the clouds above will sing

— Тайлер, — красноволосый щурится, подползая ближе и чувствуя внутри что-то недоброе, — Тайлер? — тревога внутри парня буквально переходит уже все гребаные границы, ему страшно, потому что этот гребаный Джозеф не шевелится, потому что он лежит здесь, и вся его одежда в пыли и грязи с асфальта, и он… вообще жив? Господи. Джош осторожно касается плеча парня, переворачивая его на спину и уже приготовившись к худшему, потому что его больное воображение нарисовало ему сцену похорон и всей дальнейшей «веселой» жизни, но это оказывается ни к чему, потому что тот все еще дышит, и выглядит вполне целым, только без сознания.  — Твою мать, Тайлер, — Джош чувствует слезы на своем лице, прижимает ладонь ко рту, чтобы не закричать, и отползает немного назад, жмурясь и пытаясь дышать хоть как-то, неважно, глубоко, медленно… Он мог потерять Тайлера. Еще и его. Последний гребаный луч света. Черт возьми. Кажется, вечность ничего не происходит; паника внутри Джоша постепенно успокаивается, и в этот момент Тайлер открывает глаза; он садится, выясняет, что цел и физически очень даже здоров, что парень-цветок рядом тоже жив и невредим… И он просто встает и уходит. Когда рот Джоша Дана раскрывается в немом крике, когда тому кажется, что он уже окончательно сошел с ума, Тайлер безразлично бредет по тротуару к дому и, что ж, хотя бы не кидается под машины. Парень-цветок будто выходит из транса и поспешно идет следом. Все вещи они несут молча, и еще неясно, кому сейчас хуже: дрожат они почти одинаково; в безопасном месте (также известном как комната красноволосого) Джош оседает на пол и прячет лицо в ладонях, Тайлер все же может дойти до стула, и до него, кажется, только сейчас дошло все произошедшее дерьмо. Глубокий медленный вдох. — Джош, прости меня, хэй, — брюнет садится рядом с ним, убирает руки от его лица и мягко вытирает чужие слезы. — Мне так жаль, я… это могло серьезно покалечить нас обоих, мне следовало лучше контролировать свои эмоции, слышишь? — тот кивает и даже слабо улыбается. — Я взял фруктовый чай, хочешь, заварю его тебе? — мотает головой. — Ладно, тогда потом. Я… определенно должен сказать тебе кое-что еще. — И что же? — наконец отвечает тот, тяжело вздыхая. — Я безумно благодарен тебе и твоей семье за то, что позволили мне здесь остаться, и я останусь, хоть и совсем, наверное, ненадолго, но… Я причинил тебе слишком много боли, да? Парень-цветок усмехается. — Хочешь бросить меня аж после двух дней отношений? — Хочу сказать, что тебе без меня будет лучше, спокойнее и проще справиться с потерей и со всем остальным, потому что я буквально комок истерик и срывов, да? Я не хочу причинить тебе боль, и я просто предлагаю, ну… попробовать не общаться? Какое-то время? Я просто хочу избавить тебя от себя. Парень-цветок хмурится. — То есть, ты даришь мне надежду, потом обвиняешь меня в смерти Дина, потом извиняешься и даришь мне Спаркла, потом влюбляешься в меня, спишь со мной, все это время принимаешь мою помощь, но соглашаешься со всеми претензиями, что высказывает тебе Брендон, и теперь вдруг считаешь лучшим решением ограничить общение со мной? У тебя с логикой все хорошо? Тайлер молчит, и Джош вздыхает еще раз. — Как скажешь, мне несложно. Никакой разницы, — он невозмутимо встает и отодвигает стол, на освободившееся у противоположной стены место ставит раскладушку. — Готово. Я пошел пить чай, — он идет к двери, и Джозеф почему-то берет его за руку, и он ее отдергивает. — А ты, пожалуйста, разберись со своими мыслями, потому что я хочу помочь тебе, но не могу это сделать, пока ты сам, блин, не скажешь, чего тебе надо. Рука Тайлера опускается. Джош уходит. Кто-то из них точно идиот, думают они оба. Брюнет залезает на раскладушку, прячась под одеяло, и старательно жмурится, надеясь, что это поможет заснуть или что-то понять. Он сам не знает, зачем сказал это Джошу: может, потому что хочет уберечь его, хочет умереть в одиночестве или спокойно подумать, и это, наверное, было больно, но он ничего не мог изменить. Совсем. Ни капельки. Соленые слезы тихо стекают по щекам, когда он пытается хоть что-то в себе понять, и приходится переключиться на то, чтобы их остановить, но получается только дрожать, не от холода, к сожалению или счастью, но все еще тошно от самого себя. Когда он слышит шаги Джоша, то пытается притвориться спящим, наверное, ворочаясь слишком громко и все же высовывая из-под одеяла голову; парень-цветок долго смотрит на него, стоя в дверях, а затем неслышно подходит и целует его в висок. Затем выключает свет и ложится в кровать. Тайлер чувствует себя самым большим идиотом на свете и просит бога спасти его, и тому, судя по всему, все равно. Он рано уходит из дома, мило побеседовав со всей семьей Данов, кроме спящего Джоша, и погладив Спаркла, стремящегося сбежать от Эшли и Эбби, и направляется в свое безопасное место; для него там всегда спокойно и тихо. Надо подумать. Он идет дальше от центра города, в наушниках — его собственные песни, в мыслях — мрак. Все как обычно. Солнце неярко светит, притаившись за облаками, и, кажется, днем будет дождь. Определенно будет, думает Тайлер, сворачивая к лесу, иначе и быть не может. Небеса плачут. Его безопасное место — маленький домик на дереве, и там нет ничего, кроме пледа и маленькой табуретки, но этого всегда достаточно для тишины. В импровизированном окне открывается не очень симпатичный вид на другие деревья… Зато не на город, и это хорошо. Здесь чистый воздух, иногда слышно пенье птиц, и Джозефу здесь нравится. Он ложится на расстеленный на полу плед и закрывает глаза. Надо подумать. Он слишком большую часть себя отдал Дину, чтобы было так просто это пережить, и он это понимает, и Джош это тоже понимает, а он только ранит его. Опять. Тайлер вообще сомневается, что парень-цветок не отправит его к черту, но этот красноволосый барабанщик — его единственная надежда и союзник в неравной битве… звучит по-идиотски. Тайлер усмехается и тут же хмурится: он не должен потерять Джоша Дана. Он должен сохранить его, спасти, помочь ему, утереть его слезы, и, пожалуйста, если Тайлер возьмет перед этим перерыв в день, да? Ничего же не изменится? Ему очень хочется в это верить. Его напускное спокойствие рушится, когда звонит Дженна и спрашивает, как там они; Тайлер рассказывает ей все, что произошло, и при упоминании того, как они чуть не погибли, у него болит спина. — Я думаю, Тай, что он все понимает, потому что чувствует то же самое, но вы нужны друг другу. Нужны же? — Определенно. — Дай слово, что сегодня ты можешь какой угодно чертовщиной страдать, рыдать, кричать, сжечь свой домик на дереве и биться головою о стену, но вечером или хотя бы завтра утром ты поговоришь с ним, скажешь, что ты боишься, что он нужен тебе, и все такое, пока не стало поздно. — Я хочу помочь ему, Дженна. — И это скажешь. И поможешь, понял меня? Я могу поговорить с ним, сказать, чтобы он не злился на тебя или еще что. — Я… я буду рад. — Хорошо. А теперь оставь в этом дне все свои бушующие эмоции из-за Дина, из-за матери, из-за Джоша, и больше никогда так не делай. — Спасибо, — он печально улыбается, — ты мой лучший друг. — Знаю. — Когда вы с Майком расстались? — Месяца три как, а что вдруг? Тайлер вздыхает. — Мне жаль. Я должен был сказать это еще давно и помочь тебе. — Ну, мне было не настолько больно, а ты понял это хотя бы сейчас, так что все в порядке. Я позвоню Джошу. — Хорошо. — Хорошо. Тайлер завершает вызов и делает глубокий медленный вдох, а затем начинает кричать. Нечеловеческий вопль, буквально пронзающий даже его душу; Тайлер вкладывает в это всю свою боль, всю скорбь, все отчаяние, что хранятся в его голове, что стремятся добить его; все о событиях той ночи, что ранило его; все, из-за чего еще он мог сорваться, все свои чертовы чувства, и, кажется, даже разлетелись птицы, и он сам на мгновение оглох, но это неважно; по щеке скатывается пара слез, видимо, еще те, которые не успели еще испортить ему жизнь, и потом Тайлер закрывает глаза, пытаясь привести в порядок дыхание. Ему стало легче. После этого он выходит из домика, чувствуя адское желание сделать что-то импульсивное и глупое, так что… На траве лежит зажигалка. Солнце, дует ветер… вряд ли это способно сжечь целый домик, но что мешает проверить? Он подносит зажигалку к лестнице и поджигает ее, проделывает то же с полом дома и с самим деревом, на котором он находится. Отходит назад и наблюдает, как огонь пожирает это место; запахло горелым. Надо бежать. Тайлер возвращается в город, провожая взглядом пожарную машину, едущую в том направлении; она одна, значит, все не так уж и страшно; он чувствует вину, но все птицы улетели, а до жилых домов огонь не дошел, и никто не узнает, что это он, потому что даже Дин не знал об этом месте. Тайлер чувствует запах бензина на своих руках и, спрятав их в карманы, идет дальше. Он не уверен, что ему следует сделать сейчас, так что он стоит в магазине перед стеллажом с водой и газировкой и щелкает себя резинкой по руке, и тут осознание приходит — выкинуть к чертям все резинки. Парень вытряхивает их все из рюкзака и каждую отдельно кидает в мусорную корзину, а, когда он решает отпраздновать это банкой Пепси и идет с ней к кассе, то ловит недоумевающий взгляд охранника. Бывает. Дальше Тайлер просто бродит по городу и размышляет о самых темных вещах, и еще одна идея озаряет его — записать их все в блокнот и сжечь его к чертям. Приходится вернуться в тот же магазин за спичками, и охранник все еще странно косится на него. Ну и пусть. Тайлер покупает самый дешевый тонкий блокнот и ручку, не найдя скамейки, садится на тротуар и пишет, пишет, сам не зная, что; пишет о боли, о том, как он устал, как ему страшно, как он хочет в безопасное место или к Дину или к Джошу, пишет о Джоше, пишет, пишет, пишет… Люди снова смотрят странно, когда он сжигает все эти записи, но он же обещал разобраться со своими эмоциями? Вот и разбирается. Потом он идет к своему дому, вернее, к дому напротив, туда, где жил несчастный человек и его очень сильные родители, не признающие электронных звонков по неизвестной причине, так что Тайлер стучит, и, что удивительно, в такой день в такое время ему открывают: они всегда куда-то выбирались, только… Только до парня вдруг доходит, почему они никуда не ходят по выходным причинам.  — Тайлер? — миссис Купер улыбается впервые за долгое время. — Привет.  — Добрый день, я… эм… хотел позвонить, но вы сменили номер, а я все забывал его узнать, и… можно зайти на чай и немного печали? Она кивает и пропускает его внутрь.  — Я всегда тебе рада, и мы, знаешь, никуда сейчас не ходим.  — Я понимаю, — парень грустно улыбается, следуя за ней на кухню, — как вы?  — Разводимся, — миссис Купер тяжко вздыхает, поставив чайник, и садится за стол, подперев голову руками. — Уже скоро. «Это никогда не отпустит нас», — думает Тайлер, садясь рядом и спрашивая, как так, уже зная ответ.  — Не можем привыкнуть к тому, что Дина нет, — она произносит это легко и практически спокойно, так, что становится не по себе. К этому вообще можно привыкнуть? — И, как выяснилось, не так уж мы и нужны друг другу для поддержки.  — Мне жаль, миссис Купер, — негромко говорит парень, позволяя себе осторожно коснуться ее ладони. — Вы заслуживаете поддержки сейчас.  — Просто Элла, говорила уже много раз, — пауза, — да, знаю, но ничего с его решением сделать не могу и не собираюсь. Осточертело, знаешь.  — Оно и к лучшему, наверное.  — Время покажет. Ты как, справляешься? — в ее взгляде мелькает легкое беспокойство. Тайлер пожимает плечами. Он рассказывает ей обо всем, что происходило: о его знакомстве с Джошем, ссоре, извинениях, проекте, котенке, влюбленности и начале отношений, о том, что он снова отверг парня-цветка и не знает, зачем, о том, что он чувствует вину перед Дином за это, о суицидальных наклонностях несчастного человека и обо всем остальном, о чем только можно; миссис Купер слушает его и говорит такую фразу:  — Дин бы никогда не винил тебя, так что забудь про это. А теперь вспомни все, что ты мне только что рассказал про Джоша Дана, и ответ уже здесь. Тайлер оставляет ей текст Taken by Sleep, сказав, что она о Дине, и, поблагодарив за все, уходит; женщина долго смотрит парню вслед и думает, что ее сын когда-то давно определенно в нем не ошибся. Определенно. Она идет домой и наливает себе еще чаю. Тайлер ходит по улицам города и останавливается в центральном парке, потому что там нет никого знакомого, и он в безопасности, и это приятное чувство согревает его, потому что тонкая рубашка с этой задачей в такую резко изменившуюся погоду не справляется. В парке не так много людей, и те, что есть, выглядят вполне милыми; на соседней скамейке сидит какой-то пожилой мужчина, и Джозеф спрашивает, не торопится ли он куда.  — Парнишка, я сижу и наслаждаюсь хоть какой-то природой, если бы я торопился, меня бы тут не было, — он фыркает, — хотел бы в лес сходить, да там какой-то кретин пожар устроил, благо, затушили быстро. Брюнет чувствует легкий укол вины.  — Скажите, как вы относитесь к поэзии?  — А ты хочешь поговорить об этом?  — Да, определенно хочу. Может, и не только о ней. Мужчина улыбается.  — Странный ты парнишка. Как звать-то?  — Тайлер.  — Я Карл. Не обещаю очень активно поддерживать разговор, но я постараюсь.  — Спасибо.  — Да было бы за что, я просто согласился поговорить. Тайлер тоже улыбается. Они говорят о поэзии, говорят о том, каково терять любимого человека: Карл рассказывает о своей любимой женщине, погибшей несколько лет назад, и говорит, что смириться с этим можно и даже можно отпустить, но никогда нельзя перестать ждать и надеяться, и парень был с ним в какой-то мере согласен. Они говорят о поэзии; Джозеф рассказывает о своей группе, своих песнях, стихах, обо всем, что в них происходит, и негромко напевает пару из них… Карл так же негромко хлопает. Уходя из парка, Тайлер чувствует спокойствие. Он возвращается в дом Данов поздно вечером, уставший и замерзший до полусмерти; часы между парком и этим парень провел за сигаретами и размышлениями. Дверь ему открывает такой же по неизвестной причине уставший красноволосый юноша.  — Тайлер.  — Джош.  — Ты поздно, я уже начал переживать.  — Засмотрелся на небо, знаешь, — он слабо улыбается, — облака тихо плывут, все темнеет, и появляются звезды… красиво, — цветок ничего не отвечает, так что Тайлер тихо вздыхает и говорит дальше. — Мне надо тебе кое-что сказать, да, снова, — тот вскидывает брови, — послушай. Я сломлен, я боюсь, я… совершенное ничто в данный момент, и я влюблен в тебя, и ты нужен мне, Джош. Ты очень мне нужен, я боюсь быть один и хочу держаться за тебя в этой тьме, потому что никому иному я не доверяю так, как тебе, и ты мне нужен, потому что я хочу помочь тебе в этом кошмаре. И еще… и еще я прошу тебя помочь мне. Мне нужна твоя помощь, очень нужна, мне нужен сам ты, и, боже, я просто надеюсь, что это хоть капельки взаимно, иначе я просто уми… Джош целует его, целует в этом коридоре поздно вечером, за спиной Тайлера — полное звезд ночное небо, за его спиной — комнаты и коридор, полные уюта, любви и хорошего чая, а еще миссис Дан, спешащая прервать этот момент, потому что «человек замерз, успеете еще побыть сладкой парочкой, закройте чертову дверь». Они улыбаются и выполняют указание.  — Это значит «да»? — спрашивает Джозеф, наблюдая за руками парня-цветка, поворачивающими ключ. Он снял бинты.  — Это значит «ты придурок, Тайлер, если даже можешь допустить, что я скажу нет».  — Сам ты придурок.  — Я хотя бы одеваюсь по погоде.  — Мальчики! Они вздыхают. Некоторое время спустя парни сидят наверху в их… уже можно говорить их? Сидят в комнате, и заблудшая душа читает Taken by Sleep, отчего слушатель приходит в неописуемый восторг и немного в печаль, но эта проблема решается небольшим разговором о Дине и молчаливым питьем чая в его честь. Все хорошо, хорошо же, да? Их жизни же могут наладиться, спрашивает Тайлер, и Джош говорит, что, конечно, могут, и обязательно наладятся. Рано или поздно. Сначала они планируют не ложиться всю жизнь — завтра же воскресенье, но усталость одолевает их окончательно часам к трем, хотя Тайлер и настаивает на том, чтобы встретить рассвет, но все его эмоциональные речи о красоте неба натыкаются на зевок, так что… и правда, сон — лучшее лекарство, а лекарство им сейчас определенно необходимо. Когда брюнет, почистив зубы, (да, ему пришлось пересилить себя ради этого, но он просто не мог позволить усталости победить его в такой мелочи!) возвращается, то узнает, что у него ему звонили, и, конечно, перезванивает — этот неопознанный абонент явно еще не успел заснуть.  — Алло? — голос кажется смутно знакомым, кто-то напуган, и… что-то случилось, что-то случилось. Идиотский колокольчик в голове Тайлера звенит так, что громче просто некуда, и что-то определенно произошло. Почему все не может просто наладиться?  — Вы звонили?  — Ты Тайлер Джозеф, да? — тот утвердительно отвечает, и собеседник тяжко выдыхает. — Это я, Питер Купер. Отец твоего парня. «Погибшего и, стало быть, уже бывшего?»  — Да, мистер Купер, я не узнал вас сначала, сплю на ходу, — зевок мужественно сдерживается, — что такое случилось, что вы звоните в три часа ночи и именно мне?  — Элла умерла. Колокольчик в голове Тайлера просто к чертям взрывается.