Кошкин дом

С этими треволнениями проспала я до самого вечера. Ни ела, ни пила весь день, только молочка мне кухарка утром налила в блюдечко, я полакала немного и свалилась как без лап (люди говорят "без ног"). Проснулась, вышла прогуляться, и вдруг из-за куста сирени на меня как выскочит черненький котенок, которого я однажды около церкви видела. Я вздрогнула: — Фыр-фыр, как напугал! А он мне пищит: — Вы Янина Платоновна Штольман? Я повнимательнее к нему пригляделась. «Вот она — слава!» — думаю. — Я самая. И что тебе от меня надо, маленький бесенок? Он хвост гордо поднял и отвечает: - Меня отец настоятель зовет Падший Ангел. Пойдемте за мной, вас господин Лорд вызывает на аудиенцию. «Батюшки, — думаю, — прямо не дачная шпана, а гости на великосветском рауте. Какие замысловатыми фразами и словами оперируют. Хорошо, что мои господа однажды ездили на аудиенцию к генерал-губернатору князю Долгорукому, так разговоров было недели на четыре, хозяйке туалет (ну, так платье официальное и очень красивое называется, а не то, что вы подумали) шили специальный, вот я слова-то и запомнила. Но здесь, в этакой глуши, откуда взяться настоящему-то культурному обхождению?» Это я все размышляла, пока мы задами да проулками шли на кладбище. По улицам-то не больно разгуляешься, там собаки деревенские манер никаких не имеют, обидят кошечку, облают, могут и испугать. Задами-то поспокойнее будет. Приходим на кладбище, прошли за ограду, и тут на дорожке я вижу его собственную милость Лорда Великолепного. Поклонился мне, со всей элегантностью и изяществом истинного английского джентльмена. Ах, как я всю эту великосветскую жизнь уважаю и обожаю… Словно и родилась я во дворце на бархатной подстилке. А что, может, так и было? Это меня специально из королевской корзинки какая-то злыдня выбросила, чтобы заменить на своего беспородного котенка, и его таким образом в высший свет ввести. А меня на вокзале оставили. Уж как я до полицейского участка доползла, мало помню. Там только нашлись хорошие, приличные люди, приютили, обогрели. А потом я и сама Анечку свою выделила из всех посетителей и попросилась с ней жить. Тоже вот, мастерство и вкус проявила: какую добрую да чудесную хозяйку выбрала и облюбовала, какой дом нашла. Не хуже, а может быть в чем-то и получше дворцового королевского. Ох, что-то я опять разговорилась. Встретились мы с его милостью Лордом. И повел он меня вглубь кладбища, чтобы показать могилу той самой женщины, которая к нам в дом по ночам приходит и нас с малышенькой пугает. Подходим, смотрю холмик такой, на нем крестик деревянный, а на крестике два имени: р.б. Мария Флорова и мл. Акулина. Что значит — раба божия Мария и младенец Акулина. Вот, думаю, несчастная женщина, вместе с ребенком умерла, а успокоится не может, поэтому и к нам в дом залетает ее беспокойная душа. И вдруг его милость Лорд прерывает мои размышления о вечном и сообщает: - Лежит здесь горничная тех прежних съемщиков вашей дачи, а вот ребенка с ней нет, это я у кота кладбищенского сторожа выяснил. Я прямо аж подпрыгнула: — Как нет? А она рожала ребенка-то? Вспомнила, как нам в дом сначала малышеньку дедушка с бабушкой принесли, а потом уж на подводе и хозяин с хозяйкой прикатили. Как хозяин нес на руках свою Анечку и все ее в ушко целовал и шептал: «Спасибо! Спасибо!» Говорю же, слух у меня хороший! Поэтому как дети в доме появляются — я как никто другой знаю. Поэтому и задаю такие профессиональные вопросы. Лорд почесал за своим изумительным ухом и пожал плечами. Хотя, что у них, у мужчин, спрашивать? В наших женских тайнах они профаны полные. А Лорд между тем продолжал: — Кот кладбищенский Тимофей Трофимович только сказал, что гроб был один, и человек, то есть женщина, была в нем одна. А почему второе имя на кресте появилось, ему неведомо. Я задумалась. — А не знает ли ваша милость, как бы можно было бы поговорить с кем-нибудь из животных, кто был знаком с прежними хозяевами? Лорд еще больше нахмурился и собрал усы. — Таких я просто не знаю. Жили очень уединенно, никаких любимцев к себе не приближали, не подкармливали, и в дом никого к себе не пускали. Только если, спросить тех, кого не зовут и не приглашают… — Кого вы имеете ввиду, ваша милость? — Ну, ворона у них под крышей на чердаке гнездится, или вот мышей поспрашивать… У меня прямо шерсть поднялась дыбом: — Фи, какие источники информации презренные. И вот что значит — английская выдержанность и невозмутимость: — Ну, это как вы сами решите. Мое дело предложить… И пошел себе, мягко переступая своими такими очумело прекрасными лапами. Я задумалась… А и в правду, если уж не у кого больше выяснить детали преступления, — а то, что это связано с преступлением, я печёнкой чую, недаром у меня хозяин сыщик, — то можно за сведениями и к мышам обратиться. Я вот видела однажды, как хозяин потихоньку от своей Анны Викторовны разоблачался на черной лестнице из такого грязного старья, что любая хозяйка в ужас придёт. А он все сложил аккуратно и кухарке говорит: — Убери до времени, может, еще раз пригодится. Вот как оно в сыщицком деле! Что уж мне мордочку воротить от мышей. Пойду к ним на поклон. Знаю я одно место в гостиной, откуда нет-нет да и мелькнет серый комочек. Посижу там, подожду… *** Сидеть пришлось до вечера. Уж и хозяин со службы вернулся, и хозяйка маленькую покормила и в столовую к мужу пришла, а из норки так никто не появился. Может, они меня видят и боятся? Ушла я подальше, спряталась за спинкой дивана, но глаз от норки не отвожу. Нянька унесла малышку спать укладывать. Обычно следом за ней и я ухожу, но здесь осталась, сторожу… Краем глаза вижу: хозяин взял руку свой «ненаглядной Анечки» и к своим губам прижал. А она так на него смотрит, что даже мне глаза отвести хочется… И вдруг серый клубочек юрк под стол! Я за ним. А хозяйка как закричит и на стул с ногами вскочила, юбки подняла до колен, будто по столовой крокодил ползет. Видела я на афише зоопарка такое чудище, не приведи господи! Хозяин подошел к ней, снизу вверх смотрит, за ноги обнял и говорит: — Душа моя, удивляюсь я на тебя! Такая большая девочка, такая смелая: никаких покойников, никаких убийц и приведений не боишься, а мышонка испугалась. Она ему руки на плечи положила, в глаза смотрит и нежно так смеется. А он тоже улыбнулся: — Как я люблю твой смех… И смотрит на нее, а она на него. И между ними любовь… А я ушла из комнаты, потом посторожу, попозже — чего людям мешать… *** И хорошо, что ушла, потому что по двору расхаживала моя давняя противница — ворона. Гордо так, нахально. В любое другое время я ей бы показала, кто на дворе хозяин, но здесь осторожно подошла и встала невдалеке, ворона аж крякнула от изумления. — Прошу прощения, — говорю, — что нарушаю ваш моцион, но не могли бы вы уделить мне минуточку внимания? Ворона, надо отдать ей должное, мою вежливость оценила и ответила в соответствующем духе, как приличные люди между собой разговаривают, а не торговки на базаре, хотя она и по базарному очень даже умеет, я знаю, как начнет обзываться да каркать, то просто становится перед соседями стыдно: — Сударыня, я вся во внимании. Меня, между прочим, Роберта Карловна зовут. И голову наклонила. Я все также, не подходя близко: — Роберта Карловна, не могли бы вы подсказать мне кое-какие детали из жизни бывших съемщиков этого дома. Ворона с большущим интересом на меня посмотрела, сначала одним глазом, потом другим: — Можно полюбопытствовать, исходя из каких соображений вы задаете эти вопросы? — Нас, — говорю я ей спокойно и с достоинством, — замучило приведение бывшей здешней горничной. Приходит в дом, нарушает покой приличных людей. Вот пробую узнать обстоятельства ее смерти. И вдруг ворона как подскочит ко мне ближе и давай мне все сплетни быстро-быстро выкаркивать: — Крутила ента горничная с прежним хозяином. Как хозяйка за порог, так у них шуры-муры. Иной раз и в присутствии хозяйки, даже ее не боялись: заберутся ко мне на чердак, где у меня в сундуках сокровища попрятаны, и у них «любоф». И так она это презрительно произнесла, словно выплюнула это слово. А я-то всегда считала, что за этим словом только чистые и светлые отношения называются… Век живи — век учись… Ладно буду знать. А ворона продолжала сплетничать: — Сколько раз я мои сокровища перепрятывала или восстанавливала после их свиданок — не сосчитать! — А почему они съехали? Почему больше дачу не снимают? — Так известное дело, чему: убили они энту горничную и ребеночка ее себе взяли. У них-то у самих детей не было. Я прямо на хвост свой и села… — Страсти какие! А вы это точно знаете? — Да куда точнее, я ж сама сидела на ветке и весь их разговор промеж собой слышала. Как он хозяйку уговаривал немного еще потерпеть, что уже скоро мол, девка родит, а они концы в воду и ребенка себе. — А хозяйка? — Хозяйка-то вроде и за ребенка была, и против. С одной стороны, зачем ей «приблудное», как она выражалась, дитя, но с другой стороны — своих-то нет. — А про женщину про эту, про само убийство у них разговоров не было? — Да, вроде, нет, не было. Видимо, они сразу решили, как это обтяпают. — Ну, да, ну да. Здесь котенка родишь, намучаешься так, что чуть не умрешь, а тут человек. Может, и сама умерла… Ворона еще раз на меня внимательно посмотрела одним глазом и каркнула глубокомысленно: — Может и сама, но тогда зачем этот ее призрак вас тревожит? «Вот, — думаю, — говорят, безмозглая птица, а какие выводы делает…» И вслух произношу: — Благодарю вас, сударыня, простите, Роберта Карловна, за неоценимую помощь… А ворона от меня не отходит и вдруг спрашивает заговорчески: — А как вы это дело собираетесь до людского суда доводить? Я гордо говорю: — У нас хозяин — лучший сыщик Москвы, если не всей Российской империи, мне его только на мысль навести, а уж он все раскрутит в лучшем виде. И пошла себе, задрав хвост. А ворона мне в след прокаркала: — Воображала! Вот ведь, не удержалась в рамках приличного разговора, показала свою базарную сущность!