Ненависть... Это слишком сильное чувство...

Единственным чувством Бельфегора при пробуждении была растерянность. Да-да, именно это чувство, хоть оно и было странным в такой ситуации. Парень вроде и контролировал себя, и делал все по собственной воле, но сейчас он чувствовал вину и раскаяние. У него впервые проснулась совесть, которая грызла его всё последующие время. Всего пару часов хватило принцу, чтобы осознать всё произошедшие и принять свою ошибку. Он искренне раскаивался, хоть это ничем бы и не помогло девушке, которую он любил и сломал собственными руками. Да, вы правильно поняли, он именно любил её. Фран была не просто дорога блондину, она была самым главным сокровищем в его жизни. Сокровищем, которое он потерял. Бельфегор просто слишком поздно понял и осознал свои настоящие чувства к девушке. Но то, что он отрицал очевидное, жгучий темперамент и сильное чувство собственности сыграли свою особую роль в этом происшествии. Каваллини всего-лишь приревновал, а что получилось в итоге... Глупо, не правда ли? «Что же я наделал? Зачем я так поступил? Что теперь делать?» Эти, казалось бы, на первый взгляд простейшие вопросы сейчас занимали все мысли венценосного, и признанный гений никак не мог найти на них ответа. Он ходил по своей не очень большой комнате кругами, пытался отвлечься на классическую литературу, которая обычно захватывала его с головой, он даже убраться пытался! Но ничего не спасало его от угнетающих мыслей и чувства вины. А тяжелые, шумные шаги и суматоха в коридоре давали понять, что рано или поздно поймут, кто же сделал такое кощунство с хрупкой иллюзионисткой. — Кажется, я схожу с ума, — Каваллини тихо взвыл словно раненый зверь и уселся в кресло, что стояло напротив большого зеркала, запуская руку в свои и так спутанные, блондинистые волосы, — Наверное, стоит всё же признаться самому. Для варийца был единственный выход в ситуации. Он понимал, что скоро все «карты» вскроют, и ему всё равно достанется. Да и не смог бы он жить дальше после того, что сделал. Если в нем сейчас бушует такой спектр эмоций, то что было бы дальше? Скорее всего, как Каваллини и сказал буквально минуту назад, он бы и правда сошел с ума. Стал человеком с явным расстройством психики, намного хуже чем в данный момент. — Ладно...Так и сделаю, — Шишикнув себе под нос, блондин поднимается на ноги и последний раз откидывает своё отражение равнодушным взглядом. Что не говори, а вид у королевской особы был потрепанный, хотя обычно он себе этого не позволял, принц же. Но сейчас его голубая кровь, внешность и манеры были не так важны. Ураган не спеша выходит из своей комнаты, направляясь по знакомому коридору в сторону кабинета грозного Босса Варии. Занзас, скорее всего, сейчас находится именно там, привычно потягивая дорогой виски, либо текилу из нового хрустального стакана, при этом в его кабинете будет летать легкая дымка от сигар, которыми их Небо стал баловаться в последнее время слишком уж часто. Наверное, даже у него нервы уже сдавать начали, с таким то окружением, которое можно было охарактеризовать одним словом - дурдом. За весь свой не особо долгий путь блондин встретил кучу подчиненных, парочка из которых могли задеть его в спешке. Но принц даже не реагировал, хотя в обычный день он бы кинул в наглеца пару стилетов с маньячной пугающей улыбкой, которая была свойственна только ему. Хотя, даже это не понадобилось, чтобы младшие по званию варийцы в страхе пятились от хмурого блондина, что был темнее тучи. — Бельфегор-сама... Простите, я не хотел... — Очередной новобранец врезался в Каваллини, чуть не повалив урагана с ног, и теперь стоял, заикаясь, пытаясь сказать что-то связное. Но венценосный снова проигнорировал человека и, с минуту тупо посмотрев на парня, как на идиота, молча пошел дальше, даже не дослушав его детский лепет. Но, как бы Хранителю Урагана ни хотелось, его путь не может быть вечным. Через несколько минут он уже подходил к кабинету Занзаса, про себя уже приготовив маленькую речь для начала разговора. Он остановился у кабинета Босса, тяжело вздохнув и никак не решаясь войти. Сейчас ему хотелось только развернуться и сбежать, как последнему трусу. Но он не мог, да, вообщем-то, если быть честным, и не хотел, а то мимолетное желание было и правда проблеском позорной трусости. — Бельфегор? Врооой! Что ты здесь забыл? — От неожиданности обычно собранный Каваллини вздрогнул и подскочил на месте, — Почему не занимаешься поисками виноватого с остальными? Принц переводит растерянный, хоть этого и не видно из-за челки, взгляд на капитана. Наверное, после того как все узнают, именно от него ему больше всего и достанется. — У меня есть важный разговор к Боссу, ши-ши, — Ураган пытается казаться расслабленным и по привычке сует руки в карманы варийских штанов, — Ну, и к вам. Я знаю виновного во всём этом, — Всё же нехотя добавляет он. Скуало несколько минут молча сверлит его своими серыми бездонными глазами, а затем резко и громко выкрикивает: — Вроой! Почему ты не можешь назвать мне имя ублюдка прямо сейчас?! — Потому что это разговор не для лишних ушей, — Принц пальцем указывает за угол, откуда выглядывало несколько голов, ох уж эти любопытные новобранцы, — Чем быстрее мы с этим покончим, тем лучше, ши-ши, - он снова кивает на кабинет их Неба, давно ожидая предыдущего вопроса от своего капитана Супербиа недовольно глянул на Бельфегора и, скрипнув зубами, всё же открыл дверь в обитель своего Босса без стука.

***

Наказание принца оказалось слишком мягким – Бельфегор так считал. Обычная ссылка на неопределенное время в Японию к основному составу Вонголы в помощь. Он наделся на что-нибудь более строгое и страшное, но, из-за его заслуг перед Варией, Занзас смягчил его ношу, как в то время обычному рядовому за такое кощунство уже бы давно отправили пулю в лоб без промедления. Но всё же, спасибо Скуало, который после того, как они покинули кабинет, от души пару раз довольно сильно ударил «коронованного ублюдка». И именно из-за этого «довольно сильно» принц теперь был со сломанной рукой, синяком на скуле и фингалом на глазу, хоть последние не было видно из-за густой челки. Каваллини горько усмехнулся, осматривая своё отражение в зеркале, что висело на стене его королевской ванной. Губы его не были искривлены привычной жуткой улыбочкой, которая только уродовала красивое и утонченное лицо венценосного, и это могло удивить любого, кто хоть пять минут находился в его обществе. Не выдержав, принц резко здоровой рукой бьет по зеркалу, и то сразу разбивается на кучу маленьких и больших осколков, некоторые из них сразу впиваются в теперь уже окровавленную руку блондина. — Королевская кровь пролилась... Впервые от вида собственной крови ему не хочется убивать, а физическая боль помогает справится с душевными муками. Каваллини усмехается своим мыслям и включает холодную воду, подставляя руку к крану. Алая жидкость тонкими струйками скатывается по его коже, которую едва тронул загар, и исчезает, смешиваясь с обычной водой. Осколки, что до сих пор торчали из руки, ураган беспощадно и резко, ну, насколько это возможно в его положении, выдергивает из ранок, делая их ещё больше. Он напоследок заляпал белоснежную плитку и раковину в своей крови, хотя раньше бы себе такого беспорядка не позволил. Он слишком изменился за короткий промежуток времени в двадцать четыре часа. А всему виной та, что сейчас под убойной дозой успокоительного мирно посапывает в госпитале, под присмотром хлопотливого Солнышка. Наверное, сейчас у Бельфегора лишь одно желание до завтрашнего отправления в Японию — увидеть её безмятежное личико, пока она находится в царстве Морфея. Наконец избавившись от крови, принц небрежно перевязывает руку первой попавшейся тряпкой и выходит из ванной, оглядывая свою комнату, которая была погружена во мрак. Всё пространство освещала лишь светлая луна, что светила сквозь открытое настежь окно. Уже глубокая ночь, а значит, в коридорах только парочка патрульных новичков, основная же сила за пределами замка. Все-таки он сможет дойти до госпиталя незамеченным, если постарается. Быстро вспомнив свой не такой уж и длинный путь, Каваллини окидывает взглядом уже собранные чемоданы, что тоскливо стояли в углу комнаты, и осторожно выглядывает в коридор. Никого. Лишь тусклый свет всё той же луны и всепоглощающая тишина. Он не спеша выходит из комнаты и тихо прикрывает массивную дубовую дверь, начиная бесшумной и мягкой поступью, словно хищник, двигаться в нужном направлении. Мысли смешались в голове блондина тягучей, вязкой кашей. Он не мог сосредоточиться на чём-то одном, из-за чего чуть не попался Луссурии, который зевая выходил из палаты иллюзионистки, на ходу поправляя ярко-оранжевое боа на своей шее, которое съехало с его плеч. Наверное, Хранитель Солнца в этой ситуации единственный человек, который переживает не только за Фран, но и за Бела. А ведь до Бельфегора только дошло, что мужчина неоднократно пытался подтолкнуть его на отношения с Айроне. Каким же дураком он был. Как его до сих пор могут называть гением, если он не понимал таких прозрачных намёков со стороны Луссурии? Шумно выдохнув, Каваллини осторожно выглядывает из-за угла и, убедившись,что «павлин» уже ушёл на достаточное расстояние, подходит к палате, тихо открывая дверь. В помещении витает запах каких-то таблеток и успокоительного из-за чего, принц сразу морщит нос. Он никогда не любил такие запаха, прямо как туманница. Бельфегор быстро проводит взглядом по комнате и сразу примечает небольшую больничную койку, на которой лежала миниатюрная иллюзионистка. Волосы Фран разметались по светлой наволочке, совершенно спокойное выражение на обычно равнодушном лице и аккуратные худые ручки, что лежали на груди, прямо как на картинке из книги «Спящая красавица», только алой розы и короны не хватает. Ураган не спеша подходит к больничной койке и бережно проводит по волосам спящей девушки, длинными аристократическими пальцами убирая с закрытых глаз туманницы светло-зеленые пряди небрежно подстриженной чёлки. Лицо Фран сразу из безмятежного меняется на недовольное. Зеленоглазая чуть надувает губки и поворачивается на бок, спиной к белой стенке, и чуть сжимает махровую простынь, которая и укрывала её хрупкое тело в лёгкой ночной сорочке. — Прости меня... — Его голос звучит совсем тихо даже в ночной тишине, — Хоть это и невозможно. Быстрым движением он снимает со своей головы самую дорогую свою вещь – серебряную диадему. Бельфегор и сам не ожидал от себя дальнейшего действия, но сейчас этой безделушки ему совсем не жалко. Он осторожно, чтобы не разбудить, водружает украшение на голову спящей, которая на этот момент уже снова повернулась на спину, при этом раскинув руки в стороны и скинув с себя простынь. — Прощай, мой маленький глупый лягушонок, — Он приподнимает уголки губ в подобии улыбки и целует девушку в лоб, снова укрывая её тельце, — Я больше ничего тебе не сделаю. Отойдя от койки на несколько шагов, Каваллини грустно смотрит на Фран в последний раз. Возможно это и правда последний раз, когда Каваллини её видит, ему хочется оставить о себе хоть одно хорошее воспоминание в её памяти. — Наверное, мы больше никогда с тобой не увидимся, — Принц быстро выходит в коридор, услышав чьи-то приближающиеся шаги, так же тихо закрывая за собой дверь и оставляя запах дорогого парфюма, что уже скоро смешается с ужасным запахом лекарств, который они с Фран так не любят.