Под Крылом

*** Новость переходила от крылатого к крылатому, из уст в уста. Снова и снова, заходя на второй и третий круги. Химера-сосуд. Сосуд-химера. Робот, кукла, гибрид. Химера, которую нужно убивать. Сосуд, которого стоит защищать ценой собственных крыльев. Детеныш, в чьем теле закрепилось и проросло зерно, создавшее ось. Лишь в том, кому оно предназначено, может прорасти «последний шанс». Звенела связь, дрожа от общих эмоций и чувств. Вольф улыбался, не открывая глаз. Нити связи натягивались до боли. И когда уж казалось, что от напряжения порвутся – то тончайшие струны вдруг расширялись, становясь канатами. И то, за чем следил Вольф – то темное, похожее на паутину чувство медленно угасало. Блекло, выцветало. У них есть сосуд. Есть надежда. И помощь Белых Плащей не нужна. Ведь теперь есть другой вариант. Тот, на который никто уже не рассчитывал. Невозможный. Нереальный. Ведь хромы не приходили, и все попытки оборачивались провалом. Но у признанного полукровки все получилось. Что же дал Заафир гибриду? Свою кровь? Зерно, которое не хотел принимать, но сберег? А что дал Заф остальным крылатым? Чудо. – Тебе снится что-то приятное? – Простодушно прогудела Мэл, сидя на земле и привалившись спиной к бортику фонтана. Плащ из толстой парусины на плечах встопорщился, выпуская золотые крылья. На коленях у ее лежал двуручный клинок, кажущийся в ее руках коротким кинжалом. Вздрогнув, Вольф открыл глаза. Он сидел в кабинете начальника Отдела, забравшись в кресло с ногами и укрывшись крыльями. – Кошмары? – Равнодушно уточнил Илья, отвернувшись к окну и оперевшись руками на подоконник. Всегда после публичных выступлений Вольф приходил в кабинет к арху, забирался в кресло и некоторое время просто молчал. Порой крылатый впадал в полудрему. – Не то чтобы... – Уклончиво заявил хирург, встав и принявшись разминать крылья. – Вы Мэл видите? – Вижу. Возле фонтана сидит. – Отозвался арх. – Меч полирует. – Значит, не показалось... – Пробормотал Вольф себе под нос. Странные они, златокрылые. Прибились к Отделу, и живут тут с общего согласия. Отдают кому-то зерна и просят их сохранить. Иногда исчезают куда-то... – Эрелим знал. – Продолжая наблюдать за ухаживающей за мечом Мэл, произнес задумчиво Илья. – Перед тем, как уйти, он сказал, что Заафир принял его дар и передал. Сообщил, что лае все сделал верно. Я еще задумался над его словами. Эрелим знал, что зерно предназначено не Заафиру, а химере, которая станет сосудом. Вольф нахмурился, отвернувшись к столу. На отполированной гладкой поверхности стопочками лежали бумаги. Отчеты, доклады, заявления... Вытянув крыло, хирург едва коснулся перьями одной бумаги, разворачивая лист к себе. Письмо от официального посла эалей. Время контракта на торговое сотрудничество подходило к концу, и нужно встретиться, дабы подписать новый. Или известить об окончательном разрыве. – Порой мне начинает казаться, что лилимы в сговоре со златокрылыми и ведут какую-то свою игру, в которой все мы – просто исполнители ролей. – Продолжил спокойно арх. – Между прочим, ты от них недалеко ушел. – У всех есть свои слабости. – Мирно признался хирург, не став отпираться. Передвинув крылом письмо на свое место, Вольф рухнул в кресло. – Вы же знаете, я ничего не могу с этим поделать. Психологическая травма, когда от знания зависела жизнь... Прислушался. Связь еще звенела, но звук шел откуда-то с улицы. Сверху. – Дополнительный барьер Купола поднят. – Пояснил Илья, не оборачиваясь. Правую ладонь он поднял к вазочке, почти касаясь пальцами сохнущего букетика. Коснется – лепестки опадут. Сосуду нужно время, чтобы окончательно развиться и заработать. А есть ли оно у них? – Это какой уже за сегодня? Второй? – Третий. Никто не должен знать о появлении у нас сосуда. Я запретил обсуждать это за пределами Отдела и сообщать весть любому постороннему. – Лилимы разболтают... – Со вздохом заметил Вольф. Арх медленно покачал головой. – Гавриил и Рино с Гэри обещали молчать, а остальные пока что рядом с Древом. Завтра прибудет посол от эалей, и зная этого хитрого... – Засранца, - подсказал шепотом хирург. – Хвостатого, - не стал оскорблять посла Илья, - то он попытается выведать все наши секреты. Снова. Похоже, ему никогда не надоест. – Значит, нужно держать его подальше от Риса. – Я уже отстранил Карма от работы на неделю и объяснил ситуацию. Вольф кивнул. За столько лет общения с архом крылатый научился понимать смысл коротких, зачастую рубленных фраз. Безопасность. Заф, ушедший в цикл и провалившийся в другой мир, сейчас был слабым местом, и лае старались, чтобы об этом знало как можно меньше посторонних. Тем же Шии-Наи’Го ничего не будет стоить сообщить про «потеряшку» Белым Плащам. А то и самостоятельно начать его искать. Вот только в случае обнаружения Заафира первыми они не станут его возвращать в Отдел. А сейчас у них появилось второе слабое место. Даже не место – а огромная дыра в защите, прикрытая разве что кусочком ткани. Сосуд. Проект хромов, которые, возможно, все погибли. Крючок для всех крылатых. Если гибрида убьют, надежда, проросшая в душах крылатых, убьет их всех. И пусть некоторые лае еще не могли поверить в эту новость, но теперь все они встанут на защиту. А еще могут попытаться Риса выкрасть. За ним пойдет Белая и Карм с Дарелином. За Белой – Малкольм. А за ним уже все остальные. Когда Белые Плащи прислали письмо с «предложением помощи», то некоторые все равно рвались спасти Ерка. Эаля, который уже был давно мертв, но все еще сохранял свой облик в памяти крылатых. Конечно, с хвостатыми у них сейчас мир. Но кто откажется от шанса прибрать к рукам мир крылатых? Ведь для этого теперь достаточно выкрасть сосуд, и пригрозить, что уничтожат его за непослушание. И лае сделают все, что будет велено. Огромное, ничем не защищенное место. Лучше держать его в секрете. Никто не должен знать о появлении Риса в Отделе. А не пустить посла нельзя – по сложившейся традиции эали предпочитают подписывать договоры не на своей территории. Возможно, стоит за это поблагодарить Виринея – стажера тогда взял с собой Раф, еще не зная о тотальной невезучести крылатого. Вирька тогда натворил ущерба на пятнадцать тысяч эальских единиц и едва не сорвал всю церемонию заключения договора. А его всего лишь попросили встать наряду с хвостатыми у двери, изображая почетный караул ради соблюдения традиций. Никто не знал, что в то время года у эалей вокруг цветов кружатся сотни жалящих бабочек. И уж тем более никто из лае и предположить не мог, что бабочкам очень нравится белый цвет, а парадная форма крылатых была как раз такой. Цвет оперения можно было уже не брать в расчет, как и аллергическую реакцию самого Виринея. Вольф вынырнул из воспоминаний и скосил взгляд, рассматривая опустевшее место между двумя стопками отчетов. Еще вчера там лежали просьбы об изгнании Дарелина из Отдела. Важное дополнение – еще вчера. Сегодня же бумаг уже не было. Большинство крылатых дураками не были, и смогли сложить несколько фактов. Дарелин был чистокровным боевым лиром. Заафир – признанным лае-полукровкой с кровью от серокрылого. Он отправился на Мегу, не обладая ни записями экспериментов, ни каким-либо специальным оборудованием. И если принять тот факт, что зерно помогло развиться лишь разуму... Значит, он мог передать лишь свою кровь. Все лае слышали эту песенку от лилимов, а те – от Дарелина. Колыбельная про ребенка. Частично слова ее передал Рис, прорвавшись в Отдел верхом на Малкольме. Вот только ее придумали не лиры. И не лае. Хромы. В своих попытках воссоздать проект Вольф перепробовал все. Или думал, что все. У него не было образцов крови хромов. Да и откуда ее достать, учитывая, что активное действие исцеляющих частиц составляет максимум шесть часов? Кровь лиров Вольф тоже испытывал, не получив никакого особого эффекта. Но раз в поколение у серокрылых появлялись особые дети. Стражи, в которых просыпались силы прародителей. Боевые лиры. А лилимы пели, что однажды хром влюбился в крылатую, и их ребенок получил лишь одну пару крыльев от матери, но способность к трансформации у него осталась. Как и сила, с помощью которой можно было разрывать реальность, переходя из мира в мир. А Дарелин уж дважды прорвался в Отдел, и все об этом знали. Так просто... Вольф делал все, но пропустил деталь, которая была перед самым его носом. Пропустил собственного ученика, который был носителем генов хромов. Активным. – Дарелин тоже отстранен от поисков сына. – Негромко заметил Илья, вернувшись в свое кресло. Подтянул ближе одну из стопок. Взял в руки верхний листок. – Не грызи себя. Даже я не знал, откуда появились боевые лиры. – Я мог бы догадаться! – Тоскливо протянул Вольф, дернув себя за косички на висках. – У них в генокоде отсутствует каша, как бывает при случайном скрещивании! И вообще... Хирург замер, не договорив и уставившись в одну точку. Арх дочитал отчет до конца и аккуратно положил на низ стопки. Взял следующий листок. – Что – вообще? – Не случайное. У лиров имеется шесть близкородственных прародителей, - крылатый заговорил, продолжая таращиться в одну точку и не моргая. – Все басни, что рассказывают Старейшины неокрепшим боевым – просто враки, но... Боевые лиры не размножались. И проснувшиеся силы не передавались детям, а рецессивные гены оставались в коде всех обычных лиров. Старейшины так делали не потому, что хотели, чтобы стражи любили всех одинаково. Они... Они знали, если боевой размножится, то передаст активный ген. Заложенную кем-то специально целенаправленную мутацию. Кровь лилимов при смешивании растворяется в других, и через два поколения скрещивания получается уже чистокровный крылатый. А что, если хромы... Вольф замолчал. Незаконченная фраза повисла в воздухе. Но Илья ее слышал. «А что, если кровь хромов при смешивании делает наоборот? И через два поколения ребенок боевого лира родится не с одной парой крыльев?» Арх слышал и другое. Как хирург мучительно обдумывает еще одну мысль, одновременно радуясь разгадке и ругая себя за тугоумие. – Близнецы связаны сильнее, чем просто братья. Регенерация Риса началась самостоятельно, без моей помощи. – Глухо признался Вольф. – Но изменения в энергетических потоках пошли в пятнадцать раз сильнее после того, как я перелил ему кровь брата... Первое поколение потомков. Лист зашуршал, аккуратно прячась под стопкой отчетов. Но брать следующий арх не стал. Он видел ответ в глазах крылатого. Слышал в дрожании крыльев, в нетерпеливом переплетении пальцев. Знал, почему Карамель просит о дополнительных сканированиях и анализах. Помнил собственное решение, принятое много лет назад. Не двадцать два, а шестьдесят два процента. Шестьдесят два и полтора. Со старшеньким ребенком Тиамы действительно не было проблем. Он был почти чистокровным лае, и не ему нужна была помощь боевого лира. Почти. Боевые лиры могут трансформироваться. Чтобы защищать. Маленький ребенок смог исцелить брата в приюте. Что, если остатки крови хромов способны не только пробуждаться, но и менять уже сформированный организм? Не через два поколения. В первом. Боевым лирам запрещено размножаться. Но у Дарелина было двое детей. А потом хирург вскинул опущенную голову. – Карм. И Заафир. Секрет создания сосуда. Ничего особенного. Нужно всего лишь двое детей от боевого лира. Так просто. И так сложно. На всей памяти Ильи Карамель и Заафир были единственными выжившими детьми с таким набором генов. Детьми, в чьих жилах текла кровь хромов. *** В свою комнату Рис попал после ужина. До этого на кухне была Белая с Малкольмом, а потом пришел еще один крылатый, с выбритыми висками, но длинной, достающей почти до колена косой и пластырями на руках. По сравнению с ним прическа Карма и его братьев была короткой. Он был одет в темную форму оперативника. Крылатый сказал, что его зовут Раф, и сообщил, что пришел извиниться. Запоздало гибрид вспомнил, что именно этот лае был одним из тех, кто в душевой ухватил его за руки, не позволяя вырваться. Рис не знал, как ему на это реагировать. Все уже произошло, и ничего изменить нельзя. И потом, крылатые, как и люди, руководствовались другими программами для принятия решений, а Итаним был настроен на понимание лишь своего владельца. Замолчав, Раф замер, уткнувшись взглядом в стол и рассматривая сахарницу. Малкольм старательно мешал ложечкой свой чай, но делал это абсолютно беззвучно. Белая равнодушно смотрела в окно. – Скажи, что прощаешь. – Наклонившись к гибриду, шепнул Карм, видя, что пауза затягивается. Перед незнакомыми крылатыми Рис не часто открывал рот – они почему-то начинали на него странно коситься. Но тут пришлось. Усевшись на кровать, гибрид поставил себе на колени чашку с сохнущей веточкой. Листков на ней больше не было, но Рис исправно поливал землю утром и вечером. – Я теперь сосуд. – Беззвучно шевельнув губами, поделился он новостью с растением. – Карм сказал, что теперь я очень ценный. Получилось глупо. Вишня Мирабель не отвечала, и не реагировала на слова. Рис закрыл глаза. Весь вечер Белая пыталась объяснить ему смысл нового статуса, и, кажется, осталась недовольна. Но гибрид все равно старался понять. Одно было ясно очень точно. Если Рис быстро «разовьется», то растения зацветут. И помидорка сможет ожить, ведь у нее еще могут оставаться здоровые корешки. Лезть в чашку и расковыривать землю гибрид боялся, но старательно обнимал ладонями керамические стенки. Может, Вишня Мирабель просто не распознает невербальных сигналов? В фильмах на терминале тоже бывало, что персонажи чего-то не понимали и переспрашивали. Или вообще обижались на что-то, что сами придумали. – Регенерируй. – Попросил Рис тихо. – Расти. Росток остался неподвижным, и никаких изменений не произошло. Помучавшись еще немного, Рис снова вернулся к собственному статусу. Он теперь сосуд. Карм принес кубики с записями и показывал других. Тех, кто до гибрида назывался этим словом. Носил звание сосуда. Никто не пил кровь. Это «очередная дурацкая шутка Малкольма, не верь болвану. В следующий раз, Рыжий, я на тебя чай выверну». И силу тоже. Что это за сила такая, оставалось загадкой. Не кинетическая по крайней мере. Сосуд сам делился ей с крылатыми. Но как это происходило, Рис тоже не понял, хотя просмотрел запись девять раз. А еще Ил сказал, что Заафир будет очень рад, узнав, кем стал гибрид. И только это примиряло Риса с новым статусом. Заф был хорошим. Даже не так. Заф БЫЛ. Сиял в голове гибрида золотым стандартом, идеалом, тем, чье мнение было для Риса самым важным. Возможно, единственно важным. И если Заафир будет рад тому, что он стал сосудом, то Рис тоже будет радоваться. Конечно, и Дарелин, и Карм, и даже Белая тоже были хорошими, но они не были Зафом. И от этого становилось плохо. – Он живой. – Повторил гибрид беззвучно. Именно это было тем, что волновало Риса больше всего. Живой. Темный переулок между домами и мусоросжигатель теперь казались чем-то далеким и ненастоящим, словно уровень в компьютерной игре, которых было много на терминале. Но гибрид все равно боялся. Вдруг ему просто послышалось? Вдруг он неправильно перевел фразу? А что, если Рис просто сломался, и находится во власти испорченных систем ядра? Поэтому он переспрашивал по несколько раз в день. У Дарелина, у Карма, у других братьев. Только с Ирином не говорил. Рису вполне хватало летящей в голову чашки или ложки, чтобы утолить жажду разговора с младшим братом Зафа. А после возвращения из изолятора Ирин ни с кем не разговаривал, запершись у себя в комнате и даже отказавшись от ужина. Рис погладил сухую веточку. – Регенерируй. – Попросил он снова у растения. То опять никак не отреагировало. А гибриду вдруг стало очень обидно. Почему разработчики кукол не дают им сразу нужных настроек, чтобы правильно любить Вишню Мирабель?