходят с Джошем их обычную совместную часть пути и расходятся, как ни в чем не бывало, каждый к своим бинтам, к своим мыслям и к своим письмам от Дина. Будто так и должно быть…  — Тайлер Роберт Джозеф! Он останавливается в прихожей собственного дома, даже вздрогнув от громкого голоса, и уже знает, что его ждет что-то плохое. В коридоре появляется его мать, и что у нее в руках?  — Тайлер Роберт Джозеф.  — Мам? И тебе добрый день, что-то слу…  — Как ты собираешься объяснить это, Тайлер, черт возьми, Роберт Джозеф? — она пихает ему в руки два блокнота в ее руках и письма… и фото. Дин. — Потому что тебе придется это объяснить. Что-то внутри опять рушится с тихим грохотом, и этот звук уже стал ему родным за последнее время.  — Тут нечего объяснять, и так все ясно. Миссис Джозеф делает шаг вперед, ее сын делает два шага назад.  — Ты гей, Тайлер? — она выделяет голосом каждое слово, кривя губы в отвращении, и делает еще один шаг. — Ты так привязан к этому Дину, потому что вы были вместе?  — Да.  — Да?  — Да, — парень морщится так же, как и она, и даже умудряется улыбнуться; его буквально тошнит от происходящего. — Самый гейский гей на этой гейской планете. Это знание сделало твою жизнь легче?  — Как ты разговарива…  — А ты бы хотела, чтобы я соврал? — Тайлер усмехается. — Ложь — это грех, мам.  — Тайлер! Как ты можешь… мой сын… и Дин, я считала его хорошим человеком!  — Его ориентация влияет на его личность?  — Хороший человек и праведный христианин не может быть геем! Тайлер морщится, как от удара, и отступает еще назад, окончательно вжимаясь в дверь.  — Значит, твой сын не является хорошим человеком?  — Если это правда, то ни в коем случае, — Келли шипит, гневно глядя на сына, и ему хочется засмеяться. Или разрыдаться. Или сразу умереть. — Почему, Тайлер?! Почему?!  — Откуда я, черт возьми, знаю, я не выбирал быть всеми ненавистным предметом обсуждений и все еще пытаюсь им не быть! Я не выбирал быть одним из тех, кто везде изгой просто из-за… просто по не зависящим от них причинам!  — И что, ты бы поменял это, если бы мог?  — Да ни за что, блять, на свете! Пощечина матери окончательно выводит его из себя.  — Церковь никогда не принимает однополых отношений!  — Тогда я не принимаю церковь!  — Какого хрена ты себе позволяешь?!  — А ты? Шарить в моих вещах, обвинять меня в том, что от меня не зависит, знаешь, что?! Если от того, что мне нравится любить парней, целовать парней и заниматься сексом с парнями, я становлюсь тебе отвратителен или ужасен, то я, блять, хоть сейчас соберу свои вещи и уйду к… — секундная пауза, — к Джошу, мать его, Дану, знаешь, почему к нему? Потому что мы с ним, блять, встречаемся, потому что он целует меня, и он понимает все, что со мной происходит, а ты цепляешься за ебучую церковь!  — Ты встречаешься с Джошем Даном?!  — Да, черт возьми, встречаюсь, и если ты собираешься помешать этому, то даже, блин, не пытайся, потому что твои пустые крики ничего не значат!  — Выметайся из этого дома.  — Да с удовольствием, — гнев отпускает его, и Тайлер пару раз растерянно моргает, тяжело вздыхая, — да с удовольствием. У меня есть все, что мне нужно. Дверь за ним хлопает, и, отойдя на безопасное расстояние, он уже в который раз звонит Джошу и просит забрать его. Парень-цветок найдет Тайлера сидящим посередь дороги, плачущим и неспособным встать, и отведет к себе домой, но до этого еще надо дожить; а сейчас только идет дождь, и что-то подсказывает брюнету, что в школу он завтра пойдет с температурой и больным горлом, но какая, к черту, разница? Яркие красные волосы, заметные издалека, дают ему надежду на светлое будущее и, возможно, на зонт.  — Тайлер! — Джош рывком поднимает его на ноги и трясет за плечи. — Эй, ну же, посмотри на меня. Посмотри. Что случилось?  — Я… мама… мама прочитала дневники, письма Дина, увидела фото, и, ну… — парень тяжело вздыхает, проводя ладонью по лицу, — она знает, что я гей, я в порыве гнева сказал, что мы с тобой встречаемся, и она выгнала меня, и… как быстро твоя мама прикончит меня, если я попрошусь пожить у вас какое-то время?  — Она может прикончить тебя только заботой, — красноволосый обнимает его, гладя по волосам. — И она не будет против. Все хорошо, хорошо. Идем? Тут становится холодно.  — Это потому что ты в майке.  — Ты звучал испуганно по телефону, у меня не было времени тепло одеться.  — Надо правильно расставлять приоритеты.  — Я и расставил, — Тайлер улыбается на этих словах, и Джош улыбается в ответ. — Видишь, заблудшая душа, делаешь успехи. Идем домой. Всю дорогу Джозеф держит зонт над их головами, потому что он «выше вообще-то!», и потому что Дану слишком холодно, и он думает о чем-то хорошем, кажется, но голос парня-цветка возвращает его в наш мир:  — Так, до меня медленно доходит: ты сказал ей, что мы встречаемся? Недолгая пауза.  — Сказал.  — А мы встречаемся?  — Я как раз хотел спросить, но… Джош смеется, пихая его в бок и сообщая, что пикапер из него так себе.  — Умолкни.  — Нет. Так мы встречаемся?  — Ну, я… — Тайлер краснеет и странно улыбается, отвернувшись, — как раз хотел предложить.  — Ты как раз что?  — Ты все слышал.  — Посмотри на меня и скажи еще раз. Тайлер поворачивается. Тайлер смотрит. Тайлер говорит еще раз.  — Что ж, а я как раз хотел согласиться.  — Круто.  — Так предлагай.  — Предлагаю. А ты соглашайся.  — Соглашаюсь.  — Круто. Они улыбаются. Дома у Джоша как всегда тепло, уютно, и есть много чая; красноволосый говорит что-то своей матери, и та кивает, улыбаясь Тайлеру из другого конца коридора, и все… хорошо? Заблудшая душа уже боится произносить слово, потому что после этого обычно все летит к чертям. По такому поводу из кладовки достают раскладушку и торжественно ставят ее рядом с кроватью парня-цветка, а затем оставляют их наедине с чаем («Нельзя пить кофе на ночь, Тай») и собственными мыслями. Странное дело, очень, очень странное дело.  — Знаешь, нам надо сходить на свидание. Джош Дан чуть не давится чаем.  — Свидание?  — Мы же встречаемся. Все нормальные пары ходят на свидания.  — А мы не будем нормальными.  — Может, хотя бы попытаемся?  — Я покажу тебе одно красивое место, мы назовем его нашим, и этого будет достаточно.  — У меня тоже есть такое место.  — Вот видишь, — красноволосый улыбается и треплет парня по волосам. — Тебе уже спокойнее?  — Да… да, наверное. Хочется спать.  — Ложись, — Джош кивает на кровать, — может, хоть выспишься раз в жизни.  — Мне дали раскладушку.  — Она неудобная, а тебе надо хорошо поспать. Ложись на кровать, или я закутаю тебя в одеяло и все равно положу туда, — Тайлер все же ложится, правда, выражая недовольство всем своим видом. — Хорошо. Тебе не будет мешать свет? — Джош подходит к нему, накрывает одеялом и мягко целует в висок. — Спокойной ночи.  — Дин так делал.  — Что делал?  — Целовал меня в висок. И тебя, ты сам говорил. Чтобы было спокойнее.  — Что ж, я хоть чему-то у него научился. Тайлер улыбается и закрывает глаза.