La legende du Hileon

Kel ilaç bilse kendi başına sürer. (Тур.) Если бы лысый знал лекарство, то намазал бы его на собственную голову.

***

Повернув письмо ближе к свету Хиляль прочитала: Дочка, возьми мою сумку с медикаментами, как можно больше бинтов, чистую одежду в прачечной и найди флакон со спиртом в хирургической палате. Постарайся, чтобы никто тебя не заметил и следуй за человеком, который принёс тебе это письмо. Азизе. Будто не уловив смысл записки с первого раза, медсестра ещё раз пробежалась взглядом по знакомым завитушкам в почерке матери. Слова же казались ей странными и непривычными. Что, если это ловушка? Людей, устроивших взрыв в штабе до сих пор ищут. Кто знает, на какие крайнее меры теперь пойдёт греческое правительство, столкнувшись со значительными потерями среди генералов и прочих военнокомандующих высших чинов штаба. По всему городу развесили объявления, за голову подрывника объявили огромную сумму вознаграждения, а в случае, если его найдут живым — немедленно казнят. Первым делом девушка решила удостовериться в том, что ее не обманывают. Единственным доступным ей сейчас способом было найти Азизе, но скольких бы работников больницы она не спрашивала, все как по шаблону отвечали, что Азизе только что стало нехорошо, она отпросилась со смены и ушла домой. «Странно, — подумала Хиляль, — если бы это было правдой, мама обязательно предупредила бы меня.» Времени оставалось мало, поэтому она принялась собирать указанные в записке вещи. Найдя сумку, Хиляль проверила ее содержимое, чтобы при необходимости заменить заканчивающиеся лекарства на новые. К счастью, в своём чемоданчике первой помощи Азизе никогда не допускала такой ситуации. Все как в домашнем хозяйстве: медикаменты регулярно пополнялись и при необходимости заменялись и дополнялись новыми. Теперь на очереди была чистая одежда. Прачечная, из которой ее полагалось позаимствовать, к счастью, располагалась в соседней комнате, что значительно облегчало задачу. Да и в такой час вероятность встретить кого-нибудь из персонала была минимальной. С поисками спирта также не возникло проблем и, успешно завершив свою «операцию», Хиляль вышла из здания больницы и направилась к пристани. Вечерело. Вокруг было тихо. Только мерный шум волн нарушал эту гармонию. А впрочем, скорее, наоборот, являлся ее неотъемлемой частью. На ещё озарённом вечерним солнцем небе уже показалось луна. Почему-то в месяц рамадан появление луны замечают с гораздо большим трепетом, а ведь это чудо природы происходит каждую ночь. Но человек, в свойственной ему манере, в будни принимает его как данность. Азизе сидела на краю кровати рядом с раненым. Сколько слез выплакали эти глаза. Сколько бессонных ночей они провели в ожидании возвращения возлюбленного. Сколько горя они видели и сколько ещё им уготовано увидеть. Азизе молча взяла руку мужчины и поднесла ее к мокрому от солено-горьких слез лицу. Прижав ладонь к щеке она поцеловала его запястье, потом ладонь. Этот короткий и скромный жест выражал всю бурю чувств, кипевших в душе бедной женщины: тревогу, страх, сожаление, боль разлуки, надежду и… любовь. Ту глубокую привязанность на уровне самой души, которую время и расстояние сделали только сильнее. Нет, она не сдалась, когда получила то письмо. В то утро в глубине души она чувствовала сначала гордость и радость, будто в ту самую минуту она была рядом со своим мужем и разделяла минуту его величия при произнесении фразы «Я-полковник Джевдет», потом нестерпимую боль, будто ранения пришлись в ее собственное сердце, а затем чувства утихли и осталась лишь тихая, но непоколебимая надежда, что в том адском пламени взрыва ее муж выжил. Она чувствовала, что его сердце ещё бьется. Ради неё, ради их любви, ради их общей родины. И эта мысль придавала ей силы жить и бороться дальше. Рука мужчины продолжала оставаться прижатой тёплой женской рукой к щеке. Несомненно, поле битвы до сих пор снилось раненому, отчего его рука едва заметно дернулась. Азизе, приняв это движение за знак скорого пробуждения, приложила руку мужчины к животу, уже немного округлившемуся и заметному из-под пальто. «Ты выздоровеешь, мой родной, мой муж, мой мужчина в обоих мирах. Смотри, Джевдет, это наш малыш. Частичка твоего сердца, твоей души, » — тихо произнесла Азизе, даже не надеясь на то, что эти слова будут услышаны и поняты им. Да, произнесённые вовремя нужные слова тоже становятся поступком. Но все ли можно передать словами? Прикосновение любимых рук, нежность пальцев, тепло кожи сквозь одежду, крепкие объятья и возможность вдохнуть запах волос родного человека — сравнятся ли они даже с самыми торжественными и хвалебными речами? В комнату пробивался луч лунного света, и Азизе в атмосфере царившей тишины и успокаивающего ровного дыхания раненого мужа засмотрелась на небесное светило. Луна успела вступить в свои права и стать полноправной хозяйкой ночного небосвода. «Молчаливый страж звёзд, кто смотрит на тебя сейчас? Видишь ли ты с высоты своей Леона? Жив ли он?» — вздымая глаза к тому же ночному небу, прошептала Хиляль. Под покровом ночи она пробиралась к месту встречи. Идти приходилось медленно из-за тяжелой ноши. Но девушка была полна решимости и шла, не замечая неудобств, причиняемых медицинским саквояжем в одной руке и увесистым кульком в другой. Всю дорогу ее не оставляли мысли о том, что ещё пара минут и она, возможно, получит ответ на терзающий ее душу вопрос. « Neredesin? Где же ты? Леон… О, Аллах, молю тебя, сохрани жизнь Леону. Не забирай его у меня. О, Аллах милостивый, даруй ему долгую жизнь. Я готова стерпеть все, любую боль, разлуку, лишь бы знать, что он жив. Больше мне ничего не надо.» За эти дни Хиляль так и не смогла написать ни строчки. Дело осложняло и то, что она не знала адреса. Так просто оказалось потерять человека. Не от пули, не от ранения, не от ловушки или засады, а от информации. Точнее, от ее отсутствия. В той неразберихе почему-то об адресах для связи даже не зашло речи. Теперь оставалось только ждать, что-либо Али Кемаль, либо Леон, что было гораздо мало вероятнее, напишут на известный им адрес дома в Смирне. Но до сих пор они по известной причине этого сделать не смогли. Но надежда, как водится, умирает последней. Пожилой человек ждал девушку на пристани согласно уговору. Лошадь нервно перебирала копытами, а это грозило тем, чтобы разбудить спящих рабочих в порту и привлечь тем самым к себе внимание. Загрузив вещи в повозку, путники тронулись. Благо, ехать было недалеко. Хиляль была до того занята своими мыслями, что опомнилась и спросила своего спутника, куда они направляются, только спустя несколько минут. Ее тело и разум будто не слушались друг друга. С одной стороны, Хиляль, молодая незамужняя девушка, сама удивлялась собственной беспечности — в неспокойное время сесть в повозку с мало известным человеком, лишь потому, что он принёс записку, похожую на мамину. С другой стороны, интуиция подсказывала, что опасаться здесь совершенно нечего. После всех страданий, что выпали на ее долю, многое ли теперь сможет ее напугать? Старик оказался необщительным. Что-то в его облике подсказывало девушке, что он — не тот, за кого себя выдаёт, но приставать с расспросами ей показалось неуместным. — Куда мы едем? И кто дал вам эту записку? — Хиляль, вы не узнали почерк медсестры Азизе? — Узнала! Но мама разве могла уехать, не предупредив меня?.. — А вы, маленькая госпожа? Вы кого-нибудь предупредили? Хиляль замолчала, размышляя над тем, что тут можно возразить: — Я предприняла необходимые меры предосторожности. Не беспокойтесь. Вы сказали, что дело касается кораблекрушения. Вы знаете, что там произошло? — Знаю, маленькая госпожа. Его не было. Никто не погиб. — Как не было? Что вы такое говорите? Весь город находится в смятении после этой новости, а вы говорите, что ничего не случилось? Сердце девушки билось со скоростью птички колибри. Но одно в этой ситуации ее радовало — угроза жизни Леона миновала. Он жив, он в безопасности. — Allah’a şükür, слава богу, — прошептала девушка. — Вижу, кто-то на этом корабле вам очень дорог… — Так и есть, — Хиляль смутилась свой реакции, — там находится мой брат. — Верю, что так оно и есть. Мы приехали. — Но вы не ответили на мой вопрос! — Заходите в дом, вы сами все увидите. Сумки я принесу. И все же этот старик показался Хиляль до боли знакомым и… близким? Маленькая рыбацкая лачуга предстала перед ней в свете луны. Девушка спрыгнула с повозки и, хрустя галькой под ногами, направилась к нему. Сзади за ней поспевал ее спутник. С ношей он управился в два счета, словно это был и не старик вовсе, а молодой крепкий мужнина. «Все это в высшей степени странно, » — Хиляль постучала в дверь. Азизе вздрогнула. Хотя она и ожидала прихода дочери и слышала, как подъехала телега, звук испугал ее. Дверь открылась, пустив в дом длинный луч света, и в комнату вошла Хиляль: — Anne? Мама? — прежде чем осознать, что перед ней сидела ее мать, медсестра Азизе, Хиляль перевела взгляд на кровать. И едва не упала в обморок. — Baba? Отец? — невидящими глазами девушка смотрела то на мать, то на отца. Язык не мог связать и двух слов, а ноги отказывались сделать и шаг. Точно такая же реакция была и у Азизе в тот момент, когда ее под предлогом лечения больного моряка привели сюда, в заброшенный дом. Впрочем, шок быстро сменился счастьем и наступившим осознанием реальности происходящего. Хиляль бросилась к кровати: — Отце жив, да? Мама, ведь так? Он спасся? — сыпались одним за другим вопросы, отвечать на которые уже было без надобности, ведь девушка имела наработанную годами обращения с больными привычку проверять пульс. Коснувшись сонной артерии мужчины Хиляль с облегчением вздохнула: — Жив, дышит, — после чего сияющими от радости глазами посмотрела на мать, — мама, давно ты узнала? Почему ты не сказала мне ни слова? Азизе притянула дочку к себе и крепко сжала в объятьях: — Дочка, нам надо быть острожными. После всего, что случилось, сложно предугадать, не остались ли враги у нашего отца, желающие отомстить за смерть генерала Василия. Сейчас мы никому не должны об готовить об этом. Это приказ нашего отца. — Он что-то сказал? — Хвала Аллаху, Ибрагим передал мне приказ Джевдета. — Хм… Ибрагим? — только после этих слов Хиляль заметила сидевшего в противоположном углу комнаты человека. Свет практически не освещал его, отчего разглядеть можно было лишь силуэт молодого мужчины в форме. — Evet, да, он спас его из греческого штаба и перенёс сюда. Дочка, это очень важно. Хиляль сложно было проникнуть в тонкости и хитросплетения этого плана, тем более сейчас, когда ею овладевало столько различных эмоций: — Хорошо, мама… — после пары минут молчания она продолжила, — что мы теперь будем делать? Отцу нужна квалифицированная помощь, нельзя оставлять его здесь. — Знаю, знаю. Завтра мы окончательно убедимся, можно ли перенести его в госпиталь. А пока нам нужно сменить перевязки и промыть раны. Женщины принялись за работу. Помощь двоих мужчин, находящихся в комнате оказалась далеко не лишней, и скоро импровизированная команда медиков успешно завершила своё дело. Нужно было возвращаться в город. Кто-нибудь из родных мог заметить их отсутствие. Обратно возвращались тем же способом — на поводке старого рыбака, однако атмосфера с гнетущей превратилась в обнадёживающую. Завтра предстоял важный день, все должны будут строго выполнить свои обязанности, чтобы план сработал безукоризненно, иначе жизнь многих людей будет поставлена под угрозу. — Мама, ты знаешь что-нибудь про кораблекрушение? Эфенди сказал, что его не было. Это правда? — радость за жизнь отца на некоторое время затмила беспокойство Хиляль за судьбу брата и Леона, но теперь она вернула себе способность трезво рассуждать. — Это все часть плана, дочка, я не могу тебе рассказать. Поверь мне. К счастью жизни нашего Али Кемаля ничего не угрожает. — Может быть мы можем ему написать? Узнать как он? Как приняла его Греция? — Кирья оставила мне адрес… на случай, если мы захотим уехать подальше от ужасов войны, — Азизе задумалась. Смогла бы она уехать? Никогда в жизни она не покидала родной страны, хотя после того письма Джевдета ее посещали мысли воспользоваться предложением матери Леона. Но теперь, когда ее муж жив, когда она нужна ему, она разумеется не оставит его. А Али Кемаль… он сделал свой выбор и Азизе его приняла. Она всегда будет готова принять сына обратно. От размышлений ее отвлекло прикосновение дочери: — Бабушка и Йилдыз тоже волнуются. — Как только мы завершим наше задание — напишем. — Когда закончится наше горе, мама… если бы нашлось средство прекратить эту войну, убийство братом брата всего лишь по мановению пера военноначальника, во имя призрачных и чуждых им ценностей. — Не знаю, дочка, не знаю. Это не наша война. Но мы должны выстоять. Каждый погрузился в собственные мысли. Хиляль благодарила Бога за благие новости, за жизнь отца, за то, что он отвёл беду от Леона. Вопреки всей этой разрухе, среди войны ее сердце было переполнено благодарностью и счастьем. И надеждой на завтрашний день. На веранде, щедро залитой лунным светом, сидел Леон. В первый же день на родине судьба уготовила для него немало сюрпризов. Начать хотя бы с неугомонного заносчивого братца и воркующей над ним матери или с инцидента в проливах. «Один Аллах сейчас ведает, что стало известно об этом Хиляль», — с такой мыслью лейтенант взял в руки перо и чернильницу и с твёрдым намерением дать о себе знать принялся писать своей Смирне первое письмо.