La legende du Hileon

Başa gelmeyince bilinmez. (Тур.) Пока человек на испытает на себе, не поймёт.

***

Хиляль смотрела на своё отражение в зеркале невидящими глазами. Любимый брат. И что ещё страшнее, любимый Леон. Если ей и удавалось раньше жить с мыслью, что она больше его не увидит, то мысль, что он живёт где-то на этом свете, что он смотрит на то же небо, что и она, на то же море, на ту же землю землю, пусть и с противоположного берега, придавала ей сил. Даже если он далеко от неё, мысль что Леон жив и счастлив наполняла ее радостью и дарила робкую надежду, что однажды, когда война прекратится, они найдут способ быть вместе. Но как принять тот факт, что Леона больше нет? «Он обещал, что не оставит меня! Он не нарушит своё слово. Я чувствую, что он жив!» — убеждала себя Хиляль. «Bir roman olsaydı bana kal demen icap ederdi…Если бы это был роман, ты должна была бы сказать мне останься.» Если бы только она не отпустила его тогда. Если бы она попросила его остаться здесь, рядом с ней, ничего бы этого не случилось. В какой-то момент комната опустела, но девушка даже не заметила этого. Она продолжала сидеть, надвигаясь. Внезапно навалившаяся слабость будто приковала ее к креслу. Грудную клетку сдавили беззвучные всхлипы, глаза наполнились слезами. «Я обрету покой, когда увижу, как ты садишься на эти черные корабли», — сказала как-то раз Леону Хиляль, но кто мог знать, какой пророческой окажется вторая часть ее фразы, и какой предательски обманчивой окажется первая. С первой минуты, когда корабль отправился в путь, Хиляль чувствовала тревогу в сердце. И вот, теперь худшие ее опасения грозили подтвердиться. Нет, необходимо дождаться следующего дня. Что-то обязательно станет известно. Ночью снились кошмары. Несколько раз она просыпалась от духоты в комнате. Ни открытое настежь окно, ни сброшенное одеяло не помогали. Девушка принялась перебирать пальцами прядь за прядью своих длинных волос, разметавшихся по подушке. Монотонное занятие было таким успокаивающим, что она уже практически провалилась в сон, когда коснувшись последней прядки женские руки замерли. Значительно короче всех остальных, для Хиляль она имела особенное значение. Ведь конец этой прядки золотисто-русых волос покоился сейчас на груди горячо любимого ей лейтенанта. Губы турчанки тронула лёгкая улыбка, а щеки залились румянцем. К счастью, под покровом ночи даже при желании его никому не удалось бы разглядеть. — Хиляль, знаю, что уже просил тебя подумать, но… Пожалуйста, уедем отсюда? Оставим эту войну. Ты и я, если мы вместе, стоим сейчас рядом, разве это не лучшее доказательство? — с мольбой в голосе и в глазах в последний раз спросил теймен. Последовал уклончивый ответ: — Хорошо, я подумаю. Прислонившись к дереву, к их с Хиляль дереву, Леон размышлял о том, как осуществить все задуманное этим же вечером. Последнее, что он успеет сделать для своей маленькой госпожи до отъезда в Афины. Шаг за шагом, поступок за поступком, он прокладывал тропинку к ее сердцу. И, как оказалось, к своему. Сначала через отрицание: «Я не питаю чувств к турецкой мятежнице». Гнев, заключённых в этих словах, тогда опалил его сердце, и разум кричал, что это невозможно. А затем через принятие. «Какими доводами, какими уловками пользуется сердце, чтобы добиться желаемых результатов!» — пришли на ум Леону строки из произведения А. Дюма. «Верно, — лейтенант утвердительно кивнул сам себе головой, — какими только средствами убеждения оно не пользуется, чтобы любыми путями заставить нас полюбить, обнажить эти чувства и следовать за ними.» Последняя встреча лишь добавила ему храбрости и уверенности в правильности действий, поэтому сейчас дорога его лежала прямиком в типографию. «Даже если Хиляль не придёт завтра, я не могу уехать, не оставив ей маленького подарка.» Как кстати подумал об этом Леон! Ведь он ещё не знал, что проворная девушка тоже успела преподнести ему сюрприз. От его глаз укрылось ее быстрое движение, и вот в кармане пиджака уже лежит прощальный сувенир. Маленький кулон-оберег с прядью ее волос. Такие когда-то делала Азизе для любимого мужа. Маленькую Хиляль всегда приводила в восхищение глубокая любовь, которая царила между родителями. Однажды в детстве она застала маму за необычным делом. Та шила какой-то маленький мешочек на двух завязочках. «Совершенно не похоже на женское украшение, -подумала Хиляль, — да и на украшение это слабо похоже. Может мешочек для благовоний? Или по просьбе бабушки, чтобы ей было удобнее носить лекарства? Тоже не подходит, туда же ничего не поместится!» После чего любопытство взяло верх, и она решилась спросить. Только со временем Хиляль поняла, что в тот вечер она узнала гораздо больше, чем предназначение загадочной вещи. От матери она узнала, как любить. Узнала, что любовь кроется во всем, к чему она прикасается, даже в таких мелочах как локон возлюбленной в обереге. Дервиши в своих учениях проповедуют, что Любовь есть суть и смысл жизни. Но прежде чем это понять, человеку случается пройти множество жизненных испытаний. С тех пор девушка дала клятву самой себе, что когда ее сердце забьётся любовью, она непременно воспользуется мудрым советом матери и будет оберегать своего возлюбленного всеми способами. Ужасно гордилась собой Хиляль, когда смогла провернуть это дело. Но позже ее уверенность пошатнулась. «И даже не почувствовал. А если не заметит? А если выпадет по дороге? А если он не захочет иметь никакого напоминания обо мне? Захочет выкинуть меня из памяти… Нет, нет, подобное и представить нельзя!» — думала Хиляль накануне вечером. Пару раз эта затея с оберегом начинала казаться ей абсолютно неподходящей. «И он даже не муж мне. Что скажет мама?» Но как человек, до конца верный своим идеалам и принятым решениям, Хиляль решила вложить своё творение в руки Леона и дать ему самому право решать: забыть ее или же сохранить подаренный сувенир. Нельзя исключать вероятность, что вернувшись в привычное окружение лейтенант предпочтёт оставить все в прошлом и убрать подальше от глаз любые напоминания. «С одной стороны, если он избавится от кулона, значит все кончено. Его отъезд станет концом наших отношений. А если нет… » Какими только путями Хиляль не пыталась отговорить себя от этой затеи, уговорить себя, что поступает не правильно, будто навязываясь лейтенанту. Она корила себя за легкомысленность поступка, ведь ей всегда удавалось принимать взвешенные и продуманные решения, а не руководствоваться порывом чувств. Но дело сделано. «Теймен, когда море скроет берега Смирны от ваших глаз за горизонтом, вы вновь обретёте ее, стоит лишь взглянуть на этот кулон», — гласила записка, лежавшая рядом с заветным подарком. «Вновь обретёте…» — засыпая, повторила Хиляль, словно эти слова были ее ночной молитвой. Ей снились дни, когда последний греческий солдат уйдёт с родных земель, снилась встреча с Леоном, его объятья и успокаивающий голос. Уже второй день подряд никто не мог толком объяснить, что случилось в море, а тем более, чья это была вина. Ходили самые противоречивые слухи. То ли причиной стал обстрел с воздуха английскими войсками, то ли корабль сам подорвался на мине времён Первой Мировой войны. А может быть от них намеренно скрывали правду. Во всяком случае, Азизе безуспешно пыталась выяснить у греков судьбу людей на борту. Хиляль же предпочла скрыть ото всех свои переживания, погрузившись с головой в работу. Она занималась больными, помогала другим сёстрам, старалась быть в курсе политических событий, но перо в руки брать не решалась, будто опасалась сокрушительной силы ее собственных мыслей. Но больше всего она боялась снова заходить в типографию. Туда, где все напоминало о Леоне, туда где стены и воздух ещё хранили воспоминание об их встречах, об их первом поцелуе. Ее сердце не перенесёт подобной пытки. Во что бы то ни стало, надо выяснить, жив ли лейтенант. В середине второго дня в госпиталь пришёл пожилой мужчина. По простой одежде и по рукам, изъеденным морской солью и с затянувшимися ранками от крючков, Хиляль предположила, что он занимается рыбалкой всю свою жизнь. «Странно, на первый взгляд он не ранен. Что могло его сюда привести?» — не успела подумать медсестра, как мужчина уже направился в ее сторону. — Медсестра Хиляль? — Да, это я. Слушаю вас? — У меня для вас есть важные сведения. Вы должны пойти со мной. — Какие сведения? Почему я должна с вами идти? — все это показалось ей очень странным, учитывая, что после взрыва в штаба ходить по улицам стало не безопасно. — Прошу вас, маленькая госпожа, моё задание я могу доверить только вам. Дело касается затонувшего корабля. Там есть выжившие. — Nasıl? Как? Вы что-то знаете об этом? Я прошу вас, скажите мне, кто выжил, -взмолилась Хиляль. — Вот, — старик незаметно сунул ей в руку измятый и чуть мокрый конверт, — приходите вечером на пристань. Только умоляю вас, никому ни слова. — Tamam, geleceğim, хорошо, приду, — медсестра успокоила старика, после чего окликнула другую медсестру с просьбой подменить ее и убежала в кабинет. Трясущимися от волнения руками Хиляль едва не порвала письмо вместе с конвертом. На вид оно было настолько жалкое, что ещё одно неосторожное движение и бумага рассыплется прямо у неё в руках. -Что это? Почерк не Леона…