Под Крылом

– Их будет двое. – Уверенно сообщил Ерк, ловко вплетая в длинную косу крошечные цветочки. И где только достал такие – с желтыми тычинками и сиреневыми лепестками? – Ты уверен? – Снова переспросила Майри, заглядывая в прозрачную гладь фонтана. Сквозь собственное отражение проглядывали круглые обкатанные водой камушки. Белые, серые, черные, с разными цветными узорами или пятнистые – они покрывали все дно неглубокого фонтана перед Отделом. В мерный шепот льющейся воды время от времени добавлялся неритмичный плеск. – Я вижу будущее. – Самодовольно заявил эаль, завернув длинный хвост в колечко. – Двое. Погодки. – Может, близнецы? – С улыбкой уточнила крылатая, поддавшись мимолетному желанию и опустив ноги в воду. – Может. – Не стал спорить Ерк, и вплел последний цветок в длинную косу. Завязал кончики узкой лентой, чтобы ничего не расплелось. – Это ведь детали, а они могут меняться. Майри с сомнением заглянула в глаза своему отражению. – А если я выберу Рафа, то сколько будет детей? – Твоим выбором будет Сиф. У него выше совместимость, и ты приняла его ленту. – Со смешком заметил эаль, трогая кончиком хвоста воду. – Ну а если я ленту верну и возьму другую? – Не то чтобы Майри хотела так поступить. Скорее, в ней говорило любопытство. – Гипотетически. Наклонившись, Ерк заглянул в фонтан. В воде незамедлительно появилось его лицо – узкое и темное. По сравнению с крылатой эаль казался воплощением ночи, только глаза хищно сверкают. – У тебя их будет двое. – Повторил первый сосуд. – С Сифом. Ты не выберешь Рафа, и будущего с ним я не вижу. Майри вздохнула, не зная, как реагировать. Двое. У нее будет двое детей. То ли погодки, то ли близнецы... Пусть будут погодки – и старший будет защищать младшего, а младший – оберегать старшего. Собственное лицо крылатой смотрело на нее с поверхности воды. Она же... Ей ведь всего лишь полтысячи! А когда появятся эти самые дети? Через триста или четыреста лет? Это же так мало... Рано ей Сиф подарил ленту. Может, боялся, что Раф будет первым претендентом? Так или иначе, Майри подарок приняла еще полтора года назад, вплетя узкую ленту в волосы. И о своем поступке не жалела. Конечно, важную роль играла совместимость, и самая высокая как раз была с Сифом. Важную – но не главную. Плюхнуло, и рябь на воде стерла отражение крылатой. Исчезло и лицо Ерка. Настоящий эаль недовольно скривился, принявшись вытирать рукавом лицо. – Эли, что на тебя нашло? – Отфыркавшись, напустился он эльвиина. Стоящий по колено в воде младший сосуд вспыхнул до корней волос, но извиняться за водные брызги не стал. – Я должен что-то сделать! – Воинственно заявил Эли, и пригладил выбившуюся из прически прядь. – Ты уже сделал! – Ерк демонстративно взмахнул влажным рукавом. Младший сосуд, по мнению опытного эаля, был уж слишком молодым и глупым. Оставалось надеяться, что со временем эльвиин хоть немного наберется мозгов. – Я хочу, чтобы меня запомнили! – Эли переступил с ноги на ногу, рассылая во все стороны мелкую рябь. Устало вздохнув, эаль похлопал хвостом по бортику рядом с собой. Майри краем глаза наблюдала за старшим сосудом, пряча улыбку. Ерк раз за разом ворчал на младших, утверждая, что они слишком глупые, чтобы соответствовать своей высокой должности, но неизменно учил их, выслушивая «несусветную чушь и пустяковые страхи». Эли послушно прошелся по фонтану и плюхнулся на бортик. Мантию он не поддергивал, и та давным-давно промокла, облепливая тощие ноги эльвиина. Кончик длинной каштановой косы тоже болтался в воде. Ерк не торопил, и простодушный младший, помучавшись пару минут, все же заговорил, сразу выдав причину своего поведения – Я смерти боюсь. – Шмыгнув носом, словно собираясь разреветься, доверчиво поделился он страхом. – Не хочу умирать. Треугольный хвост шлепнулся по воде, снова разрушив отражение. – В среднем жизненный цикл эльвиинов составляет три с половиной – четыре тысячи лет. Тебе всего лишь девяносто три исполнилось месяц назад. – А потом я тоже умирать не хочу. – Уперся Эли. Обернувшись к Майри, Ерк скорчил мученическое лицо. «Посмотри, и я с этим дурачком пугливым вожусь!» Лае беззвучно прыснула, закрывшись крылом. Обижать Эли не хотелось, но большинство его страхов были совсем детскими. – А потом тебе не дадут умереть крылатые. Ты для них очень важен. – С бесконечным терпением в голосе сообщил эаль. Эли помолчал, переваривая информацию, но, похоже, не успокоился. – Да, я очень важен. – Повторил он задумчиво, болтая ногами в воде и прислушиваясь к плеску. – И моя кровь ценна. И лае не дадут мне умереть... Но все равно я боюсь смерти. Перестав дрыгать ногами, эльвиин требовательно ухватил эаля за влажный рукав. – Посмотри в мое будущее, - поняв, что прозвучало это как приказ, Эли смутился и добавил, - пожалуйста. Ты же всегда говорил, что у тебя есть дар. Скажи – я умру? Ерк недовольно цыкнул, но склонился над водой, вглядываясь в воду. Младший сосуд замер, задержав дыхание, чтобы ненароком не отвлечь эаля. Постепенно поверхность успокоилась, и из водяного зеркала на Ерка выглянуло его отражение, сверкая желтыми глазами на темном лице. Склонившись вперед, Майри внимательно следила за мимикой старшего сосуда. Связь неторопливо разворачивалась, неслышно успокаивая эльвиина. Что же может случиться в Отделе? Лае никогда не позволят обидеть ни Эли, ни Ерка. Не пройдет сквозь защиту ни один враг. По водному зеркалу ударил хвост, снова разбивая отражение. – Пока тебя помнят, ты будешь жить. – Глухо сообщил эаль, и покровительственно потрепал эльвиина по пушистым волосам. – А точнее нельзя? – Несчастным тоном осведомился Эли. В силу возраста фразы с расплывчатыми формулировками ему совсем не нравились. Ерк ударил хвостом еще раз. – Ты никогда не умрешь. Достаточно точно? – Ага. – Довольно кивнул младший сосуд, и с удвоенной силой заболтал ногами. – А ты тоже будешь вечно жить? Малкольм сказал, что ты самый старый из... – Я старший! – Фыркнул эаль. – И вообще я являюсь самым первым сосудом. А ты – последний! – А есть еще кто-то из сосудов? – Наивно уточнил эльвиин, любопытно склонив голову к плечу. – А почему я их не видел в Отделе? Ерк недовольно укусил себя за язык. – Они ушли путешествовать. – Майри пришла на помощь. – И вернутся очень нескоро. Младший удовлетворенно кивнул, вскочив, снова принялся бродить вокруг фонтана. Ерк, прикусив губу, потухшим взглядом уставился на собственные руки, сложенные на коленях. Потом, вскинув голову, на миг взглянул на крылатую. Этой секунды было достаточно, чтобы понять – эаль увидел другое будущее. И соврал. – Ты позволишь мне взять на руки твоих детей? – Отстраненно спросил Ерк через пару минут. – Конечно. – Пообещала Майри, и протянув ладонь, погладила эаля по плечу. Эаль мотнул головой, пытаясь мысленно встряхнуться. Потом ожесточенно поскреб пальцами шею возле правого уха. Посмотрел на свою трехпалую ладонь. Пошевелил пальцами, стряхивая что-то невидимое. Крылатая чуть отклонилась вбок, рассматривая на темно-синей бархатной коже Ерка белую полосу. Словно эаль испачкался в белой штукатурке, и теперь она засохла и стала твердой. Майри хотела коснуться полосы пальцами, но эаль перехватил ее руку. Исчез плеск воды. – Ты позволишь мне взять на руки твоих детей? – Голос у Ерка не изменился, но теперь он не сидел на бортике фонтана, а стоял напротив, весь укутанный в белые ткани. Эаль разжал пальцы, и положил обе ладони на живот крылатой. Майри открыла рот, чтобы закричать... И проснулась. *** Мышцы перекатывались под светлой кожей. Идеально развитые, без единого изъяна, они внушали уважение перед такой мощью. Зрачки были сужены до предела. Реакция на слишком яркое освещение, ничего больше. – Ты не против, если? Взяв со стола скальпель, Вольф аккуратно сделал надрез на плече. Небольшой и неглубокий, лишь затем, чтобы рассечь белую кожу. Одновременно он запустил таймер, отсчитывающий секунды. Надрез заполнился кровью. Еще миг – и красная капля побежит по плечу вниз, капнет кровь в специально подставленную для защиты миску и... Сверкнула красная искра, и кровь потемнела, мгновенно загустев. Еще секунду Вольф смотрел на ранку, отмечая крошечные черные точки на белоснежной коже, а потом ранка затянулась. На регенерацию потребовалось две с половиной секунды. – Болит? – Нет. – Качнула головой Белая, равнодушно уставившись взглядом в потолок. – На скальпель посмотри. Тонкое, идеально заточенное лезвие побурело, покрываясь ржавчиной, которая уже медленно переползала на рукоять. Вольф аккуратно, чтобы не задеть скальпелем ничего постороннего, перенес его на железный столик. Стукнул кончиком о твердую поверхность. Сталь начала крошиться, как высохшая корка хлеба. Раньше было так же, но требовалось больше времени. И для регенерации, и для черной крови. – Забавно... – Протянул хирург, складывая крыло поудобнее и снимая защитные перчатки. Они полетели не в общий бачок для мусора, а в стоящий рядом, хорошо изолированный. – Когда анализы будут готовы, я смогу выразиться более точно, но на данный момент у меня есть одна версия. Белая села на койке и принялась одеваться. Вольф отвернулся к окну, забранному прозрачным стеклом. Не то чтобы своим взглядом он смущал крылатую или сам смущался, но таковы были правила приличия. И хирург их принимал. – На Меге я потеряла контроль. – Негромко напомнила Беаль. – Не «потеряла» а «почти». Это маленькое слово, если подумать, меняет очень многое. Если бы это произошло, ты бы тут передо мной не находилась... Хотя, скорее всего, находилась бы. А вот Малкольм, Джар и Мир не вернулись бы. Можешь считать, что у тебя был крошечный энергетический всплеск, который ты успешно подавила. – Крошечным всплеском нельзя убить троих крылатых одновременно. – Буркнула крылатая, застегивая липучки на рубашке, расположенные под крыльями. – Мне нужна изоляция? Вольф побарабанил пальцами по подоконнику, на котором в пробирке торчала ромашка. В ее натуральности можно было не сомневаться – пластику не нужна была вода, и регулярных стерилизаций комнаты цветок не боялся. И не вял. – Не думаю. Разве что, если ты так настаиваешь, то могу закрыть тебя на одну ночь в нижних камерах. Выплеснешь эмоции. – Предложил хирург. – Мое состояние ухудшается? – Сложно сказать. – Вольф врать не любил, особенно по врачебным вопросам. Особенно Белой. – Ты же знаешь, у меня нет возможности сравнивать твой случай с каким-либо стандартом или нормой, так как на данный момент ты единственная крылатая, прожившая с черной кровью так долго. – Медицинский уникум. Когда сдохну, изучишь мое тело детально? – Фыркнула Белая, шнуруя ботинки. – Не сомневайся. – Пообещал лае, качнув головой. Звякнули бусинки, вплетенные в косички на висках. – Я изучал течение болезни у других рас, и, признаюсь честно, не могу понять. Черная кровь у тебя долго. Дольше, чем способны прожить зараженные. Не скрою – меня удивляет, что ты до сих пор жива. Ты не подумай, но я стараюсь объективно подходить к изучению твоего случая, но ты... Да, ты медицинский уникум. – Ты что-то про версию говорил. – Напомнила крылатая. Вольф кивнул повторно. Ухватился пальцами за косичку, задумчиво потянул. Потер нос, привычно прислушиваясь к беззвучному пению связи. – После травмы некоторое время ты пробыла без регенерации. А также стазис – твой мозг, без сомнения, был поврежден столь долгим пребыванием без кислорода. Мой прогноз на твой счет был однозначным еще когда мы не знали, что у тебя mitta. Но ты запустила собственную регенерацию, как мотор машины. Кстати, я так и не понял, как тебе это удалось... – Илья приказал встать в строй. – Педантично пояснила Белая, поправляя ремень на штанах. – И я выполнила его приказ. – Сломанный позвоночник. Вырванное крыло. Удаленное легкое, часть желудка и почка из-за Черной Крови. Репродуктивная система. Система регенерации. – Прикрыв глаза, перечислил по памяти Вольф. – Печень. Вывернутая грудная клетка. Про поврежденное сердце напомнить? Или про то, что твоя система регенерации была поражена Черной Кровью в первую очередь? А нервная система? Беаль, ты была в стазисе почти двадцать часов, хотя умирают уже после восьми! Крылатая дернула уголком рта. Все свои повреждения она помнила и сама. – Ты на каталке была! – Хирург не любил того, что не мог объяснить научными терминами. – У тебя действовали руки лишь на двадцать процентов! А легкое? Печень? Ты была подключена к системам жизнеобеспечения! У тебя сердце не билось без поддержки! И после слов Ильи что ты сделала? – Встала в строй. – Равнодушно буркнула Беаль, складывая плотно крылья. Да, было такое. Но самое главное заключалось в другом. Она выполнила приказ и сделала то, чего желала. Стала оперативником. Развернувшись, Вольф ткнул пальцем в крылатую. Он не любил, когда его прогнозы так бесцеремонно портят. – Неееет! Ты. Встала. На ноги. Со сломанным позвоночником! С ногами, которых не чувствовала! Ты сердце запустила! И легкие! Ты... – Хирург запнулся, подбирая нужное слово. – Ты за пару часов восстановила второе легкое, почку и желудок, заставив работать – напомню! – поврежденную регенерацию! Прозвучало глупо. И обиженно, словно Вольф расстроился фактом выздоровления своей больной. – Несправедливо. – Хмыкнула насмешливо Белая, уставившись на вытянутый в свою сторону палец. Обижаться на излишнюю эмоциональность врача было занятием слишком скучным. Подумав немного, крылатый спрятал руки за спину. Вздохнул, успокаиваясь. – В общем, после травмы твой организм исцелился почти полностью. Несмотря на Черную Кровь, которая должна была тебя убить к тому моменту. Оставаясь в организме, mitta все более интенсивно поражает твои органы, но регенерация раз за разом усиливается, сводя на нет все признаки смерти. При этом ты регулярно получаешь дополнительные травмы, скажем так, извне. Но на балансе это не отражается... Это похоже на вихрь. Но что от чего зависит – не знаю. Черная Кровь мутирует, и регенерация усиливается. Либо организм пытается исцелиться, но mitta не отступает, и принимает контрмеры. – Кратко говоря, - Белая хорошо ловила саму суть. – Я потеряла контроль над собой из-за того, что не могла регенерировать с нужной скоростью. И как только исцеление даст сбой, то я мгновенно сдохну. – Кратко говоря. – Согласно кивнул хирург. – Если бы я мог понять механизм запуска твоей регенерации, то смог бы сказать точнее... Быстро развернувшись, крылатая беззвучно подошла к двери и рывком распахнула ее. Прятавшийся за ней Малкольм мастерски сделал вид, что вообще шел мимо и просто хотел заскочить в кабинет за какой-то мелочью, а не старательно подслушивал. Вольф улыбнулся. Рыжий сестру обожал, беспрекословно выполняя все, о чем бы она не попросила. Но и волновался он за нее сильнее, чем кто бы то ни был. – Подслушивал. – Белая не спрашивала, холодно рассматривая младшенького. Малкольм вскинул подбородок, с вызовом поглядывая на сестру. Потом, не теряя царского вида, чуть кивнул, подтверждая, что да, подслушивал. – Потому что ты ничего не говоришь о своем состоянии! А я видел, что ты на Меге себя плохо чувствовала! Крылатая тяжело вздохнула. Ухватив рыжего за плечо, бесцеремонно развернула лицом в коридор. – Сегодня я не сдохну. Нужно еще Заафира найти. – Равнодушно протянула Беаль. Малкольм, рыжий наглый Малкольм, требующий почтительного уважения к своей восхитительной персоне, разом успокоился и перестал упираться, позволяя выпихнуть себя из дверного проема. – А завтра? – И завтра тоже переживу. Риса необходимо обучить нашему языку. – А послезавтра? – Нет. Очередь Джара готовить. А потом твоя. Ты что-то говорил про торт с клубникой. – Спокойно произнесла лае, и окончательно выпихнув младшего брата, захлопнула дверь. Пошевелив крыльями, Вольф снова улыбнулся. Все лае были привязаны друг к другу незримыми нитями. Тонкими и нежными, но они не позволяли обманывать. И Белая не врала, говоря Малкольму о поисках Зафа, необходимости обучения языку Риса и про торт. Потому что она доживет до всех этих событий. Не позволит своему организму остановить регенерацию. А после этих событий найдутся другие, важные и не очень. И приказы Ильи. Без приказа начальника Отдела Белая даже не полетит – так шутили порой. Странная штука – связь. И пусть Беаль не признавалась в этом, но Вольф порой ощущал это. – Я хочу побыть в изоляторе одну ночь. Этого будет достаточно, чтобы получить допуск на поиск Заафира? – Прерывая поток мыслей хирурга, спросила Беаль, привалившись сложенными крыльями к двери. Лучший врач Отдела задумчиво пошевелил губами, доставая чистый листок. Нужно будет написать отчет и принести начальнику, а так же расписать все аспекты прогрессирующего состояния Белой. Состояния... Переплетения связи перед закрытыми глазами стали похожи на паутину. Тронешь одну нить – и зазвенят, перекидываясь на всю сеть, остальные. – Знаешь... – Вольф оторопело уставился на ручку, колпачок которой несколько раз уже успел крепко укусить. – Да, изолятор – это хорошо. Но ты писала, что в свой первый визит на Мегу использовала Черную Кровь, чтобы что-то разломать... – Железную цепь на замке. – Уточнила крылатая равнодушно. – А что? – У меня идея. Помнишь, мы иногда заказываем выпечку у одного... Скажем так, человека? Мы еще помогли ему спасти свою пару. Вольф любил наблюдать за тем, как думают лае. Порой ему казалось, что он видит мысли, написанные на лбах крылатых, слышит щелканье шестеренок, читает в глазах логические цепочки. Вот и сейчас Белая думала, выстраивая пирамиду догадок. Всегда спокойная, она не позволяла эмоциям проявляться сверх необходимого. Железная крылатая. Белоснежная, стальная, крепкая. Достаточно умная для нужных выводов. Человек. Почти человек. Мир, в котором он живет. Лае заказывают у него иногда выпечку. У почти человека есть бар, где он готовит. Мир, в котором живет этот человек, и где стоит его бар. В мире знают о существовании Черной Крови. Знают... И используют для своих целей. – Я думаю, что можно будет договориться с кем-то достаточно надежным в том мире. Конечно, симптомы протекания болезни разные, но мы можем попробовать. Если существа с такой болезнью способны хотя бы частично использовать ее, то чем ты хуже? – Вольф чуял ту грань, когда уязвленное самолюбие становилось еще одним стимулом жить. – Тебе удалось один раз забрать время металла, а сейчас я увидел, что развитие продолжается. Почему бы и не выжать из подходящего момента все, что можно? Пару мгновений Белая еще размышляла, а потом медленно кивнула, соглашаясь. Почему бы и не выжать? Самое главное она узнала, и теперь единственное, что можно делать – продолжать двигаться, пытаясь продержаться еще немного. Подняв руку, крылатая с силой провела ладонью по боку. Она сдохнет, как только собственная регенерация, пораженная болезнью, даст сбой. Старая память, закрытая от всех на самом дне, шевельнулась. Белая не могла слышать этот смех, в тот момент она ничего не могла сделать, находясь в болевом шоке. А потом в стазисе. Но смех был. Как и ощущение, что кто-то держит ее сердце. – Вольф. Я хочу в изолятор. На одну ночь. – С усилием выговорила лае. – А завтра уже делай, что считаешь нужным. Хирург вздохнул, и вернул на стол поднятый было бланк, пряча результаты сканирования гибрида.