На пороге войны

Павел довёз нас и остановился прямо напротив клуба. Он попрощался и тут же скрылся за поворотом. В этот раз я первый зашёл в здание, и помогать Лёше пришлось самому Михе. Это был основной вход. Справа находилась касса, в которой продавали панковское счастье - билеты. Хотя, помимо концертов, так можно сказать и о пиве. Слева гардероб. Ну да, зимой он, конечно, пригодится. Я прошёл вперёд и оказался в тёмном помещении. Глаза немного привыкли к темноте, и получилось разглядеть что-то на подобии сцены и танцпола. Всё казалось обшарпанным и потрёпанным. Я ещё немного прошёл до сцены и сел на её край. Интересно, а фанаты смогут также сесть во время нашего выступления? Наверное, да... Или, ещё хуже, будут хватать за ноги... Я огляделся и слева заметил прислоненный к сцене железный забор. Теперь понятно, лишних касаний можно будет избежать. Неожиданно зажегся один из прожекторов и свет указал прямо на меня. - Как ангел... - Послышалось где-то за спиной, и я повернул голову. Рядом стоял Горшенёв и уже тянул руки к моей голове, собираясь погладить. - А чего ребята инструменты не тащат? - Я встал рядом с ним. Прожектор ослепил глаза, и за пределами сцены ничего не было видно. Миша осторожно положил руки на мою талию и чуть подвинул к себе. Сердце забилось и, одновременно с этим, душа улетела куда-то за пределы тела. Такие тёплые ладони... Он опустил голову на моё плечо. - Представь этот вечер... Вокруг много людей, все прыгают и веселятся. Парни стараются, рубят пальцы в кровь, извергая хорошую музыку. И мы скачем по сцене, как горные козлы... - Горшенёв не успел договорить, потому что я громко засмеялся. Вот что за человек! Вроде хочет сказать что-то важное и красивое, а выходит... Он что-то недовольно буркнул себе под нос и отошёл от меня. - Все задний вход нашли, а ты через главный попёрся! Пойдём в гримёрку, там с тобой кое-кто побеседовать хочет... - Горшок скрылся в закулисье. Я расплылся в довольной улыбке, поправил рюкзак на плече и последовал за ним. Гримёрка представляла собой помещение с чёрным кожаным диваном с "порезами" на месте складок, где верхний слой начинал спадать, низкий столик, напоминающий журнальный и шкаф для верхней одежды. Я открыл дверцу, чтобы проверить, не завалялось ли там чего-нибудь интересного. Скрипнули старинные петли, и моему взору предстал парень. Светленький, лет 20, слегка начинающий обрастать щетиной. Заебали пихать зеркала куда непопадя. Ещё в шкафу было несколько вставленных друг в друга табуреток и пара вешалок для курток. Я кинул рюкзак на диван. Кто-то хотел меня видеть. И где? Почти сразу после того, как я об этом подумал, в комнату влетел мужчина, поправляя воротник своего кашемирового пальто. Видно было, что он немного запыхался. Пока он откашливался после пробежки, мне выпала возможность осмотреть его. На вид этому господину было лет 40. Сам он был полноват, так, что пуговицы на пальто готовы были сорваться с петель и полететь в дальнее путешествие. Чёрные брюки, в отличии от предыдущего элемента гардероба, сидели на нём более удачно. Ну, а ботинки... Обычные туфли, отполированные, казалось, до блеска. Пухлое лицо и проплешины на голове делали его похожим на поросёнка. Мужчина наконец привёл себя в чувство и обратился ко мне. - Здравствуйте, Андрей Сергеевич, - я гоготнул про себя. Давно ко мне никто не обращался по имени-отчеству. - Меня зовут Валентин Романович Зубов. Я директор этого заведения, - Похоже, тот самый папочка Паши. Мда, сыну больше повезло с внешностью. Валентин подал мне руку, и только сейчас я понял, что все ещё сижу перед ним. Я учтиво поднялся, и мы обменялись рукопожатиями. Ладонь его была неприятно горячей и потной. Я невольно вспомнил руки Миши. Нежные, тёплые и такие... Добрые. Я где-то слышал, что характер человека действительно можно понять по рукам, но почему-то в тот момент, когда мы с ним познакомились, это вылетело у меня из головы. А ведь если бы я задумался, то наверняка не пришлось бы бороться с предстоящими проблемами. - Мне просто хочется знать всех наших артистов в лицо, чтобы ненароком ни с кем не спутать. А то были случаи... - Он хрюкнул и потёр свой нос указательным пальцем. Его голос по сравнению с внешностью был более менее приятен. Но не так, как у Горшенёва... Мозг всё чаще и чаще возвращал меня к нему, и половину разговора я вовсе не слышал. Кажется, он говорил что-то про свой опыт работы и что на него можно положиться, а также рассказал пару каких-то нелепых баек... Неужели он считает, что мне интересно? Я, в свою очередь, осторожно киваю головой в такт его словам и витаю в облаках, вспоминая голос и объятия Миши. Да, Мишка Горшенёв стал занимать в моей жизни с каждым днём всё больше места... В дверь неожиданно постучали, и Зубов резко подорвался с дивана, который одновременно с этим заурчал, как кричащая гиена. А когда же он успел удачно приземлиться? Рабочая привычка? На пороге появился улыбающийся Горшок: - Валентин Романович! С вами одно удовольствие работать. И благодарю за такую низкую цену на предоставленное помещение, - он заострил на мне взгляд. Я улыбнулся в ответ. - Но не могли бы Вы вернуть мне прохлаждающегося вокалиста? Репетиция во всю идёт, а он здесь отлынивает! - Миша засмеялся и придержал дверь задержавшемуся гостю. Или хозяину? Тот быстро начал что-то лепетать и снова поправляться. Купил бы лучше куртку новую, чем глаз замыливать этим узким ковром! - До свидания, господа! Надеюсь, удастся присутствовать на вашем концерте! - Он порядком надоел своей вежливостью. Не знает что ли с кем ведёт разговор? Да и что такому, кхм, свину делать на нашем концерте? Его же задавят! Хотя, такого попробуй задавить... Наконец, Романович скрылся за дверью и оставил нас наедине. Как говорится, в зобу дыханье спёрло. Горшенёв медленно подошёл ко мне, одаривая добрым и ласковым взглядом. Хотя, может это просто мне всё казалось невыносимо долго и медленно. Он обнял меня, провёл тыльной стороной ладони по горячей щеке и тихо прошептал: - Андрюш... - Миша посмотрел на меня снова и томно улыбнулся. В моих глазах выступила какая-то пелена, через которую я и воспринимал всё так романтично и заводяще. Привязанность, влюблённость... Сейчас эти два разных понятия сливались вместе, воедино, и их границы не имели значения. - Я помню тот вечер... - Уши ярко покраснели, и я закрыл глаза, уткнувшись ему в шею. Было ли мне стыдно? Сам не знаю. Наверное, это всегда так неловко. Первые объятия, первые поцелуи... Первая ночь... Горшок осторожно приподнял моё лицо за подбородок, заставляя ответно смотреть в глаза. - Не хочешь повторить? - Его губы были совсем близко, я даже не успел понять, когда он чуть наклонился ко мне. Я прикусил нижнюю губу и рукой стал гладить его шею, стараясь быть как можно ближе, стараясь слышать, как стучит его сердце, стараясь чувствовать на своих губах тяжёлое дыхание... Резко распахнулась дверь и Валентин Романович ворвался в комнату, громко произнеся: - Я забыл дать вам свою визитку! - Мы тут же отпрянули друг от друга, опешивши и испугавшись. От адреналина кипела кровь, а стук в висках был больше похож на отсчёт до взрыва бомбы. Директор зловеще ухмыльнулся, спрятав приготовленную карточку в карман. Миша потёр затылок. А я коснулся пальцем прокушенной в порыве страсти губы, из которой тонкой струйкой бежала багрово-алая кровь. Попались.